скачать книгу бесплатно
– Смотри сам… Если ты так решил…
Володя, Света и другие ребята смотрят на меня с удивлением и некоторым сожалением. А я весь вечер ходил сам не свой. Володя не подходил ко мне, только иногда поглядывал, как бы ожидая от меня перемены моего «решения». Опытный альпинист, Володя конечно понимал, что нельзя уговаривать участвовать в восхождении: на вершину нужно идти только с большим желанием. Перерешить за меня не может никто, кроме меня…
…В палатке я долго ворочался, не мог заснуть. В глазах стоял сердцевидный остриём вверх купол необыкновенно красивого пика Гермогенова.
…Ребята поднялись в 3 часа ночи, меня не будили, тихо собрались и ушли вверх. Немного повалявшись в палатке, я встал, что-то вяло перекусил и ходил взад – вперёд по пустому лагерю. Я был противен сам себе. Как я буду, здоровый и полный сил, смотреть в глаза другим ребятам? Где мне оправдание? Я мужчина или нет? Смогу ли я и дальше ходить на сложные восхождения? А если бы были спасработы? Конечно, нужно реально оценивать свои силы, но эта оценка должна учитывать свои резервы и свою волю, волю победить, волю остаться самим собой…
Ребята вернулись в лагерь в десятом часу вечера. Уже было темно. Осунувшиеся, усталые, они с удовольствием съели приготовленный мною ужин, жадно пили чай и ещё долго не расходились по палаткам, обсуждая перипетии восхождения.
Эта история заставила меня по-новому взглянуть на себя и на людей вокруг…
ПЕРЕВАЛ ТЮТЮ
Наш автобус остановился как раз в том месте, где впадает правый приток Баксана – река Тютю-су. Как обычно, все чуть-чуть взволнованы долгожданной встречей с горами. Год тренировок, волнений по поводу снаряжения, продуктов, отпусков, выбора и утверждения маршрута – всё это уже позади!
В ущелье Тютю-су мы ещё не были. Группа растянулась, сгибаясь под тяжёлыми рюкзаками в начале похода. Крутая тропа проходит по узкому скальному каньону, мимо великолепного водопада, каменных террас. Вдалеке пасутся стада баранов и коров. Долина расширяется. Тропа идёт вверх по ущелью вдоль реки Тютю-су мимо красных, белых и жёлтых цветов, среди которых выделяются кусты барбариса. Вспомнилась альпинистская песня военных лет:
Ветер тихонько колышет,
Гнёт барбарисовый куст.
Парень уснул и не слышит
Песен сердечную грусть…
Выше по ущелью краснеют шикарные рододендроны. Разбиваем свой первый палаточный лагерь на высоте чуть ниже 2000 метров перед «Барбарисовой башней» – так называют иностранные альпинисты вершину Тютю-баши. Она своей северной скальной стороной возвышается над нами более чем на 2,5 км.
…После ужина ребята не спешили уходить от костра, от гитары. Пели любимую Баксанскую:
Опять я Баксаном любуюсь, как сказкой
Прекрасной, прошедшей и неповторимой,
Весёлой и щедрой совсем по-кавказски
И чуточку грустной, как повести Грина…
Дым костра смешивается с тысячами различных запахов: от цветов, от сочных трав, от рододендронов и кустов барбариса, от журчащей невдалеке Тютю-су с запахом талого снега.
…Утром встали рано, ещё было темно – у нас сегодня трудный день, подъём на первый перевал Тютю высотой 4200 метров. Пока поели и собрали лагерь, рассвело. Погода ясная. Перед этим несколько дней была плохая погода, в горах гуляла пурга. При подъёме на перевал нас ожидает тяжёлая работа – топтать новые следы в глубоком снегу. Так и есть – снега по колено и выше. На леднике связались – по описанию трещины под свежим снегом. Крутой снежный склон подсекает во всю ширину ледника широкий бергшрунд. Не видно, где через него снежный мост? Наверное, правее.
Группа медленно выходит на перевал. Высота 4200 метров. 6 часов вечера. Поднимались с учётом привала на обед около 10 часов. Перевал – снежное ровное поле. Здесь нам предстоит провести ночь… Внизу под нами верховья ущелья Баксана плотно забиты облаками. Гор не видно. Вид как из самолёта. И только вдали выше облаков торчит белоснежный двуглавый вулкан – Эльбрус, да слева от нас возвышается на 300 метров белым несложным пятизубцем легендарная Тютю-баши…
Скоро стемнеет. Тороплю усталых ребят топтать глубокий снег для площадок под палатки. Побаливает затылок, сказывается резкий набор высоты. Это – гипоксия, «горная болезнь». Здесь только 60% кислорода Ужин готовим на примусах в палатках. Ни у кого нет аппетита, все бледные, тошнит, едят через силу только потому, что надо… А через полчаса максимум всю эту еду выдадут, наверное, обратно. Нужно срочно что-то придумать! Что делать – известно: бороться с застоем крови в организме. Ибо кровь, обеднённая кислородом, не способна полностью окислить съеденную пищу. Можно ещё помочь своему организму, приняв аскорбиновую кислоту, а ещё лучше – лимон прямо со шкуркой.
Всё это я знаю сейчас, а тогда, в начале 60-х годов, когда не было собственного опыта, когда не было толковой литературы по этому поводу, когда работала только интуиция, ситуация заставила меня искать срочно выход.
Есть опыт участника и есть опыт руководителя. Они резко отличаются друг от друга. Участник воспринимает обострившуюся ситуацию (гипоксию) пассивно. Руководитель лихорадочно ищет выход из тупика. Что делать? Нужно, думал я тогда, снять хоть часть усталости у ребят, отвлечь от неуверенности в себе, от мыслей о предстоящей тяжёлой ночи, от сумасшедшей головной боли…
Мне вдруг вспомнился первый мой горный поход по Кавказу, вспомнился перевал Нахар, где мы умудрились заблудиться и попали на крутые скалы. В итоге все как-то спустились, кроме новичка в нашей группе Зиновия. Высокий плечистый парень, он на скалах попросту струсил, и, не скрывая этого, снял свой крохотный рюкзачок, вытащил оттуда палатку и топор, не глядя, бросил всё это вниз, оставив только свои личные вещи. И уже после этого под взглядами изумлённой публики благополучно спустился вниз. Ему тут же было высказано всё, что о нём думал наш темпераментный народ, а думали о нём очень плохо.
На следующий день уже при спуске с перевала по хорошей тропе Зиновий от избытка чувств вдруг запел модную тогда песню:
Первое письмо, первое письмо,
Тайну сердца откроет нам оно…
Пел он на порядок лучше, чем лазил по скалам. Он в институте профессионально занимался вокалом. И произошло чудо – заслушавшись этой и другими его песнями, мы ему простили все его проделки…
…Вспомнив всё это, я залез в палатку, вытащил свою видавшую виды старенькую гитару, настроил замёрзшие на снегу струны и тихо запел:
Ночь притаилась за окном,
Туман поссорился с дождём.
И в этот тихий вечер
И беспробудный вечер
О чём-то близком и родном,
О чём-то дальнем, неземном
Сгорая, плачут свечи.
