Это сделал Сайман. Книга 2

Тот вздохнул, покрутил головой, будто примерясь к собственным мыслям, проговорил обстоятельно:

– Думаю, что местный пацанчик, к кому-то или приходит, или часто бывает на территории – на видео, что мне Василий Егорыч показывал, больно уверенно передвигался.

– Но он выбрался с территории и уехал на автобусе. А вы говорите – охрана хорошая, парни надежные никого не выпустили бы. А пацанчик-то вышел.

– Вышел. Только в какой момент вышел-то? – участковый лукаво прищурился. – В момент перезагрузки камер после перепада. Охрана в тот момент перед камерами не сидела, периметр охраняла, как и положено по инструкции. Вот он и вышел. Если внимательно вы, господин следователь, смотрели, вышел он под прикрытием черной «Лады» Алефтины Сомиковой, судьи нашего арбитражного суда…

– Да, ловко…

– Ловко, и я о том говорю. Получается, все продумал и заранее предусмотрел.

Филиппов задумался – участковый подметил то, на что сам Филиппов не обратил внимание, увлекшись странностями внутри дома Вишняковых.

– Получается, что в Северную слободу прибыл он не просто так, а уж с какой целью – убить ли кого, ограбить или просто поглазеть на любимую девчонку – это уж знать никак не получится из имеющихся фактов.

Филиппов кивнул:

– Но он терся у дома Вишняковых в момент убийства, даже выбирался через служебный ход.

Радионов пожал плечами. Филиппов посмотрел на него в упор:

– А скажите, уважаемый Ипполит Ануфриевич. А мог это быть не пацанчик, а девица? Молодая такая девица?

Хорошо, допустим, это не Анна Вишнякова – Рабанская предоставила фото парня, крутившегося у дома, и это была не Вишнякова. Но могла быть другая девушка? Или Вишнякова себя хорошо загримировала…

Участковый задумался – вспоминал ориентировки, записи с камер видеонаблюдения.

– Вряд ли. Больно тощ, – старичок очертил в воздухе характерные изгибы женского тела, отсутствующие у пацана. – Вряд ли.

А вот Филиппов надеялся на иное, вчерашняя догадка о том, что пацанчик и Анна Вишнякова – оно лицо, так хорошо укладывалась в версию. Но не признать, что участковый был прав, Федот Валерьевич тоже не мог. Он подавил вздох. Радионов усмехнулся, лукаво прищурился:

– Не огорчайтесь, найдете вы его. А мы подсобим, чего уж нам. Если пацан этот в слободу один раз пришел, то и второй явится, если не убийца он. Так и выясним.

– А если убийца?

– Так тем более явится, только будет осторожнее. Так и мы внимательнее будем. – Участковый поднялся со стула: – Парней наших, слободских, я уж накрутил, так что глаз не сомкнул, приглядывать будут и за поселком, и за окрестностями.

Он переминался с ноги на ногу, явно рассчитывая, что разговор окончен и в скором времени он сможет быть свободен. Но Филиппов задержал его вопросом.

– А что, Ипполит Ануфриевич, приличная у вас аудитория в поселке?

Участковый сел на стул, подавил вздох.

– Да всякая, как обычно. Они только с виду успешные и образованные, а случись чего, так – обычные люди. Ругаются, спорят, угрожают, дерутся даже…

– Даже так?!

– Ага-ага, – Радионов кивнул. – Вот недавно, Алферов, банкир, едва жену с балкона не опрокинул, в порыве страсти так сказать, – участковый усмехнулся. – Соседи нажаловались, пришлось к ним приходить, представление выдавать, проводить беседу. А Андрей Платонович, банкир-то этот, говорит мне, мол, что ты, Ипполит Ануфриевич, со мной, как с малым ребенком. А как с ним иначе, если натурально как малый ребенок.

Участковый вздохнул.

– А конфликты в семьях часто бывают? Дети из дома, может, уходят?

– Понимаю, к чему спрашиваете, думаете, не чей-то ли беглый ребенок… О таком не знаю. При мне, а я на участке этом служу без малого тридцать лет, значится, ни одного бегунка не случалось.

Филиппов кивнул:

– Ясно. Если что-то вспомните или выясните, мне напрямую набирайте. А если пацан этот снова появится, не спугните его, уж будьте добры.

Участковый полоснул по нему взглядом:

– Да что, господин следователь, как можно, неужто я не знаю…

– А я верю, что знаете, но напомнить не лишнее – пацана этого мне нужно опросить. А если так, то хочу, чтобы вы понимали, что парень этот может оказаться единственным свидетелем убийства, а потому ему угрожает вполне серьезная опасность.

Взгляд участкового потемнел и будто бы погас на мгновение. Этого оказалось достаточно, чтобы Филиппов убедился – участковый Радионов знает больше, чем говорит.

Глава 22. Роботы на парковке

– Скажите, пожалуйста, какие мы деловые и строгие…

Майя Рабанская к предупреждению Филиппова отнеслась скептически – угрожали ей регулярно, поэтому она привыкла к ощущению, будто идешь по лезвию бритвы, оно отрезвляло и добавляло смысла в рутинную, в сущности, работу.

Майя была любопытна и терпелива, умела слушать и наблюдать, а поэтому считалась неплохим репортером. Она пропадала из редакции на недели, чтобы принести сенсационный материал. Коррупция среди чиновников международного уровня, криминальные схемы, фальсификации выборов, подкуп свидетелей и давление на присяжных по громким уголовным процессам – она бралась за самые «горячие» темы.

Ее не любили коллеги, опасались конкуренты и люто ненавидели все, кому она испортила карьеру, сорвала многомиллионную сделку или подпортила репутацию. Так что угрозы ее не пугали. Тем более в этом деле она только-только появилась, никто не знает, что она в нем участвует, что ведет свое собственное расследование, которому так удачно решил помочь Филиппов.

Девушка прошла в фойе, нашла взглядом охрану. Вытянув из сумки значок общественного помощника следователя, вальяжно направилась к вооруженному парализатором мужчине. Коротко представилась.

– В сто пятой палате наш сотрудник лежит, вы уж, пожалуйста, присмотрите за ним до приезда наших коллег из ведомства… Мало ли…

Она многозначительно изогнула бровь. Охранник понял больше, чем она сказала – в общем-то Майя на это и рассчитывала: сказать ровно столько, сколько потом можно домыслить.

– Сто пятая? Это травматология? – Он потянулся к коммуникатору.

– Именно…

Майя была уверена, что с Яблочкина теперь глаз не спустят. Она не была уверена, что поступила правильно и не получит потом по шее от Филиппова за самоуправство и введение сотрудников вневедомственной охраны в заблуждение, но не смогла себе отказать в удовольствии наблюдать, как охрана больницы выстраивает кордоны, усиливает пропускные пункты и закрывает дополнительные входы-выходы в здание. Просто как в настоящей полицейской операции.

Рабанская едва сдерживалась, чтобы не завизжать от восторга, когда на крыльцо отделения травматологии и нейротравмы выбрался серьезный мужчина в черном и принялся проверять у всех входящих пропуска.

«Филиппов меня убьет», – эта мысль немного омрачила радость.

«Яблочкин, как очнется, вообще в шоке будет». А от этой мысли хотелось заплакать – дело пахло отстранением с такого теплого, но еще совсем не насиженного места общественного помощника. Майя вздохнула: надо торопиться в управление, а то Филиппов ею пообедает.

Девушка поправила сумку на плече и свернула к парковке. Свой аэрокар она оставила почти у тропинки к больничному корпусу, сразу за причудливо подстриженным кустарником. Майя достала ключ и уже почти нажала кнопку запуска гравитационного двигателя, когда почувствовала опасность. Привычное томление под сердцем, легкий тремор и заложенность в ушах – свидетельство подпрыгнувшего давления. Рабанская достала из сумки коммуникатор и остановилась, будто бы разговаривала по аудиосвязи. Беспечно засмеялась и прогулочным шагом прошлась до ближайшей скамейки, опустилась на нее. И посмотрела через плечо.

Сердце ёкнуло, сделало опасный кульбит и рухнуло в пятки, откуда опасливо постучало: по парковке, методично проверяя аэрокары, проходило сразу три андроида. Старая модель, которая сейчас обычно используется для технических работ. Совсем такие же, как в парке у ЗИПа. Роботы шли по рядам, считывали номера аэрокаров и, очевидно, сверялись с какой-то базой. Майя затаила дыхание. Это могли быть посланные местной охраной роботы, они могли проверять пропуска у владельцев припаркованных здесь машин. А могли…

Девушка отвернулась, продолжая делать вид, что болтает о мелочах, иногда негромко, чтобы не привлекать внимание, смеялась. По мере приближение роботов к ее аэрокару, тяжесть в груди и нехорошее предчувствие нарастали.

