скачать книгу бесплатно
Глава четвертая
Из переписки в Интернете:
ХХХ: – Зря, видимо, у нас админа сменили…
УУУ: – ??
ХХХ: – Предыдущий, когда сваливал по своим делам, хоть нормальные записки оставлял…
ХХХ: – Типа «Системный администратор отсутствует ввиду сложных обстоятельств».
ХХХ: – А эти?.. Вот что это такое, скажите мне, сейчас болтается на дверях?
ХХХ: – «Клас зокрыт. Одмины ушли охотица на креведок. Будим скора, ни сцыте».
( с сайта Bash.im – Цитатник Рунета)
Если перейти Тучков мост со стороны Петроградки и сразу повернуть налево, то между дореволюционных домов просматривается кривой, как коромысло, переулок. Он буквально набит академическими институтами. Их здесь целых четыре. Геологический, геофизический, каких-то суперсекретных ядерных исследований и наш.
Наш – самый скромный. При царском режиме в его трехэтажном здании размещалась типовая гимназия. Потом она стала школой для одаренных детей. Говорят, что здание отошло к Академии наук из-за расположенного рядом секретного института. Чтоб ребята по глупой любознательности не разведали военную тайну и не продали ее за пачку жевательной резинки. Поскольку взрослый человек знает, что такое бдительность. То есть продаст секрет гораздо дороже. И таким образом будет возведена еще одна мощная преграда на пути коварной шпионской деятельности.
Мне, кстати, тоже неизвестно, чем засекреченные ядерщики занимаются в свободное от основного отдыха время. Может быть, они разрабатывают новейшие виды оружия. Или, наоборот, придумывают, как от него защититься, чтоб было тяжело в учении и легко в эпицентре взрыва.
С некоторыми из них я сталкиваюсь по дороге на работу. Кому-то даже приветственно улыбаюсь. Пару раз видел, как они пили водку в соседнем кафе. То есть за будущее военной науки можно не переживать. Ее светлые умы упорно сопротивляются проникающей радиации.
Секретные исследователи ныряют в свой подъезд, а я иду чуть дальше. Без лишней спешки и демонстративного трудового героизма. На мелкие опоздания наше начальство смотрит сквозь пальцы. Тем более что сам Киреев раньше десяти в институте не появляется. Убедительно подтверждая поговорку, что создающие правила живут по исключениям.
На моей памяти Киреев только однажды наказал опоздавшего работника. Да и то сделал это достаточно тактично и оригинально.
Наказанным был системный администратор Юра Попов. Он только-только устроился в институт и не вполне понимал, кому и что можно.
Нам тогда регулярно задерживали зарплату. Предназначенные для нее деньги крутились в неведомых коммерческих банках и поступали с опозданием на две-три недели. Но никто особо не жаловался, потому что в похожих условиях жила вся страна.
Бывшая плановая экономика со скрипом переходила к новым рыночным отношениям. На многих предприятиях с рабочими вообще расплачивались произведенным товаром. И люди потом уныло толкались возле станций метро, предлагая практически за бесценок купить катушку для спиннинга, унитаз или подарочное издание книги «Возрожденная Россия».
Научным сотрудникам унитазов ждать было неоткуда. Так что мы просто терпели, считали дни и вполголоса ругали несостоявшуюся демократию.
Но на работу все-таки приходили почти вовремя.
Принципиально бунтовал только системный администратор Юра Попов. Он заявил, что у него не настолько золотое сердце, чтобы безвозмездно класть его на алтарь отечественной науки. И что он, наоборот, мысленно кладет на такую науку другой, хотя и не менее важный орган. А в качестве первого шага будет приходить на работу не к девяти, а к одиннадцати.
Так продолжалось около двух недель. После чего зарплату все-таки привезли. Хотя Юре в тот день никаких звонких монет не обломилось. Вместо этого Киреев вызвал его на ковер и попросил уточнить некоторые цифры.
В частности, они выяснили, что две недели содержат десять рабочих дней. Каждый из которых сисадмин начинал на два часа позже. И в результате доску объявлений украсил приказ: «Задержать выдачу зарплаты системному администратору Попову Ю.С. на двадцать рабочих часов».
В качестве моральной компенсации Юра повесил на двери своей берлоги знак радиоактивной опасности. И с удвоенной энергией продолжил мечтать о работе по той же специальности – но в какой-нибудь пивоваренной компании.
Юру вообще раздирают два диаметрально противоположных стремления. Первое бесхитростно, как гарнир в студенческой столовой. Оно подсказывает, что для активной жизнедеятельности нужно заливать в организм как можно больше пива. А второе терзает душу смутно и возвышенно. Говоря, что с любой выпивкой пора завязывать. Поскольку здоровье не то, и ясность мыслей уже далеко не хрустальная.
Во временном плане первая точка зрения доминирует безоговорочно. Она побеждает все остальные Юрины желания примерно триста шестьдесят дней в году. Но иногда случается сбой.
И в такие недолгие периоды Юра становится злым и грустным. Он пристает к остальным сотрудникам, дабы поделиться свежими негативными впечатлениями:
– Из-за этого пива уже с катушек съезжаю…
– Что случилось?
– Да привык пить из банок. А у пустых вырезаю верх и туда всякие детали складываю. Вчера сижу, разбираю системник. Рядом жестянка с винтами. И я, без всяких мыслей, автоматическим движением беру ее и пытаюсь выпить…
– Хм…
– Тебе смешно – а я чуть винтами не подавился. Пару штук точно проглотил…
Для меня, конечно, лучше, когда Юра придерживается первой жизненной позиции. Тогда среди его хозяйства можно расслабиться прямо во время рабочего дня.
Потому что кроме каморки около туалета в Юрином ведении находится роскошное изолированное помещение. Оно состоит из мелкой прихожки и двух небольших комнат. И имеет отдельный вход с торца здания.
По устным преданиям, во времена гимназии там была квартира дворника. Дореволюционная система образования не слишком сурово экономила на тружениках метлы и лопаты.
Академический институт себе такой роскоши позволить не может. Поэтому помещение приспособлено под склад разного барахла. В основном – отработанной техники, с которой жалко окончательно расстаться. Тем более что Юра активно поддерживает легенду, будто весь этот хлам безумно нужен для ремонта действующих компьютеров. Иначе помещение отберут и сделают в нем филиал картотеки или что-нибудь подобное. И тогда Юрина рабочая жизнь потеряет остатки привлекательности.
После обеда мы на час-полтора собираемся здесь втроем. Сам Юра, я и Вадик Семенов из словаря аббревиатур. Мы примерно одного возраста и социального положения. То есть нам не скучно друг с другом.
Мы сидим на потертых списанных стульях. Расслабленно пьем пиво и рубимся в шахматный блиц. Причем и то, и другое происходит под бесконечный аккомпанемент Юриных рассказов о тяжелой сволочной жизни:
– Ну как это назвать? У меня просто слов не хватает…
Юра выдает очередную историю о тупоголовых юзерах.
Он регулярно публикует свой телефон в газете бесплатных объявлений. И в выходные дни ездит по квартирным заказам, поднимая планку личного бюджета.
Клиенты, как правило, не имеют претензий и даже благодарят. Но среди них попадаются потрясающие пещерные экземпляры.
Одна женщина отличилась совершенно особенным образом.
В назначенное время Юра притащился к ее подъезду и вызвал хозяйку по домофону. Она откликнулась вполне незатейливо:
– Кто там?
– Ремонт компьютеров, – дежурно представился Юра.
Женщина молча отключилась. Дверь в подъезд осталась закрытой.
Юра подумал, что домофон не сработал, и повторил вызов.
– Кто там? – так же сдержанно и безлико поинтересовался женский голос.
– Ремонт компьютеров, открывайте
– Я не могу вас впустить. У меня ребенок спит.
– Так мы договаривались на два часа! Я в два и пришел.
– Я же вам говорю – у меня ребенок спит.
Женщина снова отключилась.
В таких случаях всегда можно плюнуть и уйти. Но, во-первых, было жалко потраченного на дорогу времени. А во-вторых, деньги за выполнение заказа уже ощущались как родные.
Юра снова набрал цифры вызова. Первый вопрос и ответ повторились.
– Я вам русским языком сказала – не открою. У меня ребенок спит, а вы шуметь будете.
– Значит, отменяете заказ?
– Погуляйте пока. Он проснется – я вас впущу. .
– А когда он проснется?
– Вот чего не знаю – того не знаю. Он из армии вернулся, они с друзьями вчера всю ночь отмечали…
Юра говорит, что со злости дважды бухнул ботинком по железной двери подъезда. Он гордо уехал домой, но обида до сих пор комом застревает в горле.
Мы сочувственно поддакиваем и приходим к общему выводу, что поведение хозяйки называется сволочизмом. Хотя Юра пытается утверждать, будто это самое настоящее пидорство. Но мы мы авторитетно объясняем, что до пидорства столь мелочный поступок все-таки не дотягивает. И Юра верит нашему филологическому чутью.
Пользуясь моментом, Вадик Семенов пытается растопить ледяное сердце системного администратора:
– У тебя есть хороший компьютерный учебник? Типа Микляева или Левина?
– Дома есть… – осторожно говорит Юра. Он не любит что-либо давать. По меткому народному выражению, его пальцы гнутся только в ту сторону, которая к себе.
– Принеси на пару дней, а?
– Тебе-то зачем?
– Да с мужиком одним поспорил. Хочу доказать, что я прав.
Юра недовольно чешет подбородок и делает ловкий тактический ход:
– Принесу с условием. Двадцать процентов выигрыша отдаешь мне. За теоретическое обеспечение.
– Без проблем, – соглашается Семенов. – Но учти, мы с тем мужиком на щелбаны спорили…
Иногда к нашей теплой компании присоединяется Лиза Александровна. Она старше меня лет на двадцать, но тоже так и не защитила кандидатскую. Хотя из-за выслуги лет все-таки пробилась в старшие научные сотрудники.
Она не курит и не пьет пива. Во всяком случае, в нашем присутствии. И вообще выглядит довольно милой женщиной с разносторонним кругом интересов. Но при этом – жуткая шахматная фанатка, которая ничего не может с собой поделать.
Такое сочетание напоминает об известном историческом прецеденте.
Каждый нормальный школьник помнит, что страны арабского Востока в средние века опережали Европу по уровню развития. Причем сразу во всех областях – от медицины до поэзии. Не говоря уже про туфли с загнутыми вверх носками или курение кальяна, которые Европа освоила на тысячу лет позже.
Пока европейцы прессовали Коперника или Галилея, арабские мудрецы вплотную подходили к принципам строения Вселенной, попутно открывая разные мелочи вроде таблицы синусов и теории отрицательных чисел.
Казалось, что их цивилизация отрывается от европейской, как «Феррари» от крестьянской повозки.
А потом случилось что-то непонятное. И арабский Восток практически замер в своем развитии.
Есть мнение, что прогресс остановился из-за повального увлечения игрой в нарды. Весь умственный потенциал арабского народа ушел в азарт передвижения фишек и кубиков. Склонившихся над ними ученых мужей совершенно перестали интересовать истинная продолжительность звездного года, умножение дробей и дальнейшие поиски философского камня.
Может быть, это было совсем не так. Или хотя бы не так прямолинейно. Но все равно, теория любопытная и заслуживающая внимания.
С Лизой Александровной произошло нечто подобное. Хотя и в сугубо индивидуальном масштабе.
Наверное, она могла бы сделать блестящую карьеру. Уверенно защитить кандидатскую и даже докторскую диссертации. Написать жутко умную книгу о влиянии императивных глаголов несовершенного вида на урожайность кукурузы в Вологодской области. В общем, творчески реализовать себя на гораздо большее количество процентов.
Вместо этого Лиза Александровна прожигает жизнь в бесшабашных шахматных поединках. Вечерами спешит к Екатерининскому садику, где собираются такие же энтузиасты. Постоянно участвует в первенствах района среди любителей.
Во время игры она забывает обо всем на свете. Словно старушка, которая в современной аптеке пытается купить лекарство от склероза за вышедшие из обращения советские рубли.
Как и всякая роковая страсть, шахматы приносят Лизе Александровне не только сумасшедшую радость, но и вполне закономерные страдания. Вплоть до временной утери статуса полноценной гражданки Российской Федерации.
Дело происходило во время очередных всенародных выборов. Так уж случилось, что Лизу Александровну это мероприятие застало в поезде. Она ехала в отпуск – с восторженными мечтами о южном солнце и теплом море. А сосед по купе любезно согласился сыграть две-три партии, что само по себе стало бурным дополнительным счастьем.
На одной из больших станций в вагоне появились члены избирательной комиссии с красной урной для голосования. Пассажирам объявили, что каждый желающий может, не отходя от спальной полки, выполнить священный гражданский долг. Достаточно только предъявить паспорт и выполнить кое-какие формальности.
В купе, где сидели шахматисты, просунулись озабоченные головы работников избиркома:
– Будете голосовать, товарищи?
– Да, да, конечно… – задумчиво согласилась Лиза Александровна.
Она не отрывала взгляд от позиции на доске. На ощупь достала из сумочки паспорт и кое-как нацарапала свои данные в открепительном талоне. Получив бюллетень, аккуратно сложила его вчетверо.
После чего торопливо засунула паспорт в избирательную урну, а сложенный бюллетень – в сумочку.
Члены избиркома извлечь документ категорически отказались. По закону они должны были доставить запечатанную урну в свое центральное учреждение и там вскрыть на глазах наблюдателей и не раньше, чем в двадцать часов по местному времени.
Лизе Александровне пришлось прервать поездку и возвратиться домой. Да еще целую неделю переживать – вернут ей паспорт, или он так и затеряется на российских бюрократических просторах.
В итоге все завершилось благополучно. Хотя остававшийся дома муж долго крутил пальцем у виска и ронял обидные слова в адрес великой древней игры.
Кстати, Лиза Александровна почти не переживает из-за шахматных побед или поражений. Ее завораживает сам процесс движения фигур и расчета вариантов.
Мы относимся к результату гораздо эмоциональнее. Вадик Семенов после каждой партии подпрыгивает на месте и кричит о гениальности замысла. Или, наоборот, о случайно утерянной концентрации. Он проигрывает чаще других, потому что слишком торопится.
А в блице, как ни странно, лучше не спешить. Движения руки должны быть плавными и ритмичными, как у пловца. Здесь надо не быстро бить по часам, а быстро думать.
Если бы я занимался физиологией, то обязательно написал статью о пластике спортсменов. И в том числе шахматистов. Мне кажется, что наблюдать за ней не менее интересно, чем за тактическими уловками или молодецкой затяжной борьбой.
