Мегара. Сборник театральных пьес

Сцена 2

Вечер. Сверкает молния, раздаются раскаты грома. Начинается дождь. Он возвращается, спешит к потухшему костру, переносит его под навес, достает из мешка тряпки, заделывает просветы в ветках навеса, достает огниво, пытается развести огонь. Снова сверкает молния. Он смотрит на небо. Наконец из костра появляется дымок. Он заботливо раздувает его. Вбегает она, сразу устремляется под навес.

Она: Ты огонь разжег? Я вся промокла.

Он: Какая холодная!

Она: По пути из города дождь накрыл.

Она тянется к костру.

Он: Да подожди ты, потушишь ведь, будем в ночь без огня!

Она: А ты разве не попал под дождь?

Он: Нет, не попал. Я ушел раньше, к реке мыться ходил.

Она: А на ужин?

Он: Есть, не волнуйся.

Она: Мне холодно!

Она пытается прижаться к нему. Он достает из мешка какую-то тряпку, накрывает ее.

Он: Сейчас огонь разгорится, согреешься.

Она устраивается под тряпкой, обхватив колени.

Она: А я свечу продала, представляешь?

Он: Серьезно? А деньги где?

Она: У меня. Пара монет.

Он: Тебе так долго еще на Италию придется зарабатывать.

Она: Не беспокойся, заработаю.

Пауза.

Он: Хочешь покинуть меня?

Она: Это ты не хочешь идти со мной!

Он: Что мне делать в цирке? Вместо медведя ходить по кругу? Мне и здесь хорошо подают, и городская стража меня не трогает.

Она сперва хочет что-то возразить, но, грустно на него взглянув, умолкает.

Пауза. Он достает из мешка хлеб, небольшую головку сыра, крынку молока, принимается есть. Она демонстрирует безразличие.

Она: Это что, сыр? И молоко?

Он: Молоко, молоко.

Он подает ей еду. Она неторопливо берет ее, но потом с жадностью начинает есть. Он ей не мешает, а только наблюдает, как она ест.

Он: Везде все одно и то же…

Она: Ты-то это откуда знаешь?

Он: Я бывал в других странах.

Она: Правда? Когда же, интересно.

Он: Когда воевал.

Она: Воевал?

Он: Да, случалось. В других странах также, как и здесь: такие же луга, дороги, помойки и бродяги.

Она: Но я-то поеду с цирковой труппой. Значит, у меня будет все по-другому.

Он: Езжай, куда хочешь. А я просто закончу свои дни на помойках. Хватило путешествий на мою долю…

Она порывисто вскакивает, скинув укрывавшую ее тряпку, выбегает из шалаша.

Она: И уеду, уеду, уеду! Можешь не сомневаться!

Она бежит прочь, закрывает лицо руками.

Он подходит к ней, пытается защитить от дождя. Она отстраняется.

Он: Ну, что ты? Приедет цирк, мы попробуем договориться, чтобы тебя взяли.

Она смотрит на него, потом прижимается и начинает тихо рыдать.

Он: Что ты, успокойся.

Он гладит ее по волосам. Она постепенно успокаивается, вытирает глаза. Снова слышен гром, дождь усиливается.

Он: Пошли к огню.

Она: Приехал.

Он: Кто приехал? Цирк?

Она кивает. Пауза.

Он: И ты…

Она: Меня не подпустил к ним стражник на площади. Сказал, чтобы я убиралась прочь.

Он: Тебя же это не могло остановить, так?

Она: Нет, не могло. И тогда он грубо оттолкнул меня. А кто-то в толпе начал смеяться: "Посмотрите-ка! Бродяжка хочет замуж за акробата!" Почему стража такая грубая?

Он: Они не грубые. Просто они видят мир таким, какой он есть.

Она: Ты прав. Для всех я ещё одна бродяжка. И никому нет дела, что я могла бы стать кем-то еще. Например, танцовщицей!

Она начинает кружиться под дождем, поскальзывается, опускается на землю, вновь закрывает лицо. Он подходит к ней, снова бережно укрывает.

Он: Ты совсем промокнешь. Пойдем к огню.

Она встаёт с обреченностью. Они вместе возвращаются под навес из веток.

Он: Я поговорю со стражей, у меня среди них есть знакомый.

Она оживляется.

Она: Ты правда сделаешь это?

Он: Придумаю что-нибудь.

Усаживаются у костра

Она: Расскажи мне о других странах. В которых ты был.

