скачать книгу бесплатно
В годы Первой мировой войны
Прошло три с половиной года со дня начала работы Солдатенковской больницы. За этот период достраивались корпуса второй очереди, активно велись научные исследования, сформировался стабильный режим работы больницы, благодаря которому успешно велась лечебная и хозяйственная деятельность. Но всему установленному благополучию наступил конец, когда 1 августа 1914 года Германия объявила войну Российской империи. В. Н. Коковцев, посещавший больницу в 1912 году, позже писал в своих мемуарах, что «война была предрешена еще тогда, когда у нас были убеждены, что ее не будет и всякие опасения ее считались преувеличенными… Но я не разделяю и того мнения… что война могла быть нами предотвращена при большем искусстве и при большей предусмотрительности в ведении нашей внешней политики <…> Что ряд окончательных подготовительных мер, начатых еще в 1911 году, т. е. за три года, уже замыкает свой страшный цикл, и никакое миролюбие русского Императора или искусство окружающих Его деятелей не в состоянии более разомкнуть скованной цепи, если не совершится чуда». Создается впечатление, что и возобновившееся строительство второй очереди Солдатенковской больницы, вольно или невольно, вошли в стратегические планы правительства с целью обеспечения тыла всем необходимым для проведения успешных операций на фронтах неизбежной войны. Высочайший манифест, подписанный Николаем II 20 июля 1914 года и впервые провозглашенный в Николаевском зале Зимнего дворца (См. Дневники Николая II. С. 168), излагает некоторые причины вступления в войну: «Следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и крови с славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно. С полным единодушием и особою силою пробудились братские чувства русского народа к славянам в последние дни, когда Австро-Венгрия предъявила Сербии заведомо неприемлемые для державного государства требования.
Презрев уступчивый и миролюбивый ответ Сербского Правительства, отвергнув доброжелательное посредничество России, Австрия поспешно перешла в вооруженное нападение, открыв бомбардировку беззащитного Белграда.
Вынужденные, в силу создавшихся условий, принять необходимые меры предосторожности, Мы Повелели привести армию и флот на военное положение, но, дорожа кровью и достоянием НАШИХ подданных, прилагали все усилия к мирному исходу начавшихся переговоров.
Среди дружественных сношений, союзная Австрии Германия, вопреки НАШИМ надеждам на вековое доброе соседство и не внемля заверению НАШЕМУ, что принятые меры отнюдь не имеют враждебных ей целей, стала домогаться немедленной их отмены и, встретив отказ в этом требовании, внезапно объявила России войну.
Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную, родственную НАМ страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди Великих Держав…
В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще теснее единение ЦАРЯ с ЕГО народом…».
4 августа царская семья прибыла в Москву, где по обычаю своих предков, намеревалась испросить благословения себе и своему народу в тяжелые для страны минуты. Очевидец события (П. Жельяр) так описывал приезд императора и его семьи: «Прибытие Их Величеств в Москву было самым трогательным и умилительным зрелищем <…> После обычных приемов на вокзале мы длинной вереницей экипажей направились в Кремль. Огромная толпа наполняла площади и улицы; люди взбирались на крыши лавок, как гроздья висели на деревьях скверов, влезали в окна магазинов, толпились на балконах и у окон домов. И под непрерывный звон колоколов всех церквей из тысяч уст разносился внушительный своим религиозным величием и сдержанным волнением тот чудный русский гимн, в котором выражена вера целого народа…
Сквозь раскрытые настежь двери церквей были видны огни свеч, горящих перед иконостасами, священники в полном облачении, с золотыми крестами в руках, благословляли Царя при его проезде. Звуки гимна то замирают, то вновь крепнут и растут, как молитва, с могучим и величественным припевом: Боже, Царя храни!».
Каждый день пребывания в Москве императора и его семьи был расписан заранее. Но одно событие не входило в планы великодержавной четы. Вспомним, что на Восточном фронте война началась с Восточно-Прусской операции. 4 августа русская армия перешла границу, начав наступление на восточную Пруссию. 1-я армия двигалась на Кенигсберг с востока, 2-я армия – с запада от Мазурских озер. Первую неделю действия русских армий были успешными. 7-го августа Гумбинен-Гольдапское сражение закончилось в пользу русской армии. Но эти успехи были временными. После разгрома 2-й армии генерала Самсонова немцами, 3 сентября 1-я армия отошла на прежние рубежи (См.: ВБ. Миронов. Первая Мировая война. М., 2014. С. 119). В кровопролитных сражениях первых дней войны русские войска несли тяжелые потери. Раненых размещали в полевых лазаретах, а некоторых для лечения направляли в Петроград, а также в Москву, куда уже 6 августа первые раненые прибыли на Александровский(Белорусский) вокзал. Встречу прибывающих раненых в подробностях описал корреспондент журнала «Заря»: «Каждый вечер громадные толпы собираются у вокзалов тех дорог, по которым привозят в Москву с театра войны раненых. Тихо подходит к платформе длинный поезд. Во многих вагонах окна занавешены. Здесь лежат тяжелораненые, которых избегают волновать и тревожить. В другие окна выглядывают осунувшиеся, но бодрые, почти веселые лица легкораненых. К вагонам бегут врачи, санитары, сестры милосердия, сотрудники «Красного креста» и других учреждений, заботящихся о жертвах войны.
Император Николай II, императрица Александра Федоровна, великие княжны Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия, и великая княгиня Елизавета Федоровна сфотографировались вместе с врачами, встречавшими и сопровождавшими их на ступенях 10 хирургического корпуса. (ГАРФ. Ф.826. Д. 937)
Поезд остановился. По вагонам идут молодые люди с большими бельевыми корзинами, наполненными булками с колбасой, ветчиной и т. д. и оделяют солдат. Обыкновенно к приходу поезда приготовляются доброхотными и сердобольными людьми и другие подарки пострадавшим за родину: папиросы, фрукты…
У вагонов с тяжелоранеными длинной чередой выстраиваются санитары с носилками. Медленно начинают выносить страдальцев. Собравшаяся на платформе толпа обнажает головы: первым проносят молоденького офицера с забинтованной головой. Он с усилием открывает глаза и слабо улыбается. На носилки сыплются цветы. Алые, как кровь, отданная этим милым юношей за нашу Родину… Пожилая дама подходит к носилкам, идет шага три-четыре рядом с ними, пристально глядя на изможденное лицо офицера, и вдруг, нервно осенив его большим крестом, отходит в сторону, закрыв глаза платком. Несут других. Высокий седой старик в синем армяке, приехавший раньше с другим поездом и, узнав, что привезут раненых, оставшийся ждать их на вокзале, низко, в пояс кланялся каждым носилкам, касаясь пальцами каменного пола.
<…> У вокзала на площади толпа. Волнуясь ждет. Теснится к подъезду, у которого выстроились автомобили, кареты скорой медицинской помощи, специальные трамваи для перевозки раненых. На подъезде появились первые носилки… Толпа, как один человек, обнажает головы, и над темной площадью несется громкое «ура!».
И дальше на улице шпалерами стоит народ. Между толпами медленно двигаются санитарные трамваи, осененные знаком Красного Креста. В первом вагоне, ярко освещенном, видны сидящие солдаты, легко раненые <…> Во втором вагоне, прицепом, опущены занавески. Там на койках положены тяжелораненые. Внимательно с трогательным, сочувственным выражением смотрят на эти занавешенные окна, и волна народной любви, народной благодарности, народного признания доходит во вспышках криков «ура!» до лежащих за этими окнами страдальцев» (Заря, №33, 1914, с.4).
В ожидавших санитарных трамвайных вагонах первых раненых, прибывших на Александровский вокзал, доставили в Солдатенковскую больницу. Военнослужащих разместили во второй (в настоящее время 10 корпус) хирургический корпус, часть которого была отведена под госпиталь. Несколько позже с 1915 года IX корпус также стал функционировать в качестве госпиталя. Стоит упомянуть, что значительная часть больницы продолжала обслуживать гражданских лиц, обратившихся за медицинской помощью. В 1914 году в больнице проходили лечение 6559 гражданских и 1204 военных (См.: Отчет московской городской больницы имени К. Т. Солдатенкова за 1914 год. М.1916. Медицинский отчет. С.1). О прибытии раненых незамедлительно было доложено царю. Николай II принял решение на следующий день посетить и поддержать раненых русских солдат, размещенных в Солдатенковской больнице вместе с семьей и княгиней Елизаветой Федоровной, принимавшей непосредственное участие в организации лазаретов и санитарных вагонов, и изучавшей опыт обустройства больниц под нужды фронта. Об этом желании царя немедленно было доложено Ф. А. Гетье и В. Н. Розанову. За два часа до приезда Императорского автомобиля, сотрудники больницы выстроились на улице перед корпусами, чтобы встретить Царственных особ. В своем дневнике 7-го августа Николай II о своей поездке сделал запись: «…Поехали на Ходынку в больницу Солдатенковых, где видели первых раненых в делах Вост. Пруссии в числе 6 чел. Из них пять легко и один – тяжело в шею, вахмистр 2-го лейб-драгунского Псковского полка Полищук. Удивительный молодец, толково объяснивший подробности дела и отлично знавший все, что делалось вокруг него – в соседних частях.
Оттуда заехали в один из складов общеземской организации в доме княг. Гагариной и затем в Благородное собрание в дворянский склад. Везде кипучая деятельность…».
В своих воспоминаниях В. Ф. Джунковский подтверждал и дополнял слова императора: «Накануне в Москву прибыли первые раненые, помещенные в Солдатенковскую больницу. Около 3 часов дня их высочества с августейшими дочерьми отправились навестить раненых, которых прибыло семь человек нижних чинов и кроме того еще 11 больных, среди них 6 офицеров. Государь обошел всех и побеседовал с каждым. Один из них, подпрапорщик Полищук, тяжело раненый в шею навылет, подробно доложил Государю о ходе сражения и попросился поскорее в строй, объяснив простодушно, что он никого еще не поранил, а его уже подстрелили.
Обойдя палаты, предназначенные для раненых, их величества отбыли из больницы, осмотрев по дороге два трамвайных вагона, приспособленных для перевозки раненых, Собравшаяся тысячная толпа радостно провожала Государя.» (В. Ф. Джунковский. Воспоминания. Т.2. С. 390, 391).
И, наконец, в годовом отчете Солдатенковской больницы за 1914 год в главе VII. Осмотры больницы появляется заметка: «7-го августа 1914 года больницу осчастливили своим посещением Их Императорские Величества Государь Император и Государыня Императрица с Августейшими Дочерьми и Ея Императорское Высочество Великая Княгиня Елисавета Федоровна. Прибыв в хирургический корпус, Августейшие посетители обошли помещенных здесь раненых воинских чинов, милостиво расспрашивая их о состоянии здоровья и об обстоятельствах, при которых ими были получены ранения, подробно осмотрели операционную, рентгеновский кабинет и удостоили сняться в общей группе с персоналом больницы, а также расписаться в книге почетных посетителей» (См.: Отчет московской городской больницы имени К. Т. Солдатенкова за 1914 год. М.1916. Медицинский отчет. С.27).
Спустя две недели художественно-литературный журнал «Огонек» (№34, воскресенье, 24 августа 1914 г.) опубликовал фотографию, предположительно, сделанную фотографом А. К. Ягельским, где члены Императорской семьи: сам император, императрица Александра Федоровна, великие княжны Ольга Николаевна, Татьяна Николаевна, Мария Николаевна, Анастасия Николаевна и великая княгиня Елизавета Федоровна сфотографировались вместе с врачами, встречавшими и сопровождавшими их. Цесаревича Алексея из-за плохого самочувствия в Солдатенковскую больницу не взяли. С ним оставался его наставник Пьер Жильяр. На фотографии на заднем плане легко узнаются лица главного доктора А. Ф. Гетье, В. Н. Розанова, В. И. Соколова, А. Е. Соловьева и других. К фотографии было приписано: «Во время пребывания в Москве, Их Императорские Величества, вместе с Августейшими Дочерьми и Великой Княгиней Елисаветой Федоровной, посетили 7 августа больных и раненых воинов, помещенных в городской Солдатенковской больнице. Обходя хирургический корпус больницы, Их Величества и Их Высочества милостиво беседовали со всеми помещенными здесь ранеными и больными солдатами, расспрашивая о ходе болезни и обстоятельствах, при которых получены поранения.
Осмотрев перевязочную, операционную и рентгеновский кабинет, Их Величества и Их Высочества у больничного корпуса снялись в общей группе с медицинским персоналом». Нам удалось установить место, где была произведена фотосъемка. До настоящего времени 2 (10) корпус, который претерпевал незначительные перестройки, сохранился. Но ступеней, на которых стояла царская семья для фотографирования, не досчитаться. Крыльцо было разобрано после 1995 года во время очередного капитального ремонта корпуса. Надеемся, что место, где стояли августейшие особы, будет восстановлено и отмечено.
Можно утверждать, что впервые увидевших царя врачей поразила его простота и искренность. Свои ощущения, например, от встречи с Николаем II товарищ обер-прокурора Святейшего Синода князь Н. Д. Жевахов описывал следующим образом: «…зная, что сотни глаз устремлены на Него и следят за каждым Его движением, я мысленно спрашивал себя, каким образом Государь, прошедший школу придворного этикета, связанный положением Монарха величайшей в мире Империи, мог сохранить в Себе такую непосредственность и простоту, такие искренность и смирение…» (Н. Д. Жевахов. Воспоминания. М., 2016. С.50). Об Императрице Александре Федоровне у Н. Д. Жевахова сложилось похожее впечатление: «…Я видел перед собою простую, искреннюю, полную бесконечного доброжелательства женщину, кроткую и смиренную…» (с. 90). Она не была ни надменной, ни высокомерной (См.: Там же). Немало написано добрых слов и о создательнице Марфо-Мариинской обители милосердия. Например, Феликс Юсупов (известный как один из организаторов и соучастник убийства Григория Распутина) так писал в своих мемуарах о Елизавете Федоровне: «Все знавшие её восхищались красотой лица её, ровно как и прелестью души» (Ф. Юсупов. Мемуары (1887-1953). М. 2018. С. 106.). Благодаря стараниям Елизаветы Федоровны помощь раненым была поставлена в Москве необыкновенно широко. «Забывши совершенно личную жизнь, ушедшая от мира великая княгиня Елизавета Федоровна была душой всех добрых дел в Москве. К декабрю месяцу 1914 года в Москве было до 800 лазаретов, которые за пять первых месяцев облегчили страдания сотням тысяч раненых» – вспоминал губернатор Москвы (В. Ф. Джунковский. Воспоминания. Т.2. С.473).
