скачать книгу бесплатно
«Когда все это закончится, – мысленно пообещала себе Алекс, – мы поедем в тропический лес, или к пирамидам, или на пляж, где песок белый, как слоновая кость. Мы будем есть виноград прямо с ветки, плавать в море вместе с черепахами и часами гулять по мощеным улочкам. Мы будем смеяться, болтать, откровенничать. Обязательно будем». В то же время другой внутренний голос тихо, но упрямо твердил, что эта мечта осуществится не раньше, чем закончатся слушания в суде.
Дело о стрельбе в школе должны были пустить вне очереди, а ей, Алекс, судье главного суда первой инстанции, полагалось занимать теперешнюю должность еще восемь месяцев. Джози была на месте происшествия, но серьезного ранения не получила и жертвой формально не являлась. Поэтому Алекс не должны были отстранить от рассмотрения этого дела. Ей предстояло разобраться в нем объективно – так, чтобы чувства матери не примешивались к профессиональным соображениям. От этого процесса, первого крупного процесса Александры Кормье в главном суде первой инстанции, зависела ее дальнейшая карьера.
Нет, сейчас она, конечно же, об этом не думала.
Вдруг Джози пошевелилась. Алекс наблюдала, как к дочери постепенно возвращается сознание.
– Где я? – спросила Джози.
– В больнице, – ответила Алекс, гладя дочь по волосам.
– Почему?
Рука Алекс остановилась.
– Ты помнишь, что сегодня произошло?
– Перед школой Мэтт заехал за мной… – Джози резко села: – Мы что, попали в аварию?
Алекс задумалась: может быть, не стоит сразу говорить дочке правду? Может быть, выбросив случившееся из памяти, ее сознание таким образом защищает себя?
– С тобой все в порядке, – осторожно сказала Алекс. – Ты не ранена.
Джози облегченно вздохнула.
– А Мэтт?
Льюис отправился за адвокатом. В ожидании мужа Лейси лелеяла эти сведения, словно горячий камень на груди, сидя на кровати и раскачиваясь взад-вперед. «Все будет хорошо», – пообещал муж, однако Лейси не понимала, откуда у него такая уверенность. «Конечно, это какая-то ошибка», – сказал Льюис, но ведь он не был там, у школы, и не видел лица детей, которые сегодня перестали быть детьми. Лейси тоже хотелось верить, что все еще можно уладить. Но она помнила, как Льюис будил сына в четыре утра, чтобы взять с собой на утиную охоту. Он учил Питера стрелять в птиц, не предполагая, что тот может выбрать себе и другую мишень. Воспринимая эту забаву как спорт и как зов природы, Лейси научилась готовить отличное рагу из дичи и гуся в соусе терияки. Она с удовольствием поедала все, что оказывалось на столе благодаря хобби мужа. Теперь же Лейси винила мужа в произошедшем, стараясь таким образом снять вину с самой себя.
Как можно еженедельно менять сыну постель, кормить завтраками, возить к ортодонту, но при этом совершенно его не знать? То, что на любой вопрос Питер отвечал односложно, Лейси, как, наверное, и любая мать на ее месте, связывала с переходным возрастом. Она рылась в воспоминаниях, ища какой-нибудь красный флажок: слова, которые она могла неправильно понять, тревожный симптом, на который она могла не обратить внимания. Но в памяти всплывало только бесчисленное множество обыденных моментов.
Множество обыденных моментов, которые для некоторых матерей никогда больше не повторятся.
На глаза Лейси навернулись слезы. Она вытерла их тыльной стороной ладони, запретив себе думать о тех несчастных.
Может быть, и в голове Питера сейчас крутились те же самые мысли.
Сглотнув, Лейси встала и прошла в темную комнату сына. Постель, которую она, Лейси, застелила с утра, была не смята. На стене висел постер группы Death Wish. Только сейчас это заметив, Лейси спросила себя, зачем сыну такой плакат. В шкафу она нашла пустые бутылки, изоленту, рваные тряпки и всякую другую всячину, которой раньше не находила.
