скачать книгу бесплатно
Константин Михалыч сначала засомневался, а Толик ему дальше:
– Вы что же, все коллекцию в город повезете? Так что с ней будет, а? Она ж не доедет. Надо сделать такой специальный ящичек, застеклить его, и туда поставить лучшие поделки!
– Тогда может, сделать такой себе городок? И церквушка кстати придется!
– А чего ж! Улицы сделаем, деревья, то, се! Красота будет! – воодушевился Толик. – Ящик только надо побольше.
– Э нет, Толик! Ящик тут как раз и не нужен. – Константин Михайлович задумчиво потер подбородок. – Открытое должно быть. Нам бы где-то полено какое найти – распилим вдоль, вот тебе и улица, и площадь.
– Где-то! У нас же лес кругом! Не город, страну можно выстроить!
– А это идея! Молодец. – Константин Михалыч похлопал Толика по плечу – Найдешь?
– Найду! – уверенно ответил Толик.
В тот же день Толик нашел подходящий вариант. Внизу, недалеко от обрыва, склонившись над рекой, там, где она делала поворот, росло большое дерево. Может дуб, может ясень, черт его знает! Росло сначала прямо, а потом, на высоте груди, ствол искривился, ушел в сторону и лохматым шлагбаумом повис над речкой. Толику пришло в голову, если обрезать ствол на двадцать сантиметров ниже изгиба, и на восемьдесят сантиметров после, получится такая себе буква «Г» с короткой ножкой и длинной перекладиной. Он пропилит верхнюю часть ствола вдоль, и получится прекрасная подставка на ножке. Сначала конечно, Толик хотел сделать подставку высотой в полметра, и платформу метра полтора – вот было бы дело! Но подумав, он сообразил, что такой пень он в жизни не дотянет до места назначения, даже если помогать ему будут Константин Михалыч, Бурячиха и оба брата Осокины.
В общем, Толик взял ножовку, и через три часа превратил старое дерево в новенькую музейную подставку. Дубоясень, конечно, было жалко, и Толик сперва засомневался. Но потом увидел, что дерево подсыхает. Немного конечно, процентов на пять. Но ведь дальше будет хуже! Зачем же дереву мучиться, живое все-таки! Опять же, вдруг кто плыть на лодке будет или купаться, а оно на голову рухнет!
Найдя таким образом, оправдание, он взялся за пилу. Пилил долго, ствол-то сантиметров пятьдесят в поперечнике! Потом плюнул, взялся за топор, и через полчаса, увлекаемое своей тяжестью, дерево рухнуло в реку.
Дальше дело пошло легче. Обрезал, обточил, ошкурил – стало вроде ничего. Теперь рашпилем, наждачком, лаком, то, се – очень даже неплохо может получиться!
Как он тащил пень наверх – это отдельная история. Толик проклял пень, выставку, знакомого, знакомого того знакомого и каждый домик по отдельности. Но ничего, дотащил, дотянул, и даже относительно не повредил.
Когда Константин Михалыч увидел пень, он несказанно обрадовался.
– Ну молодец, ну умелец! Спасибо, Анатолий!
Толик почувствовал себя центром мира. Было так хорошо, что даже неловко. Мало того, что интеллигент, который по определению не должен уметь плотничать, сделал Вещь с большой буквы, так еще – что самое главное – Анатолий! Это ли не шаг вперед! Потрясения, однако, на этом не закончились. Константин Михалыч полез в карман и дал Толику, впрочем, нет, Анатолию! пятьдесят гривен. Потом подумал, и выдал еще пятьдесят.
Всю неделю до вчерашнего вечера они шкурили, лакировали, расставляли, клеили. Получилось очень неплохо. Толик, чувствуя себя в ударе, предложил еще вырезать на платформе название композиции, дату, имя и фамилию автора, в глубине души надеясь, что Константин Михалыч предложит добавить имя ассистента. Константин Михалыч идею одобрил, про ассистента, правда, ничего не сказал. Потом, подумав, решили, что вырезать красиво не получится. Толик, вспомнив школьные годы, придумал нанести надпись выжигателем по дереву. Константин Михалыч сказал, что вряд ли в поселке у кого-то можно найти выжигатель, а вот паяльник вполне. И если Толик напишет красивым почерком, то можно будет выжечь эту надпись, как по шаблону. На том и порешили.
Пятьдесят гривен, полученные от компаньона жгли карман. Пятьдесят, потому что остальные пятьдесят Толик предусмотрительно спрятал в кадке с искусственной пальмой, стоящей в вестибюле дома отдыха, так как в столицу ехать с пустыми руками – признак дурного тона. Поэтому, когда выпросив на два дня паяльник у участкового (конечно, для Константин Михалыча, которого тот уважал), и возвращаясь обратно, Толик увидел тележку с разложенными жвачками, сигаретами и прочей мелочью, ноги сами изменили направление. Подойдя к тележке, Толик внимательно рассмотрел ассортимент, и не глядя на Бурячиху, сидящую под зонтиком на раскладной скамеечке, важно спросил:
– Почем выпить?
Бурячиха закряхтела, поерзала, и покрутив зонтик нехотя ответила:
– Пять вублей.
– Дороговато, однако, что-то, – сказал Толик, чувствуя себя олигархом, выбирающим очередной «Бентли».
– Дома дешеуве, – ответствовала Бурячиха, и стала обмахивать себя газетой.
– Ладно, давай пока две – скомандовал Толик, и не дожидаясь, пока Бурячиха спросит, есть ли у него деньги, полез в карман и небрежно достал купюру.
Бурячиха широко раскрыла глаза, но от расспросов удержалась. Она сунула руки в стоявшую под ногами сумку и чем-то зазвенела. Потом достала полный пластиковый стаканчик и вручила Толику.
Короче говоря, часа через два, а может, и гораздо позже, Толик отправился обратно. Быстро темнело. От поселка до дома отдыха по дороге скорым шагом идти было минут сорок. Если срезать через лес – вдвое быстрее. Решив сэкономить время, Толик свернул в лес. В наступающей темноте было ни черта, собственно говоря, не видно, но продукт Константин Михалыча, за который было заплачено кровными из своего кармана, не способствовал логическому мышлению.
Нетвердо ступая по тропинке, Толик сосредоточенно размышлял о том, почему у Бурячихи такое прозвище. Потому что у нее красное лицо? Или потому что она сама похожа на свеклу? Или у нее фамилия такая? А может потому, что торгует самогонкой? Задумавшись, Толик пропустил момент, когда нужно сворачивать, и прошел мимо. Через несколько сот метров, выйдя к обрыву над рекой, он понял свою ошибку, но не желая возвращаться обратно, полез через кусты.
Подходя к территории дома отдыха, Толик услышал приглушенный шум двигателей. Первым порывом было броситься вперед, так как в голову пришло, что это приехал тот знакомый за домиками на выставку. Потом поразмыслив, он пришел к выводу, что несолидно вот так бегать через кусты, словно пацан, что подумают люди!
Тогда Толик решил обойти вдоль зарослей, не теряя дом из виду, выйти на дорогу, и оттуда не спеша подойти к дому.
Подойдя к кустам и держа рот широко открытым, чтобы избавиться от запаха перегара, он осторожно выглянул и увидел перед домом десяток иномарок и группу людей, гуськом, точно пингвины на прогулке, входящую внутрь.
Толик решил, что это приехали хозяева, так как Константин Михалыч проживал в сторожке, а выставка домиков располагалась в подсобке. Но если это хозяева, то почему их Константин Михалыч не встречает? Или он уже внутри?
Что-то было не так. Присмотревшись, Толик понял, что его беспокоило.
Свет.
Горела одна лампочка над центральным входом и все. Даже когда никого нет, Константин Михалыч зажигает не менее трех-четырех лампочек на территории, да еще одну над сторожкой и одну над входом. А тут всего одна.
На всякий случай Толик присел на корточки и стал ждать.
Менее чем через полчаса люди вышли, расселись по машинам, каждый в свою, и уехали.
В качестве перестраховки, Толик собрался было обойти территорию лесом, и выйти с другой стороны.
Но прошло несколько минут, и из дома вышел еще один мужчина. Постоял, осмотрелся по сторонам и не спеша, прогулочным шагом двинулся по дорожке в сторону леса. Вышел на тропинку, достал телефон и кому-то позвонил.
Толик на расстоянии следовал за ним. Мужчина вышел к обрыву и став почти на самом краю, что-то бросил на землю. Хвоста за собой он, по всей видимости, не заметил. Толик из-за дерева внимательно наблюдал. Посмотрев на часы, мужчина достал пистолет. На фоне лунного света это было очень хорошо видно.
Трезвея, Толик почувствовал, как у него немеют ноги. Сейчас неизвестный повернется и влепит ему пулю между глаз. Толик хотел уже просить пощады, как неожиданно мужчина выстрелил себе в голову. Ноги стрелявшего подогнулись и тело мешком упало с обрыва в реку. Раздался негромкий всплеск.
Не разбирая дороги, Толик побежал. Отбежав на достаточное, как ему казалось, расстояние, он остановился, уперев руки в колени, чтобы отдышаться. Тошнота подкатывала к горлу. Толик представил, что мог сам сейчас плыть по реке с дыркой в голове, и его вырвало.
…Рассвет Толик встретил, согнувшись калачиком под кустом. Проснулся он от боли в боку. Зевнул, и некоторое время не мог понять, как здесь оказался, потом пощупал рукой больное место. Рука наткнулась на что-то длинное и острое. Вытащив из кармана паяльник, Толик сразу все вспомнил. С кряхтеньем поднялся, отряхивая прилипшую траву и листья, осмотрелся. Сейчас по его расчетам, должно быть часов шесть-семь. Куда идти, что делать? Как ни странно, голова не болела, наверное, сказывались длительные тренировки. Сейчас, при свете дня, вчерашнее происшествие не казалось таким страшным. Да и вообще, может быть, ему показалось? Выпито самогона почти на сорок гривен, и не такое можно увидеть! Сорок гривен, когда можно взять даром! Сказано, шальные деньги…
Что-то бормоча про себя, Толик пошел к месту вчерашнего, вернее, сегодняшнего происшествия. Сейчас он глянет трезвым взглядом, убедится, что ему показалось, а потом пойдет домой и посоветуется с Константин Михалычем. Потом они позавтракают, и будут ждать знакомого. Потом поедут в Киев. Воображение уже рисовало Толику картину, как они с Константин Михалычем покорят сначала эту выставку, потом следующую. Остальное будущее терялось в тумане, так как он и сам четко не представлял, что будет дальше.
Выйдя к обрыву, на то самое место, Толик огляделся. Ничего и никого подозрительного. Неужели и впрямь показалось? А как же люди, машины? Тоже? Он двинулся по тропинке вдоль края обрыва, поглядывая вниз. Слева медленно текла река, справа шумел лес. Тропинка постепенно отходила от края обрыва в сторону леса, обрыв постепенно сходил на нет. Все тихо и спокойно, как и всегда. Извилистая дорожка петляла сквозь заросли и приводила к повороту реки. Туда, где не далее, как два дня назад над рекой нависало злосчастное дерево, которому с легкой руки Толика было суждено быть вознесенным на алтарь искусства.
Еще издали Толик увидел в воде нечто грязно-серое и понял, что увиденное ночью не было результатом употребления нелицензированной продукции.
Срубленное им дерево упало в воду, и осталось лежать, загородив чуть ли не треть реки. Судя по всему, тело принесло течением, и зацепившись за ветки, оно прочно стало на якорь.
Скрываясь за кустами, Толик осторожно подошел. Труп лениво покачивался на воде метрах в двух от берега. Лицо было скрыто под водой и дыры от пули видно не было. Застрявшая в ветвях рука наоборот, была приподнята, словно погибший напоследок решал голосованием, жить ему или умереть. Из-под намокшего рукава пиджака что-то блеснуло. Толик вгляделся.
Часы, и судя по браслету, явно не из дешевых.
Если так рассуждать, человек сам застрелился, по своей воле, свел, так сказать, счеты с жизнью. Может, болел, может, обстоятельства так сложились, да мало ли как бывает! А значит, ему так все опротивело, что он двойное самоубийство совершил. Застрелился, а потом для верности утопился. Хотя, если учесть высоту обрыва – самоубийство вообще тройное получается! Значит, в этой жизни ему уже ничего не нужно было. А сейчас – тем более. Человек знал, на что шел. Значит, все сознательно и по доброй воле. В здравом, как говорится уме и трезвой памяти!
Придя к этому заключению, Толик стал разуваться. Скинув спортивные штаны и оставшись в латаных семейных трусах, он осторожно вошел в воду. Холодно! Покрывшись гусиной кожей и сделав пару шагов он, поеживаясь, осмотрелся. Вокруг ни души. Впрочем, люди здесь встречались только во времена полноценной работы дома отдыха, так как пляж был на три километра ниже по течению.
Возле места, где дерево невольно задержало тело, мешая ему плыть дальше, было неглубоко, вода едва доходила Толику до середины бедер, и мимоходом тот подумал, что трусы останутся сухими. Учитывая утренний холод, здоровье и возраст Толика, момент немаловажный.
Подойдя почти вплотную, он осторожно подергал мужчину за рукав. Никакой реакции. Осторожно, боясь, чтобы тело не перевернулось, Толик стал расстегивать браслет. Когда часы оказались в его руке, он аккуратно сунул их в карман рубашки и запустил руки в карманы пиджака погибшего. Ничего.
Толик вздохнул, еще раз осмотрелся и изогнувшись, так, что подбородок коснулся воды, запустил руки во внутренние карманы пиджака. Проще было просто перевернуть тело, но он боялся увидеть лицо покойника.
Руки что-то нащупали, и после недолгой возни Толик достал намокший бумажник. Все. Больше брать было нечего. Он выбрался на берег. В голове вертелась где-то давным-давно прочитанное слово «вакеро». Гоня прочь эти неуместные мысли, Толик уселся на обрубок ствола спиной к реке и наскоро вытершись штанами, стал рассматривать трофеи.
Часы очень даже ничего. Такие стоят гривен четыреста, если не все шестьсот. Вон, в воде сколько пробыли, а даже не испортились. Он аккуратно отложил их в сторону.
Часы стоили немногим более полутора тысяч долларов, но Толик этого, естественно, не знал. Иначе просто побоялся бы взять их.
Осмотр бумажника Толика обрадовал еще больше. Две тысячи четыреста тридцать две гривни, причем в основном крупными купюрами. И восемьсот двадцать долларов. Их он узнал сразу, хотя в руках держать не приходилось. Так, что еще? Какие-то карточки, четыре штуки, разноцветные, с надписями. Как их… Кредитки. Их Толик и рассматривать не стал. Хотя благодаря телевизору и журналам знал, что ими можно расплачиваться в ресторанах и супермаркетах. Но решил от греха подальше, не трогать. А бумажник-то ничего. Высохнет, сложить туда деньги (не забыть еще спрятанный в доме полтинник) и будет очень неплохо.
Он представил, как он нехотя открывает при Бурячихе бумажник, и приценивается к ее нехитрой продукции, потом небрежно поглядывает на часы, говорит: «Мне некогда. Пойду, пожалуй» и не спеша уходит. То-то она обалдеет! Да, за эти деньги можно купить Бурячиху со всеми ее потрохами, со столиком, тележкой и скамейкой! Толик аккуратно сложил деньги в бумажник, засунул его в карман штанов, часы – в другой карман, поднялся и зашагал в сторону леса.
Пройдя шагов десять, он оглянулся на карточки, сиротливо лежавшие на стволе. Они были такие красивые, цветные! Как ножом по сердцу! А если пойдет дождь? Намокнут, испортятся, то, се. Нет, это выше его сил! Толик вернулся, сгреб карточки и рысцой побежал к лесу.
* * *
– Так кто обнаружил тело? – щурясь на солнце, следователь Сушко положил под язык таблетку валидола.
– Местный один, алкоголик. Зайцев фамилия. – Участковый Симко вытер вспотевший лоб. – Прибежал около девяти, так мол, и так. Я на место вышел, осмотрел, потом вам позвонил… Ничего не трогал, естественно, – поспешно добавил он, увидев, как Сушко открыл рот, собираясь что-то спросить.
– Ну ладно, поехали. Показывайте. – Сушко сел на заднее сиденье. Симко плюхнулся впереди.
Микроавтобус «Mitsubishi» с членами оперативно-розыскной группы мягко тронулся с места.
– Как вам тут живется, в провинции? – Сушко наклонился вперед.
– Да как, потихоньку – охотно повернулся Симко, – если б еще зарплату выше, совсем песня была бы!
Симко чувствовал себя не в своей тарелке. Сегодня утром к нему прибежал Толик Зайцев и выпучив глаза, постоянно сбиваясь и отвлекаясь, рассказал, как утром он нашел Константин Михалыча с перерезанным горлом у себя в сторожке.
Естественно, Симко сначала не поверил.
– А ну, дыхни!
Толик послушно дыхнул. Если перегар и был, то слабый. В принципе, Толик сочинять мастер, но такое!
– Семен Витальевич, как на духу! Я ниче не трогал, как увидел, сразу до вас!
– Ладно, подожди за двором. Я сейчас.
Симко вздохнул. Этого еще не хватало! Тут бы спокойно до пенсии досидеть, без эксцессов. А теперь начнется! Сверху начальство давить будет, снизу – местный актив, бабы с поселка. Сверху пресс, снизу шум. Между двух огней. Еще и в субботу! Планы поработать в огороде, потом отдохнуть, а вечером сходить в гости к куму, стали умирать, так и не родившись.
Симко быстро собрался, пристегнул кобуру с пистолетом, положил в нагрудный карман футляр с очками. Покрутился на месте, сунул в карман блокнот с ручкой, проверил, хватает ли зарядки на мобильнике, и помедлив, прихватил дочкин цифровик. На всякий случай.
