скачать книгу бесплатно
– Она побила какого-то мальчика на игровой площадке.
Алекс зашагала к своей машине:
– Скажите им, что я уже еду.
По пути домой Алекс украдкой посматривала на дочь в зеркало заднего вида. Утром Джози отправилась в школу в штанах цвета хаки и белом кардигане; теперь кардиган был перемазан грязью, на локте зияла дыра. В растрепавшихся волосах запутались веточки. Ранка на губе по-прежнему кровила. Но – вот что удивительно – мальчику, с которым она подралась, досталось, по видимости, еще больше.
Дома Алекс отвела Джози в ванную, где продезинфицировала и заклеила пластырем ее ссадины. Потом села напротив дочери на коврик, который словно был сделан из шкуры Коржика из телешоу «Улица Сезам».
– Ты ничего не хочешь мне сказать?
Нижняя губка Джози задрожала, из глаз полились слезы.
– Это из-за Питера, – сказала она. – Дрю все время обижает его, и сегодня я решила, пускай сам получит.
– А учителей на площадке не было?
– Были помощники учителей.
– Так подошла бы к ним и сказала, что Питера дразнят. А если ты распускаешь руки, то сама становишься ничуть не лучше Дрю.
– Мы подошли. Они сказали Дрю и другим ребятам, чтобы не трогали Питера, но они не послушались.
– И тогда ты сделала то, что в сложившейся ситуации показалось тебе наилучшим решением.
– Да. Для Питера.
– И теперь ты всегда будешь поступать так, как тебе вздумается? Представь себе, что у кого-то куртка красивее, чем у тебя. Ты ее возьмешь?
– Нет. Это будет воровство.
– Вот именно. Существуют правила, которые нужно соблюдать, даже если тебе кажется, что все остальные их нарушают. Без этих правил в мире было бы страшно жить. Все воровали бы друг у друга куртки и дрались на игровых площадках. Бывают ситуации, когда нужно делать не то, что лучше, а то, что правильнее.
– А в чем разница?
– Хорошее – это то, что, как тебе кажется, надо сделать. А правильное – это то, как тебе следует поступить. Когда ты поступаешь правильно, то думаешь не только о себе и своих чувствах, но и о многом другом: кого еще касается это дело, что произошло раньше, что говорят правила. – Алекс посмотрела на Джози. – А почему Питер сам не стал драться?
– Он подумал, будет хуже.
– У меня больше нет вопросов.
Ресницы Джози были все еще влажными от слез.
– Ты на меня сердишься?
Алекс задумалась:
– Я сержусь на взрослых, которые смотрели, как Питера обижают, и ничего не делали. От того, что ты ударила мальчика в нос, я тоже не в восторге. Но тем, что ты попыталась защитить друга, я горжусь. – Она поцеловала Джози в лоб. – Иди надень что-нибудь без дырок, суперменша ты моя.
Девочка убежала к себе в комнату, а Алекс так и осталась сидеть на полу в ванной. Она вдруг очень остро почувствовала, что если ты стоишь на страже справедливости, то самое важное для тебя – всегда быть там, где в тебе нуждаются, и всегда проявлять неравнодушие. Нельзя вести себя так, как те помощники учителей на детской площадке. Не изображая большого босса, можно сохранять твердость, уважать правила и принимать во внимание все обстоятельства, прежде чем делать вывод. Алекс поняла: у хорошего судьи и хорошей матери довольно много общего.
Она встала, спустилась на первый этаж и взяла телефон. После третьего гудка Уит снял трубку.
– Ладно, – сказала Алекс. – Рассказывайте, что нужно делать.
Коленки Лейси упирались в крышку парты, стульчик был слишком маленьким для нее, а стены – слишком яркими. Учительница выглядела так молодо, что хотелось спросить, может ли она дома выпить бокал вина, не нарушив закон.
– Миссис Хоутон, – сказала учительница, – я бы с радостью объяснила это как-то иначе, но вижу только одну причину: некоторые ребята – своего рода магниты для насмешек. Другие дети чувствуют их слабость и пользуются ею.
– А в чем слабость Питера? – спросила Лейси.
– С моей точки зрения, это не слабость, – улыбнулась учительница. – Он чувствительный, и он милый. Поэтому он скорее сядет в уголке и будет рисовать вместе с Джози, чем побежит играть в полицейских с другими мальчиками.
Лейси вспомнила себя в начальной школе. Она была немногим старше Питера, когда их классу дали задание вырастить цыплят в инкубаторе. Все шесть птенчиков вылупились, но один из них родился хромым. Он всегда последним добирался до лотков с водой и кормом, медленнее всех набирал вес, был боязливым. Однажды, на глазах у потрясенных детей, другие цыплята насмерть заклевали калеку.