Не исключено, что, впервые увидев страдания солдат в Солдатенковской больнице, женская половина царской семьи в скором времени принимает решение сменить роскошные платья на скромные одеяния сестер милосердия, чтобы подобно работницам больницы до изнеможения работать в лазаретах, утешая страждущих, делая перевязки раненым.
В том же году Николай II c семьей, совершая поездки по России, вторично посетил Москву. 8 декабря 1914 года императорский поезд прибыл на Александровский вокзал. Объезжая многочисленные госпитали и лазареты Москвы, в этот раз Солдатенковскую больницу царь не посетил. «Для приветствия раненых от имени Государя, поблагодарить их за службу и тяжело раненых именем Государя наградить Георгиевскими медалями были командированы лица Его Свиты – генерал-лейтенант Нилов, Гринвальд, Николаев, Свиты генерал-майор князь Долгоруков, граф Граббе, Ресин, Джунковский, флигель-адъютанты граф Шереметьев и Саблин» (См.: В. Ф. Джунковский. Воспоминания. Т.2. С. 474). Кто-то из указанных персон однозначно посетил раненых, находящихся на излечении в Солдатенковской больнице. А Николай II c членами своей семьи находился в тот момент в распределительно-эвакуационном пункте Красного Креста в Анненгофской роще, принимавшем раненых, где он был встречен хором детей при общине «Утоли моя печали», пропевшим «Спаси, Господи» (См.: В. Ф. Джунковский. Воспоминания. Т.2. С.473).
Ситуация на фронте с каждым днем осложнялась и не могла не отразиться на кадровом составе больницы. Многие врачи, сестры милосердия и мужчины-санитары были мобилизованы. За первые пять месяцев войны из Солдатенковской больницы был призван на военную службу старший врач терапевтического отделения В. И. Соколов (моб. 1 августа), проработавший в прифронтовых госпиталях до 21 мая 1918 года. Вместо ушедшего на фронт доктора Соколова терапевтическое отделение возглавил В. П. Катанян. [Владимир Петрович Катанян, 26 января 1879 года рождения, выпускник Московского университета, армяно-григорианского вероисповедания. С 1908 по 1911 работал ординатором при Императорской Екатерининской больнице. Был женат на Марии Ильиничне Катанян. В Солдатенковской больнице Владимир Петрович работал с 28 августа 1914 по 21 мая 1918 года]. На фронт ушел старший врач С. И. Камсаракан и четыре ординатора: В. П. Пушторский, Н. С. Подзолов, В. А. Самойло и П. С. Гальцов. В период с осени 1914 года по весну 1918 года в войсках находился ординатор А. А. Эйтвид. В феврале 1917 года Александр Августович находился в должности главного врача эвакуационного госпиталя в Брянске. После революции, до возвращения в 1918 году в Солдатенковскую больницу, Эйтвид был направлен на Румынский фронт, где занимался административной и общественной работой, будучи председателем полкового комитета и членом президиума Совета солдатских, крестьянских и рабочих депутатов Измаильского района (ЦАМД. Ф. 918. Д.165, Л. 159). Были мобилизованы ассистенты: Н. А. Моишеев, Б. И. Нейман, Н. Н. Приоров, В. В. Домбровский, Р. И. Хаймович, А. А. Богоявленский и В. А. Нечаев. За ними последовало большинство экстернов и санитаров-мужчин.
Следом за врачами 8 августа 1914 года в действующую армию была мобилизована сестра милосердия Строкина Мария Алексеевна, которая вернулась в больницу 1 ноября 1915 г. В армию 1 января 1914 г. был призван один из служащих анатомического театра профессора А. И. Абрикосова В. А. Алексеев. [Алексеев Василий Алексеевич, 20.02.1873 года рождения, до поступления в больницу 25 сентября 1912 года работал кондуктором. С фронта В. А. Алексеев вернулся только 1 января 1919 года, в дальнейшем служил в больнице при анатомическом театре в отделе по борьбе с холерой.]
Призыву также подлежал и высший медицинский состав больницы. Так с 13 ноября 1916 года по 3 января 1918 года профессор М. П. Киреев по совместительству служил в 4 сводном эвакогоспитале в Москве на скромной должности младшего ординатора.
Старший доктор В. Н. Розанов вместе с ординаторами (в углу А.Д. Очкин) обходит раненых военнослужащих. Фото 1914 г.
Также невозможно обойти стороной и факт, что дочь главного доктора Гетье Наталья также ушла на фронт добровольцем для работы в прифронтовом лазарете. Наталья служила сестрой милосердия в Краснокрестном лазарете, прикомандированном к 67-ой пехотной дивизии. До войны Наталья была чемпионкой Москвы по теннису и состояла в клубе лыжников. На фронте за дочерью Ф. А. Гетье пытался ухаживать известный впоследствии всему Советскому Союзу, а также по портрету художника М. В. Нестерова, расписавшего храм Марфо-Мариинской обители милосердия, Сергей Сергеевич Юдин, который служил в той же дивизии зауряд-врачом. О том, как познакомился молодой хирург с главным доктором Солдатенковской больницы С. С. Юдин написал сам: «Я как-то раз уезжал в Москву из действующей армии в краткосрочный отпуск, но Наташа просила меня повидать отца и передать письмо. При этом случае мы и познакомились с Федором Александровичем. Он воспользовался моим отъездом в дивизию, чтобы переслать дочери довольно большую посылку теплых вещей на зиму, что я и доставил по назначению. Но, передавая посылку, я понял, что выбор свой Наташа уже сделала: она стала женой адъютанта начальника дивизии, поручика Любченко – юного офицера, с массой угрей на лице и резкого заики. С ним она ушла и в эмиграцию» (С. С. Юдин. Воспоминания. М. 2012. С. 105). На фронте Наталья Федоровна отличилась и была награждена Георгиевским крестом.
В. Н. Розанов и А.Д. Очкин за операционным столом. За вторым операционным столом стоит ординатор К. Г. Хрущев
Нагрузка на медицинский персонал Солдатенковской больницы в связи с всеобщей мобилизацией значительно выросла. Кроме того, нагрузка на отделения, в которых находились раненые, увеличилась из-за огромного числа поступающих с фронта солдат и офицеров. Так, например, число больных в хирургическом корпусе доходило до 170 при нормальном максимуме в 100, и в острозаразном корпусе вместо 72 больных размещалось 132 (См.: Отчет московской городской больницы имени К. Т. Солдатенкова за 1914 год. М.1916. С.1).
Для оказания своевременной помощи раненым с августа 1914 года в Солдатенковскую больницу дополнительно были приглашены только что получившие дипломы женщины-врачи.
24 августа 1914 года принята на работу сначала в качестве ассистента, а затем и ординатора молодая врач Решетова Наталья Николаевна, 1883 года рождения, окончившая С.-Петроградский женский медицинский институт. Она проработала в больнице до 29 апреля 1918 г. После окончания Университета 16 сентября 1914 года госпитантом принята Дмитриева Евгения Дмитриевна (род. 2 октября 1888 г), которая дослужилась до старшего врача и проработала в больнице до последних своих дней (ум. 1957 г.). Своим исключительным добросовестным отношением к врачебному делу Евгения Дмитриевна оказала огромное влияние на рост авторитета Боткинской больницы, особенно в годы Великой Отечественной войны. 20 октября 1915 года в Солдатенковскую больницу после окончания в 1914 году Московского университета был принят Рейн Борис Александрович (1886 года рождения) на должность ассистента и, работавший позже ординатором.
