
Полная версия:
Исчезновение Маргарет Астор


Катиш Петкевич
Исчезновение Маргарет Астор
© Петкевич К., 2025
© Оформление ООО «Издательство „Эксмо“», 2025
Пролог
Лондон. 1936 год
Слезы струились по бледным щекам тонкими серебряными нитями. Ноги тряслись и не слушались. Дрожащие руки сжимали продолговатую жестяную коробку с такой силой, что кончики пальцев побелели.
Торопливо набросив на хрупкие плечи тяжелое мужское пальто, девушка нащупала в темноте увесистую связку ключей и уже собиралась потянуть на себя входную дверь, как вдруг где-то в глубине квартиры раздался тихий, но настойчивый стук. Он неторопливо растекся по стенам и вскоре затих. То ли скрипели деревянные панели на стенах, то ли еще бог весть что.
Девушка, заслышав стук, в ужасе замерла на мгновение, а затем глухо вскрикнула и, тут же зажав одной рукой рот, выронила ключи. «Боже мой! Боже мой!» – истерично шептала она, водя руками по холодному полу в поисках ключей. Кровь прилила к щекам, а сердце билось с такой силой, что казалось, его слышала вся округа. Темнота будто все сгущалась. Девушка устремила дрожащий взгляд в конец коридора, точно страшась увидеть там кого-то…
К счастью, рука быстро нащупала ледяные ключи на полу. Надвинув на глаза серую шляпу с полями, девушка выскочила из квартиры и, стараясь издавать как можно меньше звуков, заперла за собой дверь.
Стояла глубокая ночь. Действовать нужно было крайне осторожно. Никто из соседей не должен был ее заметить. Она последний раз взглянула на лакированную дверь, таинственно мерцающую в приглушенном свете коридора. Сердце защемило. Последний раз.
Тихонько убрав связку ключей в широкий карман пальто, девушка сомкнула пальцы на жестяной коробке и крадучись направилась в конец коридора. Проходя мимо одной из соседских квартир, она услышала едва уловимый скрип половицы у входной двери, точно кто-то за ней наблюдал. «Нужно скорей убираться отсюда! – звенело в голове девушки. – Нельзя никому попадаться на глаза!»
Минуя лифт, она торопливо спустилась по лестнице и, оказавшись внизу, осторожно заглянула за стойку. Старик-консьерж мирно спал, подперев рукой морщинистую щеку. Девушка беззвучно прокралась мимо него, толкнула дверь и оказалась на темной улице. Промозглый ветер тут же принялся раскачивать длинные края пальто. Девушка сделала несколько шагов, но вдруг обернулась. Ее взгляд заскользил по мрачному багровому кирпичу стен, по витым балконным перилам, по круглым викторианским башенкам. Она всматривалась в здание так пристально, точно пытаясь запомнить каждую трещину, каждую нишу.
Наконец девушка опомнилась, и в ее глазах вновь замерцали слезы. Были ли то слезы сожаления или раскаяния? Тяжелая, неподъемная скорбь жгла легкие и горло, и дышать становилось все сложнее.
«Я не вернусь сюда никогда, – твердо прошептала она. – Будь проклят этот дом!» И тут же скрылась в ночной темноте.

Глава I
2012 год
Свет тускло сочился сквозь узкие щели в ставнях, неуверенно освещая темные узоры на ковре. Иногда солнечным лучам удавалось добраться до стеклянных дверец серванта и рассыпаться на сотни крохотных бликов по потрескавшейся потолочной лепнине.
Мертвая тишина стелилась по длинному просторному коридору, обволакивала потускневшие рамы картин на стенах и мраморные головы скульптур, замерших на постаментах. С изящной руки греческой статуи, обращенной в сторону гостиной, свисала тонкая полупрозрачная паутина, слегка развевающаяся от едва уловимых колебаний застоялого воздуха.
