скачать книгу бесплатно
– Езжай домой, – сказала Филлис. – Прими душ, надень свое лучшее платье и, когда Алек придет с работы, налей ему мартини со льдом и поговори с ним. И если он захочет отказаться от отдыха в Шотландии и остаться с тобой, пусть так и будет.
– Но я хочу, чтобы он поехал. Правда хочу.
– Тогда так и скажи ему. И еще скажи, что в худшем случае я отменю поездку во Флоренцию и ты после больницы поживешь у меня.
– О Филлис…
– Но я уверена, он придумает что-нибудь толковое, и окажется, что все твои метания абсолютно напрасны. Так что давай больше не будем об этом. – Филлис глянула на часы. – Что ты скажешь по поводу чашечки ароматного китайского чая?
2
Дипбрук
Алек Хаверсток, выпускник Винчестерского колледжа и Кембриджского университета, экономист-аналитик в области капиталовложений, менеджер инвестиционной компании «Форбрайт норзерн инвестмент траст» и директор банка «Мерчант» в составе «Сэндберг Харперз», был уроженцем – к удивлению многих – одного из графств, расположенных к юго-западу от Лондона.
Он появился на свет в Чагуэлле, был вторым сыном в семье, которая на протяжении трех поколений возделывала участок земли площадью около тысячи акров на западных склонах Дартмура. Длинный и низкий каменный дом с большими комнатами, в котором вырос Алек, был предназначен для проживания большой семьи. Прочный и надежный, фасадом он был обращен на холмистые зеленые пастбища, где паслись стада молочного скота гернзейской породы, на зеленые пашни и небольшую речушку Чаг, утопающую в камышовых зарослях. Дальше, на горизонте, виднелся пролив Ла-Манш, зачастую затянутый пеленой тумана и дождя, но в ясные дни отливавший синевой на солнце.
Плодовитый род Хаверстоков подразделялся на множество ветвей, пустивших корни по всему Девону и Корнуоллу. Некоторые из этих отростков пошли по стезе, не связанной с сельским хозяйством, дали миру целую плеяду адвокатов, врачей и бухгалтеров, но в целом представители мужской половины клана сохраняли верность земле: разводили племенной скот, занимались овцеводством и коневодством, летом рыбачили, зимой охотились с английскими паратыми гончими. Кто-нибудь из молодых Хаверстоков непременно принимал участие в ежегодных скачках с препятствиями, и сломанные ключицы вызывали не больше переполоха, чем простуда.
Поскольку землю обычно наследовал старший сын в семье, младшим приходилось зарабатывать на жизнь другими способами, и они, следуя традиции девонских мужчин, обычно становились моряками. Хаверстоки всегда входили в фермерское сообщество страны, и вот уже более ста лет представители этого рода неизменно служили офицерами британских Военно-морских сил, причем в самых разных званиях – от младшего гардемарина до капитана, а двое даже стали адмиралами.
В ВМС служил дядя Алека, Джеральд. Того же самого ожидали и от Алека, поскольку Чагуэлл должен был отойти к его старшему брату Брайану. Но он, в отличие от его грубовато-добродушных предков-моряков, родился под другой звездой, которая вывела его на совершенно иной путь. Упорства и сообразительности ему было не занимать, но уже после первого семестра в местной начальной школе стало ясно, что он еще и очень умен. С подачи директора этой маленькой школы Алек стал готовиться к поступлению в Винчестерский колледж, куда впоследствии был принят с правом на стипендию. Окончив Винчестерский колледж, Алек поступил в Кембриджский университет; там он занимался греблей, играл в регби, изучал экономику; по окончании курса получил диплом бакалавра. Алека, еще студента Кембриджа, заприметил «разведчик талантов» из «Сэндберг Харперз»; он предложил ему работу в компании, находившейся в лондонском Сити.