Майя огляделась в поисках укрытия – она была вся как на ладони. До крыльца бежать довольно долго, она прикинула – роботы ее пристрелят раньше. Обратить на себя внимание замершего на крыльце охранника не получится – он слишком увлечен проверкой пропусков, на лестнице уже собралась небольшая очередь, люди нервничали и обещали жаловаться. По дорожке, как назло, больше никто не проходил, так что обнаружить себя было делом времени.

«Может, все-таки не за мной?», – надежда все еще теплилась в душе. Майя поправила волосы, снова взглянула на парковку: три робота застыли около ее аэрокара.

– Засада…

Вариантов не оставалось – андроиды разыскивали именно ее. Значит, Филиппов был прав и спасения Яблочкина еще может ей аукнуться. Зря она не послушала его совета и не умчала сразу после разговора в Управление, может быть, еще бы успела.

Майя, согнувшись пополам, рухнула под скамейку и по-пластунски отползла к соседней – та была чуть лучше прикрыта еще довольно пушистым декоративным кустарником от парковки с одной стороны, клумбой с цветами с другой и урной – с третьей.

«Это получается, хорошо, что я по тревоге охрану подняла. Получается, молодец я», – похвалила себя. Не хотелось бы только, чтобы грамоту ей за сообразительность выдали посмертно.

Надо звонить Филиппову и звать на помощь. Но как это сделать, чтобы сюда не сбежались все андроиды округи? Майя выглянула из своего укрытия, присвистнула – к парковке подтягивались другие андроиды. Плохо. Совсем плохо. Майя снова отползла в кусты, подложила под живот холщевую сумку – земля уже была холодной и быстро вытягивала тепло.

«Надо понаблюдать, – решила девушка. – Вдруг они куда-то уйдут».

Надежда проскочить мимо роботов, взмыть в аэрокаре в воздух была заманчивой. Но маловероятной. Взглянув на часы, девушка решила подождать.

На земле лежать было сыро, по телу пробежала неприятная дрожь. Еще и роботы осматривали все вокруг, сканируя глазами-визирами парковку и близлежащую территорию. Хорошо, что им не хватило мозгов под кустами поискать. Майя сцепила руки, подышала на них. Сквозь яркую осеннюю зелень проступали очертания разноцветных каров и мелькающие между ними головы андроидов. Все это выглядело очень скверно, роботы определенно не намеревались куда-то уходить. А значит, у них была конкретная команда. Майя начала нервничать: придется признаваться в проблеме и звать на помощь Филиппова.

Девушка тихонько вздохнула и активировала информер, поднесла к губам:

– Федот, у нас проблема. Я на парковке у травматологии… До кара не добралась, тут это… Железяки… Мне кажется, они ищут меня.

Девушка сделала запись и отправила старомодное голосовое сообщение – их было сложнее всего отследить из-за ничтожного веса, которое они занимали в общегородском траффике.

Девушка поджала под себя локти и втянула шею – лежать на земле становилось все холоднее, и если Филиппов в скором времени не прослушает ее сообщение, то она в лучшем случае подхватит пневмонию и не сможет вести расследование, а в худшем ее самой не станет. И что-то внутри ей подсказывало, что самый вероятный исход сегодняшнего дня – второй: роботы, совершившие нападение на сотрудника правоохранительных органов пойдут до конца. Вернее, конечно, не они сами, а те, кто ими управляет и раздает такие команды.

Но умирать очень не хотелось.

– Ну, пожалуйста, Федот-как-там-тебя-Филиппов, вытащи меня отсюда!

Глава 23. Аскольд Рыбалкин

Филиппов боролся с искушением подняться к Смольскому и посмотреть, что написал директор ЗИПа. Василий пока был в больнице, главврач сообщила, что у него сотрясение и ушиб мягких тканей. Жизни его ничто не угрожает, но пока медики ввели его в состояние медикаментозного сна.

– Пару часов я точно к нему никого не пущу. Даже вас с санкцией генерального прокурора! – отрезала доктор.

Федот смирился. Работы ему хватало, так что к шефу он сходит ближе к вечеру, когда тот окончательно остынет. А пока Филиппов решил переговорить с ассистентом Вишнякова.

Выйдя из здания управления, он притормозил шаг и сбросил сообщение Рабанской, чтобы та приехала и ждала его в кафетерии на первом этаже. Дождался отметки о получении и, сверившись с записями в блокноте, набрал другой номер:

– Аскольд Михайлович, старший следователь Филиппов, – представился. – Мне нужно переговорить с вами как с ассистентом профессора Вишнякова.

Аскольд Рыбалкин оказался молодым парнем, лет на пять или семь младше Филиппова. Высокий, худощавый брюнет с пронзительно синим и растерянным взглядом. Федот сразу заметил его в кафе «Краснодарский чай», где они договорились встретиться.

Скрытое под сенью вековых лип в старой части Солнечного острова, кафе в народе называлось попросту – «Чайник»: оно представляло собой старомодный чайный сервиз, какие были в моде в середине двадцатого столетия. Крупный белый горох на красном фоне. В пузатом заварном «чайнике» расположилась касса и зона раздачи, в «соуснице» спрятался автомат с мороженым, в «сахарнице» – газировка, на высоких краях «блюдец» сидели посетители, опираясь локтями на столы-«чашки». В теплое время года кафе было очень популярно, владельцы выставляли дополнительные чайные пары, чтобы усадить всех желающих. Сейчас же кафе почти пустовало, в зале Филиппов насчитал, кроме Аскольда Рыбалкина, еще троих сотрудников НИИ, решивших перекусить ароматный краснодарский чай и сладкое песочное пирожное с ванильной помадкой, фирменное.

Аскольд устроился рядом с аппаратом газировки и уныло тянул чай из высокой стеклянной кружки.

– Добрый день. Спасибо, что выделили для меня время, – Филиппов занял стул напротив, подозвал официантку, машинально приглядываясь – человек или андроид. С неожиданной неприязнью отметил – антропоморф. Постарался вежливо улыбнуться курносой девушке. «Что за прошлое было у твоего оригинала, что ты стала антропоморфом? И знают ли твои близкие о том, во что ты превращаешься?» – отметил про себя. И тут же понял – знают, догадываются. Ведь не просто так антропоморфы ограничены в правах и могут заниматься только неквалифицированным трудом. Выходило, что все всё знали, но молчали, продолжая рекламировать антропоморфизм и приглашать в эксперимент все новых жертв. А простые обыватели даже не задумывались о последствиях, берут кредиты, надеясь обмануть судьбу.

Рыбалкин скользнул взглядом по девушке, попросил повторить заказ и равнодушно пожал плечами:

– Да что там найти время, времени теперь у меня хоть отбавляй…

– Все разработки заморожены? Неужели Рослав Игоревич так жестко прикрыл все исследования? – Филиппов в самом деле удивился.

– Да нет. Не в этом дело, – Аскольд изучал дно своей чашки, – Просто все разработки велись под крылом Арсения Владимировича, все сейчас деморализованы, все мероприятия отменены, все только и обсуждают, что его смерть. А я… Я не могу столько времени говорить о смерти.

Парень определенно нравился Филиппову, было в нем что-то классическое от человека не от мира сего, растерянная неприспособленность к реальности, увлеченность наукой. Небольшой шрам на щеке, совсем свежий, вероятно полученный так же по рассеянности во время утреннего бритья. Аскольд не просто так стал ассистентом Вишнякова, определенно. Он был его правой рукой и единомышленником. Во всяком случае – мог быть.

– Вы были близки с Арсением Владимировичем?

Аскольд кивнул:

– Я у него учился еще в старших классах. Знаете, тогда стали вводить профориентацию и крутые ученые вели онлайн курсы, что-то вроде введения в специальность. Вот тогда я и узнал об этом НИИ и о его планах. Вишняков был классный, очень крутой препод, не жадный.

– Не жадный? Он что, деньгами вас ссуживал? – Не понял Филиппов.

Аскольд посмотрел на него, будто впервые увидел, и рассмеялся, по-детски громко.

– Да нет, – он все еще давился смехом. – Как вам объяснить… Вот Рослав Игоревич никогда не расскажет о своей разработке в подробностях, никогда не вставит в текст научной статьи своего аспиранта ничего стоящего, прорывного, никогда не наставит на мысль. А Арсений Владимирович мог взять твою работу, перечеркнуть все и сказать, где смотреть и что делать, чтобы работа перестала быть копипастом. Он никогда не жадничал делиться знаниями и собственным опытом. Поэтому у него такое количество учеников и все сплошь – звезды.