Для вновь поступивших на должность сестры милосердия по предложению городской Управы 1 августа 1914 г. в Солдатенковской больнице были открыты месячные курсы, на которых преподавались предметы по анатомии и физиологии, фармакологии, общей патологии и терапии главных болезненных форм, десмургии, хирургии, бактериологии и заразным болезням. Это в значительной степени помогло заполнить нехватку кадров в младшем медицинском персонале для обслуживания как раненых военных, так и гражданских лиц. А грамотные сестры милосердия были востребованы как никогда ранее, тем более, что вид ранений, с которыми зачастую встречались медработники, требовал особой подготовки.
Владимир Николаевич Розанов, как ученый и практик, исследуя ранения военнослужащих, поступающих в больницу, сделал неутешительное наблюдение: «Припоминая тех раненых, которых мне пришлось видеть… во время Русско-Японской войны, и сравнивая их с теми, которых теперь привозят к нам в Москву… общее впечатление складывается к тому, что эта война дает большее количество тяжело раненых, чем японская. Теперь больше раненых артиллерийскими снарядами, ранения которыми в общем всегда тяжелее ружейных; что же касается до современных ружейных пуль, то слово «гуманность» еще менее вяжется с современными пулевыми ранениями, чем это было в японскую войну. Я не касаюсь, конечно, разрывных пуль, которые попадаются довольно редко, но и обычные ружейные пули, принятые в воюющих армиях, дают ранения, часто очень похожие на действие разрывных пуль… эти пули очень часто опрокидываются, так что попадают в тело не кончиком, а дном или боковой поверхностью; кроме того это опрокидывание пули получается иногда и в самом теле, а это все обуславливает собой большую тяжесть ранения, благодаря разрыву, размозжению и раздроблению тканей и образованию более широких ворот для поступления инфекции. При массовых наблюдениях поступающих раненых бросается в глаза немалое количество контуженных, и эти больные в большинстве случаев очень тяжелые. Громадные снаряды тяжелых орудий, проносясь с колоссальной быстротой, вызывают, очевидно, за своим полетом страшное разрежение воздуха, что в организме, стоящем на пути полета, дает почти молекулярные экстравазаты, которые и обуславливают собой крайне причудливую, своеобразную картину страдания» (См.: Отчет московской городской больницы имени К. Т. Солдатенкова за 1914 год. М.1916. Медицинский отчет. С. 44, 45).
Характер ранений у поступающих в больницу военнослужащих, приведенный в отчете Розановым, требовал организации протезного и ортопедического производства. По инициативе Комитета Великой Княгини Елизаветы Федоровны в 1915 году в Москве была открыта протезная мастерская и с 1916 года начал функционировать Московский Центральный протезный завод (в настоящее время – ОАО «Московское производственное объединение «Металлист»). Вся организационная и медицинская работа по строительству протезного производства осуществлялась старшим врачом Солдатенковской больницы В. Н. Розановым. Для исполнения работы по созданию и развитию протезных мастерских, а впоследствии и самого завода, В. Н. Розанов привлек своего ассистента Николая Николаевича Приорова. Он описал дореволюционное состояние протезного дела в России в предисловии к книге «Протезно-ортопедическая помощь». «Впервые более или менее широко вопрос о протезировании был поставлен в 1915 г., когда с фронта империалистической войны стали поступать тысячи инвалидов без ног, без рук. До этого времени изготовлением протезов занимались только кустари и отчасти магазины, где продавались хирургические инструменты. Широкой массе трудящихся протезы, ввиду их дороговизны, почти были недоступны.
Во время империалистической войны было организовано несколько протезных мастерских, и только инвалиды войны снабжались протезами. Тысячи инвалидов, потерявших ноги, руки, с повреждением костей рук, ног, позвоночника, стали на очередь в ожидании получения протезов и ортопедических препаратов. Существовавшие мастерские были явно недостаточны для снабжения этой колоссальной массы инвалидов; медицинские организации не были подготовлены к этой работе, не было ни врачей, ни техников, ни рабочих, знающих это дело» (Д-р M. Бом, Д-р Йоттковиц, Д-р Розенфельд. Протезно-ортопедическая помощь. М., 1932. С.3)
Позднее, при Временном правительстве А. Керенского, вся деятельность протезного предприятия была подчинена Особому комитету по объединению забот об эвакуации раненых воинов, который имел право снабжать солдат с увечьями протезами за государственный счет.
Приоров Николай Николаевич
Об ассистенте привлеченного В. Н. Розановым для устройства протезных мастерских стоит рассказать особо. Николай Николаевич Приоров родился в городе Шенкурске Архангельской губернии 28 мая 1885 г. в семье статского советника. В 1912 году с отличием окончил Томский университет, где обучался на медицинском факультете. Трудовую деятельность Николай Николаевич начинает, еще учась в университете: заведует медико-производственным пунктом по оказанию помощи грузчикам в Архангельске; в 1910 году во время эпидемии холеры работает ассистентом в холерном бараке. В 1911-1912 годах будущий профессор в качестве лекаря находился в экспедициях в Карском море и Новой Земле для устройства радиостанций на острове Вайгач и Югорском шаре. Этому путешествию посвящена первая научная работа Н. Н. Приорова, которая называлась «Экспедиция в Карское море» (См.: Николай Приоров, Медицинский сайт для врачей и пациентов. Л. 2, 3).
Доподлинно неизвестно, каким образом «лекарь с отличием» оказался в Москве, но 1 февраля 1914 года он зачислен в Солдатенковскую больницу ассистентом. Однако, 23 августа того же года его призывают на действительную военную службу. Но Н. Н. Приоров не был отправлен на фронт, и занимался, как уже видно из вышеизложенного, созданием протезных мастерских. Под влиянием В. Н. Розанова формировались и сложились основные направления организационной и научной деятельности Николая Николаевича. С 1916 по 1921 год Н. Н. Приоров заведует отделением в ортопедическом госпитале, позже он возглавил центральный госпиталь для увечных раненых, руководил протезными отделами народного комиссариата социального обеспечения и народного комиссариата здравоохранения. За 1917-1918 годы ученик В. Н. Розанова совместно с учителем провели более 100 пластических операций по кинематизации культи по Зауербруху. Н. Н. Приоровым для этих целей был сконструирован специальный протез. В 1919 году они организовали первые в России курсы для подготовки техников-инструкторов по протезно-ортопедическому делу. В 1920 году оба хирурга произвели первую в РСФСР операцию расчленения предплечья по способу Крукенберга.
Организаторы ортопедического дела А. Д. Очкин, В. Н. Розанов, Н. Н. Приоров у операционного стола.
Фото 1921 г.