Стоп! Лейси могла уладить все сама. Для них обоих. Она сбегала на кухню, оторвала от рулона три больших черных пакета для мусора и быстро вернулась в комнату Питера. Начала со шкафа: в первый мешок покидала связки шнурков, упаковки сахара, селитры и – о боже! – железные трубки. Лейси должна была избавиться от всего этого, хотя еще не знала как.
Когда в дверь позвонили, она, с облегчением вздохнув, решила, что вернулся Льюис. На самом деле муж вошел бы без звонка, но Лейси в ее теперешнем состоянии это не пришло в голову. Оторвавшись от своего занятия, она спустилась и увидела полицейского с тонкой синей папкой в руках.
– Миссис Хоутон? – спросил он.
А кого еще они хотели? Ее сын уже у них.
– У нас ордер на обыск.
Сунув Лейси бумаги, полицейский отстранил ее и прошел в дом, а за ним еще пятеро копов.
– Джексон, Уолхорн, – скомандовал он, – в комнату парня. – Родригеc, в подвал. Тевес и Гилкрист, начните с первого этажа. Всем в первую очередь проверять телефоны и компьютеры… – Только сейчас заметив, что хозяйка все еще здесь и смотрит на него расширенными глазами, полицейский сказал ей: – Миссис Хоутон, вам придется покинуть помещение.
И он повел ее в прихожую. Она, словно онемев, подчинилась. Что они скажут, когда доберутся до комнаты Питера и найдут мусорный мешок? Обвинят ли Питера в подготовке взрыва? Или ее, Лейси, в том, что не уследила за ним?
Может быть, уже обвинили?
– Сколько это продлится? – спросила она, когда из открытой входной двери ей в лицо ударил морозный воздух.
– Пока не закончим, – пожав плечами, ответил полицейский и оставил ее стоять на холоде.
Проработав адвокатом почти двадцать лет, Джордан Макафи искренне полагал, что видел и слышал все. Но сейчас они с женой Селеной стояли перед телевизором и смотрели на канале Си-эн-эн репортаж о трагедии в старшей школе Стерлинга.
– Как в школе «Колумбайн». Только на этот раз практически на нашем заднем дворе, – сказала Селена.
– Только на этот раз стрелявший остался в живых, – пробормотал Джордан и посмотрел на ребенка, которого держала на руках жена.
Обладательница длиннющих ног и изящных рук, чернокожая Селена родила от него типичного белого протестанта, голубоглазого мальчика кофейного цвета. Чтобы малыш подсознательно не впитывал ненужную информацию, Джордан взял пульт и убавил громкость.
Старшая школа находилась на одной улице с парикмахерской, где он стригся, и всего в двух кварталах от здания, где арендовал офис. Ему неоднократно приходилось защищать питомцев этого учебного заведения, когда у них в бардачке находили травку или они попадались на распитии спиртных напитков. Селена, которая была ему не только женой, но и помощницей, несколько раз ходила в школу поговорить с ребятами по поводу какого-нибудь дела.
В Стерлинге семья Макафи поселилась недавно. Томас, единственный положительный результат неудачного первого брака Джордана, окончил школу в Сейлем-Фоллзе и теперь учился на втором курсе в Йеле. Платя по сорок тысяч долларов в год, отец не успевал следить за планами сына, который, решая свою судьбу, мечтал стать то художником-перформансистом, то искусствоведом, то клоуном. Джордан наконец-то сделал предложение Селене, а когда вскоре после свадьбы она забеременела, они переехали сюда, в Стерлинг, потому что школа округа имела очень хорошую репутацию.
И вот те на!
Смотреть новости Джордан не хотел, но и оторваться от экрана не мог. Поэтому, когда зазвонил телефон, он не пошевелился. Селена, сунув ребенка ему в руки, ответила на звонок.
