Зеленая кухня, или Самый опасный рецепт

– В артефакторский магазин пойдем напоследок, – сказал я и уверенно двинулся в сторону дверей большой лавки, над которой красовалась яркая надпись “Все лучшее для вашей зеленой кухни”. – А пока прикупим вам личный набор инструментов и хорошие горшки. Вы ведь собираетесь выиграть пари, правда?

Джейн утвердительно качнула головой, и печаль потихоньку стала покидать ее лицо. Я улыбнулся.

– Вот и правильно. Займитесь трудом – а все остальное исправится.

***

Джейн

– Вот так надавливаете, переворачиваете ком земли и жмете сюда.

Лопаты у Аррена были самого угрожающего вида, зато из прикрученной к ним чаши сразу же высыпалось удобрение. Я послушно сделала так, как он показал, вернула землю на место, и Аррен одобрительно улыбнулся.

– Правильно. Дальше сами, у меня много другой работы.

Сейчас, стоя на грядке и готовя ямки под посадку растения с жутковатым названием мертвячья нога, я чувствовала себя намного лучше, чем во время поездки. На меня таращились – и родителям наверняка уже сообщили, в чьем доме я теперь живу. Вряд ли они, конечно, рискнут отправиться сюда – одно имя Аррена было словно щит. Но на душе все равно было тревожно, словно над головой сгущались тучи.

Зернышко трицветка, которое подарил Аррен, уже лежало в земле в большом горшке. В лавке с инструментами и удобрениями, в которой пахло так решительно, что даже нос заболел, маг купил мне книгу по уходу за особо сложными растениями. По дороге домой я читала главу о трицветке и с каждым новым словом понимала, что целый год буду работать бесплатно. Ну и пусть. Я попробую, сделаю все, что смогу, а там будет видно.

Пока я возилась с ямками, Аррен прикатил тачку с горшками: на этот раз они были не из торфа, а из какой-то плотной бумаги. Растения, которые нужно было высадить, оказались здоровущими, лохматыми, с темно-сиреневыми цветками; подкатив тачку к грядке, Аррен с гордостью произнес:

– Хорошо они разрослись в этот раз. Я еще думал, стоит ли подсыпать юврский порошок… оказалось, что стоит!

– Это и есть мертвячья нога? – спросила я. Аррен кивнул, вынул один из горшков и осторожно поставил на вскопанную ячейку. Некоторое время ничего не происходило, но потом я увидела, как из горшка вывернулись самые настоящие маленькие ноги, усеянные тонкими корешками, с усилием ввинтились в землю, и вскоре весь горшок ушел в грядку. Растение издало довольный вздох и зашелестело листвой: наверно, ему пришлись по вкусу засыпанные удобрения.

– Она самая. Растет на кладбище, у могил, потому так и называется.

Я поежилась. Даже думать не хотелось, зачем этому растению ноги. Аррен тем временем взялся за второй горшок.

– Для чего она нужна?

– Вообще это отличное кроворазжижающее средство, – объяснил Аррен. – Особенно если сочетать с настойкой семицветника. Но в моих зельях эта славная травка для того, чтобы создавать тромбы в сосудах. А потом их отрыв.

Это было сказано так, что мне сделалось холодно. Я словно бы забыла, с кем на самом деле теперь живу под одной крышей, и теперь слова Аррена заставили меня проснуться и посмотреть по сторонам. Да, он был со мной добр, он дважды спас мне жизнь, он дал кров и защиту, но не стоило забывать, чем именно он занимается – и что ему нравится то, что он делает. Аррен с любопытством посмотрел на меня, будто понял, о чем я думаю.

– Всю грядку вскопали?

Я показала ему лопату с опустевшей емкостью для удобрений.

– Всю.

– Тогда идите опрыскивать бой-огурцы от жуков, – приказал он. – Вот распылитель, я его уже наполнил. Старайтесь брызгать ближе к корням.

Бой-огурцы уже успели подрасти со вчерашнего дня. На нескольких я увидела мелкие желтые цветочки, некоторые выпустили тоненькие усики. Жуков не было, зато мандрагоры увидели меня с распылителем и заголосили:

– Нечего! Нечего им! Пусть их жуки сожрут!

– Пляк! Убирай брызгалку!

– Пляк! А у меня сорняк проклюнулся! Иди да выдери!

