скачать книгу бесплатно
Советско-германские торговые переговоры, несомненно, выиграют благодаря кампании, ведущейся некоторыми английскими кругами в пользу денонсирования англо-советского торгового соглашения. Ясно, что эти переговоры, которые возможно закончатся предоставлением в распоряжение Германии неисчерпаемых ресурсов продовольствия на случай войны, имеют также и политическое значение».
Было бы чрезвычайно неблагоразумно предполагать, заканчивает Бартлетт, что существующие ныне разногласия между Москвой и Берлином обязательно останутся неизменным фактором международной политики[48 - «Правда», 31 января 1939 г., «Известия», 1 февраля 1939 г.].
Весьма вероятно, что статья Бартлетта, известного своими тесными связями с советским полпредством в Лондоне, была инспирирована из Москвы, адресовалась английскому правительству, и отражала сильное недовольство Кремля английской позицией.
2 февраля под тем предлогом, что Венгрия готова присоединиться к антикоминтерновскому пакту, Советское правительство объявило о закрытии своего полпредства в Будапеште, и венгерского – Москве, и заявило о том, что впредь дипломатические отношения будут поддерживаться через миссии в третьих странах[49 - «Известия», 2 февраля 1939 г.].
Отъезд советской дипломатической миссии из Будапешта, в то время, как посольства Италии, Германии и Японии оставались в столице Венгрии, неизбежно вел к тому, что Венгрия, которая в то время была на распутье, все больше и больше подпадала под влияние этих фашистских государств, став, к началу Великой Отечественной войны подлинным союзником Германии против СССР, оставаясь в этом качестве до самого конца войны. Не стоит также забывать, что посольство любой страны всегда было и продолжает оставаться официальным прикрытием для легальной разведки, потеряв которую, Кремль своими руками перекрыл поток важной стратегической информации. К антикоминтерновскому пакту Венгрия примкнула только 24 февраля 1939 года.
25 октября 1939 года, то есть уже после начала Второй мировой войны, полпредство вернулось в Будапешт, а посольство Венгрии возобновило свою деятельность в Москве, что говорит о том, что повод для закрытия дипломатических миссий был надуман, и позволяет предположить, что были какие-то иные причины для такого шага.
3 февраля, выступая в Гуле, остановившись на англо-германских отношениях, Галифакс, подчеркнул, что правительство Англии стремится к улучшению торговых отношений с Германией[50 - «Правда», 5 февраля 1939 г.].
6 февраля отвечая на вопросы депутатов в палате общин, Чемберлен сообщил, что располагает информацией, согласно которой Бонне заявил в палате депутатов, что в случае войны, в которую окажутся вовлеченными обе страны, все силы Англии будут в распоряжении Франции точно так же, как и все силы Франции будут в распоряжении Англии. Это заявление Бонне целиком совпадает с точкой зрения английского правительства. Невозможно предвидеть детально все возможные случаи, которые могут возникнуть, но английское правительство ясно заявляет, что общность интересов, объединяющих Францию с Англией, такова, что при всякой угрозе жизненным интересам Франции, откуда бы эта угроза ни исходила, это должно вызвать немедленное сотрудничество со стороны Англии[51 - Там же, 7 февраля 1939 г.].
7 февраля в Риме советский полпред Борис Ефимович Штейн и министр иностранных дел Италии (и по совместительству – зять Муссолини) граф Галеаццо Чиано подписали соглашение о торговом обмене между СССР и Италией. Соглашение предусматривало экспорт из СССР в 1939 году 200 000 т пшеницы, 15 000 т ячменя, 50 000 тонн марганцевой руды, 60 000 тонн апатитовой руды и апатитового концентрата, 60 000 тонн балансов, 120 000 тонн пиленого леса (так в тексте; деловой лес и пиломатериалы измерялись, как правило, в кубических метрах, а не в тоннах. – Л.П.) и, 20 000 тонн смазочных масел, 1 000 тонн скипидара, 4 000 тонн парафина, 1 500 тонн тряпья, 1 000 тонн рогов и копыт. (Это не шутка, так в тексте. – Л.П.). В обмен на эти поставки Италия должна была экспортировать в СССР современное военное снаряжение:
– пушки для морского флота и сухопутные пушки разных систем;
– противовоздушные пушки приборы центрального управления артиллерийским огнем;
– морскую зенитную схему «ПУС» со стабилизаторными постами наводки и силовой синхронной передачей;
– скоростной бомбардировщик со скоростью минимум 480 км в час;
– скоростной трех – четырехместный самолет с двумя перевернутыми моторами;
– приборы слепой посадки;
– судовые дизели, новейший средний танк;
– нитроглицериновые пороха (В Советском Союзе производство нитроглицериновых порохов началось совсем недавно – в начале 1939 года По сравнению со старым пироксилиновым порохом он имел более высокую взрывную мощность, а на его изготовление требовалось в четыре – пять раз меньше времени и не нужны были дорогостоящие спирт и эфир[52 - Гаврилов Д.Б. Производство порохов и взрывчатых веществ накануне и в годы Великой отечественной войны. Уральский исторический вестник. 2015, № 1, С. 53.]),
а также много другого оборудования[53 - АВП РФ, ф. 03а, д. 028–039 – Италия.].
Столь обширный список военной продукции, передаваемой потенциальному противнику, коим, для Италии, как утверждают историки, являлась Россия, косвенно свидетельствует о том, что в 1939 году Италия не собиралась воевать с Советским Союзом, а если вспомнить о том, какие тесные отношения были у Рима с Берлином, то и Германия – тоже.
В этом списке некоторое недоумение вызывает новейший средний танк, который итальянцы собирались продать Советскому Союзу. Дело в том, что выпуск так называемого среднего танка M11/39 на момент подписания договора еще не начинался. Боевой вес этого «среднего» танка составлял 11 тонн, вооружение – 37-мм пушка. Советский легкий танк Т-26 образца 1937 года был на 750 кг легче, имел на вооружении 45-мм пушку. Кстати, ходовую часть оба танка унаследовали от одного родителя – английского танка «Виккерс 6-тонный». Другой советский легкий колесно-гусеничный танк– БТ-5 (быстроходный) имел 45-мм пушку, 400-сильный мотор, позволявший при боевом весе машины 11,5 тонн развивать на гусеницах фантастическую для того времени скорость – 50 километров в час, и 70 – на колесах.
10 февраля Литвинов принял нового посла Франции Поля Наджиара. В ходе первого визита, ссылаясь на свой разговор с Даладье, посол наговорил много приятного о настроениях Франции в отношении Советской России. Нарком сдержанно выслушал заверения посла, заметив, что СССР ранее предлагал западным странам свое сотрудничество, в котором, как показали события, они были более заинтересованы, чем Советский Союз. Советское правительство готово к действительному и эффективному сотрудничеству, если оно угодно другим, но Москва обойдется и без него и поэтому гнаться за ним не будет. Посол обмолвился, что он не совсем согласен с капитулянтской политикой своего правительства, но Литвинов при первом разговоре старался не углубляться в обсуждение таких проблем[54 - АВП РФ, ф. 06, oп. 1, п. 19, д. 206, л. 20.].
Правительство Франции, направляя своего нового посла в Москву, снабдило его конкретными полномочиями и четкими инструкциями. Посол давал понять, что Париж вполне осознает опасность, которую влечет за собой безнаказанность германо-итальянской политики не только для Франции, но и для всей Европы. Поэтому французы готовы забыть прежние разногласия и обиды, и предлагают Кремлю включиться в совместную работу по созданию системы коллективной безопасности. В ответ вместо выражения желания объединить усилия против распространения агрессии, посол услышал от наркома, во-первых, упреки в том, что западные державы не приняли в свое время помощь, предложенную Советским Союзом, и, во-вторых, что Советский Союз вполне обойдется и без сотрудничества с Англией и Францией, и поэтому не очень-то будет к этому сотрудничеству стремиться. Литвинов, по сути дела, сказал, что, во-первых, Советское правительство не стремиться создавать систему коллективного отпора агрессору, значит, по факту, против агрессии не возражает, и, во-вторых, Англии и Франции еще придется немало постараться и побегать, чтобы уговорить СССР объединиться с ними против агрессивных государств.
19 февраля в Москве, в результате переговоров между СССР и Польшей, продолжавшихся в течение нескольких недель, были подписаны Торговый договор, Соглашение о товарообороте, Соглашение о клиринге. Этот договор стал первым общим польско-советским хозяйственным договором, основанным на принципе наибольшего благоприятствования. Он содержал ряд основных постановлений, касающихся товарооборота и морских перевозок. Соглашение о товарообороте предусматривало значительное расширение торговых операций между обеими странами, причем главными статьями вывоза из СССР в Польшу были хлопок и его отходы, меха, апатиты, табак, марганцевая руда, асбест, графит и др.
В свою очередь, Польша должна была поставлять в Советский Союз уголь, черные металлы, цинк, текстильные изделия, текстильные машины, выделанные кожи, вискозу и др.
Соглашение о клиринге предусматривало, что платежи по товарному обороту и по другим расходам будут производиться путем взаимных расчетов, проводимых через Польский Расчетный Институт[55 - «Правда», 20 февраля 1939 г.].
Польский сейм ратифицировал этот договор 31 мая, Президиум Верховного Совета СССР – 1 июня 1939 года[56 - «Правда», 2 июня 1939 г., «Внешняя торговля», 1939, № 5–6, С. 23.].
18 февраля член английского парламента Рэндольф Черчилль (сын Уинстона Черчилля) сообщил Майскому, что 16 февраля Галифакс выступил на закрытом заседании парламентского комитета консервативной партии с докладом о международной ситуации. По вопросу о внешней политике он заявил, что положение очень опасное: Германия готовится к войне против Англии и поэтому необходимо установить более тесные отношения с Советским Союзом. Министр обдумывает сейчас план посылки в Москву торговой делегации для расширения экономических отношений между обеими странами, и надеется, что экономические переговоры повлекут за собой также переговоры политические. Младший Черчилль сказал, что сторонники мюнхенской политики на этом собрании были шокированы, зато сторонники взглядов его отца встретили это с одобрением[57 - АВП РФ, ф. 059, oп. 1, п. 300, д 2075, л. 101.].
18 февраля заместитель наркома иностранных дел СССР Владимир Петрович Потемкин на обеде у германского посла графа Вернера фон дер Шуленбурга – дуайена[58 - Дуайен (фр. doyen – старшина, старейшина) – глава дипломатического корпуса, старший по дипломатическому классу и по времени аккредитования в данной стране дипломатический представитель.] дипломатического корпуса в Москве – встретил Сидса. Английский дипломат горько признался, что его тревожит развитие международной жизни, что он не согласен с теми, кто обвиняет Чемберлена в излишней уступчивости агрессорам. До известных пределов Англия может уступать, если это диктуется необходимостью и позволяет отсрочить серьезный конфликт. Но сейчас позиция Англии становится более твердой. Скоро может наступить момент, когда Англия докажет всему миру, что она умеет и может защищать свои позиции. Сидс сказал, что Англия никогда не принимает решения, пока для этого не созреют все реальные предпосылки. Когда она, наконец, решается действовать, она доводит дело до конца. Поэтому в истории не было случая, когда дело, поддержанное Англией, терпело бы поражение.
Читая ежедневно «Известия», Сидс убеждается в том, что советская пресса очень предвзято и несправедливо судит о политике Англии. Сидс полагает, что общественное мнение в СССР напрасно приписывает Англии и Франции антисоветские настроения и тенденции, которые проявляют отдельные политические группы в обеих странах. Англия никогда не стремилось отстранять Советскую Россию от разрешения важнейших международных проблем. Да, в момент обострения чехословацкого кризиса Чемберлен и Галифакс в Мюнхенене упоминали Советский Союз, полагая, что необходимо было как-нибудь успокоить Гитлера и предупредить его вооруженный конфликт с Чехословакией. Если бы участником в этом деле был назван и СССР, с Гитлером было бы невозможно договориться.
В ответ Потемкин лишь кратко заметил, что непримиримость Гитлера в отношении Советской России не стоит преувеличивать. Рапалльский[59 - 16 апреля 1922 г. в итальянском городе Рапалло Германия и РСФСР подписали бессрочный договор, поводом и фундаментом которого послужило неприятие обеими державами Версальской системы. Договор предусматривал немедленное полное восстановление дипломатических отношений между РСФСР и Германией, отказ от взаимных претензий по возмещению военных расходов и невоенных убытков, порядок урегулирования разногласий, и другие положения.] договор действует, Германия проявляет активный интерес к расширению торговых отношений с СССР. Английский посол в Берлине Невилл Гендерсон сам видел, как на новогоднем приеме Гитлер любезно разговаривал с полпредом Мерекаловым. Что касается твердости, якобы уже наблюдающейся во внешней политике Англии в отношении к врагам мира, то таких проявлений со стороны Англии нет уже давно. Между тем, когда Гитлер убеждался, что может столкнуться с противодействием Англии, Франции и даже Италии, он неизменно отступал.
Сидс повторил, что Англия и Франция не намерены отстранять Советский Союз от участия в разрешении международных проблем. В частности, тот же Наджиар прибыл в Москву с определенными директивами и намерениями активизировать советско-французское сотрудничество[60 - АВП РФ, ф. 011, oп. 4, п. 24, д. 6. л. 98–100.].
19 февраля Сидс сказал Литвинову, что Уайтхолл решил в конце марта – начале апреля командировать в Москву парламентского секретаря департамента заморской торговли Роберта Хадсона. Целью поездки будут не переговоры, а установление контакта с советскими руководителями по торговым вопросам. Сведения об этом уже попали во вчерашние вечерние газеты, и завтра ожидаются запросы в парламенте. Чемберлен готов согласиться, но не делает этого, не получив ответа Правительства СССР, а потому Сидс просил сказать ему мнение Кремля, желательно, сегодня же. Нарком ответил, что в Москве, конечно же, будут рады приезду Хадсона, но ему придется устанавливать контакт преимущественно с Микояном.
Посол зачем-то подчеркнул значение разговоров, которые вел Наджиар и которые должны были, как будто, значительно улучшить советско-французские отношения. Сидс был недоволен тоном советской прессы, которая продолжает писать о капитулянтстве Англии, в то время как там обозначаются совершенно другие настроения. Литвинов ответил, что Кремль может, конечно, влиять на средства массовой информации, но он никогда не дает им указаний заранее, как они должны рассказывать о политике других правительств, предоставляя это вольному суждению советских журналистов и граждан. Советская пресса вообще мало занимается вопросами внешней политики и ограничивается публикацией сообщений из-за границы. (Весь мир знал, что ни одна сколько-нибудь серьезная политическая публикация в советских газетах не появляется без одобрения ЦК ВКП(б). Советские газеты часто публиковали материалы совершенно одинакового содержания, что, безусловно, свидетельствовало уже не о цензуре, а об управлении газетами из единого центра. Зная, как работают советские газеты, именно по таким публикациям в других странах судили об отношении Кремля к тому или иному событию и делали прогнозы на будущее – Л.П.).
Нарком сказал, что не заметил никаких признаков какого-либо изменения мюнхенского курса Уайтхолла. Видно лишь, что, не считая нужным как-либо сопротивляться требованиям агрессоров, правительства Англии и Франции стараются эти требования оправдывать или затуманивать. Много разговоров о неизбежном выводе из Испании итальянских войск, но Рим каждый день назначает новые сроки. Однако если даже эвакуация состоится, это ничего не изменит для Англии и Франции, если Франко заключил или заключит военный союз с Германией и Италией. Значение оккупации Хайнаня[61 - Китайский остров Хайнань, расположенный на юге страны, японские войска захватили в начале 1939 г.], угрожающее Индокитаю, Гонконгу и Сингапуру, Франция и Англия умаляют ссылкой на чисто военный временный характер оккупации. Но ведь ясно, что, если Япония овладеет всем Китаем, она будет владеть и Хайнанем и сделает там то, что ей захочется. После окончания войны с Китаем Англия и Франция еще меньше смогут воспрепятствовать овладению острова Японией, чем теперь.
Сидс сказал, что он понимает чувства, которые вызвал у Советского правительства Мюнхен, и отнюдь не оправдывает эту политику. Однако он убежден в том, что сейчас Англия говорит совершенно другим тоном и полна решимости защищать свои позиции. Нарком ответил, что рад слышать о новых настроениях в Лондоне, но был бы больше рад видеть это[62 - АВП СССР, ф.06, оп.1, п.1, д.5, л. 21–23.].
21 февраля в прениях в палате общин выступил Чемберлен. Затронув вопрос о Лиге наций, он заявил, что неспособность Лиги наций осуществить политику санкций нельзя объяснить деятельностью или бездеятельностью Англии или какой-либо другой страны. Реальная причина в том, что на Лигу наций была возложена задача, значительно превосходящая ее силы. Нет сомнений, что единственным шансом на превращение Лиги наций в эффективный фактор сохранения мира является отказ от идеи, что мир может быть сохранен путем применения силы (Чемберлен, по-видимому, имеет и виду применение санкций в отношении агрессора).
Далее Чемберлен остановился на ходе выполнения английской программы вооружений и указал, что потребуются громадные расходы для ее реализации. В конечном счете, заявил он, может получиться так, что всех доходов государства не хватит для покрытия процентов и погашения займов, заключенных для финансирования программы вооружений. Английское правительство без колебания взяло бы на себя инициативу созыва мирной конференции по ограничению вооружений, но в настоящее время оно не уверено, что это будет практически приемлемым предложением. В заключение Чемберлен предложил более сдержанно относиться к сообщениям об агрессивных намерениях других стран и высказал мысль, что вся гонка вооружений является результатом взаимного непонимания[63 - «Правда», 22 февраля 1939 г.].
Далее в прениях в палате общин по вопросу о новых ассигнованиях на вооружения Черчилль предложил создать специальное министерство, которое ведало бы вопросами военного снабжения. Одобряя декларацию Чемберлена об англо-французской солидарности, Черчилль заявил, что помощь Франции со стороны Англии в будущей войне не может быть ограничена только помощью морского флота, авиации и финансовой помощью. Англии должна будет в будущей войне использовать все свои людские ресурсы. Указав на недостаточность мер по обороне Англии, Черчилль заявил, что производство вооружений уже несколько лет назад должно было быть организовано в масштабах, значительно превосходящих все то, что предусматривалось военным министерством.
Выступивший затем в прениях либерал Мандер заявил, что до тех пор, пока Англия не вернется к политике коллективной безопасности, основанной на принципах Лиги Наций, не может быть и речи о единстве в самой Англии, а равно не может быть никакой надежды на всеобщий мир. Мандер потребовал, чтобы правительство заявило о своей готовности выступить против агрессоров совместно с Францией и Советским Союзом.
В заключение от имени правительства выступил канцлер герцогства Ланкастерского Моррисон (являющийся одновременно парламентским заместителем министра по координации обороны). Черчилль, заявил он, поднял очень большой вопрос о той роли, которую английская армия должна играть в случае возникновения войны на континенте. Правительство целиком соглашается с той точкой зрения, что если Англия будет вовлечена в войну, то не может быть и речи о каком-то ограниченном в ней участии.
Предложение правительства об увеличении размеров займов на нужды обороны до 800 млн. фунтов стерлингов палата общин приняла большинством голосов[64 - Там же, 23 февраля 1939 г.].
22 февраля, выступая в Блэкберне, Чемберлен призвал к поддержке политики своего правительства. Он сказал, что при полной неопределенности нынешней международной обстановки нужно сконцентрировать свое внимание главным образом на подготовке страны ко всяким неожиданностям. Сегодня происходит огромнейший рост вооружений, которые даже при самом незначительном инциденте могут быть пущены в ход. Чемберлен указал, что английское правительство принимает меры к усилению обороны страны и что в этом отношении уже якобы имеется значительный прогресс. Чемберлен вынужден был признать, что, несмотря на увеличение производства вооружений, вопрос о безработице остается неразрешенным и число безработных исключительно велико[65 - Там же.].
23 февраля в палате лордов Галифакс, отвечая на запросы, остановился на англо-французских отношениях. Галифакс сослался на недавнее заявление Чемберлена об общности интересов Англии и Франции и заявил, что оно не может вызвать никаких сомнений. Галифакс вновь подчеркнул, что между Англией и Францией нет никаких разногласий ни по каким вопросам и что Англию и Францию объединяет не только географическое положение, но и единство интересов. Англо-французская дружба, не представляла и не представляет какой-либо опасности для любой третьей страны.
Останавливаясь на итальянских притязаниях к Франции. Галифакс сказал, что тесные взаимоотношения между Англией и Францией определяют заинтересованность Англии в этом вопросе. Касаясь вопроса о возможности английского посредничества в итало-французском конфликте, Галифакс отметил, что итальянское правительство пока что формально не заявило о своих притязаниях к Франции.
Указав, что Англия не намерена вести превентивной войны, а вооружается только с целью самозащиты, Галифакс подчеркнул, что Англия будет стремиться к сближению с миролюбивыми государствами[66 - Там же, 25 февраля 1939 г.].
27 февраля безымянный германский журналист беседовал с военным атташе Германии в Варшаве Химером по данцигскому вопросу[67 - 28 июня 1919 г. в Версале был подписан мирный договор, закрепивший передел мира в пользу держав – победительниц в мировой войне. В соответствии с этим договором Германия лишалась части своей территории и всех колоний, всего военного флота, численность ее армии не могла превышать 100 тыс. человек, нельзя было иметь авиацию и танки, на страну были наложены гигантские контрибуции – почти 100 тыс. тонн золота. В соответствии с Версальским договором Данциг, большую часть населения которого составляли немцы, был объявлен вольным городом, однако сообщение Германии с Данцигом могло осуществляться только через территорию Польши. Германия требовала возврата Данцига под свою юрисдикцию. Советская Россия сама исключила себя из числа стран – победителей, поэтому никаких выгод из поражения Германии извлечь не могла, по сути дела, встав в один ряд со страной-изгоем.]. Химер сказал, что недавно его вместе с другими военными атташе принял Гитлер. Из замечаний фюрера об общей политической обстановке и о намерениях Германии, Химер заключил, что Германия вместе с Италией планирует акцию против западных держав. В отличие от прошлогодней чешской акции, Гитлер не говорит о своих нынешних планах. Он стремится избежать того, чтобы многомесячная открытая дискуссия о германских планах нервировала немцев, чтобы преждевременно включилась в дело заграница и, наконец, чтобы сведущие и несведущие могли выступать со своими сомнениями, предупреждениями и контрпредложениями. Такие методы лишь ослабляли бы германскую ударную силу. Гитлер заявит о предстоящей акции лишь тогда, когда он будет в состоянии нанести удар на следующий же день[68 - «СССР в борьбе за мир…», С. 217.].
Гитлер, как видим, говорил об акции против западных стран, и не словом не обмолвился о странах восточных, тем более, о своем заклятом враге – Советской России.
1 марта Бонне на заседании комиссии по иностранным делам палаты депутатов французского парламента разъяснил внешнюю политику правительства. Он, в частности, снова повторил свои прежние заявления о том, что «никогда франко-английская солидарность еще не проявлялась с такой силой, как сейчас». Бонне отметил удовлетворительное состояние отношений Франции с другими державами, особенно с Польшей[69 - «Правда», 3 марта 1939 г.].
2 марта ТАСС распространило сообщение о том, что накануне в советском полпредстве в Лондоне состоялся прием, на котором присутствовали премьер-министр Англии Чемберлен и ряд членов правительства. Кроме того, присутствовали депутаты английского парламента всех партий, дипломатический корпус и много деятелей науки, искусства и представителей деловой жизни Англии[70 - «Правда», 3 марта 1939 г.].
Подробно о большом приеме, на котором присутствовало свыше 500 человек, в Москву доложил Майский. Он сообщал, что пресса оживленно обсуждала это событие, называя его «историческим» и свидетельствующим о новом шаге на пути к «англо-советской Антанте». Помимо многих членов кабинета, прием своим присутствием почтил и Чемберлен с дочерью. Он пробыл в полпредстве больше часа и довольно долго разговаривал с полпредом. (Когда Чемберлен ответил согласием на заблаговременно отправленное приглашение, Майский высказывал большой скепсис по поводу того, что премьер-министр соизволит прийти в полпредство[71 - АВП РФ, ф. 059, оп. 1, п. 300, д. 2075, л. 52–53.]). Все это произвело большое впечатление, и вызвало шум не только в печати, но и в дипломатических и политических кругах, поскольку ни один британский премьер до сих пор не переступал порога советской миссии. Майский объяснял этот шаг Чемберлена, равно как и предстоящую поездку Хадсона в Москву тремя соображениями. Во-первых, попугать Гитлера накануне англо-германских промышленных переговоров; во-вторых, поскольку дело идет к новым выборам, вырвать из рук оппозиции один из ее главных козырей – нежелание английского правительства сотрудничать с Правительством СССР; и, в-третьих, по возможности увеличить британский экспорт, в том числе, и в Советскую Россию. (Майский, таким образом, совершенно исключал стремление Чемберлена установить с Россией нормальные союзнические отношения с целью обуздать Гитлера. – Л.П.).
Чемберлен сказал, что Хадсону поставлена задача постараться в Москве урегулировать осложнения, вызванные нынешним торговым договором, и выяснить возможности расширения англо-советской торговли. Полпред сказал, что как раз сейчас жалобы английских промышленников на недостаточность советских заказов британским заводам не обоснованы: ввиду загруженности заказами правительства они не могут принять от Советского правительства даже те заказы, которые им предлагаются. Чемберлен с «понимающей улыбкой заметил, что Советскому Союзу нужны те же самые продукты, которые сейчас нужны и Англии». Тем не менее, премьер-министр сказал, что не вечно же все будут вооружаться, и тут же намекнул, что британская промышленность могла бы снабжать СССР сырьем и такими потребительскими продуктами, как текстиль, кожаные изделия и т. п. Чемберлен интересовался добычей в СССР золота и спросил, что Кремль делает со своим золотом. На полушутливый ответ полпреда, что золото обычно приберегают «на чёрный день», премьер горестно бросил: «Теперь все так делают, – только и думают, что о войне».
Чемберлен спрашивал Майского о нынешних отношениях СССР с Германией и Японией. Полпред кратко рассказал об этом, подчеркнув, что инициатива несостоявшейся немецкой торговой делегации в Москву исходила от Берлина. (Руководитель восточно-европейской референтуры МИД Германии Карл Шнурре собирался приехать в Москву в конце января – начале февраля 1939 года для возобновления переговоров о германском кредите Советскому Союзу[72 - АВП РФ, ф. 082, оп. 22, п. 93, д. 7, л. 46 – 47]. Однако немцы отложили визит, объяснив это срочными делами – в те дни Шнурре находился в Варшаве, и якобы уже в поезде получил приказ, отменяющий его поездку в Москву. По мнению Мерекалова, возможно, перенос поездки Шнурре вызван шумихой, поднятой иностранной прессой о как будто бы начинающемся сближении СССР и Германии[73 - АВП РФ, ф. 059, оп. 1, п. 294, д. 2036, л. 27.]). Премьер спросил, ожидают в Кремле какой-либо агрессии со стороны Японии против СССР. Полпред ответил, что общее соотношение сил таково, что в Токио сто раз подумают, прежде чем рискнут на какую-либо серьезную авантюру на советском Дальнем Востоке. Чемберлен согласился и прибавил, что Япония слишком глубоко «завязла» в Китае и что, в конце концов, она может оказаться в том положении, в каком оказался Наполеон в России.
Майский спросил о ближайших международных перспективах. Чемберлен сказал, что общая ситуация улучшается, что ни германский, ни итальянский народы войны не хотят, что Гитлер и Муссолини заверяли его в желании мирно развивать свои ресурсы и в том, что они очень боятся больших конфликтов. Майский согласился с этим замечанием, но добавил, что сейчас, как и раньше, они рассчитывают на блеф и бескровные победы. Чемберлен ответил, что «время для таких побед прошло»[74 - АВП РФ, ф.059, оп.1, п.300, д.2075, л. 133–136.].
По странному стечению обстоятельств в тот же день, – вот где раздолье для конспирологов, – 1 марта, Гитлер пригласил Мерекалова с женой к себе не обед, где кроме полпреда присутствовали все министры германского правительства и представители дипломатического корпуса. Дипломаты при входе представлялись Гитлеру и Риббентропу. За столом справа от жены Мерекалова сидели посол Польши Юзеф Липский и жена Геринга, слева – бывший министр иностранных дел Константин фон Нейрат, а напротив Геринг и Гитлер. Откушав, к фюреру подходили некоторые послы и кратко с ним беседовали. Мерекалов с женой также подошел к Гитлеру. Советский полпред практически не владел языком страны пребывания, и в разговоре им помогал переводчик. После взаимных любезностей и дежурных реверансов Гитлер спросил о положении полпреда в Берлине. Мерекалов ответил, что по отношению к нему нет какой-либо дискриминации, чего, к сожалению, нельзя сказать о печати и даже бюллетене МИДа, и что хотелось бы и в этой части одинакового со всеми к себе отношения.
На приеме к полпреду более смело подходили немецкие чиновники и дипломаты, что объяснялось экономическим интересом, проявленным к Советскому Союзу, и результатом уже вторичных встреч на приемах[75 - АВП РФ. ф. 06, oп. 1, п. 7, д. 65, л. 1–5.]. Советские газеты о приеме Гитлером Мерекалова опять не сообщили. Рискну предположить, что это обстоятельство, хотя сам факт встречи был всем известен, настораживало наблюдателей в Париже и Лондоне, ибо давал основание полагать, что Сталин что-то замышляет.
Немецкое предложение возобновить кредитные переговоры, речь Гитлера в рейхстаге 30 января и приемы в его резиденции – это первые свидетельства того, что Германия намерена изменить свою политику по отношению к СССР. Столь частые приемы Гитлером советского полпреда тем более показательны, что в мае 1938 года, когда Мерекалов прибыл в Берлин, Гитлер больше двух месяцев уклонялся от приема полпреда для вручения верительных грамот. Дальнейшие события отчетливо покажут, что не только и не столько экономический интерес двигал Гитлером. Заинтересованность у фюрера была политического и военного свойства, и состояла в нейтрализации Советского Союза перед началом больших территориальных «преобразований». В конце концов, СССР на время вывести из игры удалось, впрочем, не до конца и далеко не бесплатно.
7 марта, еще до того, как Германия полностью оккупировала Чехословакию, «Правда» перепечатала статью из известного американского экономического журнала «Линалист», в которой давался подробный анализ экономического положения Германии.
Журнал писал, что «Внешняя торговля является наиболее уязвимым местом во всей экономике Германии. В 1938 году импорт Германии превысил ее экспорт почти на 0,5 млрд. марок. Для Германии, у которой нет достаточных запасов золота и иностранной валюты, превышение импорта над экспортом представляет исключительно серьезную проблему».
Журнал отмечал, что захват Австрии и Судет не только не смягчил затруднения, которые испытывает Германия во внешней торговле, но даже усилил их. «В 1936 году Австрия половину потребленного сырья ввезла из-за границы, в то время как Германия импортировала только 20 % сырья. Судетская область зависит от импортного сырья не меньше, чем Австрия. Захват Австрии и Судетской области обострил и продовольственный вопрос Германии. Сельское хозяйство Австрии удовлетворяло потребности страны в продовольствии только на 73–74 %, в то время как сельское хозяйство Германии – на 82 %. Австрия была вынуждена ввозить до 40 % потребляемой ею пшеницы, значительную часть мяса и других важнейших продовольственных товаров. Судетская область, которая является промышленной областью, нуждается в еще большем количестве привозных продовольственных товаров. В то же время экспорт из Австрии и Судетской области с момента захвата этих территорий Германией резко сократился».
Совершенно очевидно, что Германия не сможет долго выдержать столь неблагоприятный торговый баланс. Журнал привел подробные расчеты о запасах золота и иностранной валюты в Германии и пришел к выводу, что «хотя Германия, по-видимому, и имеет некоторые резервы, тем не менее они не столь велики, чтобы можно было ими покрыть новый дефицит во внешней торговле, подобный дефициту 1938 года. Германия попытается уменьшить разрыв между экспортом и импортом или посредством сокращения импорта, либо увеличением экспорта, или же путем сочетания того и другого».
Разбирая вопрос о возможностях сокращения германского импорта, журнал отмечал, что если это и возможно, то главным образом за счет дальнейшего уменьшения потребления германского народа, т. е. за счет сокращения импорта продовольствия и прежде всего жиров. Что же касается промышленного сырья, то за время нахождения нацистов у власти, несмотря на принятый ими так называемый «четырехлетний план», зависимость германской промышленности от импортного сырья даже значительно возросла. Журнал привел любопытную таблицу, которая показывала динамику импорта сырья в Германию за годы фашистского режима. Если взять импорт 1933 года за 100 %, то ввоз железной руды в Германию в 1938 году составил 418 %, металлов – 154 %, хлопка – 83 %, шерсти – 88 %, кож – 86 %, нефти – 185 %, льна, пеньки и джута – 117 % и каучука – 181 %. «Если возможно некоторое снижение объема импорта, то на ценностном его выражении оно вряд ли отразится в виду роста мировых цен на сырье».
Перспективы для роста германского экспорта крайне неблагоприятны. Во-первых, бойкот германских товаров, особенно в связи с преследованиями евреев в Германии, во-вторых, увеличивается конкуренция других стран, что вынуждает Германию продавать свои товары по еще более низким ценам. Германские методы торговли вызвали со стороны других держав контрмеры. Так, США намереваются оказать серьезное противодействие германскому экспорту в страны Латинской Америки. Увеличение английского экспортного фонда свидетельствует о намерениях Англии значительно усилить свою конкуренцию. Точно так же заключение нового англо-американского торгового договора и падение курса английского фунта могут неблагоприятно сказаться на германской торговле.
В заключение журнал писал: «Несмотря на всю трудность учесть всевозможные факторы, которые могут оказать влияние на внешнюю торговлю Германии, не подлежит сомнению, что перспективы ее не могут вызвать воодушевления у руководителей фашистской Германии. Разрыв между германским импортом и экспортом является наиболее серьезной угрозой для дальнейшего выполнения германской программы вооружений и сохранения на прежнем уровне объема промышленного производства. Это также говорит о том, что Германия ни в коей мере не может рассчитывать на успешную войну или же оказать длительное сопротивление, если она подвергнется экономическому давлению»[76 - «Правда», 7 марта 1939 г.].
Это далеко не последняя статья об экономических проблемах Германии накануне Второй мировой войны, и далеко не последнее свидетельство того, что социалистическая экономика этого тоталитарного государства стоит на пороге катастрофы. С тех пор, как на планете Земля появились газеты и другие средства массовой информации, практически все разведки мира подавляющую часть разведывательной информации черпают из открытых источников. Мата Хари, Лоуренсы Оливье, Паули Зиберты, Иоганны Вайсы, Джеймсы Бонды и Штирлицы тоже существуют, но главные не они, а очкастые ботаники, которые перечитывают тонны тех же самых газет, просматривают миллионы часов тех же самых телепрограмм, что и мы с вами. Поэтому к журнальным и газетным материалам не стоит относиться пренебрежительно.
8 марта Гитлер на совещании ответственных представителей военных, экономических и партийных кругов Германии сказал, что насущной проблемой правительства является обеспечение промышленности сырьем. Для этого должны быть полностью истреблены враги Германии: евреи, демократии и «международные державы». До тех пор, пока эти враги располагают хотя бы малейшими остатками власти в каких-либо частях мира, они будут представлять угрозу мирному существованию немецкого народа.
Существенно облегчит Германии доступ к сырью захват Чехословакии. Поэтому не позднее 15 марта германские вооруженные силы ее полностью оккупирует. Затем придет очередь Польши, которая вряд ли окажет сильное сопротивление. Польша нужна для того, чтобы снабжать Германию углем и продуктами сельского хозяйства. Венгрия и Румыния, безусловно, относятся к жизненно пространству, необходимому Германии. Крах Польши и оказание соответствующего давления, несомненно, сделают их сговорчивыми. Тогда Германия будет полностью контролировать их обширные нефтяные источники и сельское хозяйство. То же самое можно сказать о Югославии. Осуществив этот план до 1940 года, Германия станет непобедимой.
В 1940 и 1941 годах Германия должна раз и навсегда покончить со своим извечным врагом – Францией. Британская империя – старая и хилая страна, ослабленная демократией. После победы над Францией, Германия легко установит господство над Великобританией и получит тогда в свое полное распоряжение ее богатства и владения во всем мире. Таким образом, впервые объединив Европу в соответствии с новой концепцией, Германия предпримет величайшую за всю историю операцию: используя британские и французские владения в Америке в качестве базы, Германия сведет счеты с Соединенными Штатами[77 - «СССР в борьбе за мир…» С. 224–225.].
Как видим, на совещании, содержание и результаты которого разглашать не предполагалось, Гитлер ни единым словом не обмолвился о том, что в 1939–1941 годах он собирается воевать с Советским Союзом. Он и про Польшу вспомнил, и про Югославию, и про США, до которых семь верст, и все – лесом, не забыл, а о СССР – заклятом политическом враге, чья территория составляла вожделенное «жизненное пространство» для Германии – запамятовал. С чего бы это вдруг такая забывчивость?
В этот же день Роберт Хадсон сказал Майскому, что за последние месяцы в Англии произошли серьезные и прочные общественно-политические сдвиги: консерваторы твердо решили сохранить Британскую империю и ее позиции великой державы. Для этого Британия должна быть сильна и должен быть дружеский контакт со всеми державами, с которыми ей по пути. Англии на данном этапе с Советской Россией как будто бы по пути. Но в Лондоне многие уверяли Хадсона, что Кремль сейчас не хочет сотрудничества с западными демократиями, что он все больше склоняется к политике изоляции, и что поэтому бесполезно искать с ним общий язык. Основная задача Хадсона выходит за рамки чисто торговых переговоров, и состоит в том, чтобы выяснить, хочет ли Кремль сближения и сотрудничества с Англией. Со стороны английского правительства такое желание есть, и предубеждение против Советского Союза, которое раньше служило преградой к взаимному сотрудничеству, почти преодолено. Хадсон готов говорить и об экономике, и о политике. У него нет от правительства никакой твердой инструкции, ему предоставлена свобода рук. Если советские лидеры готовы к более тесному сотрудничеству с Англией, Хадсон хочет нащупать в Москве лишь общую базу для такого сотрудничества, с тем чтобы затем перейти к уже более детальным переговорам, особенно по экономическим вопросам. Если же выяснится, что Советское правительство не склонно к сотрудничеству, то в результате доклада Хадсона своему правительству, Британия учтет это и станет искать иные международные комбинации, чтобы защитить свои интересы. Именно поэтому его визит в Москву может сыграть большую роль в определении основной ориентации британской внешней политики на долгие годы вперед. Хадсон очень хочет, чтобы эта ориентация пошла по линии Лондон – Париж – Москва[78 - АВП РФ, ф. 059, oп. 1, п. 300, д. 2075, л. 147–152.].
В телеграмме, направленной в Москву 20 февраля, Майский, характеризуя самого Хадсона и его статус в правительстве, писал, что Хадсон является «секретарем департамента внешней торговли». Этот «департамент» – весьма своеобразное учреждение в чисто английском стиле. Несмотря на свое название, оно не совсем подчинено министерству торговли, а представляет собой нечто вроде небольшого министерства по делам внешней торговли и пользуется большой самостоятельностью. В частности, в парламенте на запросы по внешней торговле обычно отвечает непосредственно глава «департамента», а не министр торговли. «Секретарь» данного департамента подчинен сразу двум министрам – торговли и форин офису и сам приравнивается по положению к министру младшего ранга.
Персонально Хадсон – один из наиболее влиятельных представителей молодых тори, человек с сильным характером. Перед рождеством он стоял во главе «бунта» младших министров против министра обороны Томаса Инскипа и военного министра Лесли Хор-Белиша в связи с вопросом о вооружении. В результате «бунта» Инскип был перемещен с поста министра обороны на чисто декоративный пост министра по делам доминионов. Хадсон в молодости был на дипломатической работе, и немного говорит по-русски. В середине марта Хадсон вместе с министром торговли Стэнли по приглашению германского правительства едет в Берлин, для того чтобы присутствовать на обеде, который устраивается там по случаю прибытия делегации «Федерации британской индустрии» для переговоров с немецкими промышленниками о возможности образования международных картелей с целью исключения острой торговой конкуренции[79 - Там же, л. 105–107.]. (После того, как Германия полностью оккупировала, то, что осталось от Чехословакии, поездка Хадсона и Стенли в Германию была «отложена», и знаменитое Дюссельдорфское соглашение было подписано без их участия. – Л.П.).
Хадсон ехал в Москву с вполне определенными намерениями, которые, по мнению Майского, были санкционированы премьер-министром, и намерения эти состояли в том, чтобы положить начало улучшению советско-британских отношений. Дальнейшие события покажут, что в Москве не торопились нормализовать отношения с Англией, и весьма прохладно отнеслись к визиту английского чиновника столь высокого ранга.
10 марта Сталин выступил с отчетным докладом ЦК ВКП (б) XVIII съезду ВКП (б). Он достаточно подробно остановился на экономической ситуации в мире. По словам Сталина, в 1938 году видимые запасы золота Германии составили 17 млн. старых золотых долларов (по тогдашней стоимости золота – 35 долларов за тройскую унцию (31,1035 грамма), примерно 15 100 кг – из жалкой Испании СССР вывез 510 тонн золота; впрочем, в докладе Рейхсбанка, опубликованном 2 февраля, золотой запас Германии оценивался в 30,3 млн. долларов), Японии – 97 млн. (86 200 кг), Италии – 124 млн. долларов (110 200 кг), то есть, всего 238 млн. долларов. (Все пересчеты в килограммы мои. Все три державы «оси», вместе взятые, имели в своих «закромах» в 2,5 раза меньше золота, чем одна Голландия, у которой было 595 млн. долларов, в 1,7 раза меньше, чем Швейцария (407 млн.), в 1,3 раза меньше, чем Бельгия (318 млн.). У США был вообще астрономический по сравнению с Германией объем золота – 8 126 млн. – в 478 раз больше, чем у Германии, у Англии – 2 396 млн. – в 140 раз больше, чем у Германии, у Франции – 1 435 млн. – в 84 раза больше, чем у Германии. Доля Германии в общем объеме золотых запасов крупнейших капиталистических стран – 14 301 млн. долларов составляла жалкие 0,1 % – любая церковная крыса в Лондоне была богаче всей Германии, а общая доля стран «оси» – 1,7 %. Если же вспомнить про другие экономические проблемы, с которыми уже столкнулась Германия, и которые обрушатся на нее вскоре, картина станет и вовсе удручающей. То есть, все разговоры о том, что Гитлер грёб золото лопатой, что весь мир слал ему деньги пароходами, чтобы поднять экономику Германии и натравить ее на СССР, мягко говоря, не обоснованы. – Л.П.).
Относительно ситуации в мире вождь, в частности, сказал, что международное положение резко обострилось, стала фактом новая империалистическая война, но она не стала еще пока мировой войной. Войну ведут государства-агрессоры, всячески ущемляя интересы неагрессивных держав, прежде всего Англии, Франции, Соединенных Штатов, которые пятятся назад и отступают, давая агрессорам уступку за уступкой. Политика невмешательства стран Запада означала «попустительство агрессии, развязывание войны», которая неизбежно перерастет в войну мировую. Прикрываясь «невмешательством» западные страны охотно позволили бы Японии воевать с Китаем, «а еще лучше с Советским Союзом, а Германии – «увязнуть в европейских делах, впутаться в войну с СССР». Политика попустительства связана с намерением западных государств «дать всем участникам войны увязнуть глубоко в войну… дать им ослабить и истощить друг друга, а потом, когда они достаточно ослабнут, – выступить на сцену со свежими силами, выступить, конечно, «в интересах мира» и продиктовать ослабевшим участникам войны свои условия».
На самом деле, западные страны находятся под не меньшей угрозой. Тезис о том, что державы, подписавшие антикоминтерновский пакт не имеют агрессивных намерений против западных держав, а лишь хотят спасти мир от большевистской угрозы, по мнению Сталина, являются «неуклюжей игрой» нацистской пропаганды, ведь «смешно искать «очаги» Коминтерна в пустынях Монголии, в горах Абиссинии, в дебрях испанского Марокко».
Сталин говорил о «новом переделе мира», касаясь территорий, имеющих границу с Советским Союзом. Он говорил о японской агрессии против Китая, о том, что Австрию и Судеты отдали Германии в качестве приманки, чтобы потом лгать в печати о слабости Красной Армии, о разложении русской авиации, о беспорядках в СССР, толкая немцев дальше на восток, обещая им легкую добычу и приговаривая: вы только начните войну с красными, а дальше все пойдет хорошо. (То есть, известный тезис – Англия и Франция толкают Гитлера на восток. – Л.П.).
В этих международных условиях Советский Союз проводил свою внешнюю политику, отстаивая мир. Советская внешняя политика ясна и понятна: СССР стоит, и будет стоять за мир и укрепление деловых связей со всеми странами, пока эти страны будут придерживаться таких же отношений с Советским Союзом, не пытаясь нарушить его интересы. Советский Союз стоит за мирные, близкие и добрососедские отношения со всеми странами, имеющими с ним общую границу, пока эти страны будут держаться таких же отношений с Советским Союзом, и не попытаются нарушить его целостность. Советский Союз стоит за поддержку жертв агрессии и борется за независимость своей родины. Советский Союз не боится угроз со стороны агрессоров и готов ответить двойным ударом на удар поджигателей войны, пытающихся нарушить неприкосновенность советских границ.
Опорой внешней политики Советского Союза служит его растущая хозяйственная, политическая и культурная мощь, морально-политическое единство советского общества, дружба советских народов, Красная Армия и Военно-Морской Флот, мирная политика Советского правительства, моральная поддержка трудящихся всех стран, кровно заинтересованных в сохранении мира, благоразумие правительств тех стран, которые не заинтересованы в нарушении мира. Задачи коммунистической партии в области внешней политики заключаются в том, чтобы и впредь проводить политику мира и укрепления деловых связей со всеми странами; соблюдать осторожность и не дать провокаторам войны втянуть себя в конфликты; всемерно укреплять боевую мощь Красной Армии и флота; крепить международные связи с трудящимися всех стран, заинтересованными в сохранении мира и укреплении дружбы между народами[80 - XVIII съезд ВКП(б). Стенографический отчет. М., 1939. С. 11–15; «Правда» 11 марта 1939 г.].
Та часть доклада, в которой Сталин говорит о международном положении и о советской внешней политике, произвела в Европе и в мире большое впечатление, на нее часто ссылались политики и дипломаты в США, Франции и Англии. Советские газеты опубликовали комментарии речи Сталина из многих иностранных газет[81 - «Правда», 12 марта 1939 г.]. Гитлер, судя по его дальнейшим действиям, тоже внимательно читал откровения своего коллеги.
Спустя почти полтора года, в августе 1940 года, германские газеты, отмечая годовщину подписания советско-германского пакта о ненападении, подчеркивали, что именно речь Сталина на XVIII съезде партии развернула отношения между Германией и СС в сторону потепления[82 - АВП ф. 059, oп. 1, п. 316, д. 2176, л. 142–143.].
11 марта, выступая в сенатской комиссии по иностранным делам, Бек заявил об отношениях Польши и СССР: «Вопрос, об отношениях с Советским Союзом совершенно ясен. Польская политика в этом вопросе абсолютно последовательна и не подвергается изменениям и колебаниям, которые претерпевала эта проблема в странах, более удаленных от России. Мы искали упрочения здорового соседства и взаимного уважения к справедливым интересам и закрепили это стремление в пакте о ненападении. Что в прошлом году имело место некоторое напряжение в отношениях между Польшей и СССР вытекавшее не из польско-советского спора, а из отношения к прочим государствам и проблемам, это секрет полишинеля. Поскольку наша политика неизменно следует определенной линии, мы воспользовались более спокойной обстановкой, чтобы устранить следы этого напряжения путем взаимной декларации. Таким образом, мы снова стоим на платформе, которая послужила основой для договора о ненападении[83 - Документы и материалы по истории советско-польских отношений М., «Наука», 1973, Т. VII, С. 52, «Правда», 14 марта 1939 г.].
Напряженность в отношениях двух стран сложилась в связи с тем, что Польша в сентябре 1938 года сосредоточила крупные военные силы на границе с Чехословакией, едва не закончилась разрывом мирного договора, заключенного 23 июля 1932 года.
23 сентября 1938 года Советское правительство потребовало от правительства Польши воздержаться от агрессивных действий против Чехословакии, обещая в противном случае в одностороннем порядке денонсировать мирный договор со всеми вытекающими из этого шага последствиями[84 - ДВП СССР, Т. XXI, М., Политиздат, 1977, С. 516, «Известия», 26 сентября 1938 г.]. В тот же день Варшава достаточно грубо ответила, что она будет поступать так, как сочтет нужным для обеспечения безопасности своей страны. При этом ни в чьих указаниях Варшава не нуждается[85 - Там же, С. 223.], а если говорить обычным языком – плевать на них хотела. Угрозы Кремля оказались пустыми: после того, как Польша ввела свои войска на территорию Тешинской Силезии, принадлежавшей Чехословакии, Сталин о требованиях предпочел не вспоминать, и мирный договор с Польшей разрывать не стал. И, хотя нота была опубликована в «Известиях», никто не объяснил советским гражданам бездействие любимого вождя.
14 марта Берлин предъявил правительству Чехословакии ультиматум, в котором потребовал выделить Словакию и Карпатскую Украину в самостоятельные государства, распустить армию, сместить президента, и поставить во главе регента-правителя, принять нюрнбергские антисемитские законы, «подавлять коммунизм» и сторонников президента Бенеша, (каковой Бенеш уже полгода как ушел в отставку. – Л.П.). Чтобы у чехов не возникло сомнений в серьезности намерений Гитлера, ультиматум был подкреплен концентрацией 14 германских дивизий у границ Чехии. В этих условиях правительство страны было вынуждено согласиться на ничем неприкрытый диктат агрессоров: Словакия и Карпатская Украина были отделены от Чехословацкой республики, в Братиславе было образовано профашистское правительство во главе с Йозефом Тисо, а в Подкарпатскую Украину вошли венгерские войска и стали быстро продвигаться к границе с Польшей[86 - «Правда», 15 марта 1939 г.].
В тот же день Гитлер вызвал в Берлин Эмиля Гаху и Франтишека Хвалковского – президента и министра иностранных дел того, что осталось от Чехословакии. Ночью 15 марта фюрер и Риббентроп заявили им, что Гитлер «приказал германским войскам вступить в Чехословакию для включения этой страны в состав рейха». Чехам дали совершенно ясно понять, что всякое сопротивление бесполезно, что оно будет сокрушено «силой оружия и всеми доступными способами»[87 - Нюрнбергский процесс…, Т. 1, С. 176.]. Гаха решил, что лучше согласиться на оккупацию страны, чем потерять ее безвозвратно, и «передал судьбу чешского народа и страны в руки Германии»[88 - «Известия», 16 марта 1939 г.].
Вечером того же дня германские войска вошли в Чехию и заняли Витковице и Моравскую Остраву. На следующее утро части вермахта заняли Прагу, куда, почти вслед за армейскими частями, приехал Гитлер. 16 марта 1939 года Чехия и Моравия были объявлены протекторатом Германии.
14 марта на заседании английской палаты общин Чемберлен, отвечая на вопросы, заданные ему депутатами в связи с последними событиями в Чехословакии, заявил: «Предполагаемая гарантия чехословацких границ имеет в виду тот случай, когда Чехословакия станет жертвой неспровоцированной агрессин. В настоящее время пока еще не видно, чтобы Чехословакия подверглась такого рода агрессии».[89 - «Правда», 15 марта 1939 г.]
15 марта в связи с событиями в Чехословакии польское правительство издало распоряжение об усилении войсковых частей на границе между Польшей и Карпатской Украиной. Польская печать приветствовала вторжение венгерских войск в Карпатскую Украину, указывая, что Германия дала согласие на присоединении Карпатской Украины к Венгрии[90 - Там же, 16 марта 1939 г.].
15 марта Чемберлен в палате общин, и Галифакс в палате лордов, заявили, что, поскольку попытки английского правительства договориться с участниками мюнхенского соглашения о гарантии чехословацких границ провалились, английское правительство не считает себя больше связанным какими-либо обязательствами в отношении границ Чехословакии. Высказав сожаление по поводу оккупации германскими войсками Чехословакии, Чемберлен все же защищал мюнхенское соглашение, сославшись на то, что никто из участников мюнхенского соглашения не мог предусмотреть нынешних действий Германии. Галифакс в своем заявлении сослался на выступление бывшего министра по координации обороны Инскипа, который 4 октября 1938 года заявил в палате общин, что формальный договор о гарантиях должен быть разработан и оформлен обычным порядком, однако английское правительство считает себя связанным морально в отношении Чехословакии, и будет рассматривать договорные гарантии как уже имеющие полную силу. Оправдывая теперешнюю позицию английского правительства, Галифакс заявил, что в настоящее время положение кардинально изменилось, якобы потому, что словацкий парламент провозгласил независимость Словакии.
В тот же день английский посол в Берлине сделал дипломатические представление германскому правительству в связи с оккупацией германскими войсками территории Чехословакии[91 - Там же.].
Как видим, честной политику английского правительства в отношении Чехословакии нельзя назвать даже при очень большом желании. Однако уроки из этих событий в Лондоне все-таки извлекли, и кардинально изменили свое отношение и к Германии, и к Советскому Союзу.
16 марта посол Франции в Берлине Робер Кулондр писал Бонне, что, оккупировав Чехию, Гитлер вновь продемонстрировал свое пренебрежение к любому письменному обязательству, предпочитая грубую силу. Однако Гитлер постарался придать захвату Чехии видимость законности. В соответствии с официальной германской версией, Чехословакия распалась сама по себе, поскольку Словакия якобы разделила федеральную республику на три части, а заботу о Богемии и Моравии Прага якобы сама и без всякого давления отдала в руки фюрера, не в силах поддерживать здесь порядок и защищать жизни представителей германского меньшинства.
Несомненно, словацкий сепаратизм являлся, прежде всего, делом рук германских агентов или самих словаков, направляемых непосредственно Берлином. Сразу же после получения послания смещенного премьер-министра официальные германские службы заявили, что в их глазах только правительство Тисо имело законный характер и что, назначая другого председателя правительства, Прага нарушала конституцию.
Раздел Чехословакии был совершен стремительно. Уже в феврале были заметны многочисленные признаки, указывавшие на намерения рейха в отношении Чехословакии. Эти признаки не оставляли сомнений в том, что Гитлер выжидал лишь удобного случая, чтобы завершить дело Мюнхена.
Гитлер сбросил маску. До сих пор он утверждал, что не имеет ничего общего с империализмом, заявлял, что стремится лишь объединить всех немцев Центральной Европы в одну семью, без инородцев. Теперь ясно, что стремление фюрера к господству отныне безгранично. Ясно также и то, что противодействовать фюреру можно только силой. Верить Гитлеру нельзя. Поэтому интересы национальной безопасности, равно как и интересы мира во всем мире, потребуют от французов и правительства республики огромной дисциплины и мобилизации всех возможностей страны. Только это позволит Франции, при поддержке ее друзей, утвердить свое положение и отстоять свои интересы перед лицом такого серьезного противника, каким является Германия, устремленная отныне к завоеванию Европы[92 - Документы и материалы… Т. 2. С. 40–46.].
Письмо Кулондра своему министру иностранных дел – это едва ли не первый по времени документ, опубликованный в Советском Союзе, который показывает, что видные французские деятели начинают понимать, какую опасность несет Гитлер, что на договоренности с ним полагаться нельзя, а вскоре придет понимание того, что договариваться нужно с Москвой.
15 – 16 марта в Дюссельдорфе состоялась конференция представителей «Федерации британской промышленности» и «Союза германской промышленности». 15 марта по результатам конференции стороны выступили с совместным заявлением, известным, как «Дюссельдорфское соглашение». В заявлении говорилось, что обе организации готовы продолжать сотрудничество в области расширения экспорта, таможенной и ценовой политики, устранения конкуренции между членами организации, совместно, даже и политическими средствами, бороться с конкуренцией других стран[93 - Там же, С. 37–39.]. Это, по сути – картельное соглашение промышленных групп Германии и Англии в силу так и не вступило из-за огромных и неразрешимых противоречий между странами.
16 марта Шуленбург вручил Литвинову ноту правительства Германии, в которой говорилось, что Гаху и Хвалковского никто в Берлин не вызывал, что они прибыли туда по собственному желанию, и были приняты Гитлером 15 марта. Стороны откровенно рассмотрели положение, создавшееся на бывшей до сих пор чехословацкой государственной территории. Обе стороны убеждены в том, необходимо обеспечить спокойствие, порядок и мир в этой части Европы. Гаха заявил, что для достижения этой цели и для окончательного умиротворения он с полным доверием передает судьбы чешского народа и страны в руки фюрера германского государства. Фюрер принял это заявление и высказал свое решение взять чехов под защиту Германии и гарантировать ему автономное развитие[94 - АВП РФ, ф. 06, oп. 1, п. 7. д. 62, л. 10–11].
(Немецкий аристократ и опытнейший, прекрасно образованный дипломат, изучавший юриспруденцию в Лозанне, Берлине и Мюнхене. служивший еще при императоре Вильгельме II, граф Шуленбург нацистов не любил. Гитлер и Риббентроп платили ему тем же: большим доверием у нацистской верхушки посол в Москве не пользовался. Шуленбург искренне пытался наладить отношения с Советской Россией. 5 мая 1941 года в беседе с тогдашним заместителем наркома иностранных дел СССР В.Н. Деканозовым он в завуалированной форме, поскольку разговор проходил в присутствии Хильгера, сообщил о готовящемся нападении Германии на СССР[95 - Архив Президента РФ, ф. 3, oп. 64, д. 675, л. 157–161.]. После провала заговора и покушения на Гитлера 20 июля 1944 г., в котором он участвовал, был арестован и повешен. – Л.П.).
На следующий день Шуленбург сообщил Литвинову указ Гитлера об установлении протектората Богемии и Моравии и о включении его в состав рейха. Указ устанавливал, что немцы – жители протектората становятся подданными империи, а остальные жители Богемии и Моравии – всего лишь гражданами протектората. Протекторат получал право самоуправления и автономию, а глава протектората – защиту и почетные права главы державы, однако фюрер назначал в протекторат имперского протектора, который утверждал членов правительства «автономного и самоуправляемого» протектората. Внешние сношения и военная защита протектората, надзор за путями сообщения относились к компетенции империи. Протекторат включался в «единое таможенное пространство» рейха, платежным средством наравне с маркой, вплоть до особого распоряжения была крона[96 - Там же, л. 2–6.].