– Ира, я пошел! – крикнул он в окно.
– Иди – отозвалась жена. В ее тоне явно слышалось направление, куда именно Симко следует пойти.
Сначала Семен Витальевич хотел взять служебный мотоцикл, но потом передумал. Во-первых, бензин. Случай хоть и из ряда вон, конечно, но толку, что он приедет раньше! Все равно звонить в район придется. Во-вторых, ему не хотелось ехать с Толиком вместе, чтобы тот ехал сзади и держался за него.
Не велика важность, и пешком дойдет! Опять же, почти лето! Разумеется, о том, чтобы ехать на своем жигуле, вообще речи не было.
Переступая через копошащихся под ногами кур, Симко вышел на улицу к ожидавшему его Толику, и аккуратно закрыл калитку.
– Пошли.
– Так ты точно ничего не перепутал? – в который раз недовольно переспросил он Толика.
– Да честное слово! – прижал тот ко впалой груди руки.
Симко замолчал.
Они вышли за поселок и пошли по тропинке в сторону леса. Когда последние дома скрылись за деревьями, Симко прорвало.
– Вот, твою мать! Из-за какого придурка теперь геморрой имеем! Статистика к черту, еще и убийца теперь где-то по округе шарится! А все ты! – выговаривал он ни в чем ни повинному Толику.
Тот виновато молчал. Он не совсем понимал, в чем его вина, но чувствовал, что упрек справедливый. Может, надо было про того мужика рассказать? Но тогда деньги отберут и часы! Нет, это тут не причем. Не причем, конечно, но есть два трупа в один день, вернее, в одну ночь!
Час назад, покончив с инвентаризацией имущества неизвестного, первым делом Толик пошел в вестибюль за заначкой. Ключи от входной двери, заблаговременно позаимствованные у Константин Михалыча, лежали под третьей балкой перил. Однако дверь была приоткрыта. Не придав этому особого значения, Толик вошел.
Пятьдесят гривен лежали там, где он их спрятал. Положив купюру к остальным, Толик полюбовался бумажником, погладил его напоследок, и спрятав, отправился искать Константин Михалыча. Сначала он узнает, кто были эти люди, а потом, в зависимости, от ситуации, или расскажет про ночного самоубийцу (не все, конечно) или промолчит.
Зайдя в сторожку, Толик осмотрелся. Все в порядке, все как обычно. Он позвал Константин Михалыча по имени-отчеству. Тишина. Толик уже было хотел идти искать на территории, заодно глянуть в гараж – там ли велосипед – может, Константин Михалыч поехал на почту? Но потом коснулся паяльника, вспомнил о выставке и пошел в подсобку – на домики глянуть, и на пенек, который с таким трудом добыл. Зайдя в подсобку и включив свет, Толик увидел Константин Михалыча, стоящего на коленях и положившего голову на пенек, точно на плаху. На вскрытом лаком ландшафте для будущих экспонатов алело озеро.
Озеро крови. На полу валялся выпавший из безжизненно повисшей, усеянной крапинками руки окровавленный скальпель, главный инструмент, которым Константин Михалыч создавал деревянный городок.
Это было так страшно, что Толик опрометью выскочил на улицу, и побежал к поселку.
Подходя к сторожке, Толик понемногу стал сбавлять шаг, и оказался за спиной у Симко. Слишком много событий за последнюю неделю. Но, может быть, он что-то перепутал? А вдруг Константин Михалыч был еще жив? Может, надо было «скорую» вызвать? А он не разобрал сразу, что теперь будет? О том, как бы он вызывал «скорую» из сторожки, Толик не подумал. Ближайший работающий телефон находился в поселке, а мобильного у Константин Михалыча не было.
Симко зашел в подсобку.
– Ну и дела… – почесал он подбородок. – Свет так и горел?
– Да я… забыл выключить.
– Я говорю, так и горел? Когда ты пришел? – Симко надел очки и подошел поближе.
– Что? А, нет, было темно. Это я включил. – Толик, вытянув шею, с любопытством смотрел за действиями участкового. Тот осторожно пощупал пульс Константин Михалычу.
– Мертвее не бывает… Жалко старика, хороший дядька был. – Семен Витальевич снял с головы панаму.
– Кто ж его так, Семен Витальевич? – дрожащим голосом спросил Толик.
– Разберемся – ответил Симко, разглядывая расставленные на полках домики. – Надо же, тут прямо музей!