Он: Да рассказывать особо нечего. Мы долго шли. Я помню в основном дожди. Это была поздняя осень. Кричат командиры, телеги с провиантом завязают в грязи, мы их толкаем. Все мокрые, злые. Потом сражения. Вернее, это были небольшие стычки с местными ярлами. У них и армий-то не было. Так, мужики с мечами, вилами и цепами. Мы их быстро опрокидывали. К обеду уже открывались ворота, и мы квартировались в новом месте. Небольшая передышка, и снова дорога.

Она удобнее устраивается у огня, кладет голову ему на колени.

Она: А города? Какие там города?

Он: Мы обходили большие города стороной. А в тех, в которые заходили, я помню ту же грязь, перемешанную с кровью, сырость, вонь. И трактиры с девками, пьяными песнями солдат.

Она: Неужели из этого похода не запомнилось ничего хорошего? Так же не бывает.

Он: Это произошло на одной из переправ. Река оказалась бурной, пришлось сооружать плоты, чтобы перевезти командиров, лошадей и провиант. Мы расположились прямо в лугах у реки. Я с небольшим отрядом отправился к местным за зерном. К тому времени мы уже не трогали маленькие замки, просто забирали их запасы. В тот день выдалось сухо, даже солнце порой проглядывало. Помню, подходим к крепости, нам без разговоров опускают мост, мы входим, направляемся прямо в чертог. И нам навстречу выходит молодая служанка. Я помню ее взгляд: открытый, ясный, без тени страха. Ребята подступили к ней и хотели забрать с собой. Но я крикнул им, чтобы оставили ее в покое, что мы сюда пришли не за этим. И когда мы уже уходили, она подбежала и протянула мне краюху свежего хлеба. Надо мной начали подтрунивать, но никто не смел ее обижать. Это был очень вкусный хлеб. Вот, хорошее, что я запомнил в том походе.

Она поднимается, садится.

Она: Ты такой добрый и заботливый.

Он сидит неподвижно, не смотрит на нее.

Он: Разве нам плохо вместе?

Она: Нет, конечно, нет!

Он: Чего же тебе не хватает?

Она: Здесь в моей жизни никогда ничего не изменится, а там…

Он: Везде все одинаково…

Она: Может быть. Но я хочу сама в этом убедиться. С цирком я увижу мир. Я стану танцевать на площадях в тех городах, куда мы приедем.

Он: И что потом? Зачем это тебе нужно?

Она: Чтобы больше никто на свете не посмел назвать меня бродяжкой! Даже если у меня не будет красивого платья. Ведь актер и когда голоден, и когда в лохмотьях – все равно остается актером.

Он вздыхает.

Он: Как и рыцарь…

Она гладит его волосы.

Она: Пожалуйста, не грусти.

Он: Как я могу не грустить, я привык к тебе.

Она: Но ты должен меня отпустить. Или поехать со мной…

Он: Нет, не поеду. Когда-нибудь цирк приедет сюда снова, и, может быть, мы увидимся.

Она отстраняется.

Она: Конечно, увидимся. Можешь даже не сомневаться в этом.

Сцена 3

Слышен несильный дождь. Они спят у тлеющего костра под навесом, укрывшись какой-то рухлядью. Он просыпается. Осторожно встаёт, нежно смотрит на нее, гладит ее волосы.

Забирает из мешка нож, завернутый в тряпку, берет куртку, уходит в ночь. Она продолжает спать, ничего не замечая.

Сцена 4

Она просыпается у потухшего за ночь костра, ежится от холода, приподнимается, встает, чтобы осмотреться, наступает на колючку в траве, охает от неожиданности, вынимает из ноги колючку, рассматривает.

Она: Такая маленькая колючка: пока не почувствуешь – не узнаешь даже, что она где-то есть…

Она достает из его мешка огниво, пытается развести огонь. Появляется он. Медленно подходит к шалашу, опускается на землю. С его одежды стекают струи воды.

Она: Ты ходил за хворостом? Не нашел сухого?

Он молчит, сидит неподвижно, тяжело дыша.

Она: Боже, как ты вымок! Не нужно было никуда ходить, мы бы и так согрелись вместе.

Он начинает кашлять, медленно ложится, потом вновь садится.

Она: Что с тобой? Ты меня пугаешь.

Он: Все хорошо. Посмотри, что у меня есть для тебя.

Он достает из-за пазухи сверток и подает ей. Она разворачивает, вскрикивает удивленно. Это – красивое платье.

