скачать книгу бесплатно
– Ох, перестань, прошу тебя… Не смешно это… Ты ведь – живая легенда, дьявол бы тебя побрал…
– Не приставай, Минайя…
– Я и не пристаю. Но ведь потому они и здесь, с тобой.
– Легенды живы, пока на них смотришь издали.
Да, так оно и было. Его имя давно уже было овеяно легендой, и он знал это. Не только потому, что он, захудалый кастильский рыцарь – инфансон, как принято было называть таких, – осмелился потребовать, чтобы король принес клятву, но еще и потому, что воевал с пятнадцати лет и ни у кого не было такого послужного списка: он участвовал в битве с арагонцами при Граусе, проделал всю кампанию против мавров в Сарагосе, вышел на поединок с наваррским рыцарем Химено Гарсесом в Калахорре, а в Мединасели – с непобедимым прежде сарацином Утманом Алькадиром, был в сражениях при Гольпехере и Льянтаде против нынешнего короля Альфонса Шестого, осаждал Сарагосу, штурмовал Коимбру, брал Самору, бился при Кабре против графа Гарсии Ордоньеса и его союзников-магометан из Гранады, рубился с толедскими маврами. И удача неизменно сопутствовала ему: из всех схваток он выходил победителем. Его порой так и называли – Кампеадором-Победителем, тем, за кем всегда остается поле брани. Любимый одними, у других вызывающий ненависть, злобу, зависть, он по совету одного аббата, друга семьи, выбрал себе девизом слова какого-то римского императора: «Oderint dum metuant», то есть: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись». Эти слова он начертал у себя на щите.
– Поговорю, когда сочту нужным.
– Они заслуживают твоего слова, ибо измучены вконец. – Минайя поглядел на него искоса. – Помнишь девочку из Коваррубьяса? Никто ведь не возразил тогда, хотя мы с утра покрыли четыре лиги и маковой росинки во рту не было. Ты приказал – мы дали коням шпоры, и все на этом. Даже не оглянулись назад.
Руй Диас молча кивнул. Еще бы не помнить. Девочке, которая отворила дверь, когда в нее застучали рукоятями мечей, было лет девять. Дом ее, как и все, которые раньше встречались отряду на пути, был закрыт для всадников, ибо, опережая отряд, скакали королевские глашатаи, оповещая жителей, что под страхом смерти запрещается оказывать изгнанным какую-либо помощь. Но люди Руя Диаса сказали, что с них хватит и что они шагу не сделают, пока жители не дадут им еды и вина, а не дадут добром – у них возьмут силой. Когда местные в страхе заперлись в домах, не желая отворять, воины решили вломиться в тот, что казался побогаче прочих. И Руй Диас, измученный, как и его люди, не собирался препятствовать им.
Вот тогда на пороге и появилась эта девочка.
– Ты в самом деле помнишь это, Руй?
– Помню, разумеется.
За спиной у нее стояло перепуганное семейство: отец, мать, братья, слуги. Может быть, девочку послали открыть, может быть, она сделала это по собственному почину, но так или иначе – отворила и оказалась лицом к лицу с бородатыми, одетыми в железо людьми, столпившимися у дверей. Девочка была светлоглазая, белокурые волосы выбивались из-под платка-куфии. Взглядом, где любопытство пересиливало страх, она обводила свирепые грубые лица пришельцев, словно отыскивала среди них главного, и наконец, заметив, на кого смотрят все остальные, остановила его на Руе Диасе:
– Король убьет нас, сеньор.
Так сказала она тогда. Голос ее тонко позванивал хрупким стеклом. А вокруг установилось молчание, вязкое и густое, как масло.
– Умоляю вас… Идите своей дорогой, и Господь вам воздаст.
Такая простодушная беспомощность звучала в детском голосе, что все эти корявые, огрубевшие, покрытые рубцами вояки, грабители, насильники и убийцы по призванию и роду занятий стали неловко переглядываться.
– Пожалейте нас, сеньор.
С высоты седла Руй Диас молча глядел на девочку, а меж тем чувствовал, что как-то странно саднит в груди, пощипывает в горле. Ему вспомнились собственные дочери. На своих воинов он не смотрел, но знал – все зависит от него. Одно его слово – и от дома останется лишь зола.
Но хрипловато и сухо он произнес не одно слово, а два:
– По коням.
И девяносто семь воинов, покорные его воле, без возражений и даже не скривившись, вскочили в седла и медленно двинулись своей дорогой.
III
Они скакали на восток, и рассвет нового дня застал их в пути. По мере того как все выше поднималось солнце, узкая полоска дымки, видневшаяся вдали на горизонте, становилась сперва розоватой, потом янтарной, а потом превратилась в линию бурых гор. А спустя еще немного времени – все осветилось неистовым сиянием.
– Кажется, это Корвера и есть, – сказал Минайя.
– Кликни-ка Рыжего ко мне.
Монашек, понукая своего мула, вскоре подъехал в голову колонны. Капюшон сутаны был поднят, чтобы не напекло голову. От размашистой рыси бились о круп притороченные к седлу арбалет и стрелы. Руй Диас оглядел оружие – изрядного качества, сделано из кости и тиса, мавры ценят такие арбалеты и называют их «гаус ифраньи», то есть «северный лук, оружие франков».
– Где научился владеть им, братец?
Монашек покраснел. Крупные капли пота чередовались на лбу с веснушками.
– Отец в детстве брал меня на охоту.
– В здешних местах?
– Да. Мы переехали из Галисии, когда я еще был грудным.
– Колонисты?
В улыбке, тронувшей губы монашка, горечи было столько же, сколько дерзости.
– Телега с хромоногим быком, муж, жена да четверо ребятишек… Нищета. Либо переселяйся, либо влачи жалкое существование. Отец выбрал себе кусок свободной земли у реки.
– Тяжкая жизнь, – заметил Минайя.
– Как у всех в здешних местах. Однако тот кусок был неплох.
– «Был»?
– Да. Девять лет назад, летом, мавры увели мать и сестру. Мать была беременна… С тех пор я ничего о них не знаю.
Минайя, заинтересовавшись, повернулся в седле:
– А мужчины?
– Отец и брат – старший – погибли, когда дом защищали.
– Вот оно как… Сочувствую тебе.
– Граница есть граница… В тот раз затронуло нашу семью. – Монах, принимая неизбежное, пожал плечами. – Христиане, налетая на земли мавров, творят то же самое… Господь любит равновесие.
– Любит. Пожалуй, даже слишком, – отозвался Руй Диас.
Монах, смущенный этим вольным замечанием, перекрестился:
– Пути Его неисповедимы.
– И то верно.
– А что со вторым братом? – спросил Минайя.
– Мы с ним спрятались и потом сумели выбраться… Потом он отправился вроде бы на север. Больше я его не видел. А меня приютили в монастыре.
– Ну, по крайней мере, не пропал. Сан-Эрнан – славное место.
– Славное, – согласился монах. – И горячим кормят.
Руй Диас потерял интерес к разговору. Теперь он всматривался в предгорья.
– Где же эта Корвера? – спросил он.
Монах подумал немного, приставив ладонь козырьком к глазам, и наконец вытянул руку:
– Мы верно едем.
– С какого расстояния нас заметят?
Монах непонимающе взглянул на него. Потом обернулся на конную колонну и снова в растерянности взглянул на Руя Диаса:
– Кто?
– Да кто бы ни был. Я спрашиваю, откуда нас смогут заметить.
Монах снова призадумался, оглядывая предгорья:
– Ну, если кто зоркий, за лигу заметит.
И с этими словами вопросительно уставился на командира. Минайя, судя по его лицу, тоже как будто хотел получить объяснения. Бросив поводья, он рысил рядом – шлем на луке седла, кольчужный капюшон откинут.
– Что с тобой? – спросил он.
– Да так… думаю кое о чем.
Проехав шагов двадцать или чуть больше, Руй Диас заговорил вновь:
– Ступай на свое место, брат, – сказал он монаху. – Придет нужда в тебе – позову.
– Как скажете.
Он повернул мула. Минайя остался рядом с командиром. Из-под полотняного платка, защищавшего голову от солнца, лился пот, прочерчивая бороздки по запыленному бородатому лицу.
– Если мавры решат возвращаться по римской дороге, – произнес наконец Руй Диас, – не исключено, что воспользуются этим проходом, благо там, как рассказал нам вчера Рыжий, есть источник.
Минайя медленно соображал.
– Хочешь сказать, они могут заподозрить, что мы перережем им путь?
– Именно это я и хочу сказать.
– Черт возьми…
Минайя взял висевшую у седла флягу, откупорил ее и протянул Рую.
– Тебе самому мало, – сказал тот, встряхнув.
– Ничего.
Запрокинув голову, Руй Диас влил в рот скудный глоток. Потом вернул флягу хозяину, и тот тоже отпил.
– Что бы ты сделал, будь ты мавром, Минайя?
– Завел бы четырех жен.
– Я не шучу.
– Да кто шутит? Пока нами правит Альфонс Шестой, мне все чаще хочется принять ислам.
– И все же – что бы ты сделал на их месте?
Минайя вытер губы ладонью, повесил флягу на прежнее место, у седла, и глубоко задумался. Наделенный не слишком живым воображением, он туго соображал, но зато был очень исполнителен и усерден. Отличный набор качеств для его должности.
– Никогда наперед не скажешь, что сделает мавр. Пока не сделает.
– Так вот, представь, что же он сделал.
Минайя снова погрузился в думу.
– На всякий случай я бы глаз не спускал с этой самой Корверы, – сказал он наконец.
– Правильно.
– Оружия бы из рук не выпускал, чтоб не взяли расплохом.
– О том и речь.
Минайя привстал на стременах, оглядывая далекие предгорья. Потом снова опустился на седло:
– Думаешь, уже выслали кого-нибудь?
– Они умеют воевать не хуже нас. А иногда – и лучше.
Минайя, сведя брови к переносице, продолжал размышлять.
– Если так, – проговорил он наконец, – то скольких они могут послать в дозор?
– Вряд ли станут распылять силы. Я бы послал троих-четверых, притом – налегке.
Чело Минайи прояснилось.
– Чтоб подать сигнал в том случае, если мы вдруг там объявимся.
– Именно так.
Повернувшись в седле, Минайя окинул взглядом колонну. Следом за ними Педро Бермудес, один из двоих племянников Руя Диаса, вез знамя – зеленое полотнище с красной полосой наискось, впрочем сейчас свернутое и спрятанное в кожаный чехол.