Филиппов понял. Интересно, но сам Рыбалкин, хоть и был учеником Вишнякова, звездой себя явно не считал, сидел скромно, вел себя довольно сдержанно.

– То есть среди учеников у него недоброжелателей не было?

– Нет, – Аскольд улыбнулся, во взгляде появилось что-то по-мальчишески озорное. Оно мгновенно преобразило его лицо, добавило ему красок. – И среди пациентов НИИ – тоже.

– А среди коллег?

Рыбалкин стушевался, будто внутри выключили загоревшуюся было лампочку, взгляд снова стал потерянным. Парень уменьшился, как бы сдулся и опять опустил взгляд, принялся рассматривать собственный стакан.

– Тут я не знаю, – пробормотал неуверенно.

Филиппов улыбнулся – парень ему нравился еще больше.

– Вы не хотите бросать тень на своих коллег… Понимаю вас. Но ваш ответ мне все-таки нужен, поэтому давайте зайдем с другой стороны. Вы замечали ревность к Вишнякову со стороны коллег. Я имею ввиду не в сексуальном плане, – он поймал удивленный взгляд Аскольда и сразу пояснил, чтобы не тратить время, – я имею ввиду ревность научную, профессиональную.

Рыбалкин вздохнул:

– Я понимаю, о чем вы. Пожалуй, всякое бывало. Но я не знаю никого, кто бы ненавидел Арсения Владимировича настолько, чтобы убить.

– А Лосевский?

Рыбалкин заметно напрягся, уши покраснели.

– Это вас Рослав Игоревич наговорил, да?

– А что, напрасно?

– Напрасно. – В голосе Рыбалкина послышалось упрямство. – Они не враждовали никогда, да, споры были жаркие, но это не мешало им дружить.

– Дружить? – Это в корне меняло дело. – Вишняков и Лосевский дружили, вы уверены?

После того, что рассказал зам Вишнякова в это особенно трудно верилось. Парень кивнул, снова опустив взгляд:

– Да, думаю, так. Арсения Владимирович был шафером на свадьбе Тимура Альтертовича.

Филиппов не знал о свадьбе видного ученого.

– А когда она произошла?

– В прошлом году, в августе, кажется, – Рыбалкин снова приосанился и заговорил уверенно.

«Странно, он не говорит о смерти Лосевского».

– Скажите, а как они сейчас общались, в последнее время?

– Не могу знать, Лосевский давно не участвовал в конференциях. Говорят, у него было какое-то серьезное исследование в Новосибирске.

– Рослав Игоревич сказал, что Тимур Альбертович погиб, вы не знали об этом?

Новость застала Рыбалкина врасплох. Он вскинул голову, посмотрел внимательно, будто рассчитывая найти какие-то доказательства, что следователь его разыгрывает. Покачал головой:

– когда? Нет, это какая-то ошибка… он должен был присутствовать на конференции. Я видел его в числе гостей… Разве что… – Он схватился за коммуникатор, набрал запрос – его пальцы двигались по виртуальной клавиатуре так споро, что Филиппов не успел прочитать суть запроса. Но впрочем все быстро разъяснилось. Рыбалкин вскрикнул и перевернул цифровое облако следователю: – Рослав Игоревич что-то напутал, речь шла о смерти младшего брата Лосевского, он, действительно, погиб в автокатастрофе.

Филиппов пробежал взглядом по короткой заметке в сети. Действительно, речь шла о брате видного ученого. Погибшего звали Тарган, Рослав Игоревич, очевидно, не сообразил, увидев одинаковые инициалы, что речь о разных людях. Филиппов выдохнул с облегчением – теперь у него появился шанс переговорить с Лосевским.

– А с чем Вишняков планировал выступить на конференции?

Рыбалкин снова приосанился, его взгляд снова загорелся.

– Это была бы сенсация. Арсений Владимирович в последнее время подошел к очень важному этапу исследования антропоморфизма как явления перерождения живой клетки.

– Мне показалось, или его недавние выводы полностью перечеркнули прежние наработки?

