Жизнь, увлечения, огорчения

– Спасибо вам! – говорила им Ромашка.

Но в конце лета Ветер прогудел:

– Мне очень понравились твои лепесточки. Отдай их мне!

– Да как же я без лепесточков останусь? – удивилась она. – Это моё украшение!

Разозлился Ветер, что ему перечат, и стал так сильно на Ромашку дуть, как никогда раньше не делал. Лепесточки с трудом удерживались, а тут ещё и Дождь на подмогу пришёл. Полил всё вокруг и вместе с Ветром стал срывать с Ромашки лепестки. Скоро у неё остался один стебелёк, да и тот поник до земли. Только тогда Дождь и Ветер ушли.

Выглянуло Солнышко, взглянуло на Ромашку, на которой не осталось ни единого бархатистого лепесточка, и сочувственно прошептало:

– Как жаль… но я ничем не могу тебе помочь – это пришла холодная Осень. А она, Ветер и Дождь – приятели.

– А где же доброта? – недоумевал оставшийся от Ромашки стебелёк.

Буханка и Нож

Буханка хлеба познакомилась с Ножом. Был он острым, и все овощи, фрукты и продукты старались держаться от него подальше, зная его странное поведение: с кем ни встретится, всех норовит попробовать.

А вот Буханке он понравился, и она бесстрашно решила узнать его поближе. «Любовь зла – полюбишь и недруга». Нож тоже пожелал с ней встретиться, неизвестность его манила: какая Буханка в деле – жёсткая или мягкая? Он постучал по её поджаристому, пышному верху, как бы думая, с какой стороны к ней лучше подступиться. Хотел не спеша отрезать кусочек, но не сдержался – очень ароматно пахло – и отмахнул от неё большой ломоть. Буханке показалось, что так даже хорошо: что она станет полегче и помоложе… Но когда Буханка заметила, что от неё осталась половина, она заволновалась. А Нож, увидев её беспокойство, сказал:

– Я с тобой работаю с таким азартом, а ты понемножку исчезаешь… Не покидай меня, оставайся хотя бы такой, как сейчас!

И он лёг рядом с половиной Буханки – до следующего своего азарта.

Врач

В одном городе был странный Врач-терапевт. Посмотрит он через тёмные очки на пациента и сразу выписывает лекарство – причём всем одинаковое. И все, кто побывает у Врача, продолжают страдать своими недугами, а ему безразлично.

– Почему его никто не накажет? – возмущались горожане.

Однажды терапевт заснул, как всегда со спокойной душой, приснился ему человек в белом халате и сказал:

– Я лечу человеческие души и вижу, что у тебя она зачерствела. Я могу тебя вылечить, но ты должен пережить сначала все болезни, с которыми к тебе пациенты приходили.

Утром проснулся Врач – живот болит, спасибо соседу – нужную таблетку предложил. Пошёл на работу – коленки трещат, болят, двинуться не может. Зашёл в аптеку – тут голова закружилась, чуть не упал. Таблеток нужных наглотался, с трудом до работы добрался. Сел на стул – заохал терапевт и воскликнул:

– Я всё понял, понял! Боль моих пациентов меня тревожит…..

Говорят, больше к Врачу тот человек в белом халате не приходил, а самого Врача-терапевта стали с тех пор уважать – он после происшедшего старался лечить хорошо.

Объятие для всех

Бузина давно наблюдала за семейством папоротников, росших вокруг большого куста – видно, самого старшего Папоротника, который своими широкими и длинными листьями обнимал всех, до кого мог дотянуться. Наблюдала и возмущалась:

– Я не верю в верность вашего главы! Видела не раз, как он изменяет вам: то травинку своими листьями погладит, то сыроежку прижмёт, а то и ромашку приголубит.

– Да пусть он хоть весь мир обнимет, пусть всем будет хорошо! – зашелестело листьями всё семейство. – После его объятий травинки – зеленеют, сыроежки – подрастают, а ромашки от радости расцветают. И нас он не забывает обнимать.

