На перекрёстке трех миров. Книга 1. Хранительница

Уже дойдя до места, заметила, что чернявый идет с нами. Он спокойно шел по дороге, равнодушным взглядом осматривая окружающую местность. Я пожала плечами, ну пошел и бог с ним. Моё какое дело?

В просторном сарае, лежало большое белое животное с раздутыми боками и шумно дышало. Рядом с ним стояли взволнованные хозяева. Увидев Игната, они обрадованно бросились к нам.

– Третьи сутки мается. Если сегодня не случится, то помрёт – причитала хозяйка.

– Ну, а я то, что могу – Игнат развел руками.

Хозяйка начала тихонько плакать, утирая слезы передником. Я обошла животное. Действительно, как корова, только больше в два раза и два ряда витых рогов. Копыта круглые и большие, на толстой мозолистой подошве. Животное от усталости и боли на мгновенье открывала глаза, а с новой схваткой шумно выдыхала.

Ну что, за дело. Попробовать все равно нужно.

– Обычно сколько они приносят потомство? Один-два?

– Один обычно – запричитала хозяйка.

Руками лезть придется, здесь перчаток не имеется. Подойдя к животному, я погладила её бок. Её гладкая как бархат белая шкура была мокрой от пота, все мышцы одномоментно сжимались от потуг.

Подошла сзади, встала на колени и на секунду закрыла глаза, вдохнула и просунула руку, доверяясь ощущениям и своей руке. Считала копыта – один, два, три, четыре, пять, шесть. Значит, не менее двоих принести собралась. В это время произошла схватка. Чёрт побери! Мускулы сжались со страшной силой. Её организм пытался изо всех сил избавиться от плода. Руку сжало как тисками, мне показалось, что затрещали кости на руке. Не удержав своего стона, замерла на месте, пережидая схватку.

– Что? – Игнат подскочил ко мне взволнованно.

– Руку зажало, блин – шумно выдыхая.

– Двое, вроде. Сейчас отпустит, еще посмотрю.

Положение неправильное, естественно. Один какого-то хрена поперек встал. Второй вообще задом ко мне. Снова схватка. Я замерла. Животное шумно дышало. Терпи милая, терпи.

– Ну что там? – Игнат крутился вокруг меня.

Схватка «отпустила», и я начала нащупывать нужные мне копыта, иначе схвачу разные. Вроде есть. Нужно еще раз проверить. Пришла очередная схватка, сжав мою руку. Я стиснула зубы.

– Что там? – Игнат все не успокаивался.

– Петрович – сказала я сквозь зубы – Я сейчас убью тебя. Когда я работаю, не лезь ко мне с вопросами, пожалуйста – схватка ослабла. Я перехватила два маленьких копытца и потянула на себя. Сил нужно много, у меня столько нет. Еще чуток и еще немножко. Вот показались копыта. Я уселась на попу, упираясь в животное ногами. Дождалась схватку и потянула двумя руками. Сил не хватает.

– Нужна помощь, у меня сил не хватает!

Ко мне молча подошел чернявый, уселся рядом. Мы схватились в четыре руки и потянули. Потихоньку процесс пошёл.

– Стоп. Ждём. – командовала я и мы замирали. Не хватало ещё плод повредить.

Чернявый-то молодец, выполняет мои указания четко.

Вот первый малыш покинул лоно матери. Хозяева, заохав, бросились к нему. Вот и хорошо, а у меня еще работа.

Сделав несколько разминающих движений для мышц, села на прежнее место. И как тебя развернуть? Одной рукой хватаю плод, пытаясь развернуть. Чуть, ещё чуть. Здесь на помощь никого не позовешь, только сама. Чёрт, снова схватка. Я замерла, сжав зубы и наклонив голову. Тут почувствовала руку на моём плече. Скосила глаза – чернявый бросил на меня короткий взгляд, сидя рядом. Вот только скажи хоть слово, убью тебя вместе с Петровичем. Потом, когда освобожусь.

Схватка ослабла. За дело. Наконец, малыш принял правильное положение. Хватаю копыта и тяну. И дубль два. Я командую, он выполняет. Вот и второй плод вывалился наружу. У меня по лицу тек пот, мышцы спины свело от напряжения. Расслабляться рано, нужно проверить напоследок. Если делать работу, то делать её до конца.

Что такое? Не может быть! А вот может, оказывается. За малышом, стоящим поперек, прятался третий плод. Поэтому я и не смогла его нащупать.

И снова схватка и тянем. Даже и не знаю, сколько времени прошло, пока все закончилось.

Я устало повалилась на пол. Остальное сделает природа. Потихоньку встала, подходя к мамаше. Та, подчиняясь природе, уже встала на копыта.

– Ну что, справилась милая. Молодец – гладя её по морде.

Та благодарно понюхала и положила мне на плечо усталую голову. Я аж прогнулась:

– Ты мне сейчас сломаешь что-нибудь – освобождаясь.

– Отдыхай. У тебя теперь времени не будет отдыхать – погладила её по голове.

Игнат подскочил ко мне, довольный:

– Молодец, Рита – по привычке хлопнув по плечу.

Я вспылила:

– Я тебя точно сегодня убью. Ну, сколько можно говорить, не бить меня по плечу. Сломаешь ведь – в сердцах вскричала я, выходя из сарая.

Ополоснув руки и лицо, побрела в сторону дома. Устала. Сзади шли Игнат с чернявым.

Во дворе ко мне подбежали дети. Я сполоснулась, надевая грязное платье. Достала из краски детское платье, отжала и развязала узел. Самой было немножко страшно смотреть результат. Встряхнула и на вытянутых руках свой шедевр. А что, неплохо!

Лина ахнула, широко распахнув глаза, с восхищением рассматривая рисунок. Действительно здо́рово получилось. Рисунок из неравномерного синего круга разбегался по ткани неровными линиями, образую ассиметричный рисунок.

Я хмыкнула – действительно красиво. Лина в нетерпении приплясывала рядом, дай ей волю, надела бы мокрое. Люся стояла рядом, с удовольствием рассматривая результат моих трудов.

Солнце уже давно перевалило через зенит и клонилось к закату. Начали готовить костёр.

Я раскроила рубашку Марку. Очень хочется сделать что-нибудь особенное для детей. Зачем? Чтобы помнили! Воспоминания нельзя потерять, они всегда с тобой. Дети вырастут и единственное, что останется обо мне – это воспоминания. Надеюсь, добрые. Почему мне это так важно? Не могу ответить на этот вопрос. Вот нужно и всё тут.

Я вздохнула. А здесь необходимо проявить фантазию.

– Игнат, я смотрю, здесь пуговиц нет. Можно что-нибудь приспособить вместо них?

– А зачем? И так хорошо – сказал он, осматривая свою одежду – Я уже и привык без пуговиц, если честно.

– Мне нужно – твердо ответила я.

– Покумекаем давай – он задумчиво обхватил двумя пальцами подбородок, шевелил бровями, кривил рот.

– Вырезать можно из дерева?

– А то! Можно. Что я раньше не додумался? – Игнат смотрел на меня – Мне сошьешь с пуговицами, как дома?

Получив мой утвердительный ответ, он занялся делом.

Отдельные детали сразу покрасила и повесила на просушку. Игнат уже вырезал квадратные пуговицы, проделав в них дырочки. Перед этим проколов себе пару пальцев, тихо матерясь. В общем, все заняты. Лина надела новое платье со счастливой улыбкой и крутилась на месте, высоко подняв руки. Смотрите, мол, на меня, какая я красивая.

Я пододвинулась к Игнату и тихо спросила:

– Слушай, а как начальник этот узнал, что дети не мои?