Он: Оно даже совсем не промокло. Я старался, чтобы оно не промокло.

Она разглядывает с удивлением платье, потом бросается к нему на шею. Он вновь начинает кашлять. Она с испугом смотрит на него.

Он: Теперь ты сможешь спокойно пройти мимо стражи.

Она: Ты болен!

Он: Нет, просто продрог, сейчас посижу у огня и согреюсь. У нас ведь остался сухой хворост? Разведи огонь, пожалуйста. У меня в мешке огниво.

Она: Весь наш хворост промок, я не могу развести огонь!

Он: Правда? Это грустно. Тогда я прилягу, хорошо? А ты иди в город, там цирк.

Он ложится. Она в спешке обнимает его, пытаясь согреть.

Она: Ты весь дрожишь и горишь! Что приключилось?

Он: Все в порядке. Дождь почти закончился. Я полежу, отдохну и скоро согреюсь.

Она: Я согрею тебя!

Он: Нет, ты должна идти в город. Цирк сегодня уезжает.

Она: Цирк уезжает? Откуда ты знаешь?

Он: Я слышал разговоры на площади.

Она замирает.

Он: Одевай же скорее свое платье, я ведь не зря рисковал из-за него?

Она сначала медленно, потом спешно переодевается.

Он: Смотри, оно тебе – в самую пору! Я был уверен, что оно тебе подойдет. В таком платье тебя примут за благородную даму, и вряд ли кто посмеет остановить.

Она встает, осматривает себя, проходит несколько шагов.

Она: Оно прекрасно!

Он: Оно прекрасно, потому что оно – на тебе, и оно сослужит тебе свою службу. Иди уже.

Она: А ты? Как же ты?

Он: Как же ты мне надоела! Я сказал тебе, что со мной все в порядке! Иди уже, потому что если ты останешься, то я сам от тебя уйду, и ты точно закончишь свои дни на помойках с прочими бродягами! Или я должен тебя прогнать?

Она: Ты говоришь так, чтобы я обиделась и ушла, я знаю.

Он кричит, сдерживая кашлять.

Он: Уходи!

Она: Хорошо… Я пойду. Прощай.

Уходит.

Он: Иди… А я тут полежу немного, пережду дождь, потом тоже пойду.

Кашляет, берется за грудь.

Он: Что же там внутри так колет? И ведь не узнаешь, пока не почувствуешь.

Сцена 5

Вечер, закат. Дождя нет. Он по-прежнему лежит под навесом из веток у потухшего костра. Неожиданно начинает тихо кашлять. Вбегает она, на ней ее прежние лохмотья, платья нет, в руках у нее узелок. Она наклоняется над ним.

Он: Твое лицо мне знакомо. Я видел тебя раньше…

Она трогает ему лоб.

Она: Ты горишь!

Хватает его мешок, достает огниво, пытается разжечь костер.

Она: Почему хворост все еще не просох, тут же ветрено!

Он: Ты мне кажешься, я знаю. Ты – светлый ангел, пришел за мной в ее образе.

Она: У тебя жар, ты бредишь. Не говори ничего.

Он: Но ты ошибся, добрый ангел. Я много плохого сделал в жизни и не достоин в последние свои минуты лицезреть этот милый лик. Оставь меня.

Она начинает растирать ему руки, потом достает из узелка крынку, поит его.

Она: Пей же, это похлебка, она тебя согреет. Я тоже сегодня кое-что заработала.

Он пьет, захлебывается, кашляет, приходит в себя, приподнимается, смотрит на нее с удивлением.

Он: Как ты здесь оказалась, я же прогнал тебя.

Она: А я не ушла! Представляешь?

Он: И почему же, позволь спросить?

Она: Как я могла уйти? Ты столько для меня сделал, я ведь узнала, что ты сделал! Ты просидел всю ночь под мостом в канаве из-за этого чертового платья, пока стража не перестала искать вора.

Он ложится, вновь начинает бредить.

Он: Ты можешь это себе представить, Ангел? Она сейчас по пути в Италию с цирком. Я прогнал ее, накричал. Но она не обиделась, я уверен. Я знаю, что она меня любит.

Она вновь бросается к потухшему костру, хватает огниво, в полголоса читает молитву «Padre nostro».

Он: О, посмотри, какие зеленые там луга. Да… Это – Италия. Ты был там? Конечно, ведь ты же Ангел. И я был там. Это точно Италия. Я ее ни с какой другой страной не перепутаю.