Алеку тогда было двадцать два года. Он купил себе два темных деловых костюма, складной зонт, портфель и ринулся в волнующий новый мир с безрассудным энтузиазмом наездника, вознамерившегося перескочить на лошади забор из пяти перекладин. Его взяли в отдел банка, занимавшийся анализом экономической эффективности капиталовложений. Как раз тогда он и познакомился с Томом Боулдерстоуном, который к тому времени уже полгода работал в «Сэндберг Харперз». У молодых людей оказалось очень много общего, и, когда Том предложил Алеку переселиться в его квартиру, тот с радостью согласился.
То была счастливая пора. Несмотря на то что оба не покладая рук трудились в «Сэндберг Харперз», они находили массу возможностей для бездумных развлечений, которые, по большому счету, подворачиваются только раз в жизни. В их маленькой квартирке постоянно толпились блестящие молодые люди. Импровизированные вечеринки возникали на пустом месте: спагетти в кастрюле, упаковки пива на столике возле раковины – и пошло-поехало. Алек купил свой первый автомобиль, и на выходные вместе с Томом и парой девчонок ездил за город к кому-нибудь в гости, летом – на крикетные матчи, зимой – на охоту.
Именно Алек познакомил Дафну с Томом. Он учился с ее братом в Кембридже, и тот попросил его присмотреть за невинным созданием, когда Дафна устроилась на работу в Лондоне. Просьба друга не привела его в восторг, но он был приятно удивлен, когда увидел, что Дафна мила, как картинка, и восхитительно забавна. Пару раз он сам пригласил ее на свидание, а потом одним воскресным вечером привел домой, где она приготовила для него и Тома отвратительную яичницу, хуже ему пробовать не приходилось.
Несмотря на то что Дафна совсем не умела готовить, Том, к удивлению Алека, влюбился в нее. Долгое время она отклоняла его ухаживания, продолжая флиртовать со своими многочисленными поклонниками, но Том, упрямый парень, регулярно предлагал ей руку и сердце и регулярно слышал в ответ бесконечные отговорки. Как следствие, его первоначальная эйфория сменилась глубоким унынием, но, едва он решил, что у него нет шансов завоевать любовь Дафны, и начал изживать ее из своего сердца, она, возможно почувствовав его настрой, внезапно изменила к нему отношение, бросила всех остальных ухажеров и сказала Тому, что выйдет за него замуж. Алек на их свадьбе был шафером. После Дафна, очень молодая и совсем неопытная миссис Боулдерстоун, как и полагается, переселилась к мужу.
Алеку пришлось подыскивать новое жилье. Вот тогда-то, на этом раннем этапе своей карьеры, он и приобрел дом в Ислингтоне. Никто из его знакомых не жил в этом районе, но, когда он впервые увидел свой будущий дом, тот ему показался просторнее и красивее, чем убогие каморки и коттеджи, принадлежавшие его друзьям. К тому же цены на недвижимость в Ислингтоне были ниже, чем в других районах Лондона. И недалеко от Сити.
Банк помог Алеку оформить ипотеку, и он переехал в свое новое жилище. Дом был высокий и узкий, но с полуподвальным помещением, которое ему, в общем-то, было не нужно. Алек дал в местной газете объявление о сдаче внаем цокольного этажа, на которое откликнулась миссис Эбни, вдова средних лет. Ее муж был строителем, детей она не имела. Была у нее только канарейка по кличке Дикки, которую она намеревалась привезти с собой. Алек сказал, что против канареек ничего не имеет, и они договорились, что миссис Эбни займет цокольный этаж. Такой расклад устраивал обоих: миссис Эбни получала жилье, а Алек – смотрительницу, которая соглашалась гладить ему рубашки.
После пяти лет работы в «Сэндберг Харперз» Алека перевели в Гонконг.
Том оставался в Лондоне, и Дафна жутко завидовала Алеку.
– Не понимаю, почему ты едешь, а Том – нет.
– Он умнее меня, – добродушно ответил за друга Том.
– Вовсе нет. Просто он более рослый и симпатичнее, чем ты.
– Ну все, хватит.
Дафна рассмеялась. Ей нравилось, когда Том начинал демонстрировать свою властность.