Ребята и девушки из другой палатки, услыхав песню, пришли послушать и попеть. В нашей палатке стало теснее, но теплее. Теплее от гитары, от одинокой свечки, из темноты выхватывающей то одно, то другое оживившееся лицо…
Ребята повеселели, кто-то подпевал мне, кто-то отстукивал ритм песни на алюминиевой миске. Ушло равнодушие и вялость. Я пел одну песню за другой без перерыва. Кто-то предложил снова закипятить чай, а я вдруг почувствовал, что у меня почти ушла головная боль…
Наша ночёвка на перевале прошла спокойно и без приключений. Утром мы выпили чай прямо в палатках, быстро собрали рюкзаки и посыпались вниз, довольные жизнью. Эльбрус, подсвеченный с нашей восточной стороны первыми лучами солнца, совсем не как вчера, а по другому – тепло приветствовал нас. А урок, преподнесенный мне на перевале Тютю, запомнился на всю жизнь…
4 ЧАСА В МОРЕ
Жизнь состоит из приключений. Вот одно из них…
Окончен первый курс ХПИ. Сданы все зачёты и экзамены. Хочется отдохнуть, сбросить груз забот, забыть на время о науках, почувствовать себя свободным… Год был тяжёлый – экзамены на аттестат зрелости, вступительные экзамены в институт, зачёты и экзамены за два семестра…
Почему мы выбрали местом отдыха Геническ? Наверное потому, что небольшой городок, дешёвые квартиры можно снять прямо на берегу Азовского моря. Я на море никогда не был, мой «морской» опыт – река Лопань, перегороженная у моего дома на улице Конторская плотиной… Здесь школьником проводил все каникулы, здесь научился плавать и нырять с «быков» плотины…
Нас пятеро 19-ти летних мальчишек, почти все из одной группы: Митя, Эдик, Изя, Дод и я. Шёл 1951 голодный год. Каждый взял продуктов на два месяца из дому и летнюю стипендию. Мы живём в одной комнате прямо на берегу моря. Утром – гимнастика, море, баркас с хозяйским сыном – ловим сетью бычков. Вечерами – преферанс, книги, иногда танцы… И вот однажды…
Тихо на море – штиль. С высокого берега проглядывается южная оконечность Генического пролива, соединяющего Азовское море с заливом Сиваш. Это Арбатская стрелка. Хорошо видны деревянные столбы – вешки, указывающие капитанам фарватер выхода из городского порта в Азовское море. Мы с хозяйским сыном много раз под парусом и на вёслах доплывали до них на баркасе…
– Эдик, – говорю я, – поплыли до вешек, здесь вроде недалеко. А там кто-нибудь из рыбаков на баркасе нас подберёт!
Эдик соглашается, я оставляю очки дома, мы спускаемся по крутой тропинке к морю. Поплыли…
Чем ближе мы приплываем к середине Генического пролива – это примерно 2 км, тем выше зыбь. К счастью, она нас лупит в затылки, как бы помогая плыть. Мимо проплывают рыбацкие баркасы. Кричим им – не слышат! Что делать? А вешки уже почти рядом. Солнце заметно опустилось к горизонту. У вешек отдохнём – надеемся мы. Вот и вешки. Обхватили их руками и ногами. А они все в острых ракушках – порезали себе руки и ноги. Кричим – рыбаки нас не слышат. Скоро стемнеет.
– Давай, Эдик, плыть назад, – не оставаться же здесь на ночь! – кричу я.
Когда начали плыть назад, сразу почувствовали разницу – волны бьют прямо в лицо, в глаза, в рот. Скорость наша заметно упала, к тому же мы с Эдиком уже порядком устали. Дело к вечеру… Был ли страх? Конечно! Но каждый из нас не признавался друг другу в этом. Периодически перебрасываемся короткими фразами. Каждый понимает – усталые ноги может в любой момент схватить судорога, плывём рядом, близко друг к другу.
Стемнело. Берега не видно, а я ещё к тому же без очков. Периодически спрашиваю Эдика, что он видит. Он ничего утешительного не говорит, ибо дома с огоньками в окнах расположены на высоком берегу Геническа. Хоть военное детство и воспитало в нас качества, нелишние для мужчин (умение не паниковать, терпеть), всё же тревожно…
– Эдик, берег видишь? – Нет!
Мы переговариваемся, произнося ничего не значащие слова, поддерживая друг друга своим присутствием…
Вдруг вода резко потеплела – это признак, что скоро берег. Он возник внезапно. Мы упали на песок и, тяжело дыша, тихо радовались, что, наконец, кончилось наше испытание. В море мы были 4 часа!
МЯСО КОЗЛЁНКА
Этот день был особенно тяжёлым. Мы шли по плоскогорью Ингушетии, где не было ни леса, ни речки. Немилосердно палило июльское солнце, а отсутствие воды, тени и дров подгоняло нас всё вперёд и вперёд…
– Вот бы встретить пастуший кош! Может быть там достали бы мясо козлёнка и вязанку дров для костра, – мечтали мы в надежде на неизменное гостеприимство ингушей.
Только к шести часам вечера голодные, усталые, с потрескавшимися от жары губами вышли мы к пастушьему кошу, раскинувшемуся на берегу небольшой, но быстрой горной речки. Внутри небольшого коша действительно висела тушка козлёнка, а в большом чане на костре варилось мясо. Место было безлюдное, и появление здесь большой группы туристов было неожиданным развлечением для хозяев коша – двух молодых грузин. Косясь на наших белокурых девушек, они пригласили нас здесь переночевать, благо был костёр, дрова и мясо.
В процессе знакомства выяснилось, что пастухи братья, и что один из них именно сегодня приехал из Грузии в гости к старшему брату с большим бурдюком, а вернее, с кислородной подушкой, доверху наполненной свежей молодой чачей.
Быстро оценив обстановку, я сказал, что мы разобьём лагерь недалеко от коша и очень скоро придём к ним в гости – нам очень хотелось мяса и дров для костра. Мы прошли полкилометра, переправились по камням на противоположную сторону реки и разбили палатки. Оставив в лагере наших девушек, мы, семеро парней, пришли в кош и сразу же, не очень соблюдая восточный этикет, завели разговор о мясе и дровах… Грузины же повели неторопливый разговор. Откуда мы? Сколько нам платят за такие мучения? Кто мы по национальности? Кто из нас руководитель?
Старший брат Ираклий достал огромный рог в серебряной чеканке, налил до краёв двадцати пяти градусную чачу из кислородной подушки и медленно встал:
– За дружбу между грузинами и евреями! За дружбу Грузии и Украины! За то, чтобы между нами не было войны и крови! За то, чтобы мы, наши дети и внуки жили счастливо и богато!..
Тост был длинный, торжественный, чуть витиеватый, гладко произнесенный и плотно насыщенный такими словами, как «дружба», «любовь», «вино», «цветы», «счастье», «наши горы», «солнце»… А потом, чуть пригубив, грузины пустили рог по кругу, попросив меня начать…
Рог ходил по кругу много раз. В такую жару для каждого из нас, голодных и усталых, хватило бы и 50 грамм молодой свежей чачи, чтобы зашумело в голове. Но мы пили и пили… Тосты сыпались один за другим, мы почти ничем не закусывали, ибо мясо в чане скоро кончилось. У меня сначала не хватило мужества прекратить эту коллективную пьянку. Я что-то говорил о дровах, но меня как бы не понимали, что-то обещая…
Наконец, я обратился к Саше, инструктору по альпинизму, высокому и сильному парню, который тоже хорошо понимал ситуацию:
– Саша, пойдём в лагерь, дров, видимо, не будет!
Мы встали, чтобы уходить. Это смутило хозяев. Пошли какие-то уговоры, резкие слова. Саша пытался что-то объяснить хозяину коша, тот в ответ широко жестикулировал. Ребята по одному выходили на тропу…
…Драка вспыхнула внезапно, неожиданно для меня и для всех. Мы кинулись разнимать Сашу и Ираклия. У Саши из носа текла кровь, одежда была в крови… Младший брат пытался успокоить старшего…
Стемнело. Мы потянулись по тропе к реке. Я вдруг почувствовал, что из темноты мне в руки суют большую охапку дров. Хворост несли ещё несколько наших парней – Алик, Боря, Юра. Я до сих пор не понимаю, как я, совершенно пьяный, в полной темноте с большой связкой дров перешёл по камням на другой берег реки, не замочив ног…
Наши девушки полночи лечили парней, отпаивая чаем, приводя их в нормальное состояние.
Утром самочувствие и настроение у всех было плохое. Мы вяло собрались, кто смог позавтракал без аппетита. Я с тревогой думал о том, как группа будет подниматься после вчерашних событий на перевал. Самый младший из нас 18-ти летний Федя, токарь нашего завода, вообще не мог идти вверх с рюкзаком.
– Дима, смотри, – говорит Алик, показывая на другой берег реки. Кто-то шёл к нам, ведя на поводу двух лошадей. Это был младший брат пастуха, хозяина коша. Он подошёл, протянул руку для приветствия мне, Саше и всем ребятам. Я ждал, что же будет?
Гоги, так звали парня, вдруг начал рассказывать нам, что он учится в Тбилисском университете, что его старший брат – добрый человек, и Гоги его очень любит, что они живут в Тбилиси, а летом здесь арендуют землю под выпас своих овец… Я ждал…
– Извини, дорогой, за то, что случилось вчера, – говорит он мне.
– Бывает, – вяло отвечаю я.
– Слушай, у вас очень большие рюкзаки! Зачем такие таскать вверх? Есть лошади, так легче!
Мы соединили рюкзаки попарно карабинами, взвалили на лошадей, сверху ещё посадили бедного Федю и пошли вверх по крутой тропе на перевал. Мы поднимались молча, каждый думал о своём, каждый переживал случившееся по-своему. А я, неисправимый романтик и фантазёр, вчера ещё напившийся пьяным до бесчувствия, сегодня думал: по храму, который называется «Горы», нужно ходить с хорошим настроением!
ХЛЕБ
Июль 1982 г. Мы навострились с женой и детьми совершить горный поход на Западном Кавказе. Уже всё готово, рюкзаки собраны, намечен маршрут и сроки, но меня не отпускают на работе: в цехах завода идёт производство моего экспериментального стенда. Что делать? С большим трудом убеждаю заместителя главного конструктора в том, что оставляю достойную смену на этот месяц…
Нас едет шестеро: я с женой, мой друг Гриша Корсунский – главный конструктор Релейного завода и дети – дочь Галя шестнадцати лет, семилетний сын Саша и дочь Гриши Марина тринадцати лет.
Из четырех запланированных перевалов мы уже успешно прошли три. Предстоит пройти последний – Дамхурц, а дальше – желанное Чёрное море. Карта у меня плохая, ясности нет, куда идти. Пришлось довериться и такой, хотя, когда идёшь с детьми, надёжность должна быть высокая…
Весело поднимались по тропинке, делая привалы через каждые полчаса. Подкармливаем детей то конфеткой, то сушёными фруктами. У каждого ледоруб, у меня и верёвка. Вскоре тропка пропала, пошёл снежный склон. Из опыта предыдущих перевалов дети знают, как надо идти по снегу – след в след. Час спустя снежный склон стал крутым, и я вытащил из рюкзака верёвку. Связались все шестеро, пошли серпантином вверх, на гребень.
Марина, дочь Гриши, крупная не по возрасту девочка, идёт предпоследняя, перед отцом. Это её первый горный поход, первый опыт подъёма по крутому снегу. Ей всё интересно, она с любопытством смотрит по сторонам, не очень сосредоточенная на топтании снега…
Вдруг слышу крик Гриши. Оборачиваюсь – Марина лежит на снегу, катится, поочерёдно срывая других. Скоро сорвёт и меня – а внизу, если разогнаться, попадём на камни… Всаживаю свой ледоруб по самую головку в глубокий снег. Верёвка срывает меня, но страховка срабатывает: вся группа висит на верёвке, а я – на темляке своего ледоруба. Верёвка душит меня, рука в крови… Через силу хриплю:
– Гриша, вставай!
По одному, от последнего к первому, вбивая носки ботинок в глубокий снег, все встают. Я изменил тактику подъёма: теперь идём не траверсом, а прямо вверх, в лоб. Вероятность сорваться меньше, потому что нижний страхует идущего впереди. Дети поняли степень риска, а я уже не оборачиваюсь, забота одна: поглубже делать ступени в снегу…
И вот мы на гребне. Вечереет. Быстро выравниваем места для ночлега, ставим палатки. Поужинали – и спать. Детям нужно хорошо отдохнуть, завтра день будет трудный.
Когда стемнело, начался дождь, потом гроза. Время между вспышкой молнии и ударом грома минимальное – молния бьёт прямо в нас!
– Папа! Я боюсь! – кричит Марина.