Она останавливается, колеблется какое-то время. Потом решительно лезет за пазуху, достает сверток, извлекает из него бенгальскую свечу. Зажигает. Свеча начинает искриться. Она мгновение любуется ей, потом быстро подносит к хворосту.

Она: И правда, очень красивые искры. Только от этих искр мало толку!

Он снова начинает биться в кашле.

Она: Да что же мне делать-то?!

Достает следующую свечу, снова пытается разжечь костер и опять терпит неудачу. Он садится, смотрит на нее, потом закрывает лицо руками и начинает бесшумно рыдать. Она бросается к нему. Он вытягивает вперед руку, останавливая ее.

Он: Ты не должен прикасаться ко мне, не оскверняй свой лучезарный лик моими струпьями, Ангел. Я ведь ей солгал!

Она: Молчи, молчи…

Она достает свечу, зажигает, подносит к его рукам.

Он: Тепло…

Она закутывает его, вновь поит похлебкой.

Он: Ты правда, здесь? Ты не уехала? А где же цирк?

Она: Я не уехала. Я с тобой.

Он: Это неправильно. Ты должна была уехать. Может, еще не поздно, если ты поспешишь…

Ложится. Она ложится рядом, чтобы его согреть.

Она: Не говори ничего…

Лежат, потом он неожиданно вскакивает.

Он: Как я мог солгать ей! Ведь она мне так верила, а я не сказал ей, Ангел!

Она: О чем ты?

Он: Ты сам все знаешь.

Она: Ты должен рассказать сам.

Он: В ту ночь на нас напали. Свои же. Это был отряд инквизиции. Мы начали сражаться почти голыми руками, все горело, по полю метались лошади без всадников. Меня сразу оглушили, и когда я очнулся…

Она: Что?

Он: Я поступил как трус, я сбежал!

Она: Тише, не говори так.

Он: Подожди, это ещё не всё. Утром в лугах я увидел ту служанку, что вынесла мне хлеб. Она тоже там пряталась. Я побежал за ней, догнал, повалил, и овладел ею без всяких угрызений совести. Я ждал, что раздастся гром, меня поразит молния, но небо оставалось чистым, светило солнце, словно ничего и не случилось ни сейчас, ни ночью.

Она: Это война. Женщина на войне – трофей.

Он: Нет, это другое! Не за чем было больше воевать! Орден пал, братья пали! Потому что нас предали, король и церковь, а небо осталось таким же ясным!

Она: Бог все видит и долготерпит до времени.

Он: Ты в этом уверен, Ангел? Почему же я до сих пор жив? Я тоже должен был умереть в тот день вместе с братьями, а я до сих пор дышу и греюсь под солнцем! Почему? Не могу себя за это простить!

Она: Я тебя прощаю.

Он: Ты? Нет, ты не можешь!

Она: Я могу.

Он: Как можно меня простить?

Она: Я могу. Потому что я Ангел. И я люблю тебя. А теперь ложись, отдыхай.

Он покорно ложится.

Он: Мне холодно.

Она достает оставшиеся свечи, смотрит на них, потом поджигает. Это наконец позволяет ей разжечь костер. Она обнимает его, чтобы согреть.

Сцена 6

Эта сцена в зависимости от решения режиссера может быть сыграна как двумя актерами на сцене, так и главным героем в одиночестве, который слышит только голос.

Утро. Снова слышно пение дрозда.

Он: Ты здесь?

Она: Да. Как ты себя чувствуешь?

Он: Я сыт, и мне тепло.

Она: Я рада.

Он: Ты вернулась, не уехала?

Она: Я вернулась…

Он: А где твое платье?

Она: А ты не подумал, когда стащил его из двора знатного дома, что вся стража города меня в нем узнает? Я едва смогла спихнуть его за пару монет и купить на них тебе похлебку.

Он: Правда, не подумал.

Она: Ложись, ты еще слаб.

Он: Я бредил кажется. Что я говорил?

Она: Я не разобрала.

Он: Ладно, не расстраивайся. Продашь свои свечи и уедешь с цирком, когда он снова будет здесь гостить.

Она: Не продам…

Он: Почему?

Она: Они вымокли, и я их выбросила.

Он: Вот, растяпа! Ты могла бы их просушить!

Она: Увы. Они пришли в негодность.

Пауза.

Он: Ты все равно не должна тут оставаться.