Бузина зашуршала своими сухими веточками и тоже повернула их в сторону Папоротника, чтобы и на неё он обратил внимание и погладил, и чтобы от его ласки у неё на веточках появились новые зелёные листочки.

Верный путь

Мчался по рельсам Паровоз с вагонами по намеченному маршруту. И один Вагон, прицепленный сразу за Паровозом, размечтался: «Вот если бы я находился во главе состава! Я бы тогда повёл его по другому пути: направо или налево».

Однажды гружёный состав тронулся без Паровоза.

– Наконец-то! Я добился своего! – сразу возгордился впереди идущий Вагон. – Только вот не могу свернуть ни направо, ни налево – рельсов туда нет…

Не сразу догадался Вагон, что Паровоз просто толкал состав с другого конца, а когда сообразил, воскликнул:

– Самое главное – надо доверять ведущему и можно ни о чём не думать…

Козёл

Однажды на краю села выросла неизвестная травка. Первым её попробовал Козлик.

– Обалдеть можно! – радостно проблеял он, потому что как только травки этой поел, у него начались странные, но приятные видения.

Пришёл он тогда к Козе и радостно сказал:

– С сегодняшнего дня едим с тобой только эту травку! И больше ничего делать не будем – будем только лежать и жевать.

Наелись они оба этой травки, лежат, кайфуют. Ни крика голодных козлят не слышат, ни хозяина, который их тормошит. Хорошо им – уже несколько дней в беспамятстве находятся! Но так и заиграться недолго. Вернуть их к нормальной жизни только шустрая Клизма смогла – прочистила Козла и Козу от травки так замечательно, что, выздоровев, они обходили её стороной и с испугом вспоминали её название – конопля.

Но Клизма на всякий случай всегда была наготове.

Коварные яблоки

Забрёл Кабан в яблоневый сад. Увидел на земле забродившие яблоки, обрадовался, зная, что от них захмелеет, и стал с жадностью их поедать. Вначале был осторожен, ко всему прислушивался, чтобы его не заметили, но скоро и на треск сучьев, и на зверюшек рядом перестал обращать внимание. И даже близкий выстрел охотников его не испугал. А через некоторое время Кабан совсем окосел, ноги не держат, на траву завалился. Лежал, лежал и вдруг увидел вокруг себя смеющихся охотников. И, довольный, захрюкал: вроде бы как лежачих не бьют.

Так и отнесли Кабана лежачего в загон – для убоя…

Пролетевшая музыка

Первый раз они встретились после концерта: Скрипка прислонилась к пюпитру, а Контрабас стоял неподалёку, оперевшись на стул. Вначале они не обращали друг на друга никакого внимания.

«Ну, какая-то маленькая скрипучка», – глянув на неё, подумал Контрабас.

А Скрипка, заметив его, подумала: «Какой неуклюжий, большой дылда!»

Через некоторое время они снова оказались рядом.

«А Скрипка-то ничего! – подумал Контрабас. – У неё прекрасный, изящный контур, и сверкает она привлекательно».

Скрипка же, повнимательнее в этот раз взглянув на Контрабас, тоже воодушевилась: «И никакой он не дылда! Широк и сверху, и снизу – видно, сильный».

В этот раз они познакомились, подружились и стали неразлучны. Теперь они часто играли дуэтом и очень хорошо звучали вместе.

Оркестр заметил их обоюдную привязанность и сыграл им туш, ознаменовав тем самым начало их творческого союза.

Жили они дружно: Контрабас всегда настраивал себя на правильный лад, а Скрипка подстраивалась под него, и вместе они красиво музицировали.

Но в творчестве всякое бывает.

Однажды Скрипка засмотрелась на Барабан и начала фальшивить, Контрабас же, проведя смычком по струнам, басом привёл её в нужную тональность. Сам он тоже был не промах пококетничать с Арфой. Издал специально для неё такой звук, что Скрипка, обратив на это внимание, так разволновалась, что даже порвала струну. Но поняв, что это мимолётное увлечение, она заменила струну и продолжала играть с Контрабасом как всегда – весело и задорно.

