скачать книгу бесплатно
[Наталья]
Покажется, что снег с землёй делим
на человека и пустое место —
проходишь через тень свою один,
и та парит [как будто бы из теста].
Покажется – что тронуто рукой
уже нашло скрижали нашей смерти —
покоя нет – но, если есть покой,
то он всегда в оставленном здесь месте.
Идёшь на холм иль спустишься с холма —
всё кажется, пока перевозима
сквозь тьму и ночь – на поезде душа,
на лодке [в старике] как руки длинной.
Покажется, что снег съедает смерть,
как будто тени заметает крошки,
что сокрушимы Бог и человек,
когда уже почти что осторожны,
и, что, спускаясь с неба, голоса
нащупывают в горла тьме несносной
зерно проросшее – чужое, как глаза —
переходящее из местности сей в поздно.
Покажется, что снег в земле лежит,
и, что земля лежит внутрь человека —
чья тень оторвой сквозь меня летит,
по стороне ребра глухого света,
что выгнута, как лодка, почва здесь,
и снег всегда идёт наполовину,
что в свете есть твоём – моя вина —
и с ней не умираю я – а гибну.
(14—16/09/13)
[Бог]
Нет ни меня, ни тьмы
и даже света нет —
а только тонкий глаз.
И в щёлочки просвет
Он смотрит на меня,
а я смотрю в Него,
и кроме наших взглядов
здесь нету никого.
(10/09/13)
«Зеркало запотеет – заглянешь с другой стороны…»
Зеркало запотеет – заглянешь с другой стороны:
кажется, что стоишь ты на глубине Невы,
на глубине Исети или иной травы —
выберут эти сети белые рыбаки.
Будешь лежать на блюде, как на ладонях их,
вывих инакой буквы, оставив как часть кожуры
чашки своей, расплескавшей воздух по берегам,
осколок безводной чащи – только увидишь: там
зеркало запотело – а рукавом ототри —
лице своё не видишь, снаружи и изнутри
всё в казаков играют стрелочки и штрихи,
рыбно на рынке, людно на глубине реки.
(24/09/13)
* * *
Дмитрию Машарыгину
Вот неба свет – какой-то не такой
ты, друг мой, возвращаешься домой.
Сентябрь тебя читает через дождь,
через тире и точки, точно дочь —
тобой забытая в метро – всё ждёт Аида
и понимает: ничего не видно
и не бывает дна у всех времён —
хотя и всадник блед уже прочтён.
С тобой ли Бог, мой друг? или засада
нам зачтена за выход из детсада,
и небо пьёт в песочнице с листвы,
и не бывает никакой Литвы,
и речь не говорит о возвращенье.
Пылает столб шиповника внутри
у ЧМЗовской пацанвы вечерней,
у бородатой этой мошкары.
Вот неба свет – прими его таким
ломающимся, словно изнутри
его к нам лезет Бог и видит всё
прозрачным, как шары и огород
осенний, голый – будто ангел весь
его покинул, а не улетел,
искать лепить (хоть глиняное) горло
чтоб говорить покинувшему лес,
что входы все в метро, что снег надолго,
что возвращаешься ты, умирая здесь,
что столб внутри – шиповника не стоит,
хоть и сгорает тридцать три часа
подросток в этих вышедших по трое
на поиски для каждого отца,
что в сентябре вокруг одно лицо —
вот неба свет и костяное слово
в тебе текут, рекут тебя сквозь свет —
и плавится свинец, вливаясь в горло.
(23/09/13)
«Все дольше утро и туман…»
Все дольше утро и туман
длинней быков в холодных лужах —
едва покажешься ты там
и вот опять кому-то нужен
ты здесь. С какой бы стороны
не посмотрел – но видишь пегих
синиц, что у себя в груди
совьют кормушку и гнездовье,
чтоб оказавшийся внутри
туман лежал у изголовья.
Так говорить за свой Ты-дым
я обучался – глядя в чёрных
быков, что в капельках росы
росли и пухли, словно розы.
Все дольше утро – тише слог —
тумана нет или не виден —
лежит лицом в огне пророк —
как будто бы плывёт на льдине —
и наблюдает: как быки
теряют листья в эту осень,
и на веревочке тоски
с собою пастбище уносят.
(25/09/13)
«Потянуло патокой от фабрики…»
Потянуло патокой от фабрики
и бараны водят хоровод —
георгины, павши на колени,
молоко пьют в утренний живот.
Подмерзают груши и боками
колокольными и медными звенят —
от ночи неприбраны, как женщина —
лампами в земле с водой лежат.
Ангел лижет языком (шершавым ли?)
август с молоком в своих боках,
смерть и воздух кулинарной фабрики,
рёбра чьи прозрачные дрожат.
Груша упадёт, сентябрь рассыплется,
оставляя звук на языке —
георгин горит как-будто ижица,
удивляясь Богу налегке.
(21/09/13)
«Вот они острые яблоки…»
Вот они острые яблоки,
в воздух воткнувшие нос,
нюхают снег пока сладкий
он и ещё не подрос.
Вот они в кадре застыли,
вот ещё морщат лицо
в свете, который отплыли,
поскольку незримо число.
Вот острые яблоки ловят
весь свет, но поймают едва ль —
ясень на свет расширяется,
снег переходит за край.
Вот и лежат эти яблоки,
тёмные рёбра шуршат,
дева моя раздевается —
так как не ведает дат.
(28/09/13)
«Мне нравится, как дышит в ней земля…»
Н.
Мне нравится, как дышит в ней земля
парная, молоком переполняясь,
как ей сплавляется, как новый дом, листва,
в прозрачный лес как будто ударяясь.
И в этой недалёкой красоте
её – хорёк, готовящий зимовье,
опилки чешет на дырявой голове
и говорит ей: только не сегодня.
Мне нравится, как ЭТО говорит
моей жене ЖИВОТНОЕ под солнцем,
мне нравится и, что она молчит,
переполняясь молоком сегодня,
что к ней падёт [и скоро] вся листва,
прозрачною землёй переполняясь,