Она: Я и не останусь. Цирк ведь приедет снова, и я что-нибудь придумаю.

Он: Обязательно приедет, можешь даже в этом не сомневаться.

Пауза.

Он: Я тут подумал…

Она: Что?

Он: Мы отправимся в Италию вместе. Разве нам плохо вдвоем?

Она: Нет, нам совсем не плохо вдвоем.

Он: Я буду носить реквизит, я ведь сильный. И буду защищать вас в пути, на дорогах сейчас опасно.

Она: Ты правда поедешь со мной?!

Он: А почему я должен заканчивать свой век на помойках? Я тоже что-то могу еще.

Она: Но ты ведь не хотел…

Он: А теперь хочу!

Она: Почему?

Он: Сон хороший приснился… Подагра прошла… Промок… Высох… Выспался… Да какая разница-то? Просто так решил, и так сделаю.

Она: Я стану танцевать на площадях в городах, куда мы придем.

Он: Ты хорошо танцуешь.

Она: И больше никто в целом мире не посмеет назвать нас бродягами.

Он: Пусть только попробуют!

Она: Потому что актер – даже если он голоден или в лохмотьях – все равно остается актером.

Он: Как и рыцарь.

Занавес.

Неидеальность

Действующие лица:

Люси Реймон – молодая художница

Крис – ее друг

Агент Люси

Мать Люси

Сцена 1

Комната. По полу раскиданы мужские вещи. Стоит мольберт, повернут так, что картины на нем не видно. В кровати спит Люси. Открывается дверь в комнату, заходит Крис. В руках у него газетный сверток.

Крис: Привет, соня.

Люси: Эй!

Крис: Уже полдень!

Люси: Стучаться надо!

Крис: В смысле?

Люси: Я уже взрослая девочка.

Крис: А, прости.

Крис затворяет дверь, стучится.

Крис: Можно?

Люси: Нет.

Пауза. Снова стук в дверь

Люси: Кто там?

Крис: Доставка.

Люси: Какая ещё доставка?

Крис: Доставка клубники.

Люси: Где клубника?

Люси вскакивает с кровати, бежит к двери, открывает, забирает сверток с клубникой

Крис: Вот пожалуйста. Написано: клубника для взрослых девочек.

Люси возвращается с клубникой в кровать, забирается под одеяло.

Люси: Они от неё возбуждаются?

Крис: Они от неё просыпаются.

Люси: Ну, всё, доставщик, вы свободны.

Крис: Просыпаются!

Люси: Ну, хватит!

Крис: Сколько ты ещё будешь валяться?

Люси: Дай мне ещё немножко полежать!

Крис: Сколько?

Люси: Не знаю.

Крис сдергивает с Люси одеяло. Она бросает в него подушку.

Люси: Эй! Я ем клубнику!

Крис: Ну, ешь, разве я тебе мешаю?

Люси: Отдай одеялко и подушку!

Крис: Нет, ты встаёшь!

Люси: Вот пристал!

Крис: Пристал.

Люси: А почему опять твои вещи везде разбросаны? Приберись сперва, тогда встану, может быть.

Крис: Это не я разбросал!

Люси: А кто, я что ли?

Крис начинает прибираться.

Крис: Почему я должен всегда прибираться?

Люси: Так ничего не разбрасывай.

Крис: Ты мне вообще кто, сестра или домработница?

Люси: В смысле? Ты вообще сам понял, что сказал? Я тебе сестра или домработница?

Крис: Да.

Люси: Ты совсем охренел? Сейчас сам будешь у меня рабом, понял?

Крис: Да, моя госпожа. Простите, моя госпожа. Я всё прибрал, моя госпожа.

Люси: Принеси мне кофе с круассанами, раб.

Крис: Ну уж нет, моя госпожа. Вставай и сама приготовь себе.

Люси: Ну пожалуйста! Тебе сложно что ли? И я сразу встану.

Крис: Точно?

Люси: Честное клубничное!

Крис: Вот только попробуй не встать!

Крис уходит. Возвращается с двумя чашками кофе и круассанами. Люси садится на кровать, пьет кофе. Крис берет газету, в которой лежала клубника, разворачивает, читает.

Крис: “Все глаза художественного мира обращены на талантливую и провокационную художницу Люси Реймон, чья новая работа готовится к выставке в престижной галерее на Монмартре. Ее прошлая выставка вызвала настоящую сенсацию и разделила общественность. Все ждут с нетерпением, что принесет нам новая работа Люси”.