Плотные шторы гостиной были наглухо задернуты, отчего темные дубовые панели на стенах казались практически черными. Длинные полки, заставленные множеством никому не нужных книг, изредка поскрипывали, будто бы сетуя на пыль и мертвых насекомых, покрывавших все вокруг. В середине гостиной возле зеленого диванчика горделиво возвышался искуснейшей работы светильник в виде стайки парящих купидонов, зажавших в своих крохотных кулачках хрустальные ирисы-лампы. Очевидно, один из ангелочков не удержал свою ношу, и ирис рухнул вниз, расколовшись на несколько частей. Теперь его блики озаряли замысловатые переплетения на дорогом персидском ковре по утрам, едва лучи пробирались в гостиную сквозь редкие зазоры между шторами. За происходящим в гостиной наблюдал юноша, изображенный на картине весьма внушительных размеров. Его рука уверенно сжимала поводья нервной гнедой лошади, которая вот-вот поднимется на дыбы. Недоумевающий взгляд молодого человека словно вопрошал: есть ли здесь кто-нибудь? Куда все исчезли?
Впрочем, его удивление было вполне оправданно, ведь эти роскошные, но невероятно угрюмые интерьеры уже многие годы не посещала ни одна живая душа. Некогда тщательно отполированный рояль теперь одиноко чернел в углу гостиной, а нотная тетрадь обиженно сползла на клавиши. Громоздкие деревянные кровати с опасно покосившимися балдахинами пустели в долгом ожидании хозяев.
Никого. Давящая, душащая тишина – вот кто был здесь настоящим хозяином. Лишь изредка молчание нарушал гул ветра в камине да слабый скрежет полок. Иногда по деревянным панелям гостиной прокатывался едва уловимый стук, то ли от старости отделки, то ли еще бог знает от чего. Шли дни, недели, годы… Новый слой пыли ложился на старый, темные круги плесени за шкафами становились все больше.
Как вдруг однажды все изменилось. Хозяйствующую тишину внезапно прервал звон ключей и скрежет замочной скважины. Кто-то с усилием трижды провернул механизм в замке, и тот радостно щелкнул. Помутневшая дверная ручка скрипнула, и дверь в квартиру открылась.
* * *Белла сделала несколько неуверенных шагов по направлению к безликой офисной двери с такой же невзрачной табличкой: «Юридическая фирма „Симмонс и сыновья“». Она нервно поправила волосы (дурная привычка, которая проявлялась лишь в те моменты, когда Белла была не на шутку взволнована) и дрожащей рукой постучала.
«Да-да, входите!» – донеслось из глубины офиса. Белла аккуратно толкнула дверь и тут же очутилась в крохотной комнатке. Офис был так мал, что в нем едва помещались стол, пара стульев и шкаф. Последний, казалось, должен был скоро лопнуть от огромного количества папок с документами на его узких полках.
– Миссис Астор? – выглянула юрист из-за монитора компьютера и доброжелательно кивнула в сторону стула напротив. – Пожалуйста, располагайтесь.
Под «располагайтесь» она, очевидно, подразумевала предложение попытать удачу и протиснуться к стулу, не задев при этом шкаф. Впрочем, малые размеры офиса изрядно компенсировались видом из единственного окна, выходящего на улицу центральной части Лондона. Здесь было все, что так любят туристы: шикарные фасады исторических зданий, красные телефонные будки и старинные пабы. Белле, приехавшей из провинциального английского городка, Лондон казался гигантским организмом, где она ощущала себя совершенно инородным телом среди всех этих шумных, слепящих автомобильными фарами проспектов, неестественно высоких многоэтажек и бесконечного количества улиц, которые кишели куда-то вечно спешащими людьми.
Тем временем юрист, что-то активно печатавшая на клавиатуре, вежливо прервала становившуюся уже неловкой паузу:
– Хорошо доехали до Лондона?
– О, я отлично добралась, спасибо, – выдавила из себя Белла, умолчав о том, что едва не потеряла сознание в душном вагоне.
Юрист, полная женщина лет пятидесяти, наконец отвела взгляд от экрана монитора и принялась с интересом изучать свою клиентку. Поправив тонкие очки, съехавшие вниз по широкой переносице, она улыбнулась:
– Что ж, миссис Астор, это было непросто, но мы с вами справились! – Она придвинула к Белле стопку заранее подготовленных бумаг. – Осталось только подписать несколько документов, и дело будет закрыто. Надеюсь, моя ассистентка предупредила вас о том, что надо взять с собой паспорт?
Белла кивнула, с готовностью открыв паспорт на нужной странице. После этого бегло просмотрела документы, поставила несколько подписей рядом с небольшими черными галочками и облегченно вздохнула. Юрист, казалось, тоже была рада, что все закончилось. Она торопливо убрала бумаги в папку и шутливо добавила:
– Наверное, будете праздновать сегодня?
Белла неловко засмеялась:
– Ах, если бы! Но, к сожалению, все мои друзья живут вне Лондона.
Юрист с пониманием кивнула и усталым тоном продолжила:
– Теперь, когда все готово, мы должны передать вам ключи. Я могу попросить ассистентку провести вас в квартиру, но… – Она потянулась к ежедневнику. – Боюсь, что сегодня она уже не успеет. Подскажите, где вы остановились?
– В отеле возле Чаринг-Кросс[1].
– О, да это совсем недалеко! – одобрительно заметила юрист. – Будет ли вам удобно подойти к нашему офису завтра, скажем, в два часа? Учитывая обстоятельства, наверное, вам не хотелось бы осматривать квартиру в одиночестве, не так ли?
Последний вопрос застал Беллу врасплох. За эти месяцы, пока длился процесс оформления наследства, она даже ни разу не задумывалась о том, что в конечном итоге ей придется войти в эту квартиру – настолько нереальным казалось происходящее. И лишь сейчас она внезапно осознала, что ей ужасно страшно и она ни за что на свете не пойдет туда одна.
Пообещав встретиться с ассистенткой на следующий день, Белла вышла из офиса в еще более взволнованном состоянии. Неужели все закончилось? Неужели завтра она окажется в той самой квартире? Холодок пробежал по спине, и Белла поежилась. Она поспешила на улицу, где на нее тут же обрушился шум от проезжающих мимо автомобилей и возгласов туристов. Район Ковент-Гарден славился большим количеством театров и модных ресторанов, которые, словно магнит, ежедневно притягивали сюда тысячи людей. Пестрые, кричащие вывески спектаклей на фоне белой чопорной лепнины зданий цепляли взгляды любопытных прохожих днем; вечером же сотни мерцающих лампочек на афишах гипнотизировали туристов, завлекая на бесчисленные представления. Узкие тротуары едва вмещали потоки людей, которые то и дело резко останавливались, чтобы сфотографироваться или проверить свой маршрут по карте. Невесть откуда взявшийся зазывала из сувенирного магазина что-то громко крикнул Белле прямо в ухо, и она, отшатнувшись от неожиданности, поспешно свернула в небольшой проулок.
Удивительно, но в Лондоне практически не бывает прямых улиц. Они часто петляют, разветвляются и снова сходятся, заводя неопытного туриста совсем не в то место, в которое ему было нужно. Так и Белла, выбрав пару неверных поворотов, довольно быстро потерялась. Немного поразмыслив, она решила расслабиться и идти туда, куда глаза глядят – в конце концов, сегодня спешить ей некуда. В узких улочках, залитых теплым апрельским солнцем, пахло мхом и цветущими яблонями, а между фонарными столбами были развешаны гирлянды из разноцветных флажков, ярко трепетавших на ветру. Классические здания в георгианском стиле соседствовали со старыми складами, которые теперь были переделаны в элитные апартаменты. Помещения, где некогда размещались конюшни и мастерские, превратили в фешенебельные бутики и магазинчики, и ничто более не напоминало об их «неблагородном» происхождении.
Завернув за угол, Белла оказалась в старинном переулке, все первые этажи зданий которого были заняты антикварными лавками, одна любопытнее другой. Белла, засмотревшись на замысловатые витрины, украшенные некогда модными резными вставками, витражами и поблекшими вывесками, остановилась. Здесь можно было отыскать что угодно: от старых медалей и монет до ветхих карт и ужасно дряблых изданий, содержание которых подозрительно напоминало заклинания. Внезапно взгляд Беллы остановился на пожелтевшей детской книге – «Невероятные приключения мистера Джонсона». На обложке был изображен смешной лягушонок во фраке и котелке, который одной лапкой подбоченился, а второй с чрезмерно важным видом оперся на деревянную трость. Сердце Беллы радостно заколотилось: в детстве у нее была очень похожая книга.
Обычно она не совершала импульсивных покупок. Более того, Белла всегда с недоумением слушала рассказы подруг о том, что «все было как в тумане, я лишь зашла в магазин посмотреть, а вышла с тремя пакетами». Но сегодня был совершенно особенный день. Она молниеносно приняла решение и уже через минуту стояла у кассы, наблюдая, как улыбчивая продавщица упаковывает заветную книгу. Однако, едва Белла перешагнула порог магазина и оказалась на улице, она, будто опомнившись, с изумлением взглянула на сиреневый пакет в руке. «Тебе тридцать пять лет, Белла! И зачем это…» – промелькнуло у нее в голове.
Вскоре лабиринт улиц вывел Беллу к шумному переулку Святого Мартина, и поток людей понес ее в сторону Трафальгарской площади. Прекрасно, туда-то ей и было нужно.
Площадь была знаковой для Лондона. В середине возвышалась колонна с фигурой адмирала Нельсона, у подножия памятника горделиво восседали четыре бронзовых льва, на которых непрестанно карабкались неугомонные дети и подростки. По обе стороны от постамента располагались круглые фонтаны с водой неестественного голубого цвета. Многие туристы, следуя традиции, кидали туда монетки, которые вечером старательно вылавливали бездомные при помощи палок и костылей. В преддверии летней Олимпиады на площади установили огромные неуклюжие часы, отсчитывавшие время до приближавшихся соревнований. Белла опасливо оглядела группы туристов, то и дело фотографировавшихся на фоне олимпийских часов: ей совершенно не хотелось оказываться в гуще беспокойной толпы. Она медленно подошла к каменным перилам возле широких лестниц, ведущих к колонне и фонтанам, и окинула взглядом площадь. Было красиво, помпезно, но совсем не уютно.
За площадью начиналась просторная улица, в конце которой угадывались очертания острой крыши Биг-Бена. Из всех зданий города эта башня была безоговорочной любимицей Беллы. Оказавшись в Лондоне, она каждый раз брала стаканчик кофе и, минуя Вестминстерский мост, подходила к Биг-Бену, чтобы как можно лучше его разглядеть. От каменных кружев, испещрявших стены башни, гигантских стрельчатых сводов и грозных горгулий веяло чем-то совершенно сказочным. Белла не раз ловила себя на мысли, что Биг-Бен больше похож на качественную декорацию к какому-нибудь дорогому историческому фильму, нежели на вполне себе реальную часть здания правительства.
Впрочем, сегодняшней целью Беллы был вовсе не Биг-Бен, а нечто другое, что ничуть не уступало ему в известности и масштабности. Девушка повернулась спиной к Трафальгарской площади и зашагала в сторону тяжелых колонн Национальной галереи – огромного музея, где хранились мировые шедевры. При входе к ней обратился симпатичный молодой человек, который досматривал вещи посетителей. Он кивнул на пакет в руках Беллы с просьбой показать содержимое. Завидев обложку с лягушонком, юноша хитро подмигнул и, едва сдерживая улыбку, сказал: «Отличный выбор, мисс! Должно быть, книга очень интересная!» Белла почувствовала себя ужасно неловко, но, быстро подавив смущение, сухо поблагодарила юношу и поспешила в просторный холл музея. Обычно она могла еще долго перебирать в мыслях неприятные ситуации, словно пытаясь определить, каким образом их можно было избежать. Но только не в этот раз. Все мысли Беллы были заняты совсем иным: чем-то, что давно хранилось в стенах галереи.
В залах галереи царило особое вдохновляющее настроение: всюду сновали начинающие художники с набросками картин, а экскурсоводы тихими и загадочными голосами рассказывали посетителям истории создания тех или иных шедевров. Туристы же, как и всегда, неугомонно фотографировались с полотнами Леонардо да Винчи и Ван Гога.
Направившись прямиком к информационному стенду, не обращая ни малейшего внимания на картины вокруг, Белла взяла схему музея и принялась в ней что-то торопливо искать, водя дрожащим пальцем по скользкой бумаге. Цифра сорок шесть. Вот она! Белла резко развернулась и зашагала в следующий зал, отказываясь замечать полотна Гейнсборо и Делакруа.
Сегодня Белла оказалась в галерее вовсе не для того, чтобы бесцельно блуждать по лабиринтам залов, разглядывая замысловатые кружева на средневековых портретах. Среди всего множества картин ее интересовала лишь одна. Та, которая была написана рукой ее родной бабушки – известнейшей английской художницы Маргарет Астор.
Несмотря на то что они никогда не общались, в душе девушки теплилась надежда на то, что однажды они встретятся за чашкой кофе и наконец поговорят по душам. Почему Маргарет бросила свою семью? Почему скрывалась и избегала общения с самой Беллой? Как много вопросов осталось без ответа!
Почти год назад Маргарет покинула этот мир в почтенном возрасте девяноста трех лет, окончательно разрушив мечты Беллы о разговоре с бабушкой по душам. После себя она оставила громкое имя, сотни картин, часть из которых признана шедеврами, и множество слухов касательно своей персоны. Маргарет всегда вела довольно закрытый образ жизни, старательно уклонялась от интервью, а если и общалась с журналистами, то с видимым нежеланием. Она категорично отказывалась отвечать на вопросы, не имеющие прямого отношения к творчеству, а перед публикацией статей о своих картинах требовала прислать ей финальный вариант текста, будто опасаясь, что там раскроют слишком много подробностей.
Словом, Маргарет была весьма загадочной личностью при жизни, но никто и предположить не мог, что самая большая интрига обнаружится лишь после ее смерти.
Белла наконец вошла в небольшой зал, где висело всего три картины. И в то время как две из них, судя по всему, не пользовались особым вниманием, третья, самая большая, собрала вокруг себя целую толпу. Белла подошла ближе и замерла. С холста на нее смотрел бледный юноша, внешне ближе к эпохе Возрождения, нежели к современности. Губы были плотно сомкнуты, а лицо застыло в напряжении, будто он внимательно вглядывался во что-то. Молодой человек сидел за письменным столом, опершись на него локтями и переплетя тонкие пальцы в замок. На столе виднелось множество листов, истерзанных крупным и надрывистым почерком, а в углу догорала небольшая свеча в подсвечнике, которая, очевидно, и являлась основным источником света на картине.
Казалось бы, что может быть скучнее очередного поясного портрета юноши, изображенного за столом? Но не все так просто. Достаточно лишь немного вглядеться в детали, чтобы понять: это вовсе не обычный портрет. Первое, что бросалось в глаза, – мертвенная бледность юноши, не свойственная живому человеку. Тонкая, словно бумага, кожа обтягивала хрупкие пальцы так, что казалось, будто это руки скелета. Пожалуй, единственное, что выдавало в нем едва теплящуюся жизнь, – пристальный, даже несколько настороженный взгляд.
Приблизившись к картине, можно было заметить в глазах юноши нечто совершенно необычное: то, из-за чего по большей части и прославилась Маргарет. В них виднелось детально прорисованное отражение того, на что смотрел запечатленный на холсте человек. В галерее рядом с портретом, где обычно указываются имя художника и краткая информация о картине, было также распечатано увеличенное в несколько раз изображение глаз юноши, чтобы посетители могли без труда его разглядеть. Очевидно, молодой человек сидел в небольшом кабинете, и лунный свет, сочившийся из окна, освещал дверной проем, в котором виднелся зловещий черный силуэт.
Последняя деталь, которую наверняка заметил бы далеко не каждый, была не менее интригующей. Как уже говорилось ранее, на столе возле юноши покоились исписанные листы. Но, вглядевшись, публика с удивлением разводила руками. Все записи были сделаны наоборот, и прочесть их возможно лишь с зеркалом. Впрочем, даже в этом случае ситуация бы не прояснялась, ведь тексты на бумагах сводились к сплошным извинениям. В кого так всматривался юноша и почему он в своих письмах просил прощения, оставалось совершеннейшей тайной.
Вокруг сюжета этой картины строилась масса предположений и догадок, многие из которых граничили с самыми настоящими теориями заговора. Когда Маргарет сообщили, что в ее работе углядели чуть ли не отсылку к политическому перевороту, та громко расхохоталась. «Они все равно будут видеть то, что им хочется видеть, даже если я изображу на картине обычного осла», – говорила она сквозь смех. Справедливости ради стоит отметить, что большинство работ Маргарет все же изображали более жизнерадостные сюжеты, но по какой-то неизвестной причине слава к ней пришла именно благодаря серии жутковатых картин, созданных в конце тридцатых – начале сороковых годов прошлого века.
Истории, представленные на картинах, были совершенно разными: на одних – хищные птицы, раскинув острые крылья, стремительно летели прямо на зрителя, на других – таинственные лесные девы пристально смотрели куда-то вдаль, на третьих – зловещие морские твари с кровожадным оскалом выглядывали из взбесившихся пенящихся волн. В глазах каждого изображенного отражались силуэты, способные заставить зрителей поежиться. В черных зрачках птицы угадывался застывший в ужасе юноша, лесные девы смотрели на лучника, который целился прямо в них, а морская тварь скалилась на протянутую к ней детскую руку с кормом. Некоторым картины казались отвратительными и абсурдными, но большинство все же сошлось на том, что было в них нечто новаторское и смелое.
Известности картинам добавили стремительно распространившиеся слухи о том, что полотна якобы прокляты и непременно лишают владельцев самого ценного. Удивительно, но картины стали пользоваться невероятным спросом. Многие желали заполучить себе хоть одно из этих полотен, участвовали в аукционах и тратили большие деньги. Порой даже закладывали собственные фамильные украшения. В итоге картины Маргарет если и не лишали самого ценного, то как минимум позволяли расстаться с крупной суммой.
Разглядывая странного юношу, Белла ощутила, как сотни мрачных мыслей незаметно подкрались ниоткуда, путаясь и вызывая обрывки прошлых воспоминаний, а ком в горле принялся нестерпимо нарастать. Кажется, посещение Национальной галереи оказалось не лучшей затеей, и Белла направилась в сторону выхода. На улице ей сразу стало гораздо легче, и она с жадностью вдохнула весенний воздух. «Ничего, – подумала она, стараясь ободриться. – Я все сделала правильно». Настроения идти сегодня куда-либо еще совершенно не было, поэтому Белла приняла решение вернуться в свой номер.
Отель, в котором она остановилась, находился в десяти минутах от Национальной галереи возле старинной станции Чаринг-Кросс. Белла специально выбрала эту гостиницу, чтобы из окна номера периодически поглядывать на круглый купол картинной галереи. Перебегая перекресток на красный свет (ни один уважающий себя пешеход в Лондоне не переходит дорогу на зеленый), она почувствовала, что в кармане настойчиво завибрировал телефон. Девушка запустила руку в карман пальто и, предположив, кто звонит, – она частенько играла сама с собой в эту игру, – взглянула на экран телефона. «Этого еще не хватало!» – мысленно возмутилась Белла, увидев высветившееся имя, и тут же сбросила вызов.
Помедлив пару секунд, девушка набрала номер лучшей подруги и с легким раздражением стала ждать ответа. Марта, подруга с далеких школьных лет, никогда не брала трубку сразу. «Проще в парламент дозвониться, чем тебе!» – шутила над ней Белла. Впрочем, Марта всегда перезванивала через час-другой, бурно жалуясь на свою жуткую занятость. Сегодня же, вопреки обыкновению, ждать Белла была совершенно не намерена и, не услышав заветного «алло», повторно набрала номер подруги. На этот раз Марта, словно почувствовав острое желание Беллы выговориться, почти тут же ответила:
– Привет, дорогая! Извини, что не сразу… – начала было она, но внезапно крикнула кому-то, отведя трубку: – Иан, отложи это, я потом посмотрю! – А потом торопливо продолжила: – Да-да, извини, я немного занята. У тебя все в порядке?
Белле вдруг стало стыдно за собственную назойливость:
– Прости, пожалуйста! Я перезвоню тебе вечером…
– Нет-нет, все хорошо, – быстро прервала ее Марта, добавив хитрым голосом: – Я как раз планировала выбежать за кофе, так что, думаю, могу немного поговорить. – Она снова обратилась к Иану: – Ты же не против, если я выйду минут на пятнадцать?
Очевидно, Иан не был против, и Марта, тут же покинув офис, энергично продолжила:
– Ну что, ты уже была в той квартире?
Белла быстро рассказала ей про юриста и назначенную на завтра встречу с ассистенткой. Марта воскликнула:
– Хорошо, что тебе не придется идти туда одной! Иначе… Жуть! Я бы точно побоялась оказаться там в одиночестве!
– Ты не поверишь, но мне даже в компании страшно туда идти, – засмеялась Белла.
Марта снисходительно вздохнула:
– Ну… Дорогая, ты сама на это подписалась. У меня до сих пор бегут мурашки, как вспомню, сколько лет эта квартира пустовала! Надеюсь, там не водятся привидения… – Она запнулась и смешливо добавила: – Хотя эти оценщики антиквариата, скорее всего, уже давно спугнули всю нечисть.