Рыбалкин посмотрел на него очень внимательно. Ярко-синие глаза приобрели потустороннюю, нечеловеческую яркость, сканируя собеседника. Под этим взглядом Федот Валерьевич почувствовал себя беззащитным. Холодок пробежал по позвоночнику – точно ли перед ним человек? Как далеко Вишняков зашел в своих опытах? Может ли этот парень быть тем самым Сайманом, который все может объяснить?

– Вы хотите узнать, разочаровался ли Арсений Владимирович в своей теории или нет? – юноша улыбнулся уголками губ.

– А он разочаровался? Я видел лабораторный журнал с перечеркнутыми результатами исследований.

Рыбалкин положил локти на стол, кончики его пальцев подрагивали.

– Профессор Вишняков не пытался подвести обоснование новому статусу искусственного интеллекта, он не занимался и новыми его возможностями и функционалом. Незадолго до своей гибели Арсений Владимирович мне сказал: «Искусственный интеллект до тех пор несовершенен, до каких пор не развит эмоционально». Он считал, что эмоциональная привязанность дает мощный скачок в развитии нейронов, фактически, сравнивая их с нейронами головного мозга человека. Это могло стать революцией, потому что являлось новым взглядом и на искусственный интеллект как таковой, и на вектор дальнейшего развития исследований в области нейромодуляции.

Филиппов постарался запомнить.

– Разве это не противоречит всем прежним исследованиям Вишнякова.

– Ни в коем случае. Но это нивелирует методику работы с искусственным интеллектом и демонстрирует новые риски.

– Не понял, о каких рисках вы говорите?

Рыбалкин задумчиво барабанил по столешнице. Нашел взглядом официантку и попросил ее подойти, заказал мороженое.

– Вы заметили, что девушка, нас обслуживающая, антропоморф? – внезапно спросил у Филиппова.

Тот снова почувствовал неловкость.

– Я не уверен, что умею их внешне отличать, но допустим, – осторожно соврал. – Разве это что-то меняет? Как-то относится к теме нашего разговора.

– Но ведь она, как и сотни таких же как она, ставших сегодня изгоями общества, рассчитывали на совсем иную реальность. Им обещали вторую молодость, новую жизнь, полноценную, активную, интересную. А предоставили право выносить горшки и расставлять чашки… Вам не кажется, что это обман? Глобальный, жестокий и бесчеловечный.

Взгляд Рыбалкина потемнел, но был по-прежнему таким же потусторонним. Разве что теперь Филиппов едва боролся с желанием взять в руки парализатор или хотя бы достать его поближе: парень казался опасным.

– Я по-прежнему не понимаю, как это связано с вашими словами о несостоявшейся революции в нейромодуляции.

– Если эта девушка узнает, что метод работы с ней, ее рождением, заранее был обречен на провал, как вы думаете, она потребует компенсации? Пересмотра существующих алгоритмов адаптации таких существ? Разве она не потребует себе новые мозги, условно говоря, чтобы перестать быть отбросом общества? – Он подался вперед, чтобы его слова гарантированно донеслись только до следователя. – Вы понимаете, какой конфликт в ней заложен, что она готова поставить на кон, чтобы исправить свою жизнь?

Филиппов не выдержал, посмотрел на работавшую у соседнего столика девушку. Она казалась нежной и очень хрупкой. Рыбалкин понял, о чем он думает, покачал головой:

– Это только кажущаяся слабость. Недостаток интеллекта замещается ростом физической силы, а низкая эмпатичность таких созданий может сделать их монстрами… мало не покажется никому… если они решат остановить несправедливость.

– То есть когда вы говорили «революция», вы имели ввиду буквально революцию, открытие Вишнякова могло привести к восстанию антропоморфов?

Эта информация уже тянула на мотив. На что готовы пойти лобби антропоморфизма, чтобы ученый с такими опасными выводами и значимостью в научном мире замолчал навсегда? Правда, это не объясняло смерти остальных членов странной семьи Вишняковых, но все-таки тянуло еще на одну, довольно крепкую гипотезу.

– Аскольд Михайлович, а кто такой Сайман? Или, возможно, Сай-Мэн? – Он выделил последнее слово, рассчитывая на какую-то реакцию молодого человека.

Но Рыбалкин снова, казалось, потух, уставился в принесенное официанткой мороженое. Отозвался равнодушно, словно его это совершенно не интересовало:

– Насколько я знаю, это был проект Арсения Владимировича.

– Проект? Можете рассказать о нем подробнее?

Рыбалкин посмотрел на него с холодной издевкой: