скачать книгу бесплатно
Там бегали два беспривязных ротвейлера, сушилось исподнее паспортистки и ухал генератор.
– Какой там суд… Она же работает в структурах власти, а там рука руку моет. И ничего нельзя добиться в принципе. – Агапит проявил удивительную для космического отшельника осведомленность в земных делах.
– Телескоп жалко…
– Да ладно, новый соберу… Как-нибудь на досуге.
– Не могла же она его уничтожить!
– Эта? Эта все может, поверь. Хорошо еще, что квартиры меня не лишила. С нее сталось бы…
– И как только ты умудрился вляпаться в такое дерьмо?
– Все мы рано или поздно вляпываемся, разве нет? Вот ты…
– Ну, у меня все по-другому
– По-другому, да. Только штамп о расторжении брака каждому одинаковый рисуют.
Агапит знал, о чем говорит: две недели назад Рыба-Молот развелся со своей второй женой Рахилью Исааковной и пребывал не в самом лучшем расположении духа. Собственно, благодаря этому разводу и состоялась их поездка в Сярьги. При Рахили Исааковне подкаблучник Рыба ни за что не решился бы отправиться куда-либо с человеком, которого та считала сумасшедшим. Нет, отправиться, конечно, можно было, но потом Рыбу ждала бы лесопилка на дому. Небольшой скандал в стиле худ. фильма «Мамочка-убийца». И настоятельные советы посетить психолога/психотерапевта/психиатра – с последующей сдачей на анализ крови, мочи и мазка из задницы. Поскольку в какой-то передаче (оказавшейся впоследствии псевдонаучной и антигуманистической) Рахиль Исааковна подцепила дурацкие сведения о том, что сумасшествие заразно. И что существуют специально выведенные в лабораторных условиях штаммы шизофрении, кататонии, истерии, генуинной эпилепсии, старческого слабоумия и многочисленных неврозов. А Рыба-Молот, в силу природной незащищенности и неразборчивости в общении, вполне мог подцепить кое-что из списка.
Кошкину подобные бредовые идеи не посещали, но и она была против «полудурка Агапита» – особенно после того, как он, приглашенный сердобольным Рыбой на празднование Нового года, явился в костюме инопланетного робота-вершителя. На менее экстравагантную экипировку отроков Агапит даже не покушался – из чистого благоговения перед космическими героями.
– …Я ведь уезжаю, Агапитыч, – сказал Рыба.
– И куда?
– В Салехард. Пригласили поднять один тамошний ресторан.
– Надолго?
– Как получится. Может, на год. Может – на подольше, если приживусь.
– Не приживешься.
– Посмотрим…
Известие об отъезде в тмутараканный Салехард не удивило Агапита. Те же манипуляции со сменой обстановки Рыба проделал и после развода с Кошкиной – но тогда на повестке дня стоял город Трубчевск Брянской области. Там Рыба-Молот тоже «поднимал ресторан». И вероятно, превратил бы самую обыкновенную местную распивочную в филиал парижского «Максима», если бы ее владельца не пришпилили конкуренты, имевшие свои виды на помещение.
Собственно, и Трубчевск всплыл совершенно спонтанно. Помыкавшись в юности по перифериям, Рыба не собирался покидать Питер, он вполне мог отыскать работу и здесь, – с его-то квалификацией, обстоятельностью и вечным стремлением к перфекционизму. Но, после того как за Кошкиной навеки захлопнулась дверь, его стали донимать звонками Палкина с Чумаченкой. Это были отнюдь не коллективные манифесты, обличающие бычару и недотыкомку, который отнял у драгоценной подруги Пэ-Чэ несколько драгоценных лет жизни, – а ведь эти годы могли быть потрачены на европейское независимое кино, на американское независимое кино, на труды Ортеги-и-Гасета, на музыку Софьи Губайдуллиной, на acid jazz. Палкина и Чумаченко звонили отдельно друг от друга, в темное время суток, иногда даже в два часа ночи и позже. Ни слова о вяжущем рот арт-хаусе – сплошное облако сочувствия несправедливо брошенному, недооцененному мужчине; сплошной фимиам. Между нами, девочками, ваша жена Кошкина, Александр Евгеньевич, была та еще фря! Неумная, нечуткая, и жлобиха к тому же. Ее культурный уровень всегда равнялся нулю, разве такая женщина вам нужна?
– Почему же – нулю? – благородно вступался за Кошкину Рыба. – А Жак Брель? А Жорж… э-э… Брассенс, Жорж Брассенс, Жорж Брассенс? А Ив Монтан – «Ля бисиклетте»?
Не смешите, Александр Евгеньевич! Она даже не знала, как переводится «Ля бисиклетте» и про что вообще поется в этой песне! И шлюшонкой она была знатной, так и вешалась на шею всяким проходимцам, к вам это не относится… Вы – жертва обстоятельств.
– Никакая я не жертва. – Рыба-Молот прямо-таки задолбался выступать с бесконечными телефонными опровержениями. – И мне бы не хотелось, чтобы имя моей жены, хоть и бывшей… предавалось анафеме. Да еще со стороны ее близких подруг. Людоедство какое-то… Каннибализм, честное слово! А еще утверждаете, что вы вегетарианки…
Кстати, о вегетарианстве, дражайший Александр Евгеньевич! Говорят, у вас есть прелестнейший рецепт чечевицы с карри, барбарисом и фенхелем… Вы бы не могли поделиться им? Или нет… Было бы волшебно попробовать чечевицу непосредственно из ваших рук. Может, сходим в киношку в ближайшие выходные? Идет чудная американская комедия, с Джимом Керри в главной роли…
Джим Керри, кривляясь и паясничая, выпрыгивал из уст американизированной по самые помидоры Чумаченко, хотя раньше она его иначе как «дешевкой» и «амикошоном» не называла. В случае с Палкиной речь заходила о звезде европейского коммерческого кинематографа Жане Рено, идущего в связке с любителем голливудского бабла Люком Бессоном, «начинавшими вполне пристойно, а потом скатившимися до циничных поделок».
Клеятся, сучки, не иначе! – осенило Рыбу после десятого звонка Палкиной и двенадцатого Чумаченки. – Вот и верь после этого в женскую дружбу, женский интеллект и вечное сияние чистого разума! Паскуды, ёптить! Харыпьё!..
«Харыпьём» или «харыпами» он, по сохранившейся с юности шахрисабзско-ташкентской привычке, называл людей недалеких, неумных и попросту жлобов – тех самых, которых всуе поминали высоколобые кошкинские подруги. «Высоколобые», как же!.. Банальные охотницы за мужскими скальпами, спасу от них нет! Давно пора послать их на три веселых буквы, а не выслушивать мутные ночные откровения. Но Рыба-Молот был человеком мягким, вежливым (с женщинами особенно) и послать кого-то не мог по определению.
И вот когда общая масса звонков от Пэ-Чэ достигла критического значения, подвернулся Трубчевск. Рыба согласился на пришедшее из глубин Интернета предложение едва ли не с радостью: появляется время и место для зализывания ран после развода – это раз. Появляется возможность избавиться от надоедливого дуэта – это два. В Трубчевск, в Трубчевск – и «арба менга, арба!», что в переводе с шахрисабзско-ташкентского означает карету мне, карету!
Обошлось, впрочем, без кареты: Рыба-Молот отбыл в Брянскую область поездом, а провожал его все тот же верный Агапит. И в качестве презента преподнес космическую дилогию на DVD – чтобы Рыба не забывал истоки и не терял связь с прекрасным. Даже в забытом Богом Трубчевске.
Рыба был тронут – несмотря на то что (под чутким руководством Агапита) просмотрел «Отроков» раз пятнадцать.
Но и шестнадцатый не помешает. И двадцать пятый.
Из трубчевской ресторанной ссылки он вернулся на десять месяцев раньше, чем планировал. И снова возвращение напоминало бегство: на этот раз – по объективным причинам, а не по субъективным, как было всегда. После того как его работодателя нашли в vip-сауне с дыркой в голове, у Рыбы-Молота появились основания опасаться за свою жизнь. Насколько они были серьезными – другой вопрос. Наверняка не слишком.
Рыба вернулся домой с нашлепкой на холодильник (герб г. Трубчевска: крепостная стена с птицей в верхней (синей) части и три созревших плода в нижней (желтой) – то ли груши, то ли смоквы). Нашлепка заняла свое место среди других магнитов с изображениями городков и городишек, где Рыба-Молот имел несчастье работать по специальности. От третьих лиц он узнал, что перебравшаяся в Москву Кошкина теперь вроде бы сожительствует с программным редактором одной из радиостанций FM-диапазона. Сбылась-таки мечта идиотки, – подумал Рыба и мысленно пожелал своей бывшей счастья.
Палкина с Чумаченкой больше не проявлялись – ни в телефоне, ни (самое главное) в жизни. Пары месяцев им хватило, чтобы выкинуть из головы дражайшего Александра Евгеньевича и его неподражаемую чечевицу с карри, барбарисом и фенхелем.
Те же третьи лица, спустя еще некоторое время, познакомили Рыбу с Рахилью Исааковной, и он впал в очередной любовный транс, закончившийся регистрацией брака без свидетелей: практичная дочь своего народа Рахиль Исааковна не любила пышные торжества и неизбежно связанные с этим траты.
Разрыв с Рахилью Исааковной Рыба пережил с не меньшей остротой, чем разрыв с Кошкиной, – разве что обошлось без домогательств подруг (коих, как уже говорилось, не существовало в природе). Один раз, правда, его посетила родная сестра Рахили – Юдифь Исааковна. Это не было личной инициативой – Юдифь Исааковна действовала по поручению своей ближайшей родственницы. Она-де кое-что забыла в доме у Рыбы, а именно: два лифчика, пять пар колготок, комплект постельного белья с видами Мальдивских островов, кофемолку, дорожный набор ниток, набор для приготовления фондю, пудреницу, редкую зубную нить с ароматом дыни, книгу Бориса Виана «А потом всех уродов убрать», сборник сканвордов, карты Таро, фотоальбом со снимками Рахили Исааковны в разных видах, разном возрасте и с разными людьми (Юдифи Исааковне места на фотках не нашлось).
Краснея от смущения, Юдифь Исааковна протянула Рыбе список подлежащих изъятию предметов, отказалась от чая и творожной запеканки (в тот день на обед у Рыбы-Молота была как раз творожная запеканка с изюмом и цукатами) и сообщила, что у нее всего лишь полчаса времени, успеет ли Александр собрать все необходимое?
Рыба сказал, что постарается, и пробежал глазами бумажку; особенно его умилил пункт с дорожным набором ниток, купленным Рахилью Исааковной на ближайшем рынке, в торговой палатке «ВСЁ ПО 10». А также пункт с набором для приготовления фондю – он-то как раз стоил немалых денег и был приобретен самим Рыбой задолго до знакомства с Рахилью Исааковной.
Но вдаваться в рассуждения о крохоборстве Рахили (тем более в присутствии ее сестры) Рыба-Молот не стал. Наоборот, безропотно сунул в принесенный Юдифью Исааковной баул фондюшницу со всеми причиндалами, а к кофемолке добавил упаковку молотого кофе. Книги Виана «А потом всех уродов убрать» почему-то не нашлось, и Рыба заменил ее другой, того же автора, – «Я приду плюнуть на ваши могилы». Все остальные вещи в полном составе отправились в баул, после чего Рыба снова пригласил Юдифь Исааковну откушать запеканки и снова получил отказ.
Юдифь напомнила ему трепетное, пугливое животное – но не серну и не газель, скорее – суслика-сурикату. Те же большие голодные глаза, сильно выдвинутая верхняя челюсть и почти полное отсутствие нижней. Подбородок тоже просматривался с трудом. Оставалось загадкой, как с такой затрапезной внешностью ей удается охмурять десятки, если не сотни женатиков. Рыба уж точно бы не клюнул на подобное великолепие!.. Но он ведь теперь и не женат больше.
– Как поживает Рахиль Исааковна? – светски спросил Рыба-Молот.
– Рахиль поживает неплохо. – Юдифь Исааковна, все полчаса подпиравшая входные двери и не сделавшая от них ни шагу, дернула ручку с явным желанием побыстрее покинуть помещение.
– А как ее драгоценное здоровье?
– Здоровье в норме.
– Что же она сама не пришла за вещами?
– Не знаю. Наверное, ей больно видеть вас. Мне было бы больно…
– Как будто это я был инициатором развода! Сама его затеяла, а теперь ей, видите ли, больно.
– Я этого не утверждала. Я сказала «наверное», а это не одно и то же.
– А где она сейчас?
– Два дня назад улетела в Хайфу.
Хайфа – какая неожиданность!
– По турпутевке, что ли? Отдыхать? – удивился Рыба.
Юдифь Исааковна посмотрела на него так, словно он сморозил невесть какую глупость. Рот ее приоткрылся, издав при этом едва слышный металлический лязг: как будто внутри – в области гортани – пришли в движение небольшие, сложно устроенные механизмы.
– Почему же «по турпутевке»? У нас там родственники. Семья маминого брата, он очень хороший гинеколог. Когда у Рахили обнаружили кисту на правом яичнике – он лично ее удалял. А еще есть родственники в Америке и в Германии – тоже врачи. Американские работают в кардиологическом центре, все зовут нас обследоваться, особенно Рахиль. У нее ведь проблемы с левым предсердием, что-то не в порядке с верхней полой веной… А два дяди по отцу, из Аахена, это в Германии, – ортопеды. Те вообще едва ли не крупнейшие специалисты в Европе. В свое время они пользовали Рахиль…
– В каком смысле «пользовали»? – От изумления у Рыбы отвисла челюсть.
– В смысле «лечили». Ведь у Рахили одна нога короче другой, разве вы не замечали?
– Нет.
– Ну, естественно! Теперь-то у нее все в порядке. После того как нога была благополучно вытянута дядюшками из Аахена.
– Да… Интересно, чего еще я не знаю о своей бывшей жене?
– В детстве она переболела энцефалитом. В ранней юности – дифтерийным крупом с последующей трахеотомией. Это такая операция, когда рассекают трахею и вводят в ее просвет специальную трубку для восстановления дыхания…
Рыба живо представил себе Альберта Эйнштейна с разрезом на шее и вставленной в него трубкой – почему-то в виде большого телескопа Бюраканской астрофизической обсерватории, фотография которого украшала отхожее место в квартире его приятеля Агапита.
Представил – и затрясся мелкой дрожью.
– Увольте меня от подробностей, Юдифь Исааковна.
– Пожалуйста, – согласилась Юдифь. – Но вы же сами просили. Не я начала этот разговор.
Шестеренки внутри гортани Юдифи Исааковны продолжают вращаться, цепляясь зубьями друг за друга: картинка еще более явственная, чем предыдущая, с гениальным физиком и телескопом. Ах, что это за шестеренки! Они сочинены великими механиками прошлого – теми, кто воплотил в чертежах первые, фантасмагорические модели летательных аппаратов; кто придумал астролябии, секстанты и музыкальные шкатулки. Шестеренки – одна причудливее другой, настоящее произведение искусства! Они сверкают и манят; единственное, чего хочется Рыбе в данный конкретный момент, – побыстрее добраться до чудесного механизма и половчее разобрать его, вплоть до последнего винтика. Желание такое же жгучее, как в детстве, когда в ход шли будильники, радиоточки, заводные зайцы с литаврами, куклы, которые изрекают не только «ма-ма», но и «я хочу пи-пи!».
Вот оно что!
Прелестница Юдифь – не суслик-суриката, существо, слепленное матерью-природой на тяп-ляп. Прелестница Юдифь – вещь рукотворная, сложносочиненная, состоящая из множества деталей. И если нашелся кто-то, кто создал ее, – всегда найдется другой, кто разберет до основания. И соберет заново, нимало не заботясь о первоначальном виде конструкции.
Чертежи-то не предусмотрены!..
– …А сестра говорила, что вы глубоко порядочный человек! Как же она заблуждалась! Вы пошляк и хамелеон к тому же! Такую мимикрию развести – уметь надо…
Что есть, то есть. Хамелеон. Во всяком случае, язык у Рыбы – точно хамелеоний, такой же немыслимой длины. Еще секунду назад он, липкий и гнусный, шарил во рту у Юдифи Исааковны в поисках шестеренок, шарнирчиков и крохотных подшипников. Попутно руки Рыбы-Молота (такие же липкие и гнусные, как и язык) пытались расстегнуть блузку Юдифи Исааковны, а потом – если повезет – расстегнуть кожу Юдифи Исааковны. Чтобы добраться наконец до сердцевины механизма, разложить на составляющие секстант и астролябию, разломать к едрене фене чу`дную музыкальную шкатулку. Да так, чтобы пружины – вжик! вжик! вжик! – брызнули в разные стороны.
Осуществить задуманное не удалось. Чертова кукла Юдифь выскользнула из объятий Рыбы-Молота и, оставив на память вырванную с мясом пуговицу, быстренько исчезла за дверью. Рыба, для проформы, побился головой о дверной косяк (что должно было означать крайнюю степень раскаяния) и принялся рассуждать о необычной природе Юдифи.
Юдифь – игрушка для взрослых мужчин. Тех самых, что не наигрались в детстве и теперь отираются в дорогущих магазинах радиоуправляемых моделей чего угодно. Тратят там время, а главное, деньги. Оно и понятно: начинка Юдифи куда занимательнее, к примеру, начинки ее болезненной сестры Рахили. А ведь она казалась Рыбе-Молоту здоровячкой – даже гриппом никогда не болела, даже насморк не подхватывала. Могла пробежать за маршруткой целый квартал и не запыхаться. Пульс Рахили Исааковны всегда держался в идеальном для взрослого человека коридоре от шестидесяти до восьмидесяти ударов в минуту. Температура не поднималась выше 36,6°. Интересно, какова температура у Юдифи? – вроде бы она была холодна, как лед…
Размышления Рыбы прервала эсэмэска от второй бывшей: после развода она значилась в контактах как «кисонька № 2». И шла сразу же за восстановленной в правах «кисонькой № 1» – Кошкиной. Причем (хотя обе жены не собирались звонить Рыбе в обозримом будущем) на Кошкиной стояла мелодия песни «Девочка в маленьком «Пежо», а на Рахили Исааковне – «Девушка-студентка». Обе эти песни исполняла ни разу не виденная Рыбой, но забавная певица по имени Ёлка. И они мало соответствовали действительности: Рахиль Исааковна закончила вуз еще в прошлом веке, а Кошкина никогда не водила «Пежо» и вообще не сидела за рулем. Но «девушка-студентка» рифмовалась со «сладкой конфеткой», а к «девочке в маленьком «Пежо» по ходу пьесы выстраивалась очередь из желающих познакомиться – такой замечательной она была. И все это характеризовало не столько бывших жен, сколько самого Рыбу-Молота. Вернее, его отношение к ним. А отношение было превосходным, охватывавшим весь спектр: от почтительной влюбленности до такого же почтительного обожания. Каждый раз, когда его волокли под венец, Рыба расслаблялся, думая: Ну, слава те господи, это уже навсегда! Будем жить в полном счастии до смертного часа, до гробовой доски! И в том, что союз с обеими пронумерованными «кисоньками» не выдержал испытание временем, была вовсе не его вина.
…«НУ ТЫ И ПОЦ!!!» – высветилось на дисплее.
Неужели Юдифь наябедничала? Вот стерва!.. И когда только успела? Неужели телефонировала в Хайфу сразу после посещения Рыбы?
Второе сообщение было более развернутым и угрожающим:
«ГОРЕТЬ ТЕБЕ В АДУ, КОБЕЛИНА ПРОКЛЯТЫЙ!»
Рыба тотчас вспомнил, что Рахиль Исааковна не пропускала ни одной передачи об экстрасенсах, гадалках и белых колдунах. А где белые – там и черные! Там и вудуисты всех мастей: с петушиными гребнями, куриными лапами и тряпичными куклами, сплошь утыканными булавками. Рахиль Исааковна проявляла к ним интерес даже больший, чем к гадалкам и экстрасенсам. Рыба-Молот не был человеком мнительным, но тут почувствовал себя неважно. Одновременно закололо в области грудины, в паху и в том месте, где у каждого человека находится аппендикс.
«ЭТО НЕ ТО, О ЧЕМ ТЫ ПОДУМАЛА, КИСОНЬКА! ЛЮБЛЮ ТОЛЬКО ТЕБЯ! СТРАДАЮ! ВОЗВРАЩАЙСЯ!» – в отчаянии написал Рыба.
Ответ пришел минут через десять, когда Рыбу скрутило окончательно и к трем первым очагам боли добавилась резь в глазах и в желудке:
«О, ТЫ ЕЩЕ НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО ТАКОЕ СТРАДАНИЯ! НО СКОРО УЗНАЕШЬ – ОБЕЩАЮ!»
«ТЫ, НАВЕРНОЕ, ЗАПАМЯТОВАЛА, ЧТО ЭТО ТЫ МЕНЯ БРОСИЛА. А НЕ НАОБОРОТ», – гласил немедленный ответ Рыбы.
«ВОТ ИМЕННО! НИКОГДА ОБ ЭТОМ НЕ ЗАБЫВАЙ!»
«НИКОГДА! НИ ЗА ЧТО! ПРОСТИ МЕРЗАВЦА!!!»
Реакции на последний вопль Рыбы-Молота не последовало, аппендикс между тем выходил из себя. Перепуганный Рыба занес было руку над телефоном, чтобы вызвать «неотложку», но вовремя вспомнил, что аппендикс ему вырезали в шестилетнем возрасте, в районной больнице города Шахрисабз. Причем одним шрамом местные узбекские коновалы не ограничились, исполосовали тогда еще малютке Рыбе весь низ живота. Долгое время он страшно комплексовал по этому поводу. Отказывался посещать бассейн – даже под страхом неминуемой двойки в четверти по физкультуре; редко появлялся на пляжах, а если уж и появлялся, то исключительно в натянутых под самую грудь спортивных трусах. И отдыхать Рыба-Молот предпочитал не летом и не у моря (как все нормальные люди), а зимой – в странах Скандинавии, поближе к северным оленям, коим совершенно наплевать на косметические недостатки чьей-либо фигуры. Первые минуты близости с женщинами тоже были отравлены мыслями о распоротом и кое-как зашитом животе. Вдруг им активно не понравится его вид? Настолько активно, что они тут же сделают Рыбе ручкой?..
Кошкина оказалась первой, кто высмеял страхи Рыбы-Молота, назвав их «лилипутскими».
– Ты же не баба, – заметила Кошкина. – Это бабам все идет в минус.
– А мужикам?
– А мужикам все идет в плюс. Вот, к примеру, откуда у тебя этот шрам, рыбец?
– Я же говорил тебе, кисонька… Не слишком удачно проведенная операция по удалению аппендицита.
– Ну и дурак! Женщинам, в контексте твоего шрама, нужно втюхивать какую-нибудь героическую лабуду.
– Какую еще лабуду?
– Ну там… Шрам этот ты заработал при задержании особо опасного преступника. Или во время военных действий в составе ограниченного и хорошо законспирированного контингента в одной из третьих стран.
Кристально честный по своей сути Рыба-Молот (всю армию прозаически отслуживший при кухне) и представить себе не мог, что действительность извращается так легко и таким незамысловатым образом.
– И ты бы этому поверила, кисонька?
– Поверила бы, будучи влюбленной.
– А не будучи?
– Сделала бы вид, что поверила.
Когда Кошкина исчезла из его жизни и на смену ей явилась Рахиль Исааковна, Рыба-Молот вспомнил о наставлениях первой жены. И, когда дело дошло до интима и обнажения чресл, попытался втереть очки своей новой избраннице. Он больше не прикрывал безобразный шрам на животе, напротив, как мог выпячивал его. В конце концов Рахиль Исааковна отреагировала, но совсем не так, как ожидал Рыба.