1 октября 1920 года, после вынужденного, но не бесполезного отсутствия в Солдатенковской больнице, Н. Н. Приоров вновь возвращается в ее состав в качестве врача-ординатора. В 1927 году известный ортопед покинет Боткинскую больницу, чтобы полностью сосредоточиться на работе в своем Лечебно-протезном институте в Москве. Тем не менее, связь с коллегами из Боткинской больницы не прекращалась. Хирурги встречались на своих съездах (ХХ – 1928, ХХI – 1929, XXII – 1932), на которых Н. Н. Приоров неоднократно выступал с докладами. За год до смерти учителя Николай Николаевич лично передал В. Н. Розанову книгу немецких докторов «Протезно-Ортопедическая помощь», изданную в 1932 году под редакцией благодарного ученика со скупой надписью: «В. Н. Розанову». В лично написанном предисловии Н. Н. Приоров оценивает значение протезного и ортопедического дела для поддержания работоспособности инвалида в первые годы советской власти, где в частности доказывает, что: «опыт империалистической и гражданской войны показал, что из-за отсутствия знакомства с протезным делом производили ампутации конечностей где и как угодно, без учета, насколько ампутационная культя будет годна для протеза. В результате еще до сих пор Лечебно-протезный институт чинит и исправляет культи. Даже и сейчас не все хирурги знают и заботятся о рациональной культе для протеза....
Для нас инвалид – такой же полезный и необходимый член государства, как и здоровый, только с пониженной трудоспособностью. Использовать его остаточную трудоспособность, вовлечь его в трудовую жизнь – это задача как самого инвалида, так и государства.
В системе НКСО [Народный комиссариат социального обеспечения] существует большая сеть специальных школ и мастерских для обучения и переобучения инвалидов. Инвалидной кооперацией охвачено до 100 000 инвалидов. Огромная масса инвалидов влилась в производства, фабрики и заводы. Но для того, чтобы инвалиды могли работать, участвовать в социалистическом строительстве, они должны иметь протезы <…> Существует правительственное постановление о полной ликвидации беспротезности.
Инвалиды, потерявшие одну ногу, могут в целом ряде отраслей народного хозяйства полностью восстановить свою трудоспособность, например: слесарь без ноги, токарь, столяр, кондуктор вагона и прочие.
Инвалиды, потерявшие даже обе ноги, хорошо работают, если только их работа правильно организована с точки зрения медицинских требований (счетоводство, все виды сельскохозяйственного труда). Большое значение имеет снабжение временными протезами. Вместо того, чтобы инвалиды пользовались костылями, их надо снабдить временными протезами. Это скорее сформирует культю и скорее в дальнейшем научит пользоваться постоянным протезом <…>
Ортопедические аппараты, ортопедические корсеты настолько необходимы, что без них немыслимо лечение громадной группы ортопедических и туберкулезных больных.
Ортопедическая обувь при болезнях стопы является нередко единственным средством к восстановлению трудоспособности.
Советская литература очень бедна пособиями и учебниками по протезированию. Наша врачебная масса мало знакома с протезной помощью. В вузах только в последние годы студенты знакомятся с вопросами протезирования, да и то кратко» (Д-р Бом, Д-р Йотковиц, Д-р Розенфельд. Протезно-ортопедическая помощь. М. 1932. С. 4-5).
Вместе с Н. Н. Приоровым активное участие в становлении протезного дела принимал также ученик В. Н. Розанова А. Д. Очкин, ставший в 1915 году ординатором хирургического отделения Солдатенковской больницы. Алексей Дмитриевич трудился старшим врачом госпиталя для увечных, который в настоящее время развился до Центрального научно-исследовательского института травматологии и ортопедии и носит имя Н. Н. Приорова. Одновременно из-за нехватки врачей Очкин совмещал работу в госпитале для раненых, устроенном при Народном университете Шанявского в здании, расположенном на Миусской площади, построенном по проекту И. А. Иванова-Шица. Кстати, на закладке университета в 1911 году присутствовали В. Ф. Джунковский, А. А. Адрианов и Н. И. Гучков. В настоящее время здание принадлежит РГГУ.
Ходынский инфекционный госпиталь
1915 год. Открытие инфекционных бараков. На фото: сидят слева направо священник Н. П.Соколов, главный доктор Ф. А. Гетье, главный доктор Ходынской инфекционной больницы М. П. Киреев, неизвестный, помощник градоначальника В. Ф. Модль, командующий отдельным корпусом жандармов В. Ф. Джунковский
Количество раненых, поступающих в лазареты и госпитали Москвы, привело к тому, что больницы уже не могли вмещать всех привезенных с фронтов раненых и больных. Значительно увеличилось количество больных с инфекционными заболеваниями. Возникла необходимость в постройке новых госпиталей. Рядом с Солдатенковской больницей в 1915 году, судя по сделанному с аэроплана фотоснимку, видны построенные деревянные бараки для инфекционных больных [16 штук], количество которых со временем увеличилось до 22 строений [на их месте в настоящее время стоят семиэтажные 19 корпус 1982 года постройки и 20 корпус 1966 года постройки, задуманные в качестве терапевтических и 22 корпус 2007 г. постройки], на основе которых впоследствии был образован Ходынский госпиталь для заразных больных, в большом количестве прибывавших с фронта. На открытие Ходынского госпиталя были приглашены товарищ министра внутренних дел и командующий отдельным корпусом жандармов Джунковский Владимир Федорович, помощник московского градоначальника Модль Владимир Францевич, которые пять лет назад открывали Солдатенковскую больницу и о которых мы уже писали. В музейном фонде больницы имени С. П. Боткина есть старая фотография открытия госпиталя, на которой также узнаются лица Ф. А. Гетье и М. П. Киреева, В. Ф. Джунковского, В. Ф. Модля, а также освящашего строения священника Н. Соколова. Бессменным главным врачом нового Ходынского госпиталя, устроенного с расчетом на тысячу коек, был назначен старший врач инфекционного отделения Солдатенковской больницы профессор М. П. Киреев.
Примечательно, что помимо прочего В. Ф. Джунковский оставил после себя интереснейший трехтомник воспоминаний о своей службе Российской империи. Владимир Федорович был отправлен на войну (после его докладной о Распутине в 1915 г.) возглавлять 8-ю Сибирскую стрелковую дивизию на Западном фронте. Ему довелось принимать активное участие в Нарочской операции. При Керенском он избран на должность командира 3-го Сибирского армейского корпуса. После октябрьского переворота в ноябре 1917 года арестован вместе с другими генералами ставки верховного главнокомандующего и заключен в Петропавловскую крепость. Вскоре В. Ф. Джунковский был отпущен, отправлен в отставку с выплатой пенсии как офицеру, лояльному к новой власти. В 1918 после покушения на В. И. Ленина он был снова арестован и освобожден только в 1921 году. Но в 1937 году последовал новый арест и 21 февраля 1938 года уже 72-летний старик, в прошлом московский губернатор, был казнен на Бутовском полигоне. Так закончилась жизнь одного из выдающихся людей своего времени, имевшего отношение к истокам создания и развития Солдатенковской больницы.
Невзирая на занятость в военное время, вплоть до 1917 года в больнице продолжались занятия для молодых врачей с целью приобретения ими практического опыта, так называемые «ассистентура и ординатура». Занятия прекратились, когда положение в городе стало угрожающим. Большое количество беженцев из захваченных противником территорий наполнило Москву. Возросла преступность, особенно малолетняя. С 1916 года оживилась инфляция. Установленные Городской Думой твердые цены на товары первой необходимости часто завышались. С возникшим товарным дефицитом распространялась спекуляция. Газ в квартиры поступал по часам. В витринах городских ресторанов часто можно было встретить объявление: «Блюда только холодные». В первой половине февраля 1917 года москвичи испытывали затруднения в получении хлеба. Возникали огромные очереди за продовольствием. Условия проживания в Москве осложняли сильные морозы, установившиеся в Центральной России. Все эти проявления нарастающего кризиса испытывали на себе и работники Солдатенковской больницы: палаты были переполнены больными и ранеными, рацион питания больных и медицинского персонала стал значительно скромнее.
Экономическое положение больницы после смены власти в стране значительно осложнилось. Москву и Петроград охватили вызывали бунты и демонстрации протеста, вызванные перебоями в поставках продовольствия.
На улицах Москвы протесты переходили в вооруженные стычки. Об этом свидетельствует в своих коротких записках-воспоминаниях коммунистка с 1918 В. А. Романова, работавшая в Боткинской больнице с 1928 года: «Февральская революция. На Колхозной площади и углу Домниковской были Спасские казармы. В них располагались царские войска. Отряд революционеров взломал оружейные склады, взяли оружие и патроны. Стреляли в казармы…
Царские войска долго не сдавались и, наконец, все-таки сдались… И мы увели их в плен.». (МФ. Воспоминания Романовой В. А. Л.1). Революционные вооруженные отряды с красными бантами осуществили захват правительственных зданий, включая Зимний дворец в Петрограде. Второго марта 1917 года Николай II подписал манифест об отречении от престола и сложения с себя верховной власти.
Но февральская народно-демократическая революция не привела к ожидаемым результатам. За девять месяцев правления страной Временное правительство не смогло исправить возникшее социально-экономическое положение, которое продолжало ухудшаться. Впервые в истории России были введены продовольственные карточки. Деньги стремительно обесценивались. Война не была прекращена. Протесты и недовольство продолжались. Упомянутая активистка В. А. Романова, сочувствовавшая большевикам, однажды, выразила свой протест Временному правительству так: «Май 1917 год. – пишет Романова – К 1 мая Керенский приезжал на торжества в Москву. Я с 30 апреля в ночь на 1 мая шила лозунг золотистой бумагой на красной хлопчатобумажной ткани: «Мир хижинам – война дворцам».
1 мая я с годовалой дочкой вступила на балкон на ул. Горького [ул. Тверская], против музея Революции, там, где размещался дом генерал-губернатора [здание, в котором некогда работал Московский генерал-губернатор В. Ф. Джунковский]. Как только Керенский проехал, ко мне на балкон подбежала полиция. Меня с балкона прогнали».
Многим казалось, что февральская революция до основания разрушила благополучный и стабильный на первый взгляд мир царской России, но дальнейшее развитие событий показало, что подобная оценка преждевременна.
Глава 5
Солдатенковская больница в годы октябрьских событий 1917 года и гражданской войны
С момента разрушения монархии буржуазно-демократическое Временное правительство с марта по октябрь 1917 года не успело и не смогло осуществить намеченные государственные реформы, в числе которых находилась и область здравоохранения. Несомненными завоеваниями февральской революции стали: введение 8-часового рабочего дня, немедленная амнистия по всем политическим и религиозным делам; свобода слова, печати, собраний и стачек; отмена всех сословных, вероисповедных и национальных ограничений; замена полиции народной милицией с выборным начальством, на местах власть осуществляли городские, губернские, уездные комиссары и охрану общественного порядка осуществляли отряды Красной гвардии. В результате победы октябрьского вооруженного восстания, пришедшие к власти революционеры по-своему видели политическое устройство государства «нового типа». Большевики по-другому использовали плоды начатых реформ буржуазного Временного правительства. Введенные в управление советским государством новшества немало обеспокоили интеллигенцию в особенности из-за классового подхода в решении социальных задач, а также в области границ свободы совести и сомнительной идеи осуществить мировую революцию.
Обстановка вокруг Солдатенковской больницы в дни октябрьских боев 1917 года в Москве была предельно нервозной для сколько-нибудь продуктивной работы медицинского учреждения. Тем более, что попытка захватить основные учреждения в Москве рабочими-красногвардейцами была встречена ожесточенным сопротивлением со стороны юнкеров, не принявших большевистский переворот. В центре города начались вооруженные столкновения, приведшие к человеческим жертвам. Артиллерийский обстрел красногвардейцами Кремля привели к значительным повреждениям исторического комплекса и зданий центральной части города имевших большую культурную и архитектурную ценность. Сильно пострадал Успенский собор Кремля, где в западной стене зияла дыра от попадания артиллерийского снаряда, а у распятия, стоящего у восточной стены, оторвало руки. В этом разбитом соборе, примерно через две недели 21 ноября после обстрела, состоялась интронизация Патриарха Тихона. М. В. Фрунзе, которому через несколько лет предстояло лечь на операционный стол в Солдатенковской больнице, вспоминал, что его солдатам доставляло особое удовольствие стрелять по окнам и фасадам «Метрополя», наблюдая, как осколки и кирпич с грохотом падают вниз (См.: Революционные бои 1917 года в Москве. Места и воспоминания. [Электронный ресурс] / подготовка публикации Александра Иванова (дата обращения: 19.01.2020). Бывший секретарь парторганизации Боткинской больницы, помощник В. Н. Розанова и позднее зам. главного врача, уже упомянутая, В. А. Романова так описывала свое участие в указанных событиях: «Я работала в Ермаковском распределительном эвакогоспитале в Орликовом переулке, а муж мой – железнодорожником на Ярославском вокзале.
Дни Великой Октябрьской революции у меня проходили безвыходно из госпиталя, так как все врачи и медицинские работники госпиталя в это время оставили раненых без помощи.
Я с единицами так называемых «высших служащих» и группою санитаров обслуживала раненых. <…> В конце боев в Москве мне пришлось по заданию большевистских организаций (в госпитале работала большевичка аптекарша Томашина К. С.) пойти в качестве медицинского работника в отряде по разоружению юнкеров – медицинской сестрой.
3-го ноября я с северянами-железнодорожниками шла с оружием от Каланчевской площади, Ярославского вокзала, к Красным Воротам по Садовому кольцу, дошли до Самотечной площади, повернули на бульвар и вышли к Арбатской площади.
Подошли к кинотеатру «Художественный». В нем размещался белогвардейский штаб Александровского юнкерского училища. После взятия штаба двинулись к самому училищу и стали его с оружием брать.
В «Художественном театре» – помещение свидетельствовало о бесчинстве, находящихся в нем обитателей: все оборудование и даже пианино было изуродовано.
Буфетчик, живший при театре, жаловался, что юнкера у него поели все запасы, ничего не заплатив.
В самом же Александровском юнкерском училище тоже творился невообразимый хаос, который едва ли когда и где-либо еще возможен: тысячи юнкеров, студентов сбились в одну кучу, в разнообразных воинских формах: стон раненых и больных, которым никто не оказывал помощь…
Груды патронов, винтовок, пулеметных лент… Бутылки из-под вина, банки из-под консервов. Женщины в мужских одеждах, с распущенными волосами, тоже пьяные… Плач – пьяный… Нервный смех… Площадная ругань…
Мы начали отбирать оружие. Каждый торопился сдать и выбраться из этого вертепа.
Представители победившего пролетариата, отобрав оружие, своими руками отпускают на все четыре стороны своих классовых врагов. Не ожидая этого, юнкера, получив свободу, умчались…, вероятно, на Тихий Дон…» (См.: МФ. Рукопись. Л. 2-3).
Артиллерийские расчеты большевиков, бившие по улицам Арбата и Остоженки, также стояли, наблюдая с позиции наших дней, в районе метро Баррикадная.
Работники Солдатенковской больницы могли слышать раскаты артиллерийских выстрелов, которые немало пугали и беспокоили как врачей, так и пациентов. Сын М. П. Киреева, будучи еще ребенком, передал свои детские впечатления следующим образом: «Мои личные воспоминания о первых днях революции тонут в тумане моих далеких детских впечатлений. Я помню выстрелы, доносившиеся с улицы, случайную пулю, попавшую в окно моей детской комнаты. По соседству с больницей располагались Николаевские казармы, поэтому события первых революционных дней происходили совсем близко…» (МФ. Рукопись П. М. Киреева. Л. 9).
Мало кто по-настоящему понимал, что происходит. По выражению Ф. А. Гетье «в политическом отношении врачи представляли очень серую массу» (См.: МФ. Конспект доклада Ф. А. Гетье. Рукопись. Л.1), которые по-разному оценивали происходящие события. Другое дело, когда членами самого авторитетного врачебного объединения Пироговского общества после октябрьского переворота 1917 года было опубликовано обращение к Учредительному собранию и постановление «по поводу переживаемого момента». Там, в частности, звучал призыв ко всем «живым врачебным силам страны стать на защиту общенародных интересов и принять участие в борьбе с надвинувшейся реакцией, психологическая почва для которой подготовлена всеми переживаниями страны и предостерегающим признаком которой являются успехи большевизма, захватившего власть насилием меньшинства населения над большинством его <…>
Страна, охваченная бедствиями продолжительной войны, хронического недоедания и всевозможных других моральных и материальных лишений, стала жертвой политической авантюры, сделалась объектом безумных социальных экспериментов, осуществляемых… кучкой политических фанатиков. Власть была достигнута ими при помощи недопустимых демагогических приемов; несбыточными обещаниями и посулами, они подчинили своему временному влиянию передовой отряд русской демократии -промышленный пролетариат; они оперлись на вооруженную силу, которая доставлена им тыловой армией, состоящей из элементов, оторванных от производительного труда....
Нет преступлений против прав гражданина, прав народной воли, перед совершением которых они бы остановились. Ими уничтожаются гражданские свободы, неприкосновенность личности, жилища, свобода слова, печати, собраний, стачек, уничтожается правосудие, создается благоприятная почва для самосудов разнузданной толпы…
Правление общества, готовое, как всегда, принести все свои силы и знания на службу демократии в меру понимания истинных ее интересов, призывает врачей проявить противодействие разрушающим страну силам» (В. Тополянский. Конец Пироговского общества. // Индекс / Досье на цензуру. №30. 2009.). Мнения работников больницы по содержанию этого обращения и призыва Пироговского общества разделились. На конференции врачей Солдатенковской больницы принимались «половинчатые резолюции», в которых по экономическим и политическим причинам фиксировался отказ врачей выходить на работу в поликлинику, за исключением неотложных случаев, и согласие продолжать работу в больничном стационаре. Ф. А. Гетье на собрании коллектива больницы заявил о безусловной недопустимости медицинской забастовки, хотя к большевикам никаких симпатий не имел, а Ленина считал человеком беспринципным (См.: В. Тополянский. Загадочная Испанка // Континент. №112. 2002. С.287). В итоге, на конференции была избрана делегация на городское собрание врачей Пироговского общества от Солдатенковской больницы в лице Алексея Дмитриевича Очкина, Тихона Ивановича Горянского, Владимира Петровича Катаньяна, которая была уполномочена не поддерживать обращение Пироговского общества, предпочитая не участвовать в бушующем политическом вихре революции, а заниматься только работой. Такое решение руководства Солдатенковской больницы было положительно оценено некоторыми членами большевистской верхушки, которые вскоре воспользовались услугами докторов, проявивших неожиданную лояльность.
Хирург В. Н. Розанов и его главный пациент, 1918 год
К зиме, после утверждения власти большевиков, экономическое положение в Москве еще более ухудшилось. Не выправил положения и переезд 10-11 марта 1918 года правительства большевиков в Москву, вернув городу статус столицы. Переезд был осуществлен тайно, так как в Петрограде оставаться для большевистской правительственной верхушки было небезопасно. На фоне продолжающейся мировой войны картина в Москве оставляла тягостное впечатление: перебои с продовольствием и топливом, и, как следствие, голод и холод, инфляция, политические репрессии, учиненные новой властью сначала в ходе классовой борьбы, затем борьбы с членами оппозиционных партий, а после в результате разразившегося после убийства большевистских лидеров Урицкого и Володарского левыми эсерами, а затем и покушения на жизнь В. И. Ленина «красного террора» и гражданской войны. Жизни многих были под угрозой. Часть врачей смогла избежать жестокой участи: отчасти благодаря своим профессиональным талантам, отчасти благодаря своим человеческим качествам, а главное – благодаря личному знакомству с теми, от кого могла зависеть их судьба. Личность В. И. Ленина и характер его ранений после покушения потребовали врача-хирурга опытного и высочайшей квалификации. Медики, которые находились около постели с вождем после его ранения, больше занимались революцией и, похоже, подумали об одном и том же – Владимире Николаевиче Розанове – хирурге с огромным практическим опытом, которому можно доверить здоровье вождя пролетариата. С одним из врачей, а именно с В. А. Обухом, оказывавшим помощь Ленину, В. Н. Розанов работал в Старо-Екатерининской больнице. Владимир Николаевич об этой истории в своих воспоминаниях писал следующее: «Раннее утро. Меня подняли с постели, сказавши, что нужно ехать в Кремль на консультацию к Председателю Народных Комиссаров, Влад. Ил. Ленину, которого ранили вечером и которому стало теперь хуже. Ехал с каким-то напряженным чувством той громадной ответственности, которую на тебя возлагают этим участием в консультации у Ленина <…>
Кроме этой напряженности, очевидно, здесь была и доля любопытства – поглядеть поближе на вождя народа <…>
Небольшая комната, еще полумрак. Обычная картина, которую видишь всегда, когда беда с больным случилась внезапно, вдруг: растерянные, обеспокоенные лица родных и близких – около самого больного, подальше стоят и тихо шепчутся тоже взволнованные люди, но, очевидно, не столь близкие к больному. Группой с одной стороны около постели раненого – врачи: Вл. Мих. Минц, Б. С. Вейсброд, Вл. А. Обух, Н. А. Семашко – все знакомые. Минц и Обух идут ко мне навстречу, немного отводят в сторону и шепотом коротко начинают рассказывать о происшествии и о положении раненого; сообщают, что перебито левое плечо одной пулей, что другая пуля пробила верхушку левого лёгкого, пробила шею слева направо и засела около правого грудно-ключичного сочленения. Рассказывали, что Вл. Ил. после ранения, привезенный домой на автомобиле, сам поднялся на 3-й этаж и здесь уже в передней упал на стул. За эти несколько часов после ранения произошло ухудшение как в смысле пульса, так и дыхания, слабость нарастающая. Рассказавши это, предложили осмотреть больного.