– Алек, дорогой, тебе там понравится. Я дам тебе адрес своей лучшей подруги. Она как раз сейчас там гостит у брата.
– Он работает в Гонконге?
– Наверное, китаец.
– Не болтай глупости.
– Мистер Ху Флун Дун.
– Ты прекрасно знаешь, что брат Эрики не китаец. Он служит капитаном в Королевском полку.
– Эрика, – произнес Алек.
– Да. Эрика Дуглас. Чертовски обаятельная, спортивная и вообще умница.
– Просто лапочка, – раздраженно буркнул Том.
– Хорошо, пусть будет лапочка, если тебе так хочется все испортить. – Дафна повернулась к Алеку. – Она не лапочка. Просто замечательная женщина, красавица.
Алек сказал, что он в том не сомневается. Неделей позже он улетел в Гонконг и, как только там обустроился, пустился на поиски Эрики. Она жила с друзьями в красивом доме на склоне Пика[2 - Имеется в виду Виктория-Пик – центральный район Гонконга, находящийся на холме.]. Слуга-китаец открыл ему дверь и через дом провел на тенистую террасу, с которой он увидел внизу высушенный солнцем сад и бассейн в форме почки с голубой водой. «Мисси Эллика плавает», – сообщил ему слуга, неопределенно махнув рукой. Алек поблагодарил его и стал спускаться к бассейну, возле которого отдыхали шесть-семь человек. Один из мужчин, самый старший в компании, заметив его, поднялся с шезлонга и пошел навстречу гостю. Алек представился и объяснил причину своего визита. Улыбнувшись, мужчина повернулся к бассейну.
Там в одиночестве плавала девушка, уверенным мастерским кролем передвигаясь в воде от бортика к бортику.
– Эрика!
Гладкая, как тюлень, она перевернулась на спину; черные волосы липли к ее голове.
– К тебе пришли!
Девушка подплыла к бортику, легко подтянулась, вылезла из воды и подошла к ним. Высокая, длинноногая, покрытая медным загаром, она была прекрасна. На ее лице и теле блестели капли воды.
– Привет. – Она широко, открыто улыбнулась, обнажив ровные ослепительно-белые зубы. – Ты Алек Хаверсток. Дафна написала про тебя. Я вчера получила ее письмо. Пойдем выпьем что-нибудь.
Алек с трудом верил своему счастью. В тот же вечер он пригласил ее на ужин, и потом они почти не расставались. После унылого Лондона Гонконг казался самой настоящей ярмаркой развлечений, многолюдным торжищем, где бедность и богатство соседствуют на каждом углу. Это был мир контрастов, одновременно шокирующий и чарующий, мир жары, солнца и синего неба.
И сразу у них обоих нашлось столько дел. Вместе они плавали и играли в теннис, рано утром катались верхом, на маленькой прогулочной лодке ее брата ходили под парусом в синей открытой бухте Рипалс-бей, а вечерами погружались в пышную круговерть светской жизни Гонконга: коктейли на борту теплоходов; званые ужины в роскошных заведениях – Алек даже не представлял, что такие вообще существуют; военные церемонии – в честь дня рождения королевы и «Сигнал отбоя»; военно-морские парады. Казалось, жизнь предоставила все возможные блага в распоряжение двух молодых людей, стоящих на пороге большой любви, и до Алека наконец дошло, что самое лучшее из них – это сама Эрика. И вот однажды вечером, везя ее домой с очередной вечеринки, он сделал ей предложение руки и сердца. Она, как и полагается, радостно вскрикнула и бросилась ему на шею, так что он едва не съехал с дороги.
На следующий день они пошли по магазинам, и Алек в честь помолвки купил ей кольцо с самым большим сапфиром, какой только мог себе позволить. Ее брат устроил в их честь вечеринку в армейском клубе, где за относительно короткое время было выпито просто немыслимое количество шампанского, – такого Алек еще не видел.
Обвенчал их епископ в соборе Гонконга. На церемонию бракосочетания из Англии прилетели родители Эрики. Невеста была в белом батистовом платье, украшенном белой вышивкой. На медовый месяц новобрачные отправились в Сингапур, а после вернулись в Гонконг.
В общем, первый год совместной жизни молодожены провели на Дальнем Востоке, но потом идиллия закончилась. Срок командировки Алека истек, и его отозвали в Лондон. Они вернулись в Англию в ноябре – унылый месяц даже в самые лучшие времена, – и, когда подъехали к дому в Ислингтоне, Алек поднял молодую жену на руки и перенес через порог. По крайней мере, она не замочила ноги, ведь дождь лил как из ведра.
Дом не произвел впечатления на Эрику. Глядя на свое жилище глазами жены, Алек был вынужден признать, что его интерьер не особо вдохновляет. Посему он сказал ей, чтобы она изменила все, что сочтет нужным, счета он оплатит. Несколько месяцев она с энтузиазмом занималась обустройством их семейного гнездышка, и к тому времени, когда все комнаты были отремонтированы, по-новому декорированы и обставлены новой мебелью – по вкусу Эрики, родилась Габриэла.
Впервые взяв дочь на руки, Алек испытал самые невероятные ощущения, к которым не был готов. Робость, нежность, гордость охватили все его существо, когда он откинул уголок конверта и заглянул в крошечное, покрытое легким пушком личико, увидел яркую синеву ее открытых глаз, высокий лоб, мысик ершистых шелковистых черных волос.
– Желтая она какая-то, – сказала Эрика. – Как китаянка.
– Вовсе нет.
Через несколько месяцев после рождения Габриэлы Алека снова отправили на восток, на этот раз в Японию. Но теперь все было по-другому, и он почти стыдился своего нежелания покидать маленькую дочурку даже на три месяца. В этом он не признался никому, даже Эрике.
Прежде всего Эрике. Эрика не была прирожденной матерью. Лошади всегда интересовали ее больше, чем дети, и она не выразила особой радости, когда поняла, что ждет ребенка. Физические проявления беременности вызывали у нее отвращение… Она ненавидела свои налившиеся груди, огромный живот. Долгое ожидание навевало на нее тоску, и даже увлеченность обустройством дома не помогала ей мириться с утренней тошнотой, вялостью и наваливавшимися от случая к случаю приступами усталости.
И конечно же, ей жутко не понравилось, что Алек едет на Дальний Восток без нее. Эрику возмущало, что муж отправляется в командировку один, оставляя ее дома в Лондоне – из-за Габриэлы.
– Габриэла тут ни при чем. Даже если б у нас не было Габриэлы, ты все равно не поехала бы со мной – это не такая командировка, в которую берут жен.
– И что прикажешь мне делать здесь одной? Пока ты там будешь ухлестывать за гейшами?
– Поезжай к матери.
– Не хочу я жить у матери. Она слишком много суетится вокруг Габриэлы, смотреть тошно.
– Тогда вот что… – Во время этого разговора Эрика лежала на их супружеском ложе, и теперь он сел рядом и положил руку на изгиб ее обмякшего бедра. – Том Боулдерстоун достает меня с одной идеей. Они с Дафной в июле хотят поехать в Шотландию на рыбалку. Энсти тоже едут. Они надеялись, что и мы составим им компанию.
– Куда именно? – спросила Эрика через какое-то время. Голос у нее по-прежнему был недовольный, но он знал, что привлек ее внимание.
– В Сазерленд. В местечко под названием Гленшандра. Там есть один отель с отличной кухней. Тебе делать ничего не нужно. Просто будешь отдыхать, радоваться жизни.
– Знаю. Дафна мне рассказывала. Они с Томом были там в прошлом году.
– Тебе понравится рыбачить.
– А как же Габриэла?
– Может, оставить ее у твоей матери? Как думаешь, она согласится?
Эрика перевернулась на спину, убрала с глаз волосы и посмотрела на мужа. Заулыбалась.
– Я предпочла бы поехать в Японию, – сказала она.
Он наклонился и поцеловал ее в улыбающиеся губы.
– Шотландия – тоже неплохо.
– Ладно, Шотландия так Шотландия.
Так у них и повелось. Шли годы. Алек был весь в работе, круг его обязанностей расширялся, он делал успешную карьеру. Габриэле исполнилось четыре года, потом пять, она пошла в школу. Когда у Алека находилось время, чтобы остановиться и взглянуть на свой брак со стороны, он приходил к выводу, что они живут не хуже, чем все его семейные друзья. Конечно, в их жизни случались взлеты и падения, как же без этого, но впереди всегда – словно манящая награда, ожидающая победителя многокилометрового забега, – был отдых в Шотландии, который стал уже ежегодной традицией. Даже Эрика ждала этого события с не меньшим энтузиазмом, чем Алек. Атлетичная от природы, она, как и все спортсмены, обладала хорошей координацией движений, чувством времени и наблюдательностью, и очень быстро научилась удить «на муху», как будто всю жизнь только этим и занималась. Поймав своего первого лосося, она от счастья плакала и смеялась одновременно и, глядя на ее детский восторг, на радостное возбуждение, Алек снова почти влюбился в нее.
В Шотландии они были счастливы; беззаботные деньки бодрили, как порыв свежего ветра, пронесшегося по душному помещению и рассеявшего обиды, очистившего воздух.
Когда Габриэла подросла, они стали брать ее с собой.
– Она будет помехой, – сказала Эрика.
Но Габриэла никому не мешала, она не была занудным ребенком. Она была очаровательна, и именно в Гленшандре Алек по-настоящему узнал свою маленькую дочурку. Он беседовал с ней, слушал ее или просто наслаждался ее дружеским молчанием, когда она сидела рядом на берегу, наблюдая, как он забрасывает удочку в бурую мутную воду.
Но для Эрики одних только вылазок в Гленшандру было недостаточно. Ничто не могло унять ее раздражительность, неугомонность. Она все так же злилась на мужа за его заграничные командировки, за то, что он постоянно путешествует по заморским странам без нее. Каждый его отъезд сопровождался скандалом, и Алек улетал в подавленном настроении, в его ушах звенели ее сердитые обидные слова. Теперь она говорила, что ненавидит их дом, который прежде приводил ее в восторг. Он слишком маленький, ее от него тошнит, тошнит от Лондона, кричала Эрика. «Наверное, скоро она скажет, что ее и от мужа тошнит», – думал Алек.
Упрямства ему было не занимать. В конце длинного утомительного дня он меньше всего был настроен потакать прихотям вечно всем недовольной жены. Он категорически заявил, что не намерен менять удобный дом на более просторное жилье в престижном районе Лондона, которое обойдется ему в кругленькую сумму; чтобы заработать эти деньги, ему придется чаще ездить в командировки.
Эрика потеряла самообладание:
– Ты ни о ком не думаешь, кроме себя. Конечно, тебе-то ведь не приходится целыми днями торчать в этом курятнике, зажатом меж ислингтонскими тротуарами. Вон Том с Дафной… Купили дом в Кэмпден-хилле.
Именно в этот момент, слушая вопли жены, Алек впервые осознал, что, возможно, в один прекрасный день их брак распадется. Эрика обвинила его в эгоизме, и, хотя она преувеличивала, он действительно настолько был увлечен работой, что зачастую забывал обо всем другом. А для Эрики все было иначе. Просто роль домашней хозяйки и матери ее не устраивала, и хотя вечерами они вели активную светскую жизнь – Алеку казалось, что они вообще никогда не ужинают дома, – Эрика все равно не успевала выплескивать всю свою безграничную энергию.
Когда она, высказав ему все накопившиеся претензии, умолкла, он спросил, чего она хочет.
– Мне нужно пространство, – отвечала она. – Большой сад, пространство для Габриэлы. Мне нужны простор и свобода. Деревья. Место, где можно ездить верхом. Я с самого Гонконга на лошадь не садилась. А раньше ездила верхом каждый божий день. Я не хочу сидеть в четырех стенах, когда ты уезжаешь за границу, а ты вечно в командировках. Я хочу принимать гостей. Хочу…
Конечно, ей нужен был загородный дом.
И Алек купил такой дом. В Нью-Форесте. Эрика потратила на его поиски три месяца, наконец нашла подходящий, и Алек, сделав глубокий вдох, выписал чек на требуемую огромную сумму.
Разумеется, это был компромисс, но Алек не мог игнорировать опасные сигналы ее отчаяния, тем более что теперь его финансовое положение позволяло дополнительные расходы на подобную роскошь. А может, это и не роскошь? Они будут возить туда Габриэлу на выходные и каникулы, да и недвижимость в условиях роста инфляции – самое надежное помещение капитала.
Дом – ему дали название Дипбрук, что означало «глубокий ручей», – был добротный, в стиле ранней викторианской эпохи, со множеством комнат, оранжереей, садом площадью в один акр, конюшнями на четырех лошадей, тремя акрами огороженного пастбищного участка. Фасад дома почти полностью скрывали огромные лиловые кисти глицинии. Перед ним был большой газон с кедром посредине и очаровательными старомодными разросшимися розовыми кустами.
Эрика наконец-то была счастлива. Она обставила дом мебелью, нашла садовника и приобрела пару лошадей для себя и маленького пони для дочери. Габриэле было уже семь лет, и пони она не очень любила, предпочитая часами качаться на качелях, которые повесил для нее на кедре Алек.
С матерью у Габриэлы было мало общего, хотя они вроде бы неплохо ладили. Когда ей исполнилось восемь лет, Эрика завела разговор о том, чтобы отправить дочь в школу-пансион. Алек пришел в ужас. Он считал, что в столь нежном возрасте нельзя отправлять в закрытые учебные заведения даже мальчиков, а тем более девочек. По этому поводу они долго спорили, но так ни о чем и не договорились. А потом Алеку пришлось на три месяца уехать в Нью-Йорк.
На этот раз обошлось без взаимных упреков и жалоб. Эрика тренировала для показа молодую лошадь и проводила мужа без сожаления, даже не глянув ему вслед, ибо в тот момент она не думала ни о чем, кроме своего занятия. По крайней мере, так показалось Алеку. Однако, когда он вернулся из Нью-Йорка, Эрика ему сообщила, что нашла совершенно идеальную школу-пансион для Габриэлы, уже записала туда дочь, начало учебы – со следующего семестра.
Это было воскресенье. Он прилетел в Хитроу и из аэропорта прямиком поехал в Дипбрук. Эрика поставила его перед фактом в гостиной, когда он наливал ей выпить, и там, стоя друг против друга по разные стороны камина, словно враги, они страшно поскандалили.
– Ты не имела права.
– Я тебя предупреждала.
– А я тебе запретил. Я не позволю, чтобы Габриэлу отослали в какой-то пансион.
– Я ее не отсылаю. Я ее отправляю в школу. Ради ее же блага.
– Кто ты такая, чтобы решать, что ей во благо?
– Я знаю, что ей не во благо. И это та убогая школа в Лондоне, в которую она сейчас ходит. Она – умная девочка…
– Ей всего десять лет.
– И она – единственный ребенок в семье. Ей необходимо общение.
– Которое ты могла бы ей обеспечить, если б не была слишком занята своими лошадьми, будь они прокляты…
– Это ложь… И почему я не должна заниматься лошадьми? Бог свидетель, я и так много времени посвящаю заботам о Габриэле… А от тебя, между прочим, помощи никакой… Ты все время в разъездах. – Эрика стала мерить шагами комнату. – И я пыталась привить ей интерес к тому, что я делаю… Как только ни старалась. Купила ей пони. Но ей больше нравится смотреть телевизор и читать книжки. Откуда у нее появятся друзья, если ничем другим она не занимается?