– Привет, – сказала она. – Как дела?
Джордан обернулся, приподняв брови.
«Томас», – произнесла жена одними губами, а вслух сказала: – Подожди, он сейчас подойдет, – и отдала Джордану телефон.
– Какого черта у вас там происходит? – спросил Томас. – На сайте Эм-эс-эн-би-си только о вашей школе и пишут.
– Я знаю не больше твоего, – ответил Джордан. – Тут совершенный хаос.
– С некоторыми вашими ребятами я пересекался на соревнованиях по легкой атлетике. Просто это… Не верится, что это правда.
С улицы все еще доносился вой сирен «скорой помощи».
– Это правда. Повиси, у меня вторая линия. Нужно ответить.
– Это мистер Макафи?
– Да…
– Я… гм… если я правильно понимаю, вы адвокат? Ваш номер мне дал Стюарт Макбрайд, мой коллега по колледжу Стерлинга…
На экране телевизора стали появляться имена опознанных погибших с фотографиями из школьного альбома.
– Извините, я разговариваю по другой линии, – сказал Джордан. – Может быть, вы представитесь и я вам перезвоню?
– Я хотел спросить, согласитесь ли вы защищать моего сына. Он тот самый… Тот парень из школы, который… – Человек запнулся и на несколько секунд замолчал. – Все говорят, что это сделал мой сын.
Последним подростком, которого защищал Джордан, был Крис Харт. У него тоже забрали из рук дымящееся оружие.
– Вы… Вы возьметесь?
Джордан забыл о Томасе, который висел на первой линии. Забыл о Крисе, чье дело чуть не высосало из него все соки. Он посмотрел на Селену и малыша на ее руках: Сэм извивался, пытаясь достать материнскую сережку. Этот парень, который сегодня пришел в школу и устроил там бойню, тоже чей-то сын. Вопреки всему тому, что о нем еще много лет будут говорить в городе, вопреки тому, что уже сейчас кричат средства массовой информации, этот парень заслуживал справедливого рассмотрения его дела.
– Да, – сказал Джордан. – Возьмусь.
Уже вечером, после того, как саперы обезвредили самодельную бомбу из железной трубки, найденную в машине Питера Хоутона, после того, как в здании школы было собрано 116 стреляных гильз, после того, как специалисты по восстановлению картины происшествия начали изучать вещдоки и анализировать расположение тел и были готовы первые из сотен снимков для индексированного фотоотчета, детектив Патрик Дюшарм собрал всех участников расследования в актовом зале.
– Мы имеем дело с очень большим массивом информации, – сказал он, стоя на сцене и глядя в полумрак зала. – На нас будут давить, чтобы мы обработали ее быстро и вместе с тем правильно. Поэтому через двадцать четыре часа я снова хочу видеть вас всех здесь, и мы обсудим результаты нашей работы.
Люди стали расходиться. Через сутки к Патрику на стол должны были лечь готовые фотоотчеты, списки улик, отправленных на экспертизу, и списки улик, не отправленных на экспертизу. Все это обещало накрыть его, как лавиной, так что завтра ему уже не грозило отличать день от ночи.
Криминалисты разошлись по разным частям здания, чтобы продолжить работу без перерыва на сон, а детектив Дюшарм направился к своей машине. Дождь перестал. Патрику нужно было вернуться в отделение: ознакомиться с результатами обыска в доме Питера Хоутона и поговорить с его родителями, если они по-прежнему этого хотят. Но автомобиль словно бы сам собой повернул в сторону больницы и встал на парковку. Войдя в приемный покой и показав свой жетон, Патрик спросил у медсестры:
– К вам сегодня поступило много детей. Одной из первых была девочка Джози…
Медсестра занесла руки над клавиатурой:
– А как фамилия?
– В том-то и дело, что я не знаю.
Компьютер выдал длинный список имен. Медсестра ткнула пальцем в монитор:
– Кормье. Четвертый этаж, четыреста двадцать вторая палата.