Автомобиль поданый В. Н. Розонову (стоит второй справа) к административному корпусу для поездки в Кремль. Фото из личного архива Ф. А. Семенова
Сильный, крепкий, плотного сложения мужчина; бросалась в глаза резкая бледность. Цианотичность губ, очень поверхностное дыхание. Беру Владимира Ильича за правую руку, хочу пощупать пульс, Владимир Ильич слабо жмет мою руку, очевидно, здороваясь, и говорит довольно отчетливым голосом: «да, ничего, они зря беспокоятся». Я ему на это: «молчите, молчите, не надо говорить». Ищу пульса и к своему ужасу не нахожу его, порой он попадается, как нитевидный. А Вл. Ильич опять что-то говорит, я настоятельно прошу его молчать, на что он улыбается и как-то неопределенно машет рукой. Слушаю сердце, которое сдвинуто резко вправо, тоны отчетливые, но слабоватые.
Делаю скоро легкое выстукивание груди – вся левая половина груди дает тупой звук. Очевидно, громадное кровоизлияние в левую плевральную полость, которое и сместило так далеко сердце вправо. Легко отмечается перелом левой плечевой кости, приблизительно на границе верхней трети ее с средней. Это исследование, хотя и самое осторожное, безусловно очень болезненное, вызывает у Вл. Ил. Только легкое помарщивание, ни малейшего крика или намека на стоны…
На консультации, мне как вновь прибывшему врачу, пришлось говорить первому. Я отметил, что здесь шок пульса от быстрого смещения сердца вправо кровоизлиянием в плевру из пробитой верхушки левого легкого и центр нашего внимания, конечно, не сломанная рука, а этот так наз[ываемый] гэгамоторакс. Приходилось учитывать и своеобразный, счастливый путь пули, которая, пройдя шею с лева направо, сейчас же непосредственно впереди позвоночника, между ним и глоткой, не поранила больших сосудов шеи. Уклонись эта пуля на один миллиметр в ту или другую сторону, Владимира Ильича, конечно, уже не было бы в живых. Военный опыт после годов войны у нас, у хирургов, был очень большой, и было ясно, что если только больной справится с шоком, то непосредственная опасность миновала, но оставалась другая опасность, это опасность инфекции, которая всегда могла быть внесена в организм пулей. Эту опасность предотвратить мы уже не могли, мы могли ее только предполагать и бояться, так как она была бы грозной: страшно было и за плевральную полость, и за пулевой канал на шее, который пронизал, очевидно, в нескольких местах шейную клетчатку, да еще такую клетчатку, как заглоточную. Все эти тревоги и опасения были высказаны мною, равно как и другими врачами. <…> Вопрос о том, нужно или нет вынимать засевшие пули, без малейших колебаний был сразу решен отрицательно.
После консультации длинное и долгое обсуждение официального бюллетеня о состоянии здоровья Вл. Ил. Приходилось тщательно и очень внимательно обдумывать каждое слово, каждую запятую: ведь нужно было опубликовать перед народом и миром горькую правду, исход был неизвестен, но это нужно было сказать так, чтобы осталась надежда.
После этого опять пошли к Вл. Ил. Около него сидела Надежда Константиновна. Вл. Ил. лежал спокойно, снова наша настойчивая просьба не шевелиться, не разговаривать. На это – улыбка и слова: «ничего, ничего, хорошо, со всяким революционером это может случиться». А пульса все нет и нет. Вечером снова консультация и так каждый день, утром и вечером, пока дело не наладилось, т. е. 4-5 недель <…>
В конце сентября Вл. Ил. приехал показаться нам, лечащим врачам, т. е. В. М. Минцу, Н. Н. Мамонову и мне. <…> На этой консультации было решено, что д-ру Мамонову делать больше нечего, а мы, хирурги, увидимся еще раз недели через полторы-две. Вл. Ил. во время этой консультации долго болтал с нами, расспрашивал меня про нашу больницу, обеспокоился тем, что у нас уже начались затруднения с отоплением корпусов, что-то записал себе на бумажке, при этом долго смеялся тому, что нигде у себя в комнате не мог найти какой-то бумажки, говоря: «вот, что значит быть председателем». На мой вопрос: беспокоят ли его пули, из которых одна на шее прощупывалась очень легко и отчетливо, он ответил отрицательно и при этом, смеясь, сказал: «а вынимать мы с вами их будем в 1920 году, когда с Вильсоном справимся» (Воспоминания о В.И. Ленине. М. 1957. С. 397-401). От гонораров за проделанную работу врачи отказались, а Владимир Ильич не стал настаивать. Зато Ленин хлопотал о Петровском огороде. И вот как это было, В. Н. Розанов продолжает: «Нам работникам Солдатенковской больницы, которая стоит за 2 версты от заставы, зима 1918 и 1919 была очень трудна – и холодно, и голодно. Рядом с больницей расположен был так называемый Петровский огород. Получить этот огород для нужд коллектива служащих было крайне желательно, так как он был бы большим подспорьем, особенно, в смысле снабжения картофелем. Начались хлопоты, т. е. бесконечное хождение наших представителей по различным учреждениям, но без толку.
Наконец, я совместно с представителями нашей больницы и Октябрьской – написал прошение Вл. Ил., которое и передал ему через Надежду Константиновну д-р Ф. А. Гетье (лечивший в то время Над. Конст. и часто бывавший у Лениных). Вл. Ил. не только быстро помог нам получить этот огород в наше общее пользование, но и потом не забывал про него все годы, звонил ко мне по телефону, спрашивал, как идут дела, не нужно ли чего еще, и много раз присылал самокатчиков с коротенькими записочками, вроде такой: «тов. Розанов, как дела на огороде, что нужно?», или так: «тов. Розанов, будет ли урожай, сколько придется на каждого? Привет.» Мы все Солдатенковские, были ему бесконечно благодарны за эту заботу…» (Там же с. 402).
Наркомздрав РСФСР
С приходом к власти большевиков старая система управления здравоохранением пришла в упадок, а новая еще не была выстроена. В условиях войны и, как следствие, голода, холода, отсутствия элементарных средств гигиены, произошел взрывной рост эпидемий различных заболеваний, в том числе инфекционных, возникли условия для появления сыпного тифа. Новая власть была вынуждена принимать меры для оздоровления населения страны. С ноября 1917 года по примеру военно-революционного комитета Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов на местах создавались медико-санитарные отделы и врачебные коллегии, которые 24 января 1918 года были объединены в Совет врачебных коллегий. В Москве, до создания Совета врачебных коллегий руководство медико-санитарной работой осуществляло врачебно-санитарное IX отделение при Совете районных дум, образованного сразу после октябрьских событий в Москве. Возглавил отделение Н. А. Семашко. В декабре 1917 года при том же Совете образуется временное совещание по вопросам организации лечебно-санитарного дела в городе. В марте 1918 года совещание заменяет Санитарный совет. В свою очередь в мае 1918 года лечебно-санитарное дело в Москве переходит под управление президиума Моссовета. Врачебно-санитарное IX отделение было заменено врачебно-санитарным отделом Моссовета.
Совет врачебных коллегий был призван решить три задачи:
– Продолжить организацию на местах медико-санитарных отделов при Совете рабочих и солдатских депутатов;
