Сердце чудовища

– Я не собираюсь ничего говорить про наркотики.

Такой поворот не оставлял Валентину и призрачного шанса.

– Если вы так уверены в своей правоте, то почему сперва решили поговорить со мной?

Альсента запустила руку в волосы и уставилась вдаль напряженно-беспомощным взором.

– Не знаю. Я вроде как… привязалась к этому чудищу. Он показался мне не таким уж ужасным. Напротив, он как глоток свежего воздуха в этом унылом и лживом мире…

– Что за глупости? – деревянным голосом отозвался Валентин, чувствуя как начинают томительно вибрировать все камеры его огромного сердца, часть из которых не должно волновать ничего человеческого. – Монстр не может быть хорошим!

– Значит, это он убил Брендона? То есть… вы? – она растеряно посмотрела в его глаза.

Валентин понял безмерную слабость своей позиции. Ему не было никакой необходимости защищать Змея. Но в то же время он не мог очернить его в глазах Альсенты. Ведь все лучшее, что не позволяло Змею убивать, сообщалось железной волей самого Валентина.

– Я никого не убивал, – холодно произнес он и остановился.

Эта фраза утонула в мертвой тишине заснувшего древнего леса. Они молча смотрели друг на друга.

Судя по нахмуренному лбу, Альсента что-то напряженно обдумывала.

– Уже поздно, Альсента. Я вынужден попросить вас оставить меня одного.

– Я никуда не уйду, пока не узнаю правду, – она сложила руки на груди, демонстрируя, что не сдвинется с места.

Валентин с раздражением обнаружил в ее взгляде женское упрямство и мужскую решимость.

– Что мне сделать, чтобы вы ушли и дали мне отдохнуть?

– Отдохнуть? Почему вы отдыхаете не дома, а в лесной глуши?!

– Так надо.

– Объясните мне, что здесь творится! Что это за лаборатория? Почему ваши раны заживают мгновенно? Как вы связаны с этим чудовищем?

– Я не могу сделать этого.

– Тогда я все расскажу полицейским!

– Если вы это сделаете, то больше никогда не увидите вашего любимого монстра, – тихо произнес он.

Альсента несколько мгновений всматривалась в его лицо, а затем торжествующе улыбнулась.

– Значит, вы признаете, что по ночам превращаетесь в чудовище?

Он молчал. Альсента сделала шаг навстречу Валентину и нерешительно коснулась кончиками пальцев его руки.

– Почему вы думаете, что никто не уважает чужие тайны? Поверьте, я никому не скажу, – Валентин изумленно наблюдал прямо перед собой ее взволнованное лицо, исполненное чарующих пропорций. – Вы мне гораздо ближе, чем обычный человек. Чудовищность и безумие – это жить как все и радоваться пустой обыденности. Я не предам вас. Если… тот монстр и убил Брендона, то наверное… за дело....

Валентин ошеломленно уставился в ее лицо.

– За дело? – эхом повторил он. – Что вы такое говорите? Убивать людей – это чудовищно!

– Да, но… – смущенно произнесла Альсента. – Уолтер рассказал мне, что этот хирург хотел лишь завоевать славу великого врача. Он готов был погубить Майкла. Разве не справедлива та участь, что его постигла?

– К чему вы клоните? – пробормотал он.

– Даже если это вы… точнее ваша темная половина сделала это, – прошептала Альсента ему на ухо, словно это имело смысл в дремучем бору, – я не отвернусь от вас. Это и есть смелость. Мы оба знаем, что такой цинизм по отношению к чужой жизни заслуживает наказания. И только убогая человеческая слабость обвиняет чудовище, что позволяет бедному Майклу снова не бояться, что он станет жертвой ужасных врачей! Более того, так следует поступить с каждым из них, если они снова замахнутся на то, чтобы идти к цели, не разбирая средств!

Валентин почувствовал, что просыпающийся Змей взирает на Альсенту с таким умилением, что готов заплакать. Ее речь, прозвучавшая как гимн чудовищности, умаслила чернейший дух.

Валентин испуганно отстранился от нее, словно имел дело с прокаженной.

– Вы – хорошая партия для того, кто убил Брендона Чейна. Вынужден вас расстроить, это не я.

– Но вы не отрицаете, что превращаетесь в чудовище, ведь так? И при этом утверждаете, что Брендон погиб, упав с парковой скамейки?! Таких совпадений не бывает.