– Не подумайте, будто мы позволяем ребятам обижать Питера. Если мы что-то такое замечаем, то сразу отправляем зачинщика к директору. – После этих слов учительница открыла рот, явно собираясь продолжить свою мысль, но промолчала.
– Ну и что?
– Видите ли, – учительница опустила глаза, – подобные меры обычно имеют прямо противоположный эффект. Мальчики воспринимают Питера как причину своих неприятностей и вымещают на нем зло. В общем, процесс идет по кругу.
Кровь бросилась в лицо Лейси.
– А какие меры принимаете лично вы, чтобы предотвратить подобные инциденты?
Она рассчитывала, что сейчас ей расскажут про штрафной стул или какое-нибудь другое наказание для тех, кто издевается над ее ребенком, но вместо этого услышала:
– Я советую Питеру защищаться. Не терпеть, а сказать что-нибудь, если мальчики, например, дразнятся или в столовой влезают в очередь вперед него.
Лейси заморгала:
– Ушам своим не верю… То есть когда Питера толкают или сбрасывают на пол его еду, он должен ответить тем же?
– Нет, конечно…
– Вы рассказываете мне, что для того, чтобы чувствовать себя в безопасности, ребенок должен научиться вести себя так же, как те, кто его обижает?
– Нет, – поправила ее учительница, – я рассказываю вам, что такое детский коллектив. Послушайте меня, миссис Хоутон. Я могу сказать то, что вы от меня ждете. Могу сказать, что Питер – чудесный мальчик, и это правда, что детей, из-за которых ему так плохо, в нашей школе научат дисциплине и толерантности и что этого будет достаточно. Но есть один важный момент: если Питер действительно хочет, чтобы его перестали обижать, то должен сам принять участие в решении проблемы.
Лейси посмотрела на свои руки, которые на маленькой парте казались огромными.
– Спасибо. За честность, – произнесла она, осторожно встала – в мире, в который ты уже не вписываешься, всегда следует проявлять осторожность – и вышла из класса.
Питер сидел в коридоре на деревянной скамеечке возле шкафчиков. Как мать, Лейси была обязана расчищать ему дорогу, чтобы он не падал. Но не могла же она все время работать при нем бульдозером! Может быть, именно это учительница и пыталась ей сказать?
– Ты ведь знаешь, что я тебя люблю, правда? – спросила Лейси, садясь перед Питером на корточки и беря его за руки. – Я желаю тебе только самого хорошего.
– Да, – кивнул он.
– Я знаю про ланч-боксы. И про Дрю, и про то, что Джози его ударила. Я знаю, какие вещи он тебе говорил. – Лейси почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. – Если это повторится, ты должен будешь за себя постоять. Должен, Питер. Или… Или мне придется наказать тебя.
Жизнь – несправедливая штука. Как бы Лейси ни выкладывалась на работе, повышение получал кто угодно, только не она. На ее глазах женщины, которые всячески заботились о плоде, рожали мертвых младенцев, а наркоманки – живых и здоровых. На ее глазах четырнадцатилетние девочки умирали от рака яичников, не успев толком пожить. Бороться с несправедливостью судьбы нельзя. Можно только страдать и надеяться, что однажды счастье улыбнется тебе. И все-таки видеть несправедливость по отношению к своему ребенку особенно тяжело. Сердце Лейси разрывалось оттого, что именно ей приходилось сдернуть пелену блаженного неведения с глаз Питера, чтобы он понял: как бы сильно мама ни любила его и каких бы благ она ему ни желала, мир никогда не будет совершенным.
Сглотнув, она посмотрела на сына. Что же могло пробудить в нем желание защищаться, какое наказание могло заставить его измениться? На самом-то деле Лейси вовсе не хотелось, чтобы он менялся, но она сказала:
– Если это повторится, ты месяц не будешь играть с Джози.
Произнеся свой ультиматум, Лейси закрыла глаза. Ей неприятно было говорить Питеру такое, но, очевидно, ее прежние советы: «Будь добрым, будь вежливым, поступай с другими людьми так, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой», не помогали мальчику. Если только под угрозой наказания Питер способен зарычать так, что Дрю и другие ужасные дети убегут, поджав хвост, значит Лейси обеспечит ему такую угрозу. Убрав волосы со лба сына, она увидела в его глазах тень сомнения. И неудивительно. До сих пор мама никогда не ставила ему подобных ультиматумов.
– Этот Дрю – маленький задира, из которого вырастет большой хулиган, а из тебя вырастет необыкновенный человек. – Лейси широко улыбнулась. – Однажды, Питер, все узнают твое имя.
На игровой площадке было всего двое качелей. Если они бывали заняты и приходилось ждать, Питер скрещивал пальцы в надежде, что ему достанутся не те, сиденье которых пятиклассники подняли страшно высоко, обмотав цепи вокруг верхней перекладины. Он боялся упасть с этих качелей или, того хуже, не суметь на них взобраться. Когда он и Джози стояли в очереди вдвоем, те качели всегда брала себе она: делала вид, будто ей так хочется. Но Питер догадывался, что она просто знает, как он боится.
Сегодня на перемене они, вместо того чтобы раскачиваться, закручивали цепи на качелях, а потом поднимали ноги и быстро кружились. Питер запрокидывал голову, и ему казалось, что он летит. Когда они тормозили, их качели ударялись друг о друга и хохочущая Джози цеплялась своими ногами за его ноги.
– Хочу нравиться людям! – вдруг выпалил он.
Джози склонила голову набок:
– Ты и так нравишься людям.
– Я имел в виду, – сказал Питер, высвобождая ноги, – что хочу нравиться не только тебе.
Для того чтобы заполнить заявление кандидата на должность судьи, Алекс потребовалось целых два дня, а когда бумаги были готовы, произошло нечто удивительное: она действительно захотела быть судьей. Вопреки всему тому, что она говорила Уиту, вопреки всем своим прежним сомнениям она вдруг почувствовала правильность принятого решения.
Через какое-то время Алекс пригласили на собеседование. Это означало, что ее кандидатуру рассматривают всерьез и что она, вероятно, попадет в шорт-лист, который будет представлен губернатору Нью-Гэмпшира. Комиссия заседала в старом губернаторском особняке Бридж-Хаус в Восточном Конкорде. Каждому кандидату назначили свое время, причем входить в здание нужно было через одну дверь, а выходить через другую. Видимо, это было сделано для того, чтобы люди не знали, кто еще претендует на должность.
Комиссия состояла из двенадцати человек: юристов, полицейских, исполнительных директоров организаций, оказывающих поддержку жертвам преступлений. Все они смотрели так пристально, что Алекс казалось, будто ее лицо вот-вот загорится. К тому же Алекс провела бессонную ночь: Джози приснился сон про удава, после чего она никак не хотела возвращаться в постель. Имен своих конкурентов Алекс не знала, но была готова поспорить: среди них нет матерей-одиночек, которым в три часа ночи приходится стучать линейкой по батареям и тыкать в вентиляционные отдушины, доказывая, что там не прячется змея.
– Мне нравится жить в быстром темпе, – осторожно произнесла Алекс, отвечая на один из вопросов. В некоторых случаях она знала, каких слов от нее ждут. Фокус был в том, чтобы придать заготовленным «правильным» ответам налет спонтанности. – Мне нравится, когда приходится быстро принимать решение. Я строго соблюдаю нормы доказательного права. Как государственному защитнику, мне приходилось сталкиваться с судьями, которые не делают перед заседанием «домашнюю работу», и поэтому я точно знаю, что буду относиться к своим обязанностям иначе.
Алекс обвела взглядом лица мужчин и женщин, сидевших перед ней, и постаралась понять, как ей действовать: ни на шаг не отступать от стереотипного образа идеального кандидата, ведь наверняка такой тактики придерживались конкуренты – выходцы из привилегированных прокурорских кругов, или быть, по возможности, искренней, позволяя своему адвокатскому прошлому заявлять о себе. Чертовски трудный выбор!
– Я потому хочу получить эту должность, – продолжила Алекс, – что меня привлекает зал суда как территория равных возможностей. Человек входит в это помещение, и на какое-то время для всех, кто в нем находится, его дело – самая важная вещь в мире. Система работает на него. Не важно, кто он и откуда: решение определяется только буквой закона и никакие социальные или экономические факторы роли не играют.
Одна из женщин, сидевших за столом, посмотрела в свои записи и спросила:
– Миз Кормье, каковы, на ваш взгляд, отличительные качества хорошего судьи?
Алекс почувствовала, как между лопатками пробежала капля пота.
– Хороший судья должен быть терпеливым, но твердым, уметь контролировать свои эмоции, но не вести себя высокомерно, знать нормы доказательственного права и процессуальные нормы. – После небольшой паузы Алекс добавила: – Вы, наверное, не привыкли такое слышать, но я все-таки скажу: хороший судья должен мастерски решать танграмы.
Немолодая женщина, представитель организации, оказывающей помощь пострадавшим от преступлений, удивленно заморгала:
– Что, простите?
– Танграмы, китайские геометрические головоломки. У меня пятилетняя дочка, она любит играть в игру, где дается контур, например кораблика, паровоза или птички, и нужно заполнить его треугольничками и параллелограммами разной величины. Это легко удается людям, у которых развито пространственное мышление и которые умеют смотреть на вещи нестандартно. Судье тоже нужны эти умения. Нужно собрать все противоборствующие факторы: показания сторон, нормы правопорядка, интересы общества, а также прецедент – и использовать все это для решения проблемы в существующих рамках закона.
Повисла неловкая тишина. Повернув голову, Алекс мельком увидела в окне следующего кандидата. Сначала она подумала, что обозналась, но невозможно ни с чем спутать завитки посеребренных волос, которые ты когда-то пропускала сквозь собственные пальцы. Невозможно ни с чем спутать черты лица, которое так хорошо изучили твои губы. Логан Рурк – ее профессор, ее бывший любовник, отец ее дочери – вошел в вестибюль и закрыл за собой дверь. Значит, он тоже захотел стать судьей. Алекс сделала глубокий вдох: теперь она еще решительнее, чем секундой раньше, вознамерилась получить эту должность.
– Миз Кормье? – произнесла все та же женщина, и Алекс поняла, что прослушала вопрос.
– Извините, вы не могли бы повторить?
– Я спросила, насколько хорошо вы сами решаете танграмы.
Алекс посмотрела ей прямо в глаза и широко улыбнулась:
– Мэм, я чемпион штата Нью-Гэмпшир.
Сначала цифры стали немного разбухать, потом начали вихлять, так что Питеру приходилось щуриться или подходить к доске поближе, чтобы отличить тройку от восьмерки. Учительница отправила его в медкабинет, пропахший чайными пакетиками и потными ногами. Там медсестра попросила Питера прочитать висящую на стене таблицу.
Новые очки оказались легкими как перышко. Стекла не должны были поцарапаться, даже если Питер упадет и они пролетят через всю песочницу. Проволочная оправа каким-то непостижимым для Питера образом удерживала изогнутые линзы, за которыми его глаза казались ярко-голубыми и огромными, как у совы. Впервые надев очки, он был поражен тем, что из тумана вдали выплыли очертания фермерских домов и силосных башен, а на полях появились коровы. Буквы на красном дорожном знаке сложились в слово «стоп», на костяшках пальцев у самого Питера и возле глаз мамы проступили тонкие линии. Все супергерои носили при себе какой-нибудь чудесный предмет: Бэтмен – пояс, Супермен – плащ, а он, Питер, – эти очки. С их помощью он, казалось, видел всех насквозь. Питер так радовался им, что даже взял их с собой в постель.
Но на следующее же утро от радости не осталось и следа. Придя в школу, Питер обнаружил, что вместе со зрением у него обострился и слух. «Четырехглазый», «слепой крот» – так его теперь называли. Из волшебного предмета очки превратились в шрам, который выделял Питера среди всех остальных.
Но это было не самое худшее. Когда окружающий мир обрел четкие очертания, Питер стал замечать, как другие дети на него смотрят. Он понял, что служит всеобщей мишенью для насмешек. Вернув себе стопроцентное зрение, он потерял желание им пользоваться и теперь ходил, опустив глаза.
– Мы мамаши-хулиганки, – сказала Алекс, складывая ругательное слово из разноцветных счетных палочек.
В школе был день открытых дверей, и они с Лейси сидели за маленькой партой, задрав колени, как кузнечики.
– Все это очень забавно, – укоризненно произнесла Лейси, смешивая палочки, – пока кто-нибудь из нас не окажется судьей.
– Боишься вылететь из подготовишек? – рассмеялась Алекс. – А что касается моего судейства, то праздновать победу пока рановато.
– Подождем, – сказала Лейси.
Учительница, наклонившись, дала женщинам по маленькому листочку бумаги:
– Теперь, пожалуйста, напишите по одному слову, которое наилучшим образом описывает вашего ребенка. Потом мы составим из этих слов коллаж любви.
Алекс искоса взглянула на Лейси:
– Коллаж любви?
– Не будь такой язвой! Это же школа, подготовительный класс!
– А кто сказал, что я умаляю значение подготовительного класса школы? Именно здесь учат самым важным вещам, которые нужно знать о законе: не дерись, не бери чужого. Не убивай, не насилуй.
– Да-да, как сейчас помню этот урок. Он был у нас сразу после большой перемены.
– Ты поняла, о чем я говорю. Об общественном договоре.
– Что, если ты станешь судьей и должна будешь утвердить закон, которого не одобряешь?
– Во-первых, еще не факт, что я окажусь в такой ситуации. Во-вторых, если окажусь, то, как бы отвратительно я себя ни чувствовала, я это сделаю. Тебе вряд ли захотелось бы зависеть от решения судьи, который подходит к делу необъективно. Поверь мне.