– Тут, понимаешь, закавыка одна есть. Когда женщина беременеет, между ней и ребенком постепенно развивается связь. Эта связь растет и крепнет со временем. Щас покажу.

Он обернулся и крикнул:

– Люся. Иди сюда!

Люся вышла из дома.

– Покажи руку Ритке, насчет детей.

Она понимающе кивнула и высоко закатала левый рукав. На левом предплечье был красивый золотистый рисунок в виде тоненькой полоски. Рисунок изящной змейкой обвивал руку, образуя замкнутый круг. Я приблизила лицо поближе, чтобы рассмотреть рисунок. Изящные маленькие веточки с листочками переплетались друг с другом, и только в одном месте одна веточка была длиннее всех, выбиваясь из общего рисунка. Я осторожно провела пальцем. Рисунок как будто светился изнутри слабым золотистым свечением.

– Это татуировка такая?

– Какая татуировка, Рита? Рисунок сам по себе появляется, я же тебе объясняю – кипятился Игнат – Как только женщина понесёт, на коже начинает проявляться рисунок, и как крепнет связь между матерью и ребенком в течение девяти месяцев, так и отметка крепнет. Он замыкается, как только рождается ребёнок. Ясно?

Я на всякий случай махнула головой. Ни фига не ясно. Рисунок какой-то и как он появляется? И зачем это вообще нужно? Есть ребенок и есть, кому какая разница? А с другой стороны есть же на земле кукушки бессовестные, дурят парням голову, а у самих куча детей у государства. А так все по-честному, и говорить ничего не нужно. Глянул и всё понятно.

– Люся, а почему здесь одна веточка выбивается из общего рисунка?

Она довольно улыбнулась:

– А это дочь меня скоро порадует потомством. В столицу она замуж вышла. Соскучилась я по ней – вздохнула она – Уговариваю своего то поехать, навестить, дел говорит полно – махнула она рукой.

Я шила, склонив голову и думая о новой информации.

Тут я решилась поговорить с Игнатом, ближе подвинувшись к нему:

– Игнат, а усыновление есть здесь? – как можно равнодушнее спросила я, скрывая эмоции.

Он задумчиво помолчал:

– Не принято как-то. Здесь ведь как – если ребёнок остаётся без матери, отец воспитывает. Если родители погибают как у твоих – он махнул головой в сторону детей – Родственники по крови должны взять на себя такую ответственность. Так как из одного рода, значит. Если и таковых не нашлось, путь им в столицу. То, что должны были дать им в семье, ну знания там, ремесло, детям предоставляется возможность обучения в столице. Здесь ведь нет школ, как видишь. Поэтому отец к сыну ремесло своё и умение передаёт. А дочь от матери всему обучается.

– А если совершенно посторонний человек захочет взять на себя такое обязательство?

– Редкость большая. И вот почему. Рисунок помнишь? – он поднял брови.

Я утвердительно махнула головой.

– Это ведь не просто так. Если кто захочет чужого взять, произносятся слова, о том, что она берет на себя ответственность за этого ребенка, а ребенок должен подтвердить своё согласие. Чтобы обдуманно все это было и один раз и навсегда. Отменить уже ничего нельзя.

А вот это как раз и правильно, думала я. А не как у нас дома. Взял ребенка из детского дома, а потом возвращают, не подошёл он нам, мол. Ну как может ребенок не подойти, спрашивается? Вы же не ботинки себе выбираете?

Игнат продолжал:

– И как только слова произнесены, начинает формироваться связь и рисунок соответственно. Но не за девять месяцев, как обычно, а сразу. Боль говорят страшная. Одна, помню, взяла. Выла, сутки и по земле каталась. Говорит, как будто на живую по кусочкам разбирают. Лучше б, говорит, ещё двоих родила. Да ничего, отошла потихоньку, растит дитё.

Игнат продолжал:

– Не просто Хранительница всё задумала. Любая мать своего ребенка на расстоянии чувствует. Потерялся он, допустим, в лесу, только она и может найти по этой своей связи.

Я кивнула.

– А с отцами-то что, интересно. У отцов тоже такой рисунок на руке?

Он глянул на меня, хмыкнул, вытер нос рукавом, облизал губы:

– До чего любопытная ты, Ритка – он обречённо вздохнул – Есть и у отцов такая фиговинка. Только не на руке – он замолчал и отвернулся.

Чего мнётся, спрашивается?

– А где? – разворачивая его к себе.

И, как говорится «ничего не предвещало…»

– Там! – буркнул он, отворачивая голову.

– Где там-то?

Игнат глубоко вздохнул, смотря мне в глаза, затем опустил глаза вниз и многозначительно подвигал бровями.

Я сначала хмурилась, пытаясь расшифровать его молчаливую информацию, но, когда смысл сказанного начал доходить до меня, я широко открыла глаза, смотря на Игната. Он многозначительно кивнул.

Давно я так не смеялась. Истерика. От смеха начали болеть мышцы живота, я хваталась за ребра, пытаясь унять спазмы, но успокоиться все равно не могла. Хранительница, за что ты так этих бедолаг наказала, думала я, постанывая.

– А что? Вернулся с длительного похода и прямо на пороге предъяви свою невиновность – перевела взгляд на столичных, представила эту картину, и снова закатилась.

Рукой схватилась за лицо, пытаясь вернуть на место расползающуюся улыбку. На нас уже начали поглядывать столичные, пытаясь узнать о предмете истерики.

– О предмете – подвывала я.

Петрович, глядя на меня, улыбался. Но вспомнил, что он тут старший как-никак, неловко видать ему стало. Он многозначительно махал указательным пальцем в воздухе:

– Ритка, ты давай это, не дури, давай. Хватит уже, в самом деле.

Я припала ему на плечо. Он приобнял меня одной рукой, загораживая от мужиков. Я вцепилась в него двумя руками за рубаху, спрятав лицо у него на груди. Мои плечи тряслись, я судорожно вдыхала, а слёзы лились уже непрерывным потоком.

– Петроооович. Я сейчас лопну – всхлипывая, прошептала – А если места не хватит? – зашлась я.

Он повернулся к мужикам и спокойно сказал:

– Это мы о доме разговаривали. Все хорошо.

Вернусь домой и расскажу своим, тогда Ромке капец. Алька его до инфаркта доведет.

Села на лавку, повернувшись ко всем спиной. Не могу пока что на мужиков смотреть, иначе снова смеяться буду. Долго вздыхала, приходя в чувство. Рот время от времени расплывался в улыбке.

Я чуть отклонилась назад и шепотом спросила:

– Игнат. У тебя же есть ребёнок. У тебя тоже что ли? Извини, конечно, за любопытство.

– Нету Рита. Дочь же в нашем мире. Здесь детей нет.

Уже начало темнеть. Все подходили ближе к костру и рассаживались. Я тоже придвинулась, мне хотелось сшить сегодня как можно больше, чтобы завтра Марк надел свою рубашку.

Люся подошла ко мне:

– Рита. Хозяйка животного огромную благодарность тебе передавала. Как справилась-то? Молодец прямо. Она говорит, проси, что нужно.

Я махнула головой, принимая благодарность:

– Скажи ей, если это возможно, то обувь мне и детям. Нам в дорогу идти, наша уже стопталась.

Она всплеснула руками:

– Вот я дура. Сама не подумала. Сделаем, Рита, сделаем. И одежду ещё справить нужно. Хотя ты и сама мастерица, как я погляжу. Здесь ведь так не разукрашивают. Ну, вышивку если. А тут такая красотища. Научишь?

– Конечно. Только никому не рассказывай технологию. Бизнес здесь свой наладишь.

– Чего?

– Дело, говорю, наладишь. Если все будут знать, как красить, прибыли же не будет правильно?

Она кивнула головой.

– Когда делает один, тем ценнее продать можно. Поняла?

Она опять кивнула.

– Подумай только, насчет краски. Должны быть ещё растения, с которыми красить можно. Там ещё что-нибудь вспомню.

Вышли мои заспанные животные. Мелкий широко открывал рот, предъявляя народу свои острые зубы. Хил сонно моргал, отыскивая меня взглядом. Заметив меня, двинулся в мою сторону. Мелкий потрусил за ним.

– Что пришли? Стыдно стало, да? Я волновалась, искать ходила с детьми.

Я шила и обиженно разговаривала с ними:

– Это ты, Мелкий, воду мутишь. Думаешь, взрослый стал? – заглядывая в его глаза. Он чуть прикрыл глаза, склонив голову набок.

– Морда ты наглючая.

Я повернула голову к Хилому:

– А ты наверно за ним попёрся, да? – он опустил голову вниз.

Я погладила его по голове:

– Да не сержусь я на тебя. Ты очень умное животное. За ним пошёл, чтобы беды не случилась, да?

Он поднял морду, преданно заглядывая в глаза и лизнул в щёку.

Я кивнула:

– Ну, так я и думала. Ты в следующий раз хватай его и тащи домой. Вот только как его схватишь теперь, теленка этого? – окидывая взглядом Мелкого. Он растет как на дрожжах. Теперь он доходил мне до бедра. Еды теперь хватает, вот и набирает своё.

Я подняла голову. В полной тишине на меня смотрели десятки глаз. Я спокойно обвела всех взглядом. Объяснений даже не ждите. Все вопросы к Петровичу. И отвернулась.

Петрович объяснял, махая руками. До меня доносились только обрывки его фраз.

Вот и хорошо. Молодец земляк, освободил меня от этой обязанности. А то мне ещё в столице сто раз рассказывать.

Рубашка была практически готова, осталось только завтра петли сделать для пуговиц.

Уже стемнело, вокруг костра расселся народ.

Игнат опять обсуждал что-то со столичными. Они склонились над картой. Подойти, посмотреть что ли? Мне же интересно. Я тихонько встала и подошла, пытаясь заглянуть через плечи. Заглянешь туда, как же. Шкафы такие, что не обойти, не перепрыгнуть. Тут обернулся чернявый и заметил меня. Я смело встретила его взгляд, ну пошлёт, так пошлёт. Он чуть отодвинулся в сторону, освобождая мне место. Я протиснулась и замерла в восхищении.

На столе был живой рисунок, который шевелился и двигался. Видны были все рельефы, леса и пригорки. Вот озеро – его зеркальная поверхность едва плескалась, как от дуновения ветра. Я замерла в восхищении. И так захотелось потрогать – протянула руку и опустила прямо в озеро, а когда поднесла ее к лицу, то увидела, что она мокрая. Чудо – не иначе. Улыбнувшись, посмотрела на окружающих и с любопытством стала рассматривать план. Так, а где тут озеро наше? Вот, наверное, другого поблизости не видно. Это селение. На рисунке были разбросаны множество селений. Почему, интересно, по краям карты она чёрная? Спросить нужно будет. Я начала прислушиваться к обсуждению. Говорили о Диких. Оказывается, к нам в селение пришла только часть отряда. Другая пошла окружным путём, в поисках Диких. Когда отряд объединится, они пустятся в обратный путь.

– Рита, попробуй определить, куда тебя выбросило – Игнат пробрался ко мне.

– Давай вместе, Игнат – я водила пальцем по карте – Это наше озеро, так? Это, я так понимаю, селение, откуда дети. Правильно?

Он кивнул головой.

– Это мы с детьми такой крюк от страха сделали? – я покачала головой – Покажи мне теперь, где я Хила спасла?

Он показал совершенно в другую сторону. Не фига ж себе. Это я тут петляла, что ли?

– Точно не знаю, Игнат. Но это первое селение, встретившееся на моём пути. Значит, где-то неподалёку. Подожди. Лес же был с гладкими стволами. Ты сказал это лес последнего пути. Там на поляне я и очнулась.

Мы посмотрели на карту. Игнат с Чернявым переглянулись. Ну что опять не слава богу?

Начальник задумчиво опустил голову, нахмурив брови.

Никто не собирался ничего объяснять.

* * *

Еда была готова. Игнат радостно потёр руками, оглядывая мужиков:

– А не хлопнуть ли нам винца, для поднятия…

– Кольца – ляпнула я, не подумавши. Игнат укоризненно покачал головой. Я опустила глаза, улыбнувшись. Точно по башке получу, пора уже в моём возрасте посерьёзнее быть.

Мы с детьми сели с краю. Лина подлезла мне под левую руку, обняв руками. Она подняла своё лицо, заглядывая в глаза:

– Спасибо, Рита.

Понравился, стало быть, мой подарок. Я поцеловала её в лобик. Марк сел справа, прижавшись к моему боку. Я приобняла его правой рукой. Так мы и сидели, смотря на костёр. Хорошо-то как.

Притащили небольшой бочонок с вином. Налили и мне небольшую кружку. Я пригубила прохладный напиток и зажмурила глаза. Необычайный букет разных вкусов распространились во рту, я перекатывала вино, пытаясь описать ощущения. Вот сладкий вкус перекликался со слегка горьковатым, нежный – с тонким ароматом мяты. Запахи, перемешиваясь, образовали тонкий еле сладкий аромат сотен фруктов и трав. Я сглотнула. Вкуснотища. Осталось приятное послевкусие.

У нас дома, наверное, на вес золота продавали бы такое вино.

Я открыла глаза. По телу разливалась приятная слабость, все мысли растворялись в ночной темноте. Не хотелось ни думать, ни шевелиться.

Постепенно костёр догорал, разговоры потихоньку стихали и народ начал расходиться. Я уложила детей спать. Сама с животными отошла подальше от посторонних глаз, села под дерево, достала коробок спичек и сигареты, закурила и закрыла глаза. С наслаждением затянувшись, вдохнула, наполняя легкие горьковатым дымом. Так и сидела в тишине, наслаждаясь одиночеством и ночью. Когда открыла глаза, чуть не заорала. На меня смотрели пять пар глаз. Среди них глаза Чернявого и Петровича. Я судорожно переводила взгляд от одного к другому: «Что опять случилось?

Петрович хлопнул Чернявого по плечу:

– Всё нормально. Курит она.

– Курю, кому какое дело?

Петрович сел на землю рядом со мной, вытянув ноги:

– Прибежал патрульный. Орёт, девка там ваша дымится. Мы и подорвались. Здесь такое безобразие не принято, вот и всполошились – смеясь, сказал он.

Чернявый, окинув меня взглядом, отдал короткий приказ, и они ушли.

– Дай и мне сигарку, что ли, раньше-то баловался.

Так и сидели мы с Петровичем, вдвоем дымились в тишине.

– Что там с родственниками детей, Петрович? Узнал, где живут?

Он угукнул, пошевелившись на месте:

– Узнал. Это не в моём краю. Там свой староста. Идти по направлению столицы нужно.

– Так что я сижу? Собираться, наверное, с детьми нужно? Но если честно, не хочется никуда идти. Хорошо здесь.

– Вот и не торопись. С отрядом уйдёте. Может, и мы с вами пойдём. Люся слезами просит поехать дочь навестить. Уважить нужно супругу свою.

Я облегченно вздохнула. Во-первых, ещё здесь побудем, во-вторых – не хочется расставаться с земляком. Он, как будто связующее звено между мной и домом и моими воспоминаниями о родине.

* * *

На следующий день мы с Люсей пошли в лес добывать краску. Переходили от растения к растению, от дерева к дереву, внимательно осматривая и растирая в руках листочки. Обнаружилась желтая, красная и фиолетовая краска. Я потерла руками. Это ж сколько я красивого сделать смогу. Не сидеть ведь сложа руки. Неизвестно, сколько здесь пробуду. Хоть что-то хорошее после себя оставить.

Мы вернулись домой. А тут местные, узнав о моем занятии, потянулись за помощью. Так и прошел мой день: осматривала, шила и красила.

Рубашка получилась знатная, Марк с восторгом надел её, заулыбался, а потом подбежал, обхватил двумя руками и прижался ко мне. Я погладила его по голове. Вот и хорошо. Так приятно стало на душе.

Вечером, когда в очередной раз все собрались у костра, я спросила.

– А кто такие Дикие? И почему у них такой вид?

Чуть помолчав, рассказ начал чернявый начальник:

– Как раз, когда погибла Хранительница, начало что-то происходить с Силой. Спонтанные порталы стали образовываться в самых разных местах. И начали к нам лезть все, кому не лень. А эти, вообще нашли себе лазейку и целыми отрядами пролазят. У себя им тесно стало, вот и хотят нас завоевать. Хотели здесь жить припеваючи, ничего не делая. Живут грабежами. Потому и угоняют женщин и детей, что сами не могут размножаться. Женщин пользуют, детей под себя воспитывают.

Я передёрнулась. Мерзость какая.

Игнат кивнул головой, подтверждая рассказ:

– Была одна девушка, которая смогла вернуться. Истерзанная вся – Игнат замолчал – Повесилась. Не смогла жить дальше.

Повисла гнетущая тишина.

– Тяжелые времена настали для нас. Раньше Хранительница все контролировала. Мы все молимся, чтобы вернулась сила её – продолжил Игнат.

Я заинтересованно повернулась к нему:

– А что случилось с её силой?

Чернявый посмотрел на меня.

– Чтобы хозяйничать здесь и вести все дела, Хранительница оставила здесь свою дочь. Плоть от плоти, как говорится. И дала ей часть своей силы. Род продолжался, и сила переходила от матери к дочери. Так и было много веков подряд. Но несколько десятков лет назад всё изменилось.

За все время существования миров, много нечисти скопилось во всей вселенной, они пробирались в миры и наносили невосполнимый вред. И решено было устроить неформальную встречу правителей разных миров, для объединения против борьбы с этой нечистью.

Решено было организовать встречу в одном их миров. В каком – никто не знал, информация не разглашалась.

И одним их условий приезда на встречу – без армии и оружия. С одной стороны, это правильно. Если все с воинами приедут – какой разговор может быть? Да и не нужное внимание врагов привлечёт. Все-таки очень удобная возможность одним махом прикончить правителей и захватить их миры. Так что, чтобы больше доверия было, поехали с семьями.

В общем, последняя из рода со своей семьёй, мужем и крохотной дочерью, отправилась на встречу. С собой никого не взяли, только няню для дочери. Время и место отбытия никто не знал. Сначала приходили сведения, что всё хорошо. Много семей, много детей. Детвора перезнакомилась между собой, носились целыми днями вместе. Взрослые поощряли. Для будущего, говорят, хорошо. Может и по-родственному наши миры соединятся. А потом наступило тревожное затишье – он надолго замолчал.

Никто не посмел нарушить эту тишину. Все смотрели в землю, нахмурив брови.

Наконец он заговорил:

– Сгинула последняя из рода со своей семьёй. Деревья их жизней погибли. Сама Хранительница закрыла все порталы, чтобы угрозы для нашего мира не было. И никаких известий с других миров.

Он опять замолчал.

– Одна надежда, что дочка осталась жива. Только её маленькое деревце осталось после гибели наследницы. Пока Дерево растет и крепнет, а у ваарцев теплится последняя надежда, что когда-нибудь маленькая наследница вернётся в свой родной дом и наведет здесь порядок.