Кажется, эти мандрагоры возомнили, что они мои начальники. Присев рядом с бой-огурцами, которые сегодня встретили меня доброжелательно и подняли листки, чтобы средство из опрыскивателя достигло корней, я принялась за дело. Один из бой-огурцов, довольный порцией зелья от жуков, даже осторожно погладил меня по руке.

– Ты ж мой хороший, – похвалила его я, и остальные бой-огурцы тоже потянулись за похвалой. Несколько минут мы потратили на ласку и похвалу, и это разозлило мандрагор так, что они важно скрестили ручки на груди, хором плякнули в мою сторону и дружно отвернулись.

Закончив опрыскивание, я прошла к своему горшку с трицветком. Книга советовала как следует разрыхлять землю, чтобы к корням был доступ воздуха. Я вооружилась маленькими граблями, которые были купленном Арреном наборе инструментов, и взялась за дело. Аррен, который тем временем начал ощипывать нежно-зеленые листки на шарообразном кусте, поинтересовался:

– Уже пророс?

– Нет еще.

– Странно. Трицветок прорастает почти сразу.

Закончив рыхлить землю, я заглянула в книгу: верно, трицветок должен был уже выпустить первые стрелки. Аррен снисходительно усмехнулся и, поместив сорванные листки в коробку, направился в сторону дома.

Мне сделалось обидно. В конце концов, раньше я никогда не занималась огородничеством, и незачем смеяться, если не все у меня получается с первого раза! Одна из мандрагор обернулась, окинула меня оценивающим взглядом и сказала:

– Ты подкорми его! Сама-то вон как вчера наших трескала, за обе щеки!

– Трескать-то все любят, – басовито поддержал сосед, толстый, свирепого вида. – А как покормить, так не допросишься. Пляк!

– Вон, порошки у сарайки стоят!

У заборчика был маленький белый сарай: там Аррен хранил инструменты и несколько коробок с подкормкой для растений. Надпись на одной из коробок гласила: “Большерост. Обращаться с осторожностью!” – взяв ее, я вышла на зеленую кухню и, заглянув в книгу, прочла:

“Для быстрого роста и развития трицветка рекомендуется применять четыре гранулы большероста” – отлично. Еще посмотрим, кто посмеется последним. К коробке была привязана мерная ложечка: я аккуратно зачерпнула серебристые гранулы, и мандрагоры тотчас же подняли крик:

– И нам! И нам тоже дай!

– Плякни от души!

– Насыпай вкусненького! Давай, наваливай!

– Пляк! Пляк!

– Да замолчите вы! – воскликнула я, переворачивая ложку, и в ту же минуту оглохла от взрыва.

В лицо ударило гарью и вонью. Горшок качнулся – из-под взрыхленной земли выстрелили несколько зеленых стеблей: трицветок, кажется, объелся – отвлекшись на крики мандрагор, я сыпанула слишком много большероста. Мандрагоры завопили, заголосили, и одна из них, самая маленькая и ловкая, вывернулась из грядки и бросилась наутек.

– Что случилось? – Аррен выбежал из дома, держа в руке маленький топорик – возможно, решил, что его зеленую кухню кто-то берет штурмом.

– Ничего! – крикнула я в ответ и кинулась за мандрагорой к калитке. – Я сейчас ее поймаю!

Глава 3

Аррен

Сбежавшая мандрагора была первой в моей практике. До этого они только пытались задать деру с грядки, но ни у одной этого не получалось: в глубине грядок я прокладывал тонкую сетку, которая не позволяла корешкам освободиться.

Взрыв, который напугал мандрагор и заставил меня выбежать из дома с топориком, произошел от переизбытка большероста: бросив быстрый взгляд туда, где стоял горшок, я увидел тонкие стебли трицветка, которые качались и выбрасывали мелкие лепестки.

Да, Джейн переборшила. Вместо четырех гранул высыпала шесть.

Мандрагора кинулась на улицу, а Джейн рванула за ней. Девушкам из благородных семей не полагается бегать, тем более, так быстро, так что я невольно ею залюбовался. Если раньше, во время поездки по магазинам, она казалась мне тетивой лука, то сейчас превратилась в стрелу – смертоносную, разящую.

В следующий миг я уже побежал за ней. Вдвоем мы поймаем мандрагору намного быстрее. Да и мало ли, что может случиться? Я, конечно, не знал, что опасного или неприятного может произойти на тихой и спокойной улице, овеянной дурной славой мага-отравителя, но внезапно возникшее предчувствие очень неприятно покалывало затылок.