И вот наступил юбилей их совместной деятельности – прошло ровно полвека с того дня, как Оркестр сыграл им туш. Но никто этого не вспомнил. И только Дирижёрская Палочка смотрела на них с восхищением.

«И как эта пара сумела так долго прожить вместе и сохранить верность?» – думала она.

Контрабас и Скрипка по-прежнему были очень внимательны друг к другу, и только им были ведомы их недостатки. Скрипка от старости потускнела, струны на грифе торчали в разные стороны. Контрабас был уже весь потёрт, и на его деке появилась трещина. Но они делали вид, что ничего не изменилось. Только заметили, что дуэтом играть их больше не ставят – на смену пришли новые молодые инструменты.

Одна только Палочка временами похлопывала по пюпитру – будто поддерживала их, говоря:

– Держитесь, вы ещё поскрипите!

Скромный Кошелёк

Много лет Кошелёк выполнял свою обязанность: оберегал деньги, находившиеся в Кармане, и тот ценил его за это.

Но со временем Кошелёк поизносился, в нём появилась дырка, и монеты изредка выскакивали из него.

– Вот и старость наступила… – вздохнул Кошелёк, когда очередная монета выскользнула. – Так скоро и служба моя закончится – никому я такой не нужен.

И вот однажды зимой Кошелёк выпал из Кармана. На белом снегу он был хорошо виден и надеялся, что его заметят и положат на своё место – в Карман. Но был снегопад и – снежинка за снежинкой – скоро Кошелёк оказался под слоем снега.

Позже Лавочка, когда на неё кто-то садился, рассказывала:

– Карман искал Кошелёк, хотел его починить, чтоб служил ему и дальше, но не нашёл. Кошелёк был ему верным другом – он знал все его денежные дела и при этом молчал. А новый Кошелёк, который потом появился у Кармана, оказался неопытным и слишком громко щёлкал, открываясь, – устраивал показуху: мол, смотрите, каков я!

А вот старый Кошелёк знал: деньги любят тишину.

От судьбы не убежишь

В гостиной были два ковра, похожие друг на друга. Один Ковёр висел на стене, Второй – лежал на полу, по которому ходили Ботинки и, шурша подошвой, рассказывали разные истории из своей жизни.

– Ты что всё время стелешься перед Ботинками? – с издёвкой спросил как-то Первый Ковёр.

– А мне интересно с ними, – ответил Второй Ковёр. – Сначала они рассказывают мне о своих путешествиях, потом я рассказываю им какую-нибудь историю.

– От этих новых знаний ты уже весь лысый стал, ворса почти не осталось… Тебе это надо? Вот я вишу себе спокойно, ничем не интересуюсь и выгляжу замечательно. А тебя, такого умненького, но плешивого, скоро отправят на покой.

И правда, скоро Первый Ковёр с пола убрали в чулан: износился весь. И на его место постелили Ковёр со стены. Ботинки оказались в прихожей, а на Второй Ковёр положили Тапочки. Они дальше Ковра никуда не ходили, ничего в своей жизни не видели и ничего не знали. Может, поэтому и подружились со Вторым Ковром, который часто повторял:

– Чем меньше знаешь, тем дольше проживёшь!

И жили они долго – так долго, что всем надоели, и со временем их тоже заменили на новый ковёр и новую обувь.

Бездна

Утка и Селезень, будучи молодыми, много путешествовали и побывали почти на всех реках и болотах. Но со временем передвигаться на большие расстояния им стало труднее.

– У меня крыло заболело. Трудно летать, – пожаловался Селезень.

– И у меня тоже крылышко ноет, – ответила Утка.

С этого дня они далеко не летали, а вскоре и вторые крылья у них стали с трудом подниматься, и летать Утка и Селезень больше не могли. Тогда решили они остаться жить возле заброшенного пруда: днём поплавают, рыбки с водорослями поедят, а вечером возвращаются в гнездо, устроенное под кучей валежника.

Но однажды пруд обмелел, и Утке с Селезнем пришлось отправиться на поиски нового места для жилья. Шли они, шли, лапы все изранили, едва передвигаются. Холодно им и голодно, но друг друга поддерживают, заботятся.

– Вот бы нам крылья сильные, как в молодости, вернуть! – мечтали Утка и Селезень. – Путь, которым идём уже несколько дней, в миг бы одолели!

Обессиленные, они легли на мягкую траву и закрыли глаза от усталости. Тут вдруг перед ними земля расступилась, и в глубине образовавшейся бездны засветился тёплый, манящий огонёк. А затем кто-то нежно сказал:

– Вижу, вы летать хотите? Идите сюда: кто ко мне попадает – все летают!

Не раздумывая кинулись Утка и Селезень в бездну. И крылья у них раскрылись, и боль прошла, и парили они легко, – как в молодости. Вдруг откуда-то появился Голубь и полетел за ними. Но бездна прогудела:

– Тебе, сизокрылый, рано ко мне лететь! У тебя ещё много интересного в жизни, а когда придёт твоё время, я сама найду тебя.

И бездна закрылась, словно её и не было.

Жертвы моды

У подножья горы паслись овечки, одна другой краше: с пышной шёрсткой, все в кудряшках – одно загляденье! Каждая думала, что она самая модная и красивая.

Как-то раз одна из них глянула на вершину горы и увидела незнакомую Овцу. Та была похожа на её сородичей, но как-будто волшебная: сверкала небывалой белизной, щеголяла ажурной шёрсткой и ловко перепрыгивала с одной возвышенности на другую.

– Я тоже хочу стать такой ловкой и красивой! – воскликнула Овечка. – Поднимусь на гору и превращусь в такую же, как она.

– Да ты и так хороша! – отговаривали её подружки.

Но Овечка никого не стала слушать и начала взбираться на гору. Тяжело ей пришлось: то о булыжник споткнётся, то в расщелину провалится, но добралась всё же до вершины и попросила:

– Овечка, я хочу быть такой же красивой, как ты, лучше всех моих знакомых и друзей!

А в ответ услышала:

– Я не овца, я Облако! Оттого и ажурное, и лёгкое, и летаю как пёрышко!

– А я похудею и тоже стану летать, как ты! – настаивала Овечка. – Я много преодолела, пока добралась до тебя, и это преодолею!

– Не делай этого! – предупредило её Облако. – Ты можешь погибнуть!

Но все уговоры оказались бесполезны: начала Овечка худеть. Худела, худела – и упала без сил.

Подружки её долго ждали. А когда заметили рядом с Облаком ещё одно похожее, то подумали: «Наверное, это наша Овечка стала ловкой, воздушной красавицей!».

Одна из её подружек тоже хочет подняться на гору. Но пока раздумывает. И правильно делает.

Будь собой

Золотистые Волосы на Голове выделялись своими Кудрями, похожими на воздушные барашки, которые росли во все стороны – влево, вправо, вверх… На Кудри все смотрели с восхищением, но Голове это не нравилось. И однажды она сказала:

– Сейчас я вас всех выровняю. Теперь мода другая!

И позвала Гребешок. Тот без промедления приступил к расчёсыванию. Кудри поначалу сопротивлялись – да разве перед дубовым Гребешком устоишь, а потом успокоились, выровнялись и стали словно неживые. А Голова, увидев их таких в зеркале, с ужасом воскликнула:

– Какая страшная причёска! – и тряхнула Волосами.

Гребень свалился, а Кудри опять стали как воздушные барашки, вновь заиграли своими завитушками всем на загляденье!

И никакой новой моды им не надо!

Большая разница

Летела как-то Муха со свалки – где жила – и залетела в дом, где пахло вишнёвым вареньем и ароматным чаем. Залетела и увидела Пчелу, спокойно ползающую то по чашке, то по вазочке с вареньем. И только Муха хотела сесть на стол, как появилась Тряпка и давай за ней гоняться.

Удрала Муха, села на подоконник, смотрит оттуда на Пчелу и рассуждает:

– Почему её никто не гонит? Она такая же, как и я – с крылышками, жужжит похоже. – И решила: – Наверное, кто слаб, того и обижают, а уж Пчела за себя постоит, если что – ужалит.

А Тряпка уже тут как тут: шлёпнула по подоконнику и сказала:

– Между вами большая разница – ты живёшь в грязи, а она в мёде купается!

Причёска и Гребень

Причёска на голове была прекрасна: высокая, цветом золотой ржи, с затейливыми кудряшками. Гребень, как увидел её, от волнения даже начал заикаться и спросил:

– Можно с вами познакомиться? Вы так хороши, вы мне очень понравились!

Причёске эти слова были приятны, и она ответила:

– Я тоже не против.

Гребень, оказавшись в её кудрях, был без ума от Причёски. От её волос веяло свежестью, они были мягкими и нежными. Гребню казалось, что он обнимает каждый волосок. А Причёска не сопротивлялась, а только всё просила выровнять кудряшки. А их было так много.

Но вот, после долгих лет расчёсывания, кудряшки пропали. Да и волосы на голове поредели, и в них появилась седина. Теперь Гребню долго приходилось их собирать в ту прекрасную, незабываемую Причёску. А вскоре он уже не мог даже уложить волосы, как прежде: они стали совсем редкими, и на голове появилась лысина. Загоревал Гребень:

– Где ж ты, Причёска? Где твои кудряшки золотистые?

Через какое-то время, взглянув на голову, Гребень увидел её такой же, как в день знакомства. Он обрадовался и стал осторожно и с нежностью расчёсывать волосы, но почувствовал, что Причёска стала холодна и не нуждалась ни в каком ухаживании. Это оказался парик…

– Теперь мы с тобой будем встречаться очень редко, так для профилактики, – произнесла Причёска.

И Гребень оказался в ящике, где находилась бижутерия. Там же он увидел и пучок золотистых кудрей. Гребень прижался к нему и почувствовал тепло родной, незабываемой Причёски.

Пуговки

Шляпа на вешалке возмущалась:

– Вы посмотрите только на этот старый Плащ – сколько он пуговиц поменял! Я видела, как он их бросает. Вот одна из них ещё вчера была с ним и уже куда-то подевалась…

– Да вон она, под обувным ящиком от него прячется, – сказал Ботинок. – Видно, натерпелась от него…

Тут вступила в разговор Куртка:

– Я слышала, сводница Игла со своей напарницей Ниткой нашли Плащу новую пуговицу.

И правда, Иголка с Ниткой зацепили сверкающую новую пуговицу и стали пришивать её к Плащу. Тот был доволен. А убежавшая днём раньше Пуговка затаилась: она давно заприметила Пиджак, мечтала быть с ним и ждала подходящего случая, чтобы познакомиться.

Шляпка же проворчала:

– Пуговки тоже хороши – как только оторвутся, сразу норовят пришиться к кому-нибудь опять…

Ветер

Ветер, пролетая мимо дома, ненароком распахнул Дверь. Ей понравилось его прикосновение, и она так и заходила во все стороны, пытаясь решить, с кем ей лучше остаться: с Ветром или с Косяком, который крепко удерживал её рядом с собой.

– Мы уже вместе много лет, – недовольно сказал ей Косяк. – А ты увлеклась мимолётным Ветром…

Дверь его не слушала и продолжала тянуться к Ветру, стуча по Косяку, словно желая от него оторваться.

Проходивший мимо Ботинок, хозяин дома, услышав гул Ветра в открытой Двери, ударил её каблуком, и она плотно прилегла к Косяку, затихла, словно ничего не произошло, и нежно проговорила:

– Не волнуйся, дорогой, я с Ветром только пококетничала, а с тобой я навечно останусь!

И Косяк подумал: «Видно, Двери нужен не такой, как я, а такой, как Ботинок с каблуком!».

Ветер покрутился ещё немного возле Двери и улетел…

Эхо войны

Окончилась война, и весь металл от оружия отправили на переплавку – для мирного строительства.

И только одна Пуля осталась – возле сердца Солдата – и радовалась:

– До меня не доберётесь!

Её давно бы достали, но врачи сказали: «Пока она сама не сдвинется, лучше её не трогать».

Солдат строил вместе со всеми новый послевоенный мир, а Пуля порой колола Солдата так, что он вздохнуть не мог, и ехидничала:

– Никуда я отсюда не уйду!

Однажды Солдат, устав от боли, не выдержал и воскликнул:

– Лучше пойду туда, где товарищи мои лежат, чем постоянно терпеть эту дуру – Пулю!

– Нет! Там мне делать нечего! – испугалась Пуля и сдвинулась с места. Тогда её вытащили и выкинули.

– И почему это она так неожиданно сдвинулась с места? – удивлённо спросил Солдат у врача.

– Просто она поняла, что попадёт в вечный огненный Ад, а не в Рай, где твои товарищи-однополчане покоятся…

Ржавчина

Ржавчина отвалилась от мотоцикла, упала на землю и проворчала:

– Пожила я с мотоциклом, пора подыскать местечко и по-лучше. Тут проехал Грузовик, и она прицепилась к нему.

– Да, здесь жизнь лучше, чем на трясучем мотоцикле! – радостно воскликнула Ржавчина. – Он такой сильный! Останусь пока с ним.

Но Грузовику она совсем не приглянулась:

– Ты мне не нравишься и не нужна, – заворчал он, подпрыгнул на ухабе и скинул её.

Но долго Ржавчина на дороге не провалялась: уцепилась за легковую машину и удобно устроилась под капотом – там ей было и тепло, и уютно.

А Мотор автомобиля прогудел:

– Ж-живи уж. Я-то стал стар, и скоро меня заменят на лимузин – он уже стоит в гараже ждёт.

Привольно жилось теперь Ржавчине – она даже разрослась по всему кузову. А вскоре машину отправили на свалку – отработала своё. И Ржавчина воскликнула:

– Жизнь моя зависит от автомашин, я их обожаю! Жаль, не успела перескочить на лимузин.

Пол

Половицы всегда были хорошими соседями, и, казалось, между ними никогда не может произойти никакого раздора. Но вот однажды одна из них, которая находилась ближе всех к Плинтусу, прижалась к нему слишком крепко. А он в ответ сделал то же самое – видно, понравились они друг другу. Остальным половицам это пришлось не по нраву, проснулась в них зависть, отчего они начали громко поскрипывать.

На их сторону встала и Стена – она тоже была неравнодушна к Плинтусу. А тот никогда не обращал на неё никакого внимания: ведь с Половичкой они были из одного дерева, и оттого у них было много общего, чего не скажешь о Стене. И вот смотрела Стена на нежности Половички и Плинтуса и мечтала сделать им какую-нибудь пакость.

Может, от этого, а может и ещё от чего, на Стене появилась трещина, и однажды огромный пласт штукатурки упал на Половичку. Она треснула. Стена радовалась: доска пришла в негодность, и её теперь выкинут!

Остальные половицы сразу перестали скрипеть – боялись, как бы теперь самим не оказаться возле Плинтуса и не получить от Стены затрещину.

Лесоповал

Старая Берёзка стояла на опушке леса и скрипела сухими веточками. От Ветра она склонила макушку ствола без единого листочка почти до самой земли. А рядом с ней рос молодой Дубок – он весело шелестел зелёной листвой и постукивал желудями, играя с Ветром.

– Почему ты скрипишь и не радуешься жизни? – спросил Дубок у Берёзки.

– Мне уже давно не весело, – грустно ответила она. – Хорошо мне бывает только в воспоминаниях и во сне