– Что вы хотите от меня? Зачем вам нужны мои признания?

– Но только ли мне они нужны? – ласково заметила Альсента. – Разве вам не хочется наконец обрести девушку? Я понимаю, что это совершенно невозможно в том случае, когда она не посвящена в вашу тайну. Я очень хочу быть с вами, Валентин!

– Со мной или с ним?

– Не важно! В объятиях этого монстра я первый раз в жизни почувствовала себя живой. И ваша жизнь мне представляется не проклятием, но способом бытия настоящего сверхчеловека, стоящего над добром и злом, над смертью и искусственными ценностями! Позвольте мне разделить ваш мир!

Валентин с тоской посмотрел в изумрудные глазищи, наполненные неземной страстью. Как он мечтал когда-то увидеть эти чувства в подобных им!

– Вы, как многие девушки, склонны влюбляться в плохих парней, – спокойно заметил он, рассматривая носки своих ботинок. – Но поверьте, это существо – слишком плохой парень. Вы очаровались им. И он тоже очаровался вами. И эти чувства – единственный путь, по которому он может проникнуть в мой разум и окончательно одолеть меня. В этом… в общем-то нет ничего плохого. Я давно знаю и даже… хочу оказаться во власти его мечтаний. Есть одно замечательное место, куда мы отправимся, когда все будет кончено… Но есть еще одно дело, которое я должен сделать. И ни вы, ни полицейские – никто не остановит меня!

Он решился поднять на Альсенту взгляд. По ее лицу гуляла такая буря чувств, что было невозможно разобрать, что она думает по поводу его откровений.

– Почему вы не хотите принять мои чувства? – спросила она дрожащим голосом.

– Это болезнь, – он с усмешкой ткнул себя пальцем в грудь. – Это мимолетный призрак… неустойчивая конструкция. Я – не настоящий человек. Мне нельзя влюбляться в вас, Альсента. Он использует это против меня…

– Я ему не позволю, – Альсента решительно шагнула к Валентину и крепко обняла.

Он ощутил прикосновение шелковистых, приятно пахнущих локонов к щеке и услышал ее голос:

– Я вас удержу.

Валентин не должен был поддаваться. Но вместо этого он дрожащей рукой обнял ее за голову и произнес:

– Тогда вы должны поверить, что я не убивал Брендона Чейна.

На мгновение повисло мучительное молчание.

– Я верю.

Вдруг Альсента отстранилась от него и в привычной, чуть нахальной манере сказала:

– Вы можете гордиться, что отучили меня от наркотиков! За это обещаю вам ночь, полную тех сексуальных утех, что вы способны вообразить.

– Вы знаете, что я не смогу провернуть все эти утехи ночью, мисс Браун.

– Тогда, может просто погуляем? – Альсента озорно улыбнулась и поцеловала его в щеку.

– Хорошо, но…

– Никаких "но"… – отрезала она.

Еще около часа они брели по тропинке как самая обычная влюбленная парочка. И только порыв демонического ветра в неизменный час подбросил Альсенте Браун совсем иного кавалера. Но она ничуть не расстроилась…

Следующим утром Валентин встал в замечательном настроении. Змей великолепно провел время. Он уносил Альсенту на недоступные горные вершины, протыкающие небосвод, показывал ей те самые заброшенные острова, полные странных людей и диковинных животных. Чудовище наслаждалось ее страхом, которого в отсутствие одурманивающих веществ хватало, чтобы заполнить его громадное демоническое сердце целиком.

Валентин почувствовал ликование Змея, которое не исчезло даже после пробуждения. Этого загадочного обстоятельства Валентин никак не мог понять. Почему Змей так привязался к этой девушке? Для него красота ничего не значила. Он полюбил Альсенту за сходное с его собственным стремление удрать в трансцендентную высь или оправдание его жестокости? Но даже в этом случае, он по чудовищным меркам просто не должен был уметь чувствовать родство с кем-либо, даже если к этому имелись все основания. Валентин хорошо изучил за эти годы свою темную половину – в ней не было ничего человеческого. Только одно объяснение смог придумать Валентин, преодолевая обычный маршрут до института. Змей нашел уязвимое место в ментальной броне Валентина и решил таким образом сломать последнюю защиту. Он имел доступ к инстинктивной части души, где обитало сексуальное влечение. И используя эту страсть, чудище вылепило романтическое чувство, как орудие против здравого смысла своей человеческой ипостаси.