Выбежав на улицу, я увидел, что ни Джейн, ни мандрагоры нет. Улица была пуста – в этот час мои соседи предпочитали проводить время в своих садах, на зеленых кухнях или в комнатах за книгой, чтобы потом, уже вечером, выйти, пообщаться с соседями, обменяться впечатлениями дня. Я втянул носом воздух и поймал тонкую нитку ауры Джейн – девушка побежала за мандрагорой прямо, свернула в проулок Гвернанти и потом вывернула на улицу Лонто.

Ловкая же это мандрагора! Всем на зависть.

Я двинулся по следу, запоздало поняв, что все еще держу в руках топорик – пожалуй, это было впечатляющее зрелище. На подходах к улице Лонто я услышал шум и крики, разобрал голос Джейн и прибавил ходу. Давно же я так не бегал!

На улице Лонто я появился, конечно, эффектно: растрепанный, раскрасневшийся, с топором в руке. Люди, которые обступили Джейн с явным намерением задать ей трепку, шарахнулись в сторону – я встал так, как когда-то учили в академии на занятиях по боевой магии, прикрывая девушку, и рыкнул:

– Шаг в сторону! Быстро!

Люди послушно сделали так, как было велено. Джейн всхлипнула. Я всмотрелся в незнакомцев: нет, это явно не мои соседи. Джентльмен в когда-то модном, но уже видавшем виды сюртуке и засаленных штанах, в ботинках, отчаянно просивших каши, выглядел, словно гордый мститель из античной трагедии. Дама с несколько оплывшей фигурой, в пестром платье и косынке, завязанной на плечах с намеком на стиль, явно готовилась пустить в ход кулаки. Целый выводок девиц на выданье ахал и готовился упасть в обморок.

– Так это правда, – произнес джентльмен, и я понял, кто все эти люди. – Мало того, что ты опозорила нашу семью, так ты еще и пошла в подстилки этого… человека!

Девушка за моей спиной снова всхлипнула. Я не видел ее лица, но чувствовал, что все в ней так и зовет: спаси меня! Не отдавай меня им!

“И не собираюсь”, – подумал я, и дама, заламывая руки, произнесла с тем трагизмом, который сделал бы честь любому великому актеру:

– Как ты могла пасть так низко, Джейн? Мы считали тебя самой лучшей, самой достойной, самой благородной из всех! А ты – как ты могла дойти до такого греха, до разрыва брачного договора! Это скандал на всю столицу! Это позор! Из-за тебя твоих сестер считают распутницами!

– Вы верите насильнику и аферисту! – оборвал ее я. – Над ней надругались, от горя она хотела покончить с собой! Я вытащил ее из реки, едва живую!

– Лучше бы не вытаскивали, милорд! – отец семейства махнул рукой. – Мы не знаем, куда деваться от позора. Забирайте ее себе да пустите на удобрения, пусть хоть кому-то принесет пользу.

– Отец… – с горечью прошептала Джейн, и было ясно, что мое успокоительное, которое я налил ей в чай, уже не действует. Слишком много боли прозвучало в голосе. – Почему ты мне не веришь? Мама! А ты…

Я опустил топор, и родители Джейн вздохнули с явным облегчением. Девицы смотрели на меня во все глаза.

– Вам стоит верить вашим дочерям, а не мошенникам, – отчеканил я. – Уходите отсюда. Еще раз появитесь здесь или попробуете причинить Джейн вред – и стены вашего дома начнут извергать корвский дым, а ваши тела покроются язвами.

Язв на теле никто не хотел. Семейство Холифилд отступило еще дальше, и отец Джейн произнес:

– Вот когда у вас будет шестеро дочерей, милорд, вы меня поймете. И испытаете такой же стыд!

Мать Джейн вздохнула и прошептала на всю улицу:

– Распутница! Как же ты низко пала!

И они пошли прочь, стараясь сохранять гордый и оскорбленный вид. Я посмотрел по сторонам: никого не было, ни одна занавеска не качнулась, но было ясно, что соседи не упустили ни слова. Если прямо на улице разворачивается спектакль, то зачем от него отказываться…

Я обернулся к Джейн: она смотрела вслед уходящей семье, которую теперь можно было назвать бывшей семьей, и по ее щекам струились слезы. Я обнял девушку, и она не отстранилась от меня: уткнулась в грудь влажным горячим лицом, и ее плечи затряслись от рыданий.

– Уже все, – сказал я, гладя Джейн по голове свободной рукой. – Ну, ну, они ушли. Не надо плакать, Джейн, все хорошо.

– Пляк им, – донеслось снизу, и сбежавшая мандрагора застенчиво обняла Джейн за ногу.

***

Джейн

– А я больше не убегу. И буду хорошо себя вести. Правда-правда!

Эта мандрагора, кажется, была девочкой: сидела у меня на руках, смотрела во все глаза, большие и застенчивые, и никак не хотела уходить на грядку. Аррен налил мне вторую чашку чая с успокоительным и сказал:

– Понимаю, это сложно понять и принять. Вы любите свою семью, а они вас возненавидели.

Я сделала глоток из чашки. Ужасным была не ненависть, а отвержение. Моя семья выбросила меня прочь, даже не захотев узнавать, как все было на самом деле. Да, так было принято: люди поверят мужчине, а не женщине, над которой он надругался. Женщину всегда найдут, в чем обвинить.

Теперь, встретив родителей и сестер, я поняла, что нахожусь в полной власти Аррена Эленбергера. Больше у меня никого нет.

Могу ли я доверять ему, темному магу, человеку, которого знаю несколько дней, раз самые родные, самые близкие люди отвернулись от меня.

– Теперь я просто обязана выиграть наше пари. Мне надо устраивать жизнь, а патент на зеленую кухню… – в горле встал колючий ком, и в носу защипало. – Пригодится.

– Я кричать больше не буду, – мандрагора ободряюще погладила меня ручонками по колену. – Ты не плачь. Ты хорошая. Пляк им всем! Пляк!

Аррен налил себе чаю и сказал:

– Давайте отменим наше пари. Я и так выпишу вам патент. Соседний участок будут продавать в конце лета, выкупим его, обустроим. Домик там, конечно, старый, но жить можно. За зиму я там все налажу, а весной вы высадите фиалки Вентиветера, потом будете продавать аптекарям и в больницы. На них всегда хороший спрос.

Я посмотрела на него, чтобы убедиться, что он в самом деле это сказал. После всех горьких слов, которые мне сегодня наговорили родители, я с трудом могла поверить в доброту практически незнакомого человека. Мастера зелий и ядов, величайшего отравителя. Моя семья и правда была в гневе и ярости, раз не разбежалась при его появлении.

– Вы очень добры ко мне, Аррен.

Он усмехнулся.

– Хотите сказать, это вас удивляет?

Я кивнула.

– Я давно это заметил. Люди всегда так поражаются доброте и пониманию, словно это какие-то мифические вещи. Невозможные.

– Так и есть. В глазах всей столицы я распутница, – прошептала я и сделала еще глоток чая. Успокоительное пробивалось ко мне через горе и боль: вот и ком в горле отступил, вот и плакать уже не хочется. – А вы меня знаете несколько дней… и помогаете. И не оставляете меня. И не…

Я не договорила. Если верить тому, что рассказывали об Аррене, он давно должен был сделать меня своей наложницей. Покорным големом, который не мыслил бы о сопротивлении или побеге. Но человек, который меня спас, оказался совсем другим – и это давало мне надежду на то, что жизнь все-таки наладится.

– Удивительно, что они даже не захотели вас выслушать, – произнес он. – Сразу же бросились в бой. А я же быстро вас догнал.

Нет, у него точно была какая-то тайна. Давняя, глубокая, наполненная болью и горем – но именно она сделала Аррена Эленбергера таким, каков он есть.

– Да, вы появились… эпично, – улыбнулась я. – Как древний воин, с этим вашим топором.

Аррен улыбнулся в ответ. Пожал плечами.

– Я услышал взрыв и решил, что топор не помешает.

– Пляк! – сказала мандрагора, устроилась на диванчике рядом с моей ногой и довольно засопела, уснув. Аррен посмотрел на нее и предложил:

– Если хотите, то я отомщу за вас. И этому Энтони Локсли, и вашим родителям.

– Нет! – выпалила я, даже не задумываясь. – Нет, что вы! Не надо, пожалуйста!

Мой бывший муж, конечно, заслужил месть. Этот корвский дым, например, который Аррен упомянул на улице, или что-то посерьезнее – но я понимала, что это никому не принесет добра. Я не восстановлю свою репутацию, моя семья меня не примет, а всеобщее сочувствие снова будет на его стороне, а не на моей. Аррен вопросительно поднял бровь.

– Почему же нет?

– Месть это низкое дело, – пробормотала я.

– А правосудие?

– А правосудие на его стороне. Это ведь я получаюсь распутница, а не он. И про вас будут говорить гадости.

Аррен только рукой махнул.

– Про меня уже столько говорят, что еще одна сплетня ничего не изменит. Вы удивительно добры, Джейн.

Я попыталась скрыть смущенный румянец, приливший к щекам, за очередным глотком чая из чашки. Добра… Почему сейчас это прозвучало так, словно Аррен хотел сделать комплимент?

– Вас унизили и растоптали. Вас выбросили из жизни, и вернуться вы не сможете. Самые близкие и родные люди в некотором смысле убивают вас. Но вы не хотите вреда вашим обидчикам, – Аррен пожал плечами. – Вот я и говорю: удивительно. На вашем месте я бы запустил червей в брюхо этого Локсли. И был бы рад его мучениям.

Меня даже передернуло от отвращения.

– Не говорите так. Это ужасно!

Я снова вспомнила, в чьем доме теперь живу. Аррен мог быть добр ко мне, он мог защищать меня, но при этом он оставался собой – человеком, способным растереть в ладонях листок и вызвать чуму. Не следовало об этом забывать.

– Пожалуйста, не делайте ничего такого, – попросила я, надеясь, что Аррен все-таки откликнется на мою просьбу. – Потому что я вижу в вас не того, кого видят все остальные. Другого человека, хорошего.

И добавила шепотом, понимая, что с этими словами переступаю какую-то очень важную грань в своем сердце:

– И не хочу его потерять…

Некоторое время Аррен молча смотрел на меня, словно пытался поверить, что услышал именно то, что было сказано. Затем он отставил чашку и сказал:

– Вы не потеряете, Джейн. Не бойтесь.

И я поняла, что верю ему.

И сделалось легче.

***

Аррен

Особо важные растения я держал в одной из комнат: окна были тщательно зашторены, чтобы не пропустить ни капли солнечного света, особые артефакты работали под потолком, перегоняя воздух, чтобы в помещении всегда царила ровная прохлада. Закончив чаепитие с Джейн и отправив девушку отдыхать, я пришел сюда, к горшкам и листьям.

Мне надо было успокоиться.

Ламбелин, который является основой для зелья, способного просто отключить человеческие почки и вызвать мучительную смерть, я раньше высаживал в феврале, но в этом году убедился: лучшее время для ламбелина это апрель. Зеленые стебли, усеянные плотными круглыми листьями, росли просто стремительно – под лампой и с необходимым увлажнением. Надев перчатки и вооружившись ножницами, я срезал несколько верхушек, растер в пальцах и ощутил сладковатый запах: еще два дня, и ламбелин можно будет срезать и упаковывать в специальные металлические ящики. Дозреет, выпустит соки – вот и зелье готово.

Надо же, “я вижу в вас хорошего человека и не хочу его потерять”. Я усмехнулся – это было непривычно и странно. Когда живешь с репутацией монстра, то привыкаешь к тому, что от тебя не ждут добра, и это не пугает и не мучает. От разбойников с большой дороги тоже не ждут светлых порывов души – а для всего света я был гораздо хуже такого разбойника.

И вот Джейн. Джейн-из-реки, которая как-то вдруг стала для меня не просто девушкой в отчаянии.

Увлажнив ламбелин, я сменил перчатки и направился к ящику с паларгониями: почуяв мой запах, эти шипастые шары шевельнулись, выпуская длинные серебристые иглы. На кончиках проступили прозрачные капли; взяв пузырек, я аккуратно стряхнул их внутрь, помахал рукой, улавливая запах. Отлично, почти вызрело. Армастомы в соседних горшках уверенно пошли в рост после пересадки – цветоносы появятся через пару недель. Я давно понял: если армастома не растет, то не надо ее пичкать удобрениями, от этого только корни разрастаются. Нужно пересадить в большой горшок и обработать кремниевым удобрением – армастома его любит.

Что, если и правда купить тот участок? Пусть Джейн спокойно живет по соседству, мы будем ходить друг к другу в гости, жарить мясо на берегу реки… Она станет работать, постепенно создаст хорошую репутацию, и все забудут о том, что с ней случилось, как забыли о том, кем я был раньше.

Может, так будет правильно? Я не знал.

Серебристый шар мгновенной связи качнулся на подставке – ожил, зазвенел. Я насыпал армастоме несколько гранул удобрения и произнес:

– Аррен Эленбергер здесь.

– Ну что, травишь помаленьку?

Голос его величества Генриха прозвучал так, словно владыка лично вошел в комнату. Я пожал плечами. Прошел к маленьким горшочкам со златосмертником: ага, уже первые завязи. Прекрасно.

– Только по вашему приказу, государь. И не травлю, а служу правосудию в вашем лице.

Генриху надо было льстить. Король был неглуп, но обожал подхалимов, которые говорили самую грубую лесть с самым искренним и сдержанным выражением. Сначала я не знал, как сдержать улыбку, потом привык.

– Как травки?

– Прекрасно, ваше величество. Армастома пошла в рост. В прошлый раз сработала замечательно.

В прошлый раз армастомой отравили одну из фавориток, которая с чего-то решила, что сумеет занять место законной жены. Ее величество Алиенора знала о привычках супруга и предпочитала проводить время подальше от столицы, на водах. Можно подумать, минеральные источники спасут ее, если Генрих отдаст приказ об отравлении.

– Что там за девица у тебя в доме?

Вот как. Уже донесли.

Я снова сменил перчатки и прошел к ящичкам с северным хавари. Если от остальных обитателей зеленой кухни мне нужны были вершки, то от северного хавари требовались корешки: порошок из них вызывал неукротимую рвоту, обезвоживание и смерть в течение трех часов после приема.

– Моя ассистентка. Помогает с мандрагорами и прополкой.

Генрих усмехнулся. Появление Джейн ему не понравилось, потому что разрушало мой образ: алхимику и отравителю полагается жить в одиночестве, не тратя время на общение и привязанности.

– Смотри, воли себе не давай, – распорядился король. – А то я знаю, как все это бывает. Сначала она будет полоть грядки, потом ляжет в твою постель, если уже не легла, а там и дети побегут. А работать будет некому.

– Прежде всего я остаюсь верным слугой вашего величества, – ответил я, вытаскивая один из хавари за короткие зеленые листья. Отлично – корнеплод был желтоватый, мясистый, хоть сейчас размещай в учебник. – А что касается личных пристрастий, то вы все о них знаете. Особенно то, как все кончилось.

Король вздохнул. Он и правда все знал – и пришел с предложением, от которого нельзя отказаться, как раз в ту минуту, когда я был в полном отчаянии. Можно сказать так: его величество Генрих протянул мне лопату, которой я зарыл свое прошлое.

– Одного дурака надо проучить, – произнес Генрих, и я понимающе кивнул: наконец-то дошло до дела. – Завтра он должен выпить бокал вина, а затем начать бесноваться, как одержимый. Убивать не хочу, но вот отправить в деревню на покой – отправлю.

Я нахмурился, прикидывая, как можно исполнить владыческую волю. Зерна двухворки вызывали галлюцинации, а настойка шерна развязывала язык, но сочетать их надо было крайне осторожно.

– Только крепкое вино, чтобы замаскировать запах, – сообщил я. – У вашего заказа он особый.

– Отлично, – мне показалось, что король улыбнулся. – Действуй. Посыльный приедет утром.

***

Джейн

– Что-то он больше не растет.

Трицветок плевать хотел на удобрения, а его листья начали обретать желтоватую кайму. Я в очередной раз заглянула в книгу: автор писал, что некоторая желтизна по краю листвы вписывается в границы нормы, но я понимала, что не справляюсь с делом. Мандрагоры, которые после вчерашнего побега одной из своих родственниц теперь относились ко мне спокойнее, покачали листвой. Одна из них, бугристая и толстая, приподнялась над грядкой, скептически посмотрела на горшок с трицветком и вздохнула:

– Нет, так он расти точно не будет.

– И листья желтеют! – тоненько поддержала ее соседка. – Пляк! Это просто пляк!

– Божечки-картошечки, пустили безруких к грядке, – красавица перентоза, которая, как объяснял Аррен, нужна была для паралича конечностей, качнула ветками, будто бы невзначай демонстрируя многочисленные белые цветки. – Мы тут все пожелтеем твоими стараниями! А вы, чумазепы, хрюкалки закройте, меня от ваших голосов жажда мучает.

– Ишь! Голоса ей наши не такие! – дружно возмутились мандрагоры. – Пляк! Пляк! Вот вылезем да листья-то тебе поотрываем!

Но перентозу этим было не запугать. Она небрежно тряхнула зеленой кроной и ответила:

– Давайте, давайте! Вылезайте!

Мандрагоры дружно закряхтели на грядках, пытаясь выбраться и сопровождая каждое движение гневным пляканьем. Маленькая мандрагора, которая сбежала вчера, посмотрела на меня и с искренней детской любовью сказала: