скачать книгу бесплатно
– Что ж, ты ошибаешься. Я остаюсь.
Брови студента взмывают вверх.
– Чё, реально? Блин! – произносит он с невольным восхищением.
– А ты что собираешься делать? – спрашиваю я.
– Вернусь домой, – отвечает молодой человек. – Я уже неделю тусуюсь на Галапагосах.
– Что ж, а я только прилетела, – почему-то оправдываюсь я.
– Тебе виднее.
Две минуты спустя мы с девочкой покидаем наше такси и оказываемся на острове Исабела. Кучка встревоженных туристов расступается перед нами и тут же смыкается позади, словно течение. Всем им не терпится сесть в маленькую лодку. Я застенчиво улыбаюсь своей спутнице, но она никак не реагирует на мою улыбку. Через некоторое время я вдруг понимаю, что осталась в полном одиночестве. Я оглядываюсь и вижу, что девочка, поставив сумку возле ног, сидит на деревянной скамейке возле пирса и плачет.
В этот момент водное такси отъезжает от причала.
Внезапно меня осеняет: в попытке казаться более храброй, чем я есть на самом деле, я только что осталась совсем одна на незнакомом острове.
На самом деле я ни разу в жизни не путешествовала в одиночку. Когда я была маленькой, то нередко составляла отцу компанию в его командировках – в музеи Лос-Анджелеса, Флоренции, Фонтенбло. Когда я училась в колледже, то ездила с соседками по комнате на Багамы во время весенних каникул. Как-то мне пришлось по работе уехать на все лето в Канаду, но и там я жила с друзьями. Я летала с Евой в Лос-Анджелес и Сиэтл, чтобы встретиться с потенциальными клиентами и оценить произведения искусства для аукциона. Мы ездили с Финном в национальный парк Акейдия; летали с ним на Майами на выходные, прихватив пятницу с понедельником, я также была его «плюс одним»[8 - Если в приглашении указывается «плюс один», это значит, что можно привести с собой еще одного гостя. Те, кто состоит в серьезных отношениях, проживают вместе с партнером или готовятся к собственной свадьбе, традиционно получают приглашения с пометкой «плюс один».] на свадьбе в Колорадо. Я знаю женщин, которые упрямо настаивают на том, чтобы самостоятельно путешествовать в наиболее отдаленные места, как будто воинственная самодостаточность еще более инстаграмна, чем иностранные достопримечательности. Но я не такая. Мне нравится делить с кем-то свои воспоминания. Мне нравится, что когда я поворачиваюсь к Финну и говорю: «А помнишь тот случай на горе Кадиллак…» – то даже заканчивать предложение мне необязательно.
«У тебя приключение», – напоминаю я себе.
В конце концов, моя мать спокойно выживала одна в местах, которые были гораздо менее цивилизованными, чем Галапагосы.
Когда я снова оглядываюсь на пирс, девочки на скамейке уже нет.
Я закидываю рюкзак на плечо и бреду прочь от причала. Небольшие здания напоминают мне кусочки головоломки: кирпичные стены с соломенной крышей, свежая ярко-розовая штукатурка, деревянная арка с вывеской «Бар/Ресторан». Все они разные; их объединяют только плотно закрытые двери.
La isla estа cerrando.
По песчаной улице, извиваясь, ползут сухопутные игуаны – единственные признаки жизни.
Я прохожу мимо farmacia[9 - Аптека (исп.).], магазина и нескольких hostales[10 - Хостелы (исп.).]. Другой дороги в городе нет, поэтому если я не стану с нее сходить, то рано или поздно непременно найду свой отель.
Я продолжаю идти, пока не замечаю мальчика, которого видела с борта водного такси, – он ловил кокосы, которые кидал ему какой-то мужчина.
– Hola[11 - Привет (исп.).], – улыбаюсь ему я и жестом показываю вверх и вниз по дороге. – Каса-дель-Сьело?..
Раздается легкий глухой стук – оказывается, это позади меня приземляется, спрыгнув с пальмы, тот самый мужчина.
– Каса-дель-Сьело, – повторяет он. – El hotel no estа lejos, pero no estаn abiertos[12 - Отель находится недалеко отсюда, но он закрыт (исп.).].
Мои губы расплываются в широкой улыбке.
– Gracias[13 - Спасибо (исп.).], – отвечаю я, хотя понятия не имею, что он только что сказал.
Интересно, о чем, черт возьми, я думала, когда решила поехать в страну, языком которой не владею!
Ах да. Точно. Я думала, что поеду с Финном, который им как раз владеет.
Вежливо помахав рукой на прощание, я продолжаю двигаться в указанном мне направлении. Через несколько сот ярдов я замечаю выцветшую деревянную вывеску с вырезанным на ней названием моего отеля.
Я подхожу к двери как раз в тот момент, когда кто-то открывает ее изнутри. Из-за двери показывается пожилая женщина, чье лицо так изборождено морщинами, что напоминает скорее смятую простыню; черные глаза незнакомки блестят. Она кричит тому, кто, по-видимому, остался в здании. Ей отвечают по-испански. На женщине хлопчатобумажное платье с логотипом отеля на левой груди. Она улыбается мне и тут же исчезает из виду, свернув за угол здания.
Следом за первой из отеля выходит вторая женщина – помоложе, с длинной копной черных волос, заплетенных в косу. Она держит в руках связку ключей и, выйдя из здания, начинает запирать за собой дверь.
Странное поведение для обслуживающего персонала отеля.
– Disc?lpame[14 - Простите (исп.).], – робко начинаю я, – это Каса-дель-Сьело?
Она вытягивает шею, словно рассматривает что-то на крыше здания, а затем кивает.
– Estamos cerrados, – отвечает женщина, переводя взгляд на меня. – Закрытые, – добавляет она по-английски.
Я моргаю. Может быть, здесь есть что-то вроде сиесты; может быть, все предприятия на острове закрываются – я смотрю на часы – в 16:30?
Женщина резко дергает дверь и уходит. В панике я бегу за ней, прося ее остановиться. Незнакомка оборачивается, а я принимаюсь рыться в рюкзаке в поисках распечатанного подтверждения брони из отеля – доказательства того, что я имею полное право прожить ближайшие две недели здесь, поскольку номер полностью оплачен.
Женщина берет у меня из рук распечатку и внимательно ее изучает. В очередном потоке испанских слов я различаю лишь одно знакомое мне понятие: «коронавирус».
– Когда вы снова откроетесь? – спрашиваю я.
Женщина пожимает плечами – понятный любому человеку на планете жест, означающий буквально: «Ты влип по полной».
Она садится на велосипед, начинает крутить педали и вскоре оставляет меня одну перед захудалым отелем, оплаченный номер в котором мне не светит, в стране, на языке которой я не говорю, на острове, где мне предстоит прожить две недели. При этом из вещей у меня только зубная щетка и купальник.
Я огибаю отель. Оказывается, его задний фасад обращен к океану. Нежное небо все словно в синяках. Морские игуаны бросаются врассыпную, когда я присаживаюсь на небольшой бугорок, чтобы достать телефон и позвонить Финну.
Но связи нет.
Я закрываю лицо руками.
Я не привыкла путешествовать таким образом. Обычно я заранее бронирую отель, запасаюсь путеводителями и завожу аккаунт на сайте авиалиний, чтобы накапливать мили. Я трижды проверяю, взяла ли с собой права и паспорт. Я крайне организованна. От мысли о том, чтобы бесцельно бродить по городу в поисках отеля со свободными номерами, меня начинает подташнивать.
Как-то раз моя мама фотографировала на Шри-Ланке азиатских буйволов, когда на пляж обрушилось цунами.
– Слоны, – рассказывала потом она, – бросились к холмам еще до того, как кто-либо из нас понял, что происходит. Фламинго сорвались с насиженных мест, чтобы перебраться куда повыше. Собаки отказывались выходить на улицу. Если все движутся в каком-то одном направлении, – резюмировала она, – обычно на это есть причина.
Я чуть не подпрыгиваю от прикосновения чьей-то руки к своему плечу. Позади себя я обнаруживаю пожилую женщину из отеля. Она улыбается мне беззубой улыбкой, и ее губы повторяют изгиб десен.
– Ven conmigo[15 - Пошли со мной (исп.).], – говорит она.
Я не знаю, что это значит, и остаюсь сидеть на месте. Тогда незнакомка протягивает мне костлявую руку и помогает подняться.
Держа за руку, словно маленькую девочку, она ведет меня вниз по песчаной улице Пуэрто-Вильямиля. Я знаю, что позволять незнакомцу увести себя в неизвестном направлении не очень-то разумно. Но пожилая женщина кажется не похожей на серийного убийцу, к тому же у меня нет выбора. Словно во сне, я бреду за ней мимо запертых дверей магазинов, закрытых ресторанов и тихих баров, которые вскоре уступают место маленьким аккуратным жилым домишкам. Некоторые из них выглядят роскошнее остальных, прячась за низкими оштукатуренными стенами с воротами. Рядом с другими валяются ржавые велосипеды. Вокруг третьих имеются палисадники с заборчиком из измельченных морских ракушек.
Женщина сворачивает ко входу в один из домиков. По форме он похож на квадрат и явно сделан из бетона, выкрашенного в бледно-желтый цвет. Ножки колонн на небольшом деревянном крыльце густо увиты буйно цветущими виноградными лозами. Однако, вместо того чтобы подняться на крыльцо, мы обходим вокруг дома – оказывается, что его задняя часть спускается к воде. Во внутреннем дворике обнаруживается металлический кофейный столик и веревочный гамак, несколько растений в кадках и пролом в стене высотой по колено, который ведет прямо на пляж. Бьющиеся о берег волны быстро разносят слухи.
Я оборачиваюсь и вижу, как пожилая женщина проходит через раздвижную стеклянную дверь и машет мне, веля следовать за ней. Я вхожу в крошечное помещение, которое выглядит одновременно обжитым и заброшенным. Из мебели здесь есть только потертый, уродливый диван в коричневую клетку, деревянный кофейный столик и шаткий стол довольно большого размера. Прямо посреди стола краснеет раковина, в которую вставлена пачка бумажных салфеток. Повсюду разбросаны тряпичные коврики.
В комнате имеются также холодильник, духовка и плита. Но в шкафах нет книг, на полках нет еды, на стенах нет картин.
– Ты, – велит мне женщина на ломаном английском, – оставаться.
Против воли мои глаза наполняются слезами.
– Спасибо, – отзываюсь я. – Я могу заплатить. Dolares[16 - Долларами (исп.).].
Женщина пожимает плечами, как будто это абсолютно нормально – предлагать дом выброшенному на улицу путешественнику, не требуя платы. С другой стороны, может быть, на Исабеле это действительно считается чем-то само собой разумеющимся. Женщина улыбается и похлопывает себя по груди.
– Абуэла, – представляется она.
Я улыбаюсь ей в ответ:
– Диана.
Мое жилище представляет собой маленькую загадку. В нем есть неширокая кровать, и я отправляюсь на поиски простынь. В задней части бельевого шкафа под полотенцами оказываются спрятанными три выцветшие футболки из мягкой ткани: одна – с незнакомым мне флагом, другая – с черным котом, третья – с логотипом какой-то компании на груди. Тот же логотип я замечаю на коробке с огромными рекламными открытками – их в ней несколько сот, не меньше. Логотип компании «G2 Tours» в окружении различных фотографий – вулкана, черепахи, каменистого пляжа и голубоногой олуши с глазами-бусинками. В спальне в побитом жизнью шкафу я нахожу пару огромного размера шлепанцев, а также маску и трубку. В ванной комнате в ящике стола обнаруживаются полупустой тюбик зубной пасты и бутылочка с аналогом ибупрофена. В холодильнике есть пара приправ – горчица и табаско – и при этом никакой еды.
Вот почему я вынуждена покинуть относительный комфорт своего нового жилища. Мой желудок урчит так громко, что игнорировать его становится опасным, и я отправляюсь на поиски еды и сотовой связи. Я снимаю рубашку, которую ношу уже два дня, и переодеваюсь в футболку с логотипом «G2 Tours», завязывая ее узлом на талии. Затем раздвигаю стеклянные двери, переступаю порог и оказываюсь на краю света.
Океан флиртует с берегом, то набегая на него, то вновь отступая. Какое-то движение привлекает мое внимание: неровный выступ скалы внезапно оживает, однако оказывается, что это всего лишь морские игуаны, решившие искупаться. Я пытаюсь следить за траекторией их движения в волнах, но теряю животных из виду на большой глубине. Я прикрываю глаза рукой и пытаюсь разглядеть на горизонте силуэт еще одного острова, но вижу лишь неясное пятно в том месте, где вода встречается с небом. Теперь я понимаю капитана, который прокладывает курс к этой точке на карте, представляя, как достигнет края земли.
Внезапно я чувствую, что между мной и моей реальной жизнью будто пролегли тысячи миль.
Сначала мне кажется, что на пляже никого, кроме меня, нет, но потом вдалеке я различаю чьи-то силуэты, а сосредоточившись, слышу крики – похоже, это резвятся местные дети. Я поворачиваюсь обратно к дому и наверху, за бледной занавеской, замечаю тень – вероятно, Абуэлы.
Наверное, я могла бы подняться к ней и жестами объяснить, что хочу есть. Хозяйка дома, скорее всего, усадила бы меня за стол и приготовила еды. Но с моей стороны такое поведение выглядело бы крайне неучтивым, ведь Абуэла уже оказала мне огромную услугу, приютив в своем доме. Однако, насколько мне известно, магазины не работают, ведь я только что сама видела их закрытые двери. Может быть, в другом конце городка есть открытая забегаловка или рынок? Я взываю к своей внутренней Элизабет Гилберт/Амелии Эрхарт/Салли Райд [17 - Элизабет Гилберт – американская писательница, автор бестселлера «Ешь, молись, люби». Амелия Эрхарт – первая женщина-пилот, перелетевшая Атлантический океан. Салли Райд – первая американка, побывавшая в космосе.] и делаю шаг навстречу неизвестности.
Все та же центральная дорога вьется мимо кактусов, спутанных кустарников и солоноватой воды. Вдалеке розовеют расхаживающие по воде фламинго, и вытянутые петли их шей становятся похожими на выносные элементы букв какого-то секретного послания, когда они ныряют за креветками. В некоторых особо узких местах дорогу окаймляют черные камни. Иногда на ней также можно встретить охапки опавших листьев. Все вокруг выкрашено в зеленое, красное и оранжевое – словно на картинах Гогена. На моем телефоне все это время из четырех палочек индикатора связи горит только одна.
Финн с ума сойдет, если не получит от меня вестей. Он, конечно, должен понимать, что на Галапагосах с Wi-Fi могут быть перебои. Я прямым текстом сказала ему об этом еще вчера, перед тем как связь прервалась. К тому же во всех путеводителях туристов предостерегают насчет плохой связи, предлагая выбирать между слабым Wi-Fi в отеле и тем, чтобы просто отключить телефон и наслаждаться отдыхом. Для нас с Финном последнее звучало очень заманчиво. Но ведь тогда мы думали, что окажемся отрезанными от всего мира вместе…
Если бы все было наоборот – если бы он застрял там, где не было связи, – я бы страшно переживала. Я стараюсь не поддаваться панике: он знает, что я благополучно приземлилась; прошел всего день; я придумаю, как связаться с ним завтра.
Минут через двадцать я замечаю, что солнце уже почти село. Растопыренные во все стороны ветви кактусов при слабом освещении превращаются в преследующих меня незнакомцев. Я подпрыгиваю от испуга всякий раз, когда передо мной проносится игуана. Мне следует повернуть назад, пока не стало слишком темно и я не заблудилась. Я уже собираюсь смириться с тем, что лягу спать голодной, когда замечаю впереди небольшое строение. Я прищуриваюсь, но даже это не помогает мне различить, что написано на вывеске.
Подойдя чуть ближе, я наконец читаю написанное, хотя и так уже становится понятно, что это не ресторан и не мини-маркет. «CENTRO DE CRIANZA DE TORTUGAS GIGANTES». На вывеске имеется перевод на английский – «ЦЕНТР РАЗВЕДЕНИЯ ГИГАНТСКИХ ЧЕРЕПАХ» – и, чтобы у читающего ее не осталось никаких сомнений, внизу нарисована вылупляющаяся из яйца черепаха.
Никаких ворот, ведущих на территорию центра, тут нет, поэтому я спокойно прохожу во внутренний двор. Главное здание закрыто на ночь (или дольше?), но во дворе полукругом расположены вольеры, огороженные бетонной стеной высотой несколько футов, довольно толстой, чтобы я могла на нее облокотиться и заглянуть внутрь, и довольно высокой, чтобы черепахи не могли сбежать.
Я вплотную подхожу к стене и оказываюсь лицом к лицу с доисторического вида черепахой. Ее прищуренные глаза пристально смотрят на меня. Приблизившись ко мне на мягких лапах, она вытягивает шею из своего панциря. Ее голова совсем плоская, кожа как у динозавра, на лапах имеются массивные черные когти, а нос – совсем как у Волан-де-Морта. Она открывает рот и высовывает язык.
Я опираюсь на локти и с наслаждением наблюдаю за тем, как животное отворачивается от меня и устремляется к другой черепахе, виднеющейся вдалеке. Неуклюже шевеля лапами, будто рассекая морские волны, мой знакомый взбирается на панцирь второй черепахи, тем самым обездвиживая ее, чтобы они могли спариться. Самец, за которым я наблюдала все это время, наклоняет голову к своей партнерше, натягивая до предела сухожилия на своей шее. Его толстые лапы похожи на покрытые кольчугой руки. Он хрипло ревет – за всю жизнь самец может не издать другого звука.
– Так держать, приятель, – бормочу я и отворачиваюсь, чтобы предоставить животным возможность побыть наедине.
В других вольерах я замечаю сотни черепах всевозможных размеров. Они похожи на нагромождение армейских шлемов. Одни спят, другие, наоборот, копошатся. Третьи, выползающие из какой-то лужи все покрытые водорослями, или четвертые, жующие какие-то стебли, кажутся бесконечно уставшими от этого мира. Даже самые маленькие черепашки напоминают мне стариков с морщинистыми шеями и лысыми макушками.
В одном из вольеров несколько черепах с аппетитом поедают маленькие зеленые яблоки, упавшие с дерева за бетонным забором. Я наблюдаю, как рептилии превращают их в кашу своими мощными челюстями.
У меня урчит в животе, и я перевожу взгляд на яблоню.
Я не из тех, кто ест ягоды с незнакомых кустов. Ради бога, ведь я живу в Нью-Йорке и считаю природу по большей части опасной. Но если черепахи едят эти яблоки, наверняка они и для человека сгодятся, верно?
Но так просто до яблок не дотянуться. Ветви, нависающие над вольером, уже обглоданы жадными черепахами, так что мне приходится взобраться на бетонную стену, чтобы сорвать яблоко.
– Cuidado![18 - Осторожно! (исп.)]
Я оборачиваюсь и чуть не падаю в вольер для черепах от удивления. Темнота окутала меня, словно сеть, повсюду царит мгла, так что я не вижу, кто меня зовет. Секунду я колеблюсь, но затем вновь поворачиваюсь к яблоне.
Мои пальцы едва касаются кожуры яблока, когда внезапно кто-то срывает меня со стены. Я теряю равновесие, а затем оказываюсь распростертой на пыльной земле. Надо мной нависает незнакомый мужчина. Он кричит что-то на испанском, и я не могу разглядеть его лица в темноте. Он наклоняется ко мне и хватает меня за запястье.
Интересно, почему я решила, что бродить одной в темноте по незнакомой местности безопасно?
Интересно, я не пала жертвой вируса, чтобы пасть жертвой незнакомца здесь, на острове?
Я пытаюсь дать отпор. Я умудряюсь со всей силы ударить обидчика в грудь, он хрюкает и лишь сильнее сжимает меня в своих объятиях.
– Пожалуйста, не убивайте меня! – молю я. – Ведь я не сделала вам ничего плохого!
Он выворачивает мое запястье, и я впервые ощущаю жжение на кончиках пальцев – там, где они соприкоснулись с кожурой яблока. Я перевожу взгляд на свою руку и вижу, что мои пальцы покрылись волдырями и покраснели.
– Слишком поздно, – говорит незнакомец на безупречном английском. – Ты сделала плохо самой себе.
Глава 2
Я вскакиваю на ноги и прижимаю больную руку к груди второй рукой, пытаясь унять пульсирующую боль в кончиках пальцев.
– К ним нельзя даже прикасаться, настолько они ядовиты, – поясняет мужчина. – Эти плоды похожи на яблоки.
– Я не знала, – отвечаю я.
– А следовало бы, – бормочет он. – Здесь повсюду висят таблички.
Ядовитые яблоки, прямо как в сказке. Только вот мой принц застрял в больнице в Нью-Йорке, а злая колдунья – шестифутовый галапагосец, плохо контролирующий свой гнев. Я смотрю на черепах, все еще блаженно пирующих злосчастными яблоками. Незнакомец смотрит в ту же сторону, что и я.
– Ты не черепаха, – резюмирует он, будто точно знает, о чем я думаю.
Жар в пальцах становится невыносимым.
– Насколько они ядовиты? – Я начинаю паниковать.
Мне нужно срочно ехать в больницу?
Есть ли вообще здесь больница?
Он берет меня за руку и пристально разглядывает пострадавшие пальцы. У него темные волосы и темные глаза, на нем беговые шорты и потная майка.
