скачать книгу бесплатно
В нем угадывался чудовищный половой потенциал. Его неподдельно интересовало любое существо женского пола, включая лошадь на конном портрете императрицы Екатерины.
– Сохранив интерьеры кабинета Петра Первого, архитектор Растрелли создал величественную анфиладу парадных залов и гостиных, украсив их живописными плафонами, сложными наборными паркетами, зеркалами и золоченой резьбой… – выученно чеканила экскурсоводша.
Восточный человек не отводил взгляда от заманчиво колыхавшейся груди. Мысленно он уже прижимался к ней и согревал твердые соски горячим страстным дыханием.
– Сископильная тетенька, – сдержанным шепотом прокомментировала Лена.
– А дяденька, судя по всему, пискосильный… – согласился я.
– Особенно удались зодчему боковые павильоны, над которыми поднялись изумительные по нарядности золоченые купольные завершения… – продолжала долдонить дама.
Восточный человек следовал за ней, как охотник за добычей. Незаметно, но упорно сокращая расстояние.
К концу экскурсии их разделяли буквально считанные сантиметры. Его глаза горели алчным желтым пламенем. Руки словно сами собой тянулись к необъятной упругой груди.
На экспонаты музея уже никто не смотрел. Все наблюдали только за восточным человеком, в котором разгорался могучий природный инстинкт.
Он ждал своего шанса. И все-таки дождался.
Спускаясь вниз, дама неожиданно оступилась на исторической Дубовой лестнице. После чего рухнула в умело расставленные объятия.
– Пазволте, я вам помогу! Вот так, осторожно… – восточный человек обнимал волшебную грудь и таял от нахлынувшего счастья. – Вы ногу не подвэрнули? У вас все в порядке? Возьмите меня за плечи – и поднимайтесь…
Освободиться от прилипших рук было сложно. Но экскурсоводша все-таки справилась.
– Спасибо! – покраснев, поблагодарила она.
– Что вы, что вы! Это вам спасибо! – победно воскликнул радостный восточный человек. И, подумав, добавил:
– За увлекатэльную экскурсию!
Остальные посетители музея одобрительно захлопали в ладоши. В том числе и мы с Леной. Поскольку экскурсия действительно никого не разочаровала.
Самое удивительное, что и мы с Леной, и валявший дурака Берестов, и даже не по годам мудрая дочь вообще не задумывались, каким образом такая ценная вещь попала на нашу абсолютно не элитную помойку. .
Счастье казалось упавшим с неба. Его можно было рассмотреть или потрогать. А в перерывах с восторгом прикидывать, какую сумму за него могли бы отвалить на антикварном аукционе.
Чем мы, собственно говоря, и занимались.
Потом Валентинку с легким скандалом отправили спать. И разговор естественным образом зашел о детях.
Берестов хвастался, что устроил сына в престижную школу с нужным английским уклоном.
– Я специально обратил внимание – там даже на стенах нет никаких ругательств на могучем русском языке. Только «фак ю» или «шит». Ребенок полностью погружается в соответствующую лингвистическую среду!
Саня восторженно поднял кверху указательный перст.
– Школа жутко дорогая, зато все по высшему разряду. Учатся дети из хороших семей. Педагоги чуть ли не сплошь с научными степенями. Охранник на входе – морда в трюмо не помещается. Родителям каждый год выдают листовочку с предупреждением: «Если ваш ребенок будет продавать в школе алкоголь, оружие или наркотики, администрация оставляет за собой право на две недели отстранить его от занятий».
Берестов поскорее налил, чтобы отвлечься от мыслей о жестокости наказания.
– Казалось бы, такое обучение – а сын все равно растет балбесом. Один компьютер на уме. Или играет в свои дурацкие стрелялки, или болтает с друзьями в чате. Идет в ванну – рассылает всем надпись: «Ушел мыть голову». Через пять минут прибегает к компьютеру, на голове полотенце, убирает эту запись и ставит новую: «Ушел принимать душ». По-моему, такое уже не лечится…
Мы тоже поделились обидами на подрастающее поколение. Тем более что гордиться было особенно нечем.
Дочь вошла в независимый подростковый возраст. Слова «мама» и «папа» ей казались глупым пережитком детства. Она теперь снисходительно называла нас «муся» и «пуся». Или «мусик» и «пусик». Как бы производно от «мамуся» и «папуся». Если, конечно, у нее было хорошее настроение. В плохом она нехотя цедила «маман» и «папик».
Она росла обычным слабоуправляемым ребенком из обычной школы Хотя и там велась напряженная работа по профилактике правонарушений.
Как-то к ним на занятия пришел сумрачный человек из управления по борьбе с наркотиками. Судя по словам дочери, совершенно непохожий на положительных киногероев, которые в свободное от дежурства время читают девушкам стихи и ставят на место зарвавшихся богачей. Во всяком случае, он слабо напоминал любителя изящной словесности. А зарвавшиеся богачи школьную администрацию и без него нагло игнорировали.
Сумрачный человек потребовал собрать учеников в актовом зале. И сообщил про возросшее количество несовершеннолетних наркоманов. Для наглядности продемонстрировал цветные таблетки, отметив, что их чуть ли не открыто продают в некоторых дискотеках. И что именно с такой забавы начинается скользкий путь к полному распаду личности.
При виде таблеток ребята оживились.
– А можно посмотреть поближе? – спросил кто-то из бойких старшеклассников.
Борец с наркотиками отсчитал три штуки и протянул их ближайшему школьнику:
– Пусти по рядам, чтобы все ознакомились. Но предупреждаю: если хоть одна пропадет – никого отсюда не выпущу, пока не вернете.
Дальше беседа протекала гораздо веселее.
Таблетки с шуточками и комментариями переходили из рук в руки. Их рассматривали, нюхали и даже пытались лизнуть. Но угроза никого не выпускать, как ни странно, подействовала. И в итоге сумрачный инспектор получил назад не три, а четыре таблетки.
Он спрятал добычу в карман и ушел пудрить мозги другим подросткам вверенного района. А охваченная профилактическим мероприятием школа еще долго гудела, хихикала и обсуждала его появление.
Кажется, есть такая поговорка: помянешь черта – а он тут как тут. И вполне возможно, что та же закономерность срабатывает, когда речь идет о милиционерах.
Потому что именно в момент моих полукриминальных воспоминаний настойчиво закурлыкал дверной звонок.
Часы показывали без пяти одиннадцать. Лена на работе, Валентинка в школе. Берестов ушел под утро и сейчас должен дрыхнуть без задних ног.
Я сполз с дивана, напялил тренировочные штаны и потащился открывать.
По пути машинально спрятал фарфоровую богиню в платяной шкаф. Кто бы ни пришел – мне не хотелось отвечать на лишние вопросы. Не потому, что чувствовал себя в чем-то виноватым, просто отсутствовало желание ворочать языком.
За порогом стоял лейтенант милиции. Я даже не слишком удивился. После вчерашнего реакция была явно заторможенной.
Лицо милиционера выражало легкую профессиональную озабоченность. Как у гинеколога, запустившего палец в соответствующий орган.
– Здравствуйте! Участковый инспектор лейтенант шум-жум-жум… Вот, хожу по домам, знакомлюсь с людьми.
Он говорил так, словно я полжизни мечтал об этом знакомстве. А вторую половину проведу в гордых рассказах о том, что оно все-таки состоялось.
Хотя я никакой ответной радости не проявлял. И даже наоборот, старался выглядеть человеком, которого оторвали от крайне срочного дела.
У нас вообще мало кто питает нежные чувства к милиционерам. Тем более что сами работники правопорядка делают все, чтоб их не захлестнуло волной горячей народной любви. Поскольку гораздо реже выручают и благодарят, чем бьют или штрафуют.
Причем в других странах полицейские ведут себя примерно так же.
Наша сотрудница Рита Перельман гостила у израильских родственников. И привезла оттуда душещипательную дорожную историю.
Парень ехал со своей девушкой по пустынному шоссе. Вокруг благоухали апельсиновые деревья. Веяло сладостной вечерней прохладой. Обстановка настраивала на лирический лад. И молодым людям прямо в пути приспичило заняться любовью.
Они остановили машину у обочины, вышли из нее и с жаром взялись за дело. Используя свое транспортное средство для частичного упора руками.
В таком виде их застукал проезжавший мимо полицейский патруль. Так что процесс остался незавершенным. Зато у молодых людей потребовали документы и начали составлять протокол нарушения.
К неудовольствию полиции, парень оказался юристом. Хотя и начинающим.
Он доказывал, что сейчас вечер, на шоссе темно, и ничью нравственность они с подругой не потревожили. И что закона, запрещающего заниматься любовью, прислоняясь к машине, в Израиле до сих пор нет. Да и в остальных цивилизованных государствах, кажется, тоже. А нарушений скоростного режима у стоящего на обочине автомобиля быть не может.
Полицейские по радиосвязи проконсультировались с начальством. У которого юридическая подготовка оказалась гораздо основательнее. И в результате было принято нестандартное, но абсолютно законное решение. Парня и девушку оштрафовали за то, что они, находясь около остановленной машины в вечернее время, не надели люминесцентные жилеты…
Лейтенант, так и не дождавшись приглашения, слегка отодвинул меня и протиснулся в квартиру. Предварительно пару раз шаркнув подошвами о бетонный пол лестничной клетки. Как бы оставляя грязь снаружи и доказывая, что культура неутомимо проникает в любую профессиональную среду.