Мы, взрослые, тоже встревожены. Лишь семилетний Саша безмятежно спит. Дождь с ветром хлещет по нашим палаткам. Всю ночь мы с женой держим палатку с двух сторон, чтобы дать возможность детям, не вымокнув, выспаться и отдохнуть. Под утро заснули и мы…
Меня осторожно будит жена:
– Вставай, ищи спуск с гребня!
Вылезаю из палатки – Рериховские краски! Неправдоподобно красиво! С гребня видны знакомые мне вершины Западного Кавказа! Видимость, как говорят лётчики, миллион на миллион. Чистый, горный воздух приближает горы. На западе ровная голубая линия горизонта… Что это? Это же море, Чёрное море! Дети ещё спят, умаялись вчера… Нахожу удобное место для спуска с гребня в долину. Бужу народ. Завтракаем и – вниз.
Закрепляю один конец верёвки, по ней спускаются сначала взрослые, потом дети. Я – последний. Идём по направлению к морю, всё вниз и вниз. Троп нет, но путь не трудный.
И вот мы в чудесном лесу. Несметное количество малины, правда, ещё не спелой: она в горах поспевает в конце августа, а сейчас июль. Утром следующего дня выложили оставшиеся у нас продукты. Их практически уже нет. Жена случайно сохранила в рюкзаке обрезанные корочки голландского сыра (чтоб не сорить!): поделили между голодными детьми. Ещё был порошок какао без сахара – сварили на костре и поили детей. Остатки какао несли с собой в котелке и, разбавив водой, снова давали детям.
Четверо суток мы шли без пищи. Паники не было – взрослые шутили и отвлекали детей от «вредных» мыслей о еде. На пятый день утром вышли на дорогу. Ура! Навстречу группа! Объясняю их руководителю нашу ситуацию и прошу хлеба. Получаю полкирпичика чёрствого чёрного хлеба и банку кильки в томате. Делим между детьми. Как быстро они едят!
Прямо у дороги ставим палатки. Мы с женой идём вниз по ущелью в богатую латышскую деревню: там хлеб, помидоры, молоко, сметана! Там пришлось подождать, пока испекут хлеб… Накупили полный рюкзак продуктов и ещё полную кастрюлю молока… Возвращаться было труднее: вечереет, я с полным рюкзаком, а Ляля перед собой несёт полную кастрюлю молока! До наших палаток 15 км! Нам путь пересекает горная речка. Через неё перекинуто узкое бревно. Как быть? Ляля не решается идти с полной кастрюлей молока по бревну… На наше счастье подошёл местный охотник, понял наши трудности, говорит Ляле:
– Иди за мной и держись за меня!
Он взял у неё кастрюлю с молоком, и они вдвоём без приключений перешли на другой берег. Наступила очередь моя… Мне падать нельзя, в рюкзаке – банка со сметаной, а бревно длиной 10 м. Стемнело, плохо видно бревно. Прошёл 5 метров, закачался, прошёл ещё 3 метра и, чувствуя, что падаю, прыгнул… Приземлился аккуратно, проверил сметану… Цела!
Вернулись мы с полным рюкзаком и кастрюлей молока после 30-ти километрового броска уже ночью. Народ спит. Догорает костёр. Стараемся не шуметь – пусть спят. Но нет, услышали. Радостные визги. Через минуту ярко горит наш костёр. Девочки уплетают за обе щеки свежий хлеб с маслом и молоком. Только маленький Саша тихо посапывает во сне. Ему, наверное, снится свежий белый хлеб с маслом и молоко…
Прошло больше тридцати лет, у наших детей – свои дети. У Гали – двое, у Марины – пятеро, у Саши – семеро! И, собравшись вместе, уже здесь, в Израиле, они часто вспоминают, как, после того горного похода, они очень бережно стали относиться к хлебу и никогда его не выбрасывают…
ВОЛЕЙБОЛИСТ КОЛЯ
Такого большого костра я не видел никогда! Его организаторы не пожалели целой большой сосны, поставленной вертикально. Искры, казалось, долетали прямо до таких близких в горах звёзд…
