Обрученная с врагом

Обрученная с врагом

Глава 1

Регистрация прошла легко. На удивление легко. Не было ни пыточного зала, ни дыбы, ни приторно-мягкого допроса – ничего такого, чем стращали в училище. Сонный районный инквизитор записал в карточку рост и вес Эльзы, снял ксерокопию паспорта и осведомился:

– Головные боли бывают? Спонтанные вспышки агрессии?

– Нет, – едва слышно ответила Эльза. – Нет, ничего такого…

– Ну и хорошо, – инквизитор даже улыбнулся: дескать, не робей, где наша не пропадала. Судя по круглощекому простецкому лицу в конопушках и взлохмаченным светлым волосам, не желавшим смирно лежать в форменной стрижке, он приехал в столицу из какого-нибудь маленького поселка на севере. Должно быть, охотился на медведей или ловил рыбу, и до поры до времени даже не думал о работе в инквизиции…

Эльза и сама не знала, почему вдруг задумалась о прошлом этого человека. Инквизитор тем временем сделал еще какие-то пометки на листке в тощей папке личного дела и, вынув из ящика стола коробочку с печатью, спросил:

– Цель приезда в столицу?

– Учеба, – торопливо откликнулась Эльза и нервно схватилась за сумочку: там лежало направление из училища в институт. – У меня тут…

Инквизитор отмахнулся.

– Ладно, верю, – между верхними зубами у него красовалась щербинка. – Дам тебе сейчас квиток, что ты у нас поставлена на учет, отнесешь в деканат. Давай руку ладонью вверх.

– Левую или правую?

– Какую хочешь.

Эльза покорно протянула левую руку, внутренне подобравшись в ожидании пронзительной боли, которую должна оставить инквизиторская печать, властная и безжалостная сила, которая сковывает ведьму и не позволяет ей творить зло. Но никакой боли не пришло: прикосновение печати к коже оказалось легким и почти незаметным. На несколько мгновений на ладони проступил рисунок – изящное переплетение каких-то букв и тонких линий – и погас. Инквизитор посмотрел на часы и сообщил:

– Твой уровень – Альфа. Самый слабенький.

Эльза с трудом выдавила жалкую улыбку. Слабенький… Значит, не все так страшно и плохо.

Ей вдруг стало очень легко и спокойно. На какое-то мгновение Эльзе показалось, что она сейчас взлетит.

– Я такая же, как все? – осмелилась спросить она. Инквизитор кивнул и захлопнул папку.

– Все нормально, не переживай. Держи квиток, в коридоре – кулер, водички попей. И посиди, отдышись. Может голова закружиться.

Эльза качнула головой и поднялась с неудобного стула. И это все? Сколько времени прошло, минут десять?

Девчонка, которая заходила в кабинет после нее, была бледной до синевы и сжимала простенькую сумочку так, что тонкие пальцы казались окаменевшими. Эльза хотела как-то подбодрить ее, но почему-то не стала.

Вода в кулере оказалась ледяной до ломоты в зубах. Опустившись на желтый пластиковый стул возле стены, Эльза медленно сделала несколько глотков. Вот и все, она законопослушная гражданка, она ничем не отличается от остальных жителей королевства…

Из кабинета донесся крик – резкий, пронзительный, словно ведьму там кромсали на части тупыми ножами.

– Не… не сме… Нет!

Крик оборвался, а Эльза вздрогнула всем телом: от страха она сжала пластиковый стаканчик так, что вода вылилась на джинсы. Одна из бесчисленных дверей в коридоре открылась, выпуская немолодого мужчину в форме – он нырнул в кабинет и вскоре практически выволок девушку, зашедшую после Эльзы. Лицо ведьмы было залито кровью, левая рука неестественно выгнута, и зеленые нити печати полыхали зловещим огнем. Лохматый инквизитор вышел следом и как-то виновато промолвил:

– Кто б мог подумать…

– Не берите в голову, Лютер, – мужчина в форме сгрузил девушку на стул так небрежно, словно она была тюком с тряпьем, и, пощелкав пальцами, мягко ткнул раскрытой ладонью в белый лоб ведьмы. Та содрогнулась всем телом, и полыхание печати принялось медленно угасать.

– Наверно, уровень Каппа, да, господин Хенкель? – робко предположил Лютер.

– Берите выше, – уважительно произнес Хенкель. – Окулус.

Лютер только руками развел. Сейчас он был похож на рыбака, который выудил сома в луже. Эльза так и не могла понять, почему смотрит на него и видит тихие озерные воды, старую лодочку с облупившейся зеленой краской на боках, поплавок на волнах…

Когда Хенкель скрылся в своем кабинете, Лютер сунул руки в карманы и задумчиво сказал:

– Тати, тебе с таким уровнем просто так работу не дадут. Извини. Обязательно под надзором.

Девушка посмотрела на него с такой лютой ненавистью, что Эльза похолодела.

– Изверг, – прошептала она. – Истязатель проклятый. Куда мне теперь деваться?

Лютер виновато отвел взгляд.

Тати шмыгала окровавленным носом, и Эльза, глядя на нее, понимала, что ей несказанно повезло иметь всего-навсего Альфу, с которой открыты все пути. Она хотела пожалеть несчастную ведьму, сказать ей хоть слово, но прекрасно понимала, что не будет этого делать.

В этом мире каждый за себя.

Тем более, если ты ведьма.

***

Квартирка, которую сняла Эльза, выходила на проспект Покорителей – когда наступил вечер, Эльза поняла, какого дала маху, согласившись на предложение агента по недвижимости. По проспекту на полной скорости гоняли на мотоциклах, из окон и дверей бесчисленных кафе и ресторанчиков летела музыка и разговоры, и тяжелые темные шторы почти не спасали от сияния рекламных щитов. С другой стороны, институт в двух кварталах от дома, магазины и клиники под боком, так что нет худа без добра. Эльза поплотнее задернула шторы, принесла с кухни синюю пиалу с чаем и пакетик с конфетами и, устроившись на диване, включила телевизор.

Старенький, похожий на огромный ящик, он показывал всего один канал – второй. Пока налаживалась картинка, Эльза вслушивалась в голоса из динамиков: должно быть, шло какое-то ток-шоу. Ну и ладно, можно отдохнуть, не забивая голову серьезным и умным. Для серьезного и умного у нее будет учебный год.

– …лишены гражданских прав, и я уверен, что их давать не следует.

Помехи рассеялись. Лицо человека на экране – молодое, холеное, с красивыми чертами античной статуи и пронизывающим жестким взглядом профессионального убийцы – принадлежало инквизитору: Эльзе не надо было смотреть на титры, чтобы понять, кто перед ней.

В студии поднялся шум. Молоденький ведущий, успевший прославиться исключительно либеральными взглядами и скандальными темами передач, вскинул руку, призывая к тишине.

– Но мы прекрасно понимаем, господин Хольцбрунн, что времена меняются, – промолвил он. – Раньше верили, что кусок мяса в пятницу приводит в ад.

Хольцбрунн посмотрел на него так, что ведущий стушевался, но тотчас же независимо подбоченился. На экране появилась алая полоска с белыми буквам: Мартин Хольцбрунн, старший советник инквизиции.

– Религиозные догматы тут не при чем, – отчетливо проговорил он. Голоса в студии сразу же стихли: Хольцбрунн подавлял. От его высокой худощавой фигуры катилась тяжелая мрачная волна, заставлявшая покорно опускать голову и становиться на колени, умоляя о пощаде. – Посмотрите на экран.

Освежающий зеленый чай с жасмином утратил вкус. Эльза почувствовала неприятный тянущий холод в животе. На огромной панели в студии появилась официальная фотография. Фас, профиль, табличка с номером. Совсем юная кареглазая девушка с золотистой косой. Левая часть лица – сплошной кровоподтек.

– Кристина Браун, – почти доброжелательно произнес инквизитор. – Шестнадцать лет. Нарисовала у однокурсника паутинку на подкладке пиджака, и парень умер через двое суток, отказали почки. Оказывала сопротивление при аресте, тяжело ранен один из наших сотрудников. Паренек не захотел с ней встречаться. Только и всего.

Щелчок – новая фотография на экране. Испуганная, коротко подстриженная брюнетка, с вытатуированной на шее бабочкой.

– Таисия Шерман. Пятнадцать. Цепь-порча на тарелках родителей. Мать успели откачать, отец умер в реанимации. Хотела жить одна в квартире, а родители мешали. Запрещали ей водить дружбу с маргинальными личностями. Вот и отобедали, как говорится.

Камера скользнула по лицам зрителей, взяв крупным планом женщину, прижимающую к губам кончики пальцев. Доброжелательное красивое лицо, искаженное испугом, казалось постаревшим.

Снова щелчок. На экране возникла угрюмая толстушка, смотревшая с вызовом, за которым виднелся страх, граничащий с паникой. В ушах по три сережки. Маленький шрам над губой.

– Маргарита Шоу. Девятнадцать. Работала нянечкой в детском саду, шестеро детей пострадали. Выпивала их энергию при помощи ласточки. Тоже порча, с таким вот милым названием, – Хольцбрунн откинулся на спинку диванчика и, сцепив пальцы на остром колене, продолжал: – И таких вот очаровательных барышень я за годы работы видел очень и очень много. Самое страшное то, что в толпе вы не отличите их от законопослушных гражданок. И вы никогда не знаете, что именно они делают прямо сейчас, в эту минуту. Может, привораживают вашего мужа. Может, пожирают силы вашего первенца. Может, убивают ваших родителей.

Лицо ведущего потемнело. То ли свет так лег, то ли молодой человек непрофессионально хотел схватить факел и вилы вместо тонкого микрофона с логотипом телеканала.

Почему-то Эльза не удивлялась. Ты можешь быть идеальным человеком – но это ровно до той поры, пока окружающие не узнают, что ты ведьма. Как наставница в училище, которая всегда ставила Эльзу в пример остальным девчонкам – и которая потом едва не размозжила ей голову о камень, когда у мужа обнаружилась пневмония.

Наставницу перевели в соседний поселок. Эльзу перевели тоже. Директор колледжа отчего-то сочувствовал ей – выправил хороший аттестат и дал направление на учебу. Эльза так и не поняла, почему и чего ему стоило отправить ее именно в столицу. Когда она смотрела на директора, то видела только холм, заросший ромашками и мелким диким клевером.

– Поэтому инквизиция продолжает их отлавливать и ставить печати. Поэтому мы рискуем жизнью, – продолжал Хольцбрунн. – Каждый день, каждый час, каждую минуту. И мы не можем позволить себе…

Эльза нервно схватила пульт и нажала на красную кнопку. Инквизитор растаял во мраке, и девушка вздохнула и откинулась на подушку.

Она еще не знала, что уже завтра встретится с этим человеком – лицом к лицу.

***

Мартин провел почти всю ночь после ток-шоу в респектабельном ресторане, где напился до совершенно безобразного состояния. Нет, он, конечно, держался на ногах, не буянил и вел себя так, как подобает джентльмену – но привычный разумный мир потерял стабильность и норовил убежать куда-то, обнажив неприглядную изнанку. Он не убегал, но Мартину хватало понимания того, что все способно измениться в любую минуту.

Его столик обслуживала тоненькая рыжеволосая официантка. Девочка-веточка, уровень Альфа – Мартину не понадобилось брать ее за руку, чтобы убедиться в этом. Девочка боялась его до дрожи в коленках, словно он в любую минуту мог взять ее за шиворот и утащить в пыточные. Маленькие рюмки, которые она приносила, дружно отплясывали на подносе, мелодично звякали, пытаясь убежать.

– Регистрация есть? – грубо осведомился Мартин после пятой. Обычно к этому моменту он достигал крайнего раздражения, которое затем начинало спадать, уступая место меланхолии.

– Есть, – кивнула девушка. На бейджике было написано имя, но Мартин не рассмотрел его точно. То ли Стива, то ли Стелла. Неважно.

– Ну и не трясись тогда, – посоветовал он и со знанием дела заметил: – Классные сиськи.

Девушка мгновенно покраснела, но не сказала ни слова. Мартин знал, что она не будет жаловаться администратору, а просто уйдет к бару и возьмет салфетку, чтобы стереть набегающие слезы.

Незачем реветь. Раз ты ведьма, то тебе лучше помалкивать и не отсвечивать.

Он окончательно пришел в себя под утро, рассчитался и вышел из ресторана. Проспект Покорителей был накрыт сонной прохладной тишиной, в которой уже разливалось предчувствие наступающей осени. Легкий туман придавал спящему городу таинственное очарование. Мартин сунул руки в карманы и задумчиво побрел куда-то – без цели, просто для того, чтобы гулять.

Вчерашнее ток-шоу задело его сильнее, чем он ожидал. Обыватели, которые сейчас спали в своих квартирках, не имели представления о том, каковы на самом деле их соседки с меткой регистрации на ладонях. Они не знали, что именно сдерживают зеленые печати, поэтому с легкостью поддавались на провокации журналистов и либералов. Дескать, ведьмы и ведьмаки – это не зло, это просто такие же граждане королевства, просто с определенными особенностями. Мы ведь живем рядом с людьми, у которых, например, лишние хромосомы – и ничего. А включение ведьм в нормальную жизнь общества – это новые рабочие места, новые открытия и прорывы в науке, новые перспективы.

Ага, конечно. Если вам хочется валяться на дороге с превращенным в кашу мозгом – направленное заклинание Шуука действует именно так, то тогда да, перспективы самые радужные.

В тумане послышался легкий цокот каблучков, и Мартина обогнала официантка – та самая, то ли Стива, то ли Стелла. Она шла, низко опустив голову, прижимая к груди сумочку. Мартин дождался, когда расстояние между ними чуть увеличится, и окликнул:

– Эй, Стива!

Девушка вздрогнула всем телом и обернулась. Узнала в прохожем неприятного клиента и побледнела. Должно быть, представила в красках, что именно с ней будут делать в пыточных.

Значит, все-таки Стива. Мартин вынул из кармана пустой портсигар и осведомился:

– Ты куришь?

Стива стояла неподвижно, словно маленький зверек перед хищником. Мартин подошел вплотную, аккуратно заправил выпавшую из прически рыжую прядку за маленькое розовое ухо. Кажется, ведьма перестала дышать.

Мартин вдруг подумал, что именно в такие минуты чувствует себя по-настоящему живым.

– Нет, – прошептала она. – Нет, я не курю…

Мартин вздохнул и прочертил пальцем линию по ее прохладной щеке.

– Жаль, – сказал он и пошел дальше. Стива так и осталась стоять, прижимая сумочку к груди и ощущая прикосновение к лицу, как ожог.

Потом Мартин обернулся, словно вспомнил что-то важное. В утреннем тумане девушка была похожа на статую или привидение.

– Пойдем, что ли? – сказал он. Пальцы Стивы дрогнули, и сумочка выскользнула, повиснув на тонкой цепочке.

– Куда? – пролепетала девушка. Мартин пожал плечами.

– Я-то откуда знаю, где ты живешь.

Она жила в старом доме, уцелевшем еще с войны – теперь его обступали новостройки, словно пытались вытеснить с проспекта. В крошечной квартирке было темно и тихо, пахло чистящим средством и недорогой туалетной водой. В сумрачной прихожей Стива подняла было руку, чтобы включить свет, но Мартин перехватил узкое запястье. Жалобно звякнули простенькие браслеты, Стива вздрогнула всем телом, словно хотела вырваться, но тотчас же покорно замерла. Она прекрасно понимала правила игры, и Мартину это нравилось. Очень нравилось. Все было так, как и должно было быть.

– Твоя регистрация поддельная, – негромко сообщил Мартин. – Обманка. Сама нарисовала?

Заклинание было несложным, вполне под силу уровню Альфа. Стива нервно кивнула.

– Да. Сама.

Мартин выпустил ее руку и, сбросив пиджак на низенький пуфик, принялся неторопливо расстегивать рубашку. Девушка всхлипнула.

– Если ты против, то я уйду, – промолвил он, прекрасно понимая, что так и поступит, если Стива скажет «нет». Стива провела ладонью по лицу и ответила:

– Нет. Не против.

Мартин улыбнулся и, мягко надавив на плечо, принудил ее опуститься на колени.

– Ты боишься, – сказал он, щелкнув застежкой ремня. – Тебе страшно идти на регистрацию. Потому что будет больно. Очень. Невыносимо.

В испуганном прикосновении ее губ было что-то очень целомудренное и одновременно порочное. Вытянув длинную двузубую шпильку, Мартин запустил пальцы в густые рыжие волосы и, сцепив их замком на затылке девушки, сразу же задал нужный ритм – напористый, жесткий, властный. Стива плакала. Мартин не видел ее слез, но точно знал, что они сейчас стекают по раскрасневшимся щекам.

– Это правильно, – негромко сказал он. – Ты и должна испытывать страх. Он лучше всего обуздывает дурные помыслы. Так говорит мой врач, а она знает свое дело.

Отстранив Стиву, Мартин помог ей подняться и с удовольствием убедился, что она действительно плакала. Помедлив, он поцеловал девушку – трепетно, нежно, словно потерянную и обретенную возлюбленную, и легонько толкнул в сторону комнаты.

Незачем было терять время.

Кровать Стивы была маленькой и узкой, втиснутой в закуток между шкафом и стеной. Стива нервно стащила с себя темное, почти форменное платье и осталась в белье и чулках – Мартин ухмыльнулся и толкнул ее на покрывало.

Он прекрасно знал, что не должен этого делать. Это было грязным и неправильным – и в то же время единственно возможным. Девушка под ним была мягкой и покорной, она послушно двигалась в одном ритме с Мартином и единственным, что выдавало ее настоящие чувства, были крепко зажмуренные глаза и закушенная нижняя губа. Она ненавидела себя, молилась о том, чтобы все кончилось как можно скорее, и безропотно подавалась навстречу Мартину – потому что, как и все ведьмы, она знала, что виновата и полностью признавала свою вину.

За мгновение до финала, когда кровь стучала в ушах множеством гулких колокольчиков, Мартин стиснул ее ладонь и усилием воли вогнал личную печать в горячую влажную кожу. Стива вскрикнула и дернулась, пытаясь освободиться, и несколько секунд острого, болезненного удовольствия завершились для Мартина спокойствием и ясностью. Ему стало так легко, что он рассмеялся и уткнулся мокрым лбом в белое плечо Стивы.

Потом она снова попробовала освободиться, и на этот раз Мартин не стал ей мешать. Стива соскользнула с постели и принялась натягивать платье. Руки дрожали, платье никак не хотело слушаться, и в конце концов девушка села на край кровати и расплакалась.

На какой-то миг Мартину стало стыдно, однако это ощущение почти сразу растаяло. Он вздохнул и сказал:

– Не спеши. Все нормально. Паспорт лучше принеси и ручку.

Кое-как поправив платье, Стива выскользнула в прихожую и вскоре вручила Мартину документы в зеленой обложке. В графе «Ведьмовство» пока было пусто. «Все-таки Альфа», – подумал Мартин и занес в графу уровень девушки и дату регистрации.

– Вот и все, – сказал он и совершенно по-дружески поцеловал Стиву в щеку. – Провожать меня не надо.

Похоже, она и не собиралась этого делать.

Неторопливо одевшись, Мартин спустился по темной лестнице и, выйдя на проспект, дошел до набережной. Там он купил в круглосуточной пекарне теплый батон и скармливал его уткам до тех пор, пока столица не ожила – зазвенели трамваи и голоса, зашуршали, открываясь, витрины магазинов и лавок, загудели машины, сбиваясь в пробки. Телефон Мартина ожил тоже: пискнул напоминанием, что сегодня в девять утра его ждет психотерапевт.

***

Анна-Мария вела прием в медицинском центре, белом и стерильном, в котором всегда пахло чем-то похожим на страх. Мартин всегда испытывал странный трепет, входя в это здание: оно словно уравнивало всех перед болезнями и смертью.

– Господин Хольцбрунн, доброе утро, – Анна-Мария всегда была доброжелательна и спокойна, на безукоризненно свежем халате – ни единой складки. Мартин с самого начала их терапевтических встреч робел перед ней, словно школьник перед строгой классной дамой. Хотя, казалось бы, с чего? Анна-Мария была моложе Мартина на шесть лет, зарегистрирована ведьмой с уровнем Каппа еще в школе, и по всем обычаям и правилам это именно ей надлежало чувствовать смущение и неудобство.

– Как ваши дела? – Анна-Мария открыла карточку Мартина в компьютере и, пока он устраивался на кушетке, внесла дату и время визита.

– Идут, – Мартин улыбнулся и прикрыл глаза. Шелест клавиш был похож на далекий шум моря. – Сегодня улетаю в Симах к родственнику.

– Значит, следующий визит отменим?

– Нет, ни в коем случае, – торопливо сказал Мартин. Внезапно ему начинает казаться, что время движется как-то по-другому, и он чувствует себя мухой в вязком сладком сиропе. – Я вернусь послезавтра.

– Вот и хорошо, – красивые губы Анны-Марии изгибаются в улыбке: Мартин не видит ее, а чувствует всей кожей, внезапно покрывшейся мурашками. – Я вижу, вам есть, чем поделиться.

Мартин рассказывает о вчерашнем ток-шоу, о том, как его выбешивает вся эта шатия-братия, которая не знает, кому на самом деле мостит дорогу, о том, как два дня назад в отдел привезли незарегистрированную ведьму, задушившую соседку за пустячную реплику в свой адрес, о том, как он сегодня познакомился со Стивой и о том, что ему слишком тяжело видеть все, что творится кругом – видеть и не иметь возможности этому помешать, потому что тяжелая и неповоротливая махина жизни все-таки начинает разворачиваться в другую сторону, где нет ничего, кроме хаоса и смерти.

Анна-Мария слушает, не перебивая. Наконец, Мартин умолкает – он опустошен, выпотрошен, словно рыбина в руках кухарки – и тогда она произносит с доброжелательным сочувствием:

– Вы ведь понимаете, что так не должно быть.

Эти слова, тихие и спокойные, обжигают его предчувствием. Тянущим томительным предвкушением неминуемой расплаты за совершенный грех.

– Понимаю, – откликается Мартин, обнаруживая, что губы пересохли. – Да, я понимаю. Я… я виноват.

Признание наполняет его горячим щекочущим пониманием: осознание греха уже шаг к исправлению и искуплению. По телу начинает разливаться тяжелый давящий жар, похожий на опьянение.

– Мне придется вас наказать, Мартин, – в голосе Анны-Марии звучит искреннее сожаление, но Мартин понимает, что она лукавит. Ей нравится чувствовать, что он подчинен ей полностью и не мыслит о сопротивлении.

– Да, – выдыхает Мартин. – Да.

Анна-Мария усмехается, поднимается с кресла и открывает дверь шкафчика.

– Снимите рубашку, спустите брюки и ложитесь на кушетку животом вниз, – теперь в ее голосе звучат отчетливые металлические нотки. Мартин подчиняется – не оборачиваясь в ее сторону, он знает, что сейчас Анна-Мария выбирает стек.

– Вам надо понять всю глубину вашей вины, – Анна-Мария говорит тихо и вкрадчиво, но Мартин почти не слушает ее. Первое прикосновение стека к шее и плечам ощущается как строгая ласка – Анна-Мария действительно пока ласкает его, и Мартин понимает: еще немного, и он сойдет с ума. Стек почти невесом, скользит по позвоночнику к ложбинке между ягодиц. Мартин чувствует желание, бесстыдное и жгучее, и, словно откликаясь на него, Анна-Мария ударяет уже сильнее.

Третий удар был похож на ожог. Анна-Мария перестала сдерживаться, и Мартин мысленно поблагодарил ее за это. Он никогда не роптал, принимая заслуженную кару, потому что за грехом всегда следует расплата, и Анна-Мария не жалела его. За это Мартин был благодарен тоже.

Нарастающее возбуждение причиняет ему боль – живительную, освобождающую, дарящую прощение. И за несколько мгновений до того, как мир рассыпается острыми жалящими осколками, принося тишину и умиротворение, Анна-Мария произносит:

– Ты прощен, – и убирает стек, отводит от исхлестанной спины.

Потом Мартин долго лежал на кушетке лицом вниз, чувствуя, как под животом растекается семя, и ощущая себя мертвым и воскресшим. Анна-Мария закрыла шкаф и, пройдя по кабинету, положила рядом с Мартином упаковку влажных салфеток.

– Все в порядке, господин Хольцбрунн? – в голосе лишь спокойное участие, ничего больше. Мартин знал, что Анна-Мария тоже удовлетворена. В конце концов, она единственная ведьма, которой настолько везет.

В душевой, примыкающей к кабинету, Мартин привел себя в порядок и подумал, что, несмотря на бессонную ночь, чувствует легкую звонкую бодрость. Все заботы дня сейчас казались какими-то ненастоящими, и он понимал, что все будет хорошо.

Он и представить не мог, насколько сильно ошибается.

***

Документы в деканате приняли без лишних вопросов и удивлений – секретарь лихо вбила данные Эльзы в компьютер, забрала справку из инквизиции и направление из училища и поинтересовалась:

– А выписка из домовой книги есть? Нам для регистрации надо.

Эльза только руками развела – никакой выписки у нее не было. Секретарь улыбнулась:

– Ну ничего, до учебного года время еще есть. Делайте запрос по месту прописки, они дадут вам выписку.

Вздохнув, Эльза подалась из деканата и, сев на широкий подоконник в коридоре, задумчиво подперла голову ладонями. Вроде бы все складывалось неплохо. По крайней мере, секретарь восприняла справку из инквизиции без негатива – значит, в институте учится достаточное количество ведьм, чтобы не удивляться еще одной. Вот только как теперь эту справку добывать? Если вышлют скан по электронной почте, то хорошо, а если нет? Снова брать билет на самолет, лететь в Симах, а оттуда добираться на перекладных до родного поселка… Нет, это было совсем грустно.