Наверное, на моем лице что-то отразилось. Потому что милиционер успокаивающе проговорил:
– Вы не удивляйтесь, обычная работа. Плановый обход жильцов микрорайона. Вы, как я понимаю, Евгений Иванович?
Я согласился, что так оно и есть. Участковый просканировал комнату по-милицейски пытливым взором.
– Жалобы, заявления по поводу нарушений общественного порядка имеются?
Жалоб у меня не было. Общественный порядок в нашем дворе нарушался вполне допустимыми способами.
– Может быть, есть просьбы, предложения, рекомендации?
Тут я его тоже разочаровал. Поскольку никаких дополнительных рекомендаций для милиционеров у меня не нашлось. Они и так знают, что должны иметь горячее сердце, чистые руки и какую-нибудь голову. Они только не могут догадаться, на фига все это надо.
– Тогда у меня к вам, Евгений Иванович, замечание. Вы ведь вчера холодильник к мусорным бакам выносили?
Я покорно кивнул.
– А у нас, между прочим, дворники – женщины. Жалуются: кто его будет на машину перегружать?
«Пушкин», – подумал я.
– И если им сказать: «Пушкин!», то они его все равно не знают. Они, в основном, приехали из Средней Азии, – продолжил лейтенант.
Дворничих я вижу редко. Только когда утром по пути на работу выношу мусор. Я машинально говорю: «Здравствуйте!» И получаю в ответ бурчание, которое можно расценить как нечто среднее между «Доброе утро» и «Вообще заколебали, суки».
Я изобразил скорбь и раскаяние. Лейтенант прочел краткую, но выразительную лекцию о возросших моральных претензиях работников коммунального хозяйства. И закончил ее суровой просьбой:
– Пожалуйста, в следующий раз так не поступайте. Узнайте в жилконторе, когда придет машина для крупногабаритного мусора, и помогите его загрузить.
Следующий холодильник я рассчитывал выбросить лет через двадцать. Поэтому обещание учесть и исправиться далось легко.
Перед уходом участковый протянул листок бумаги:
– Если будут проблемы – вот мой телефон.
Я проводил его в полном недоумении. Зато, идя назад к дивану, вспомнил хороший народный афоризм: жены милиционеров чаще других женщин говорят, что любовь зла…
Ночью мне почему-то приснилась Марина.
Она училась в моей группе и жила в том же петергофском общежитии. А все вокруг считали, что мы рано или поздно поженимся. Поскольку наши отношения были не только сердечными, но и чуточку показными. С прилюдными объятиями и подчеркнутой демонстрацией взаимных чувств.
Но свадьба так и не состоялась.
Марина погибла, когда мы перешли на третий курс. Перебегала железнодорожные пути, чтобы успеть на электричку. Ее сбило встречным товарным поездом.
Родители увезли тело, чтобы похоронить в своем маленьком городке.
Для студентов устроили прощание возле холодного больничного морга. Лицо Марины было спокойным и чистым. Только на виске – замазанный тональным кремом кровоподтек.
Поминки проходили у нас в комнате. Тарасюк и Коровин для моральной поддержки тоже напились до совершенно невменяемого состояния…
Во сне мы лежали рядом и тихо разговаривали. А пространство между нами заполняла легкая щемящая грусть. И примерно такая же нежность.
– Почему ты раньше не приходила?
– Я приходила. Только люди обычно забывают свои сны. И ты тоже не помнишь. А я постоянно где-то рядом.
– Я теперь женат. У меня есть дочка.
– И немножко Лида Потешкина?
– Там только дружба. Во всяком случае, кроме дружбы между нами пока ничего не было. Ты не обижаешься, что я женился?
– Нет. Я ведь все равно осталась твоей девушкой из прошлого. И там, где я сейчас, все устроено по-другому. Там никакой ревности быть не может.
– По другому – это как?
– Я не смогу объяснить. По-другому – и все.
– Но вы ведь как-то живете? Что-то чувствуете, чему-то радуетесь?
– Человек живет, пока существует в людской памяти. Тех, кто видел Блока, уже наверняка не осталось. Но кто-то до сих пор увлечен его мыслями, его влюбленностью. Даже во сне встречается и разговаривает с ним…
– Ты уверена, что в людской памяти реальный Блок? А не придуманный герой его стихов?
– Даже если герой – в нем ведь все равно скрывается автор. И живет, потому что его помнят.
– Я хочу целовать тебя – и больше ни о чем не думать.
– И я тоже…