Валентин заметил, что что-то не так только в тот миг, когда обнаружил себя в своем кабинете. Посмотрев на часы и мучительно собравшись с мыслями, он сообразил, что даже не появлялся сегодня в общей комнате и сразу по приходу в институт направился сюда. Более того, он сидел в одиночестве уже три часа, наслаждаясь тишиной, отсутствием человеческих голосов и грезами о восхитительной мисс Браун. В его фантазиях, увлекших его воображение от стен кабинета, образ Альсенты соединился с мечтами о замке демонической истины и той поразительной реальности, что была скрыта за его тяжелыми резными воротами. Валентин лицезрел невиданные, непостижимые человеческим умом картины иных миров, безумных духов и запредельных эмоций, какие никогда не озаряли своим блистанием этот серый мир. И в центре этого космического круговращения заключенная в объятия его даже не змеиного, но вовсе бесформенного и многомерного тела, сверкала фигура Альсенты. Ее женственность в этих мечтах превратилась в ощутимую силу, исполненную божественного величия и дьявольского обаяния.

И вдруг Валентин содрогнулся от ужаса. Он испытал двойственное чувство. Будто бы увиденная им сцена является самой настоящей действительностью – не мечтой, но подсмотренным будущим, что ожидает Змея. А вот все бытие, которое окружало Валентина в данный момент, включая институт, его работу и даже собственное человеческое тело – лишь призрачным сном. И скоро это сновидение, мучающее свободолюбивого и могучего духа завершится. И единственным, что было в этом театре абсурда реальным – это мисс Альсента Браун. Змей вырвет ее из дурного сна и заберет с собой! Все эти годы он ждал только ее: гордую, смелую и жаждущую приключений. Едва она доверится Змею настолько, что решится шагнуть с ним за пределы видимого мира, как Валентин будет брошен наземь, как ненужный костюм.

Это чувство, никогда за время новой жизни не посещавшее Валентина, прожгло его душу всесокрушающей болью. Он думал, что страх был совершенно чужд ему, но убедился, что это далеко не так. И эта мысль окончательно поставила его в тупик. Если Змей уже готов сожрать его, то почему сам Валентин все больше начинает напоминать настоящего человека?

Он поднялся и стремительно вышел из кабинета. Не разбирая дороги, он выбежал на улицу и стал глубоко дышать. Валентин пытался оправится от невиданного происшествия: Змей атаковал его среди бела дня, после пяти лет упражнения воли, которая, казалось, должна были намертво сковать его ужасное туловище. Монстр заставил его на три часа удалиться от всех и позабыть про жизненно важную необходимость быть среди людей. Валентин должен был ломать голову над тем, как ему решить проблему с полицейскими, а вместо этого грезил об Альсенте и замке демонической истины!

Валентин стал буквально впиваться взглядом в окружающий его институтский городок. Он должен заслониться от влекущих фантазий реальностью. Но, словно насмехаясь над его попытками, перед глазами Валентина возник знакомый мост, протянутый через бесконечную бездну. Он вытеснил летний день без остатка, заполнив все его существо. Этот образ, как никогда яркий и требующий поверить и покориться ему, явил нечто новое. Валентин увидел, как грозный бескрылый дракон летит в его сторону вдоль хрустального моста. Он вот-вот достигнет его. Валентин в страхе зажмурил глаза до золотых искр, и видение оставило его.

От отчаянных попыток отдышаться его отвлек знакомый женский голос.

– Шеф, на тебе лица нет!

Валентин вздрогнул от неожиданности и даже сразу не узнал своей подчиненной. Память, пораженная вирусом чудовищных видений, упрямилась и не хотела давать хозяину подсказок.

– А, это ты… Глория… – с облегчением произнес он.

– С тобой все в порядке, шеф? – обеспокоенно поинтересовалась Глория.

Валентин сосредоточил взгляд. Вид неизменного спортивного костюма, который на отсутствующей талии образовывал кольца жира, привел его в чувства.

– Переборщил с нагрузкой на тренировке… – пробормотал он, замечая за собой, что произнесение слов требуют от него чуть больше сил, чем обычно.

Как же далеко Змей зашел сегодня!

– Ты уж будь поосторожнее. Ты слышал последние новости?

Валентин отрицательно помотал головой, чувствуя, что окружающий мир сменяется сном, который неуловимо входит в стадию кошмара. Он знает, что сейчас Глория произнесет нечто, что вколотит последний гвоздь в гроб, где покоится его относительно спокойная жизнь.

– Брюса Страйта нашли рядом с его домом. Какая-то тварь измочалила его хуже, чем Брендона.

Валентин закрыл глаза и сразу вздрогнул. Стоило ему оказаться в темноте, как объемное и живое видение моста над пропастью снова обрушилось на него. Он почувствовал, что некая сила тянет его в ужасающий колоссальный колодец. Повсюду раздавался смех Змея, парализующий его тело.

Валентин открыл глаза и посмотрел на Глорию так, что она обеспокоенно отпрянула от него.

– Что здесь происходит, шеф? – растеряно произнесла она.

Валентин пробормотал что-то бессвязное. Он пытался вспомнить вчерашнюю ночь, но к собственному ужасу не мог сосредоточиться даже на разговоре с Альсентой, предшествующем трансформации. Что они творили?

– Карла ровно в шесть собирает всеобщее экстренное совещание в зале торжественных церемоний.

– Повестка?..

– Да что с тобой происходит?! Какая еще может быть повестка? Чертов монстр раскатал в лепешку и обглодал кости двоих людей! – почти закричала Глория.

Она выглядела донельзя напуганной. Валентин, поняв, что солидную порцию страха сообщала Глории его странная реакция, постарался взять себя в руки.

– Не надо переживать. Полицейские поймают эту тварь. Уверен, что они уже дышат ей в спину.

Валентин даже огляделся, высматривая притаившихся в кустах Михаэля и Андрэуса. Не спешат ли они наброситься на него и заковать в наручники?

Глория недоверчиво хмыкнула. Теперь испуг на ее лице стремительно уступал место неловкости.

– Будем надеяться. Послушай, шеф, в последние дни ты сам не свой… И я хотела тебя спросить…

– Да?

Глория пару мгновений помялась и произнесла, глядя ему в глаза:

– Ты влюбился, шеф?

Валентин озадаченно уставился на нее.

– Или заболел? – поспешно добавила Глория. – Просто мне кажется, что с момента приезда этой девчонки с тобой что-то происходит. Я… в общем, ты уж прости, но твое поведение говорит о том, что ты не обладаешь большим опытом общения с противоположным полом… в романтическом смысле. И я хочу сказать, – она покраснела, – что, если тебе нужен совет, то ты можешь рассчитывать на меня.

– Ээээ, – протянул Валентин единственное, что сумел придумать по поводу столь интригующих предположений.

– Сразу скажу, что эта особа тебе не подходит! – выпалила Глория.

– Почему? – своим вопросом Валентин подлил масла в странность этого диалога.

– Долго объяснять. В общем, это моя женская интуиция и жизненный опыт.

Валентин какое-то время хмурил брови, не зная, как отреагировать на столь категоричное заявление.

– Но почему ты думаешь?..

– В такой красивой обертке разве может оказаться вкусная конфетка? Она не та, какой кажется мужскому взгляду, очарованному этими формами.

Валентин усмехнулся

– Я тоже не такой, как кажется на первый взгляд… А что касается ужасной обертки – так она не лучше.

– Да? Ну, наверное, тебе видней, – жестко отозвалась Глория и, круто развернувшись, зашагала прочь.

Валентин осознал, что, по всей видимости, Глория посчитала, что он имеет в виду ее тело. Он подумал, что надо будет обязательно извиниться перед ней и объяснить, что речь шла совсем о другом. И даже мысленно поставил в плане завтрашнего дня отметку, чтобы не забыть.

Что же предпринять? Два провала в памяти – две жертвы. Надо сломя голову бежать к Альсенте и спросить, что происходило вчера! Но что если… Что если она скажет, что он действительно убил Брюса? Если положит руку ему на плечо и ласково сообщит, что такая расправа – настоящий мужской поступок? Точнее даже не мужской, нет! Поступок сверхчеловека, стоящего над моралью! Сумеет ли Валентин найти себя в этом бешенном торжестве Змея, будь это так?

Он затравленно озирался по сторонам, не зная как поступить. Нет! Он не пойдет к Альсенте прямо сейчас. Он должен собраться с мыслями. Змею не победить его. Валентин еще не закончил свои дела. Он не нашел лекарство от вируса Кагона. Не успел помочь еще множеству больных. Не время.