Патрик поблагодарил медсестру и направился к лифту. Кормье. Какая-то знакомая фамилия. Довольно распространенная. Может, встречалась Патрику в газете или в каком-нибудь телешоу? Пройдя мимо медсестринского поста, он зашагал по коридору. Дверь в палату Джози оказалась открытой. В полутьме был виден силуэт девочки, сидящей на кровати, и женщины, стоящей рядом. Они разговаривали.
Тихонько постучав, Патрик вошел. Джози посмотрела на него, явно не узнавая. Женщина обернулась.
«Кормье! – осенило Патрика. – Судья Кормье. Ну конечно». Еще до своего перевода в главный суд первой инстанции она несколько раз вызывала его, детектива Дюшарма, в качестве свидетеля. Сам он, когда ему требовался ордер, обращался к ней в последнюю очередь: судья Кормье когда-то была государственным защитником, а это значило, что, как бы беспристрастно она ни судила сейчас, в прошлом она играла на стороне противника.
– Здравствуйте, Ваша честь, – сказал Патрик, подходя ближе. – Не знал, что Джози – ваша дочь. Как ты себя чувствуешь? – обратился он к девочке.
Джози по-прежнему смотрела на него удивленно:
– Мы знакомы?
– Я вынес тебя из… – Патрик замолчал, потому что судья Кормье тронула его за локоть и отвела в сторонку.
– Джози ничего не помнит, – прошептала судья. – Почему-то решила, что попала в аварию, а я… – Она осеклась. – Я не смогла сказать правду.
Патрик понимал: когда кого-то любишь, не хочешь, чтобы человек именно от тебя услышал те слова, из-за которых его мир рухнет.
– Хотите, я скажу?
Судья Кормье, с секунду подумав, благодарно кивнула.
Патрик снова повернулся к Джози:
– Ты в порядке?
– Голова болит. Врачи говорят, сотрясение. Поэтому меня оставили здесь на ночь. – Подняв на Патрика глаза, Джози добавила: – Наверное, я должна сказать вам спасибо за то, что вы спасли меня. – Вдруг на ее лице мелькнула тревога. – А вы не знаете, что с Мэттом? С парнем, который был со мной в машине?
Патрик сел на край кровати.
– Джози, – начал он мягко, – автомобильной аварии не было. Происшествие случилось в школе. Один из учеников начал стрелять.
Девочка замотала головой, чтобы не слышать следующих слов, но они все-таки прозвучали:
– Есть убитые. Один из них Мэтт.
Глаза Джози наполнились слезами.
– С ним все в порядке?
Патрик посмотрел на мягкую вафельную ткань одеяла:
– Мне очень жаль.
– Нет! Это неправда!
Джози набросилась на Патрика. Судья Кормье подскочила и постаралась удержать дочь, но та продолжала неистово кричать, плакать, царапать детектива по лицу и барабанить кулаками по его груди. Из дальнего конца коридора на шум примчались две медсестры. Выставив и мать, и детектива из палаты, они вкололи Джози успокоительное.
Оказавшись за дверью, Патрик прислонился к стене и закрыл глаза. Боже правый! Неужели ему придется каждому свидетелю причинять такую боль! Он уже хотел извиниться перед судьей за то, что вывел ее дочь из себя, но прежде, чем успел это сделать, судья Кормье набросилась на него точно так же, как Джози:
– Чем, черт возьми, вы думали, когда сказали ей про Мэтта?!
– Вы сами меня попросили, – ощетинился Патрик.
– Я просила, чтобы вы сказали ей о стрельбе в школе, а не о том, что ее парень убит!
– Вы прекрасно знаете, что Джози все равно узнала бы рано или…
– Поздно. А еще лучше гораздо позже.
Медсестры вышли из палаты.
– Девочка спит, – прошептала одна из них. – Мы еще зайдем к ней.
Когда они отошли достаточно далеко, Патрик раздраженно прошептал:
