скачать книгу бесплатно
– И не мечтай!
Так, согреваемый видениями горы Арарат, Рыба-Молот (последним из пассажиров) вошел под своды салехардского аэропорта. Внешний вид здания, и особенно внутренности, приятно поразил его европейским, и даже каким-то британским, лоском, хотя Рыба и не бывал в аэропортах Европы, и уж тем более в Британии. Но именно такими мнились ему крупнейшие аэровокзалы мира: обилие стекла и мрамора, прозрачный соборный купол и приветливо светящиеся табло, которые сообщают, что восемь из десяти рейсов задерживаются. А оказавшись в зале прилета, Рыба-Молот и вовсе возликовал: его встречали!
Встречающих было двое: высокая монументальная блондинка и крохотный черноволосый парнишка с плоским, как блин, лицом и раскосыми глазами: типичный представитель коренных народностей Севера. В руке блондинки был зажат самопальный плакат с надписью:
«Господин БАРХАТОВ, г. Санкт-Петербург».
– Господин Бархатов – это я, – сообщил Рыба-Молот, приблизившись к блондинке и ее спутнику.
– Александр Евгеньевич? – уточнила она.
– Все правильно.
– Тогда давайте знакомиться. Я – Вера Рашидовна Родригес-Гонсалес Малат?ста, хозяйка ресторана. А это мой муж, Николай.
Рыба-Молот совсем не политкорректно и отнюдь не толерантно выпучил глаза. Мало того что имя, отчество и несколько фамилий блондинки находились в состоянии полнейшего несоответствия друг с другом и такой же полной разбалансировки. Так еще и коротышка-муж, которого Рыба-Молот поначалу принял за мальчугана лет тринадцати! А между тем это вполне половозрелая особь, отхватившая себе лакомый кусок, коим, безусловно, является Вера Рашидовна. Хорошо еще, что Рыба не задал глупейший вопрос: «Это ваш сынок?» – то-то было бы конфузу!
Через десять минут они уже сидели в новехоньком джипе: Вера Рашидовна за рулем, ее муж Николай на переднем пассажирском сиденье, а Рыба-Молот – на заднем.
– Ну, рассказывайте, Александр Евгеньевич… Как долетели? – спросила Вера Рашидовна, трогаясь с места.
– Долетел… э-э… хорошо.
– А как вам наш аэропорт?
– Выглядит замечательно.
– Город у нас тоже замечательный. Не Питер, конечно… Но со временем будет не хуже Питера.
– Не сомневаюсь, – с готовностью ответил Рыба, рассматривая пролетающие мимо хибары, одноэтажные бараки и вагончики различных конфигураций – от строительных до железнодорожных. Венцом же градостроительной мысли выступали цистерны с вываренными автогеном окошками. Неужели в них тоже живут люди? Судя по занавескам на окошках – еще как живут!..
– В последние годы много чего строят. Ледовый дворец построили… Катаетесь на коньках?
– Как-то не приходилось…
– А на лыжах?
– И на лыжах не приходилось.
– Ничего, дело наживное. В тундру вот с Николаем поедете. Там красиво.
Перспектива отправиться в хрестоматийно стылую тундру с мужем Веры Рашидовны не слишком-то обрадовала Рыбу-Молота, и он попытался увести разговор подальше от северных красот:
– Хотелось бы побольше узнать о профиле вашего ресторана. Какой кухне вы отдаете предпочтение?
– Где не воруют. За воровство в бараний рог сверну, – неожиданно подало голос переднее пассажирское кресло.
– Думаю, господин Бархатов совсем другое имел в виду, – осторожно возразила мужу Вера Рашидовна.
– Это я так, Верунчик… Чисто предупредить.
Рыба хотел было обидеться за совершенно необоснованные – с порога в зубы – подозрения, что он что-то там собирается стащить, пользуясь служебным положением. Но, представив недомерка из тундры, сворачивающего его, довольно рослого мужика, в бараний рог, обижаться раздумал.
– Вообще-то я специалист по средиземноморской кухне, я уже вам писал. Испанская, итальянская…
Рыба специально сделал упор на испанской и итальянской кухнях, хотя мог назвать еще французскую, арабскую (с нюансировкой, касающейся стран Магриба и стран Аравийского полуострова), да еще грузинскую с еврейской. Но испано-итальянские корни работодательницы… Они наверняка не останутся равнодушными к Средиземноморью!
Корни соображали ровно минуту
– А попроще?..
– Попроще? – Рыба на секунду задумался. – Можно немецкую, но лично меня немецкая не вдохновляет.
– И меня. Не люблю немцев, – снова отозвался Николай.
– Опять ты за свое! Чем тебе немцы-то не угодили?
– Фашисты они проклятые…
– А к… еврейской как относитесь? – стал сбрасывать козыря Рыба-Молот. – Или… там к грузинской?
– Грузинские хари – наглые-носатые – видеть не могу. Ни по телевизору, ни по радио, ни на базаре. А жиды – те же фашисты. – Ксенофобская сущность Николая никак не хотела успокоиться. – Вон как арабов мочат!
– Так, может, арабскую? – осенило Рыбу. – В знак солидарности, так сказать… Со страдающим народом Палестины.
– Не-а… Арабы сами нарываются. Вот и получают по рогам.
Логики в словах карликового мужа Веры Рашидовны было не больше, чем в иных высказываниях иррациональной Рахили Исааковны, а до этого – иррациональной Кошкиной. Но не только отсутствие логики смущало Рыбу-Молота: его еще можно пережить, но что делать с людоедскими настроениями мужа потенциальной благодетельницы? А ничего. Не скажешь ведь, находясь на его территории, в его городе и в его машине: «Сударь, вы подлец! Где у вас здесь выход? Где прокуратура? Где правозащитные организации?!.» Пацифистскую сущность Рыбы скрючило – да так, что он всерьез стал подумывать о том, как бы вернуться туда, откуда приехал. Но об этом и речи быть не могло, причем сразу по нескольким причинам:
– авиабилет, по которому Рыба десантировался в Салехард, заказан по Интернету Верой Рашидовной и ею же оплачен, следовательно – человек рассчитывал на сотрудничество и обманывать его ожидания не есть хорошо;
– лететь обратно, да еще самолетом, да еще в компании со змеей-гестаповкой он не в состоянии. Может быть, потом, спустя какое-то время (декаду, месяц, квартал) – но не сейчас;
– в крайнем случае, можно отправиться домой поездом, хотя поезда ходят и не от самого Салехарда, а от станции рядом, странное название которой напрочь вылетело из головы, но – опять же… Расписание поездов Рыбе неизвестно, вдруг следующий будет только через декаду (месяц, квартал?);
– в город Салехард, неизвестно какими судьбами, залетела Изящная Птица – вдруг они еще встретятся?
Последнее обстоятельство перевесило все остальные, и Рыба-Молот решил не нарываться и не высекать. В конце концов, все еще может повернуться светлой стороной, а поспешные выводы часто бывают ошибочны.
– Ну, ты совсем парня запутал, Николаша! – мягко попеняла мужу Вера Рашидовна. – Давайте-ка вопрос о кухне перенесем на завтра. И другие организационные вопросы тоже. Встретимся утром на точке и там все решим. Человек ведь с дороги, не забывай. Ему отдохнуть надо, с местностью ознакомиться. Сейчас устроится, а ты проследишь за этим, а потом покажешь ему город… Как договаривались.
Перспектива остаться один на один с расистом-недомерком ужаснула Рыбу, и он поспешил дистанцироваться:
– Вообще-то, я привык знакомиться с новыми местами сам. Для чистоты, так сказать, эксперимента. Не стоит утруждать себя…
– А Николаше не трудно. Правда, Николаша?
– Не трудно, – подтвердил недомерок. – Заодно выясним твои взгляды на жизнь.
– Чего их выяснять? – удивился Рыба-Молот. – Я же поваром к вам приехал работать. И мои взгляды, какими бы они ни были, на качестве кухни не отразятся. Уверяю вас.
– Все правильно, – после небольшой паузы заметила Вера Рашидовна. – Но и Николашу понять можно! Он у нас депутат Городской думы, потому и смотрит на все под политическим углом зрения. Он – человек идейный. Правда, Николаша?
– Идейный, – эхом откликнулся Николаша. – Вот ты – каких убеждений придерживаешься?
– Каких еще убеждений? – странный разговор тяготил Рыбу-Молота все больше и больше.
– Левых. Правых. Или ты – центрист?
– Я магниты на холодильник собираю.
– Магниты, положим, все собирают. Ты не увиливай.
Несмотря на то что Рыба прожил на свете уже тридцать пять лет и успел насмотреться на метаморфозы Великой Империи (а может – именно благодаря этому), никаких ярко выраженных политических предпочтений у него не было. И активной жизненной позиции тоже. В разное время он считал себя либералом, почвенником, сторонником крепкой руки, сторонником максимального сближения с Западом, сторонником максимального от него отторжения с последующей автаркией; анархистом, экологическим радикалом, славянофилом, славянофобом; противником и власти, и оппозиции, живущим под лозунгом «Чума на оба ваши дома!». Что же касается принципов (не путать с убеждениями!) – их у Рыбы-Молота было немного:
1. Женщин, детей и стариков нельзя обижать.
2. На женщин, детей и стариков нельзя обижаться.
3. Каждый человек достоин уважения.
4. Каждого человека нужно как минимум выслушать.
5. Увидел нищего – подай копеечку.
6. Увидел слепого – переведи через дорогу.
7. Увидел инвалида-колясочника – спроси, не нужна ли помощь.
8. Увидел проститутку – иди себе мимо.
9. Увидел сволочь – разберись, не сходя с места.
10. Не жри на ночь и чисти зубы после еды.
В основном Рыба-Молот видел нищих и проституток – и поступал с ними согласно своему катехизису. Инвалиды-колясочники попадались редко, сволочи – еще реже: ведь сволочи предпочитают темную сторону бытия, а Рыба-Молот старался держаться поближе к светлой. Но как-то и он – находясь на границе света и тьмы – спас хорошенькую девушку от приставания сволочей. Девушка с жаром поблагодарила его, но номер телефона не дала, очевидно, Рыба оказался не в ее вкусе. А может, у нее уже был парень… Еще один раз Рыба снял с парапета Кантемировского моста потенциального самоубийцу и потратил на него полдня, приводя в чувство, – что в какой-то мере соответствовало пункту № 4 – «каждого человека нужно как минимум выслушать». Вот Рыба и слушал – и не только того бедолагу. Но и алкашей у соседнего магазина «24 часа», дворников, таксистов, уборщиц, официантов и младший персонал во всех ресторанах, в которых работал (в основном это были женщины, отягощенные не очень-то благополучными семьями). А также непосредственных начальников, если тем вдруг приспичивало затеять откровенную беседу. Что уж говорить о собственных женах и контуженном на всю голову Агапите с его отроками!..
И все эти люди были хоть и со своими тараканами, но никто не прижимал Рыбу-Молота к стене вопросом: «Ваши политические взгляды?» Пожалуй, его еще можно было вытерпеть от Изящной Птицы и даже попытаться ответить на него, тщательно следя за тем, чтобы нимб революционного романтика – на манер Че Гевары – потуже сжимал голову. Но карлики (возможно, даже политические) не имеют на этот вопрос никакого права.
Впрочем, Николаша вовсе не был политическим карликом.
– Я представляю партию власти, – с апломбом заявил он.
– Ну и на здоровье, – меланхолично ответил Рыба.
– Опять ты за свое! – по-голубиному нежно цыкнула на мужа Вера Рашидовна. – Может, не стоит грузить парня? Дай ему осмотреться и в себя прийти.
Странная все-таки это была пара – госпожа Родригес-Гонсалес Малатеста и ее вырвавшийся из тундры муж с простым русским именем Николай Николаев. И что-то эти высокие отношения смутно напоминали Рыбе-Молоту.
– Жилье для вас мы сняли, Александр Евгеньевич…
– Сняли, сняли, – поддакнул жене Николаша. – Но на благотворительность не рассчитывай.
– В каком смысле? – Рыба, углубившийся в мысли об эксцентричном симбиозе салехардских фриков, не сразу понял, о чем идет речь.
– Да погоди ты, Николаша! В том смысле, дорогой мой, что мы оплачиваем только первый месяц проживания. Впоследствии стоимость аренды будет вычитаться из вашего жалованья. Вы не против?
– А у меня есть выбор? – Несколько фамильярное выражение «дорогой мой» поразило Рыбу в самое сердце.
– Все это оговорено в контракте, который, я надеюсь, завтра будет подписан.
– Нужно еще посмотреть, что он за специалист!
– Он хороший специалист, Николаша, хороший. Ты же читал его резюме.
– Р-рръезюме-еее… Понапридумывают тоже! На бумажке можно что угодно написать. Выставить себя этой… английской королевой. Или этим… Филиппом Киркоровым.
– Я не понимаю. – Разговор с парочкой нравился Рыбе все меньше. – Вам шеф-повар нужен или английская королева с Киркоровым?
– Шеф-повар, конечно! – с жаром уверила его Вера Рашидовна. – Вы на Николашу не обижайтесь, но и он где-то прав. Резюме – одно…
– А то, как обстоят дела на практике, – совсем другое, – закончил вместо нее Рыба.
– Вот именно!
– Что ж, я готов. Завтра вечером можем провести дегустацию. Стандартный вариант – несколько блюд плюс десерт. И еще кое-что в качестве бонуса.
– «Кое-что» – это что? – поинтересовался Николаша.
– Увидите, – пообещал Рыба-Молот.
Под местоимением «кое-что» имелись в виду конфеты ручной работы. Обычно Рыба лепил их только для женщин – своих и пришлых, никогда не включая в ресторанные меню (работа – одно, а личная жизнь – совсем другое, капля сладости ей не повредит). Но тут не удержался и ляпнул.
И дело было совсем не в Вере Рашидовне, хотя она и представляла собой достаточно яркий и даже броский типаж «либен клейне Габи, где твой хиртенкнабе?» [3 - Милая крошка Габи, где твой пастушок? (иск. нем.)], часто эксплуатируемый немецким атлетическим порно. Дело было в…
– Ну вот, приехали, – сообщила Вера Рашидовна, остановив джип возле вполне приличной, относительно новой и выкрашенной в голубой с белым девятиэтажки. Девятиэтажка, хоть и была панельной, выглядела не в пример лучше, чем вагончики и уж тем более цистерны. Но несравненно хуже собственного дома Рыбы, оставшегося в далеком Питере. И любого из домов в жилом массиве, мелькнувшем на горизонте несколько минут назад. Рыба-Молот втайне понадеялся, что они свернут именно туда, к башенками со шпилями, – и напрасно.
– Николаша вас устроит, а завтра с утра я за вами заеду.
– Ясно. До завтра.
Рыба-Молот выпрыгнул из машины и вынул из нее чемодан, попутно оценив внутренности багажника: несколько огромных кусков мороженого, но уже начавшего подтаивать мяса, несколько небольших картонных коробок в яркой, подарочной упаковке; коробка побольше, плоская и длинная, с таинственной надписью «Kleineisenbahn» [4 - Миниатюрная железная дорога (нем.).] на торце. Надписи сопутствовали рисунки: рельсы, вагончики, малютка-тепловоз, – из чего Рыба-Молот сделал вывод, что в коробке томится железная дорога, предмет вожделений любого мальчишки. Вожделение, м-м-м… Со словом «вожделение» лучше всего монтировался образ порочной сестры Рахили Исааковны – Юдифи. Юдифь неожиданно выплыла из глубин подсознания в либенклейне-прикиде «ню», затем ее сменила собственно Габи-Вера Рашидовна в том же прикиде, – и Рыба почувствовал нехорошее жжение и вибрацию в нижнем отделе живота. Затем (из тех же подсознательных глубин) неожиданно поднялась, балансируя на хвосте, змея-бортпроводница. Но не голая и не одетая, а покрытая блестящей чешуей. Из чешуи, на уровне груди, торчала огромная английская булавка с бейджем и надписью на бейдже: «СДОХНИ!» Было ли это пожеланием, а если пожеланием, то кому? Наверняка самому Рыбе. Вибрация от этого не только усилилась, но и переместилась выше, в карман куртки.
Сообщение, – допер наконец Рыба.
Сообщение было от все той же сети PGN, решившей, видимо, окончательно свести Рыбу с ума:
«НЕ О ТОМ ДУМАЕШЬ, ИДИОТ!»