Немного придя в себя и направляясь в общую комнату потолковать с Льюисом о совершеннейших пустяках, которые должны были его отвлечь от проделок Змея, Валентин не мог избавиться от навязчивого ощущения, что его намерение провести завтра примирительную беседу с обидевшейся Глорией несказанно насмешило его темную половину. Монстр будто скептически смотрел на возможность Валентина что-либо сделать после сегодняшней ночи. Но откуда тот мог знать будущее? Даже этому чудовищу такое было недоступно.

До собрания, мысль о котором наполняла Валентина смесью тревоги и неясного ожидания чего-то донельзя восхитительного, оставалась еще уйма времени. Потому он направился в общую комнату и с огромной радостью обнаружил там Льюиса. Оставаться одному в таком возбужденном состоянии ему очень не хотелось. Стоило им обсудить печальную утрату знаменитого декана, как Льюис философски заметил:

– Жалко, что они наверняка либо не смогут найти его, либо просто уничтожат.

– О чем ты, Льюис?

– Про того монстра. В кои то веки появилось существо, ради которого строился этот институт, – протянул философ. – Впрочем, плата за его обнаружение уж слишком высока. Жаль, что Брендона и декана Страйта постигла такая незавидная участь.

– Да… очень жаль… – пробормотал Валентин.

В дверь нерешительно постучали.

В последние дни каждый такой стук оборачивался какими-то неприятностями, и Валентин покосился на источник звука крайне неодобрительно.

– Войдите.

Дверь столь же нерешительно распахнулась, явив стоящего на пороге… Майкла!

Даже Льюис, славящийся исключительной отрешенностью, выронил книгу из рук и пораженно разглядывал гостя. Майкл Илнер опирался на простую деревянную трость и смущенно улыбался. Валентин был удивлен не меньше Льюиса – он как никто другой понимал всю тяжесть синдрома Кагона. Даже с помощью костылей передвигаться для такого больного было невиданным достижением, что уж говорить про палочку, больше напоминающую элемент одежды какого-нибудь модника?! Валентин почувствовал, что события и впрямь закручиваются в нереальный сон.

– Доброе утро! – просиял Майкл. – Доктор Грэндс сказал, что я иду на поправку!

Его голос окреп и продолжал удивлять Валентина непривычными интонациями.

"Какая еще поправка? – озадаченно подумал Валентин. – От этой болезни не поправляются, как от гриппа…"

– Привет, Майкл, – Валентин встал и пожал руку Майкла, ощутив силу его рукопожатия, которой никогда не замечал раньше. – Присядешь?

– Зачем? – радостно поинтересовался Майкл, проходя в кабинет. – Когда я стою на месте, то могу обходиться и вовсе без опоры! Я уже присмотрел себе трость с прикольным набалдашником. Стоит кучу денег, но зато я стану выглядеть, как какие-нибудь ваши столичные франты!

Он аккуратно прислонил трость к одному из стульев и гордо встал, настороженно наблюдая за реакцией собственного тела. Валентин отметил, что даже говорить Майкл стал по-другому. До этого дня все его фразы были довольно короткими. Такая ситуация была понятной и закономерной: людям, страдающим от синдрома Кагона, даже говорить порой было нелегко, потому они привыкали выражаться предельно лаконично. Если надо было произнести длинный монолог, то жертвы недуга просто замедляли темп речи или почти шептали, экономя силы. Значит, Майкл и впрямь чувствует себя просто замечательно.

– Ого, это здорово! – фальшиво улыбнулся Валентин, не в силах избавиться от дрянного предчувствия чего-то очень нехорошего. – Как ты себя чувствуешь, Майкл?

– Просто замечательно, мистер Стронгхолд. Мне так стыдно перед мисс Браун. Доктор дал мне какое-то странное вещество, что заставляло меня говорить всякие глупости и вести себя как сумасшедший или ребенок. Это было просто ужасно! – его передернуло. – Ведь ум многие годы был моим единственным достоинством. Я понимаю, что магистр Грэндс сделал так, чтобы спасти мою жизнь, но мне тошно вспоминать об этом.

Валентин, не заботясь даже об откровенной наглости такого интереса, пристально разглядывал выражение предельного омерзения, с каким были сказаны эти слова. Раньше ему никогда не доводилось видеть такой эмоции на лице своего пациента. Он даже подумал сперва, что Уолтер переборщил с дозировкой. Но если принять концепцию о том, что Майкл выделывает все эти чудеса на фоне адской дозы дающего силы наркотика, то его речь должна походить на бессвязный бред. Однако никакой одурманенностью, кроме приподнятого настроения, и не пахло.

– Твоя поправка дает нам шанс отменить операцию, – заметил Валентин очевидную мысль, не зная толком, как следует прокомментировать чудесное исцеление.

– Разумеется. Мне она не нужна, – отмахнулся Майкл.

Это движение заставило его опасно покачнуться, но Майклу удалось сохранить равновесие. С горделивой улыбкой он многозначительно посмотрел на Валентина.

– Да… – покивал тот, не зная, что ответить на такое категоричное замечание. – Ммм, Майкл, я не хотел загружать тебя всякими бедами, пока ты находился в острой фазе болезни… В общем, вчера какая-то тварь зверски убила Брендона Чейна. А сегодня похожим образом погиб декан Страйт.

Ни один мускул на худом лице Майкла не дрогнул. Он посмотрел на Валентина так, словно тот сообщил ему о прошедшем ливне, затопившем пару уникальных цветков в институтских садах.

– Получается, – произнес он равнодушно, – что теперь некому делать мне операцию?

– Но есть и другие хирурги, так что…

– Ничего страшного, ведь я скоро выздоровею! – простодушно улыбнулся Майкл. – Ну ладно, думаю стоит навестить оставшихся врачей, – он глупо хихикнул. – Вот они удивятся!

Этот смешок заставил Валентина насторожиться.

– Может, побудешь еще недельку у доктора Грэндса? Подождешь, пока твое состояние уравновесится? Будет жаль, если тебе станет плохо в больнице и…

– Нет! – Майкл вдруг яростно покачал головой. – Со мной ничего не случится. Я здоров! И они должны увидеть это!

– Давай я провожу тебя…

– Нет. Я способен дойти туда самостоятельно!

Валентин всмотрелся в упрямый взгляд и молча кивнул.

– Кстати, Майкл, ты не встречался с полицейскими? – спросил Валентин, наблюдая как тот берет трость и разворачивается к выходу.

– Нет… – отозвался он с удивлением, – а зачем мне с ними встречаться?

– Они расследуют убийства Чейна и Страйта и опрашивают всех, кто знал их. Если они к тебе придут, то не говори им пожалуйста про лабораторию мистера Грэндса, хорошо?

– Конечно! О чем речь?

Когда Майкл вышел из кабинета, Валентин посмотрел на растерянное лицо Льюиса. Тот хмурил высокий лоб, демонстрируя бурный мыслительный процесс.

Валентин на деревянных ногах прошел к своему месту и опустился в кресло. Перед его глазами стояла улыбка Майкла. Она напоминала сегодня выражение радости здорового человека. Однако Валентин профессионально отметил, что новая мимика Майкла не могла быть следствием лишь проснувшихся мышц. Складывалось впечатление, что сами лицевые кости, скрученные недугом, приходили в нормальное состояние. Но это было совершенно невозможно! Тем более такая метаморфоза не могла произойти за пару ночей. И как он мог забыть про диплом Майкла по демонологии и находку формулы для вызова злого духа?! Уж сам Валентин-то должен был отнестись к тому, что принято считать сказками, более внимательно.

Однако все эти рассуждения из области рациональных знаний не были самыми важными аргументами в страшной догадке. Монстр, спрятанный в теле Валентина, учуял нечто до боли знакомое и встрепенулся. По жуткому телу, спрятанному под обличием Валентина, прошла ликующая рябь.

Валентин вспомнил стоящий стеной дождь, отвесный обрыв и восковое лицо в допотопной шляпе. События пятилетней давности нахлынули так, словно все было лишь вчера. Валентин почти не помнил той ночи, но сейчас увидел ее во всех подробностях.

…Странный человек окликает его, когда передние колеса коляски Валентина уже почти оторвались от земли. Еще миг – и Валентин Мейсон полетит в бездонную пропасть. Пропасть, известную тем, что на ее краю можно попросить о чем угодно. И если готов отдать душу за свое желание, то злой дух по имени Домонодис обязательно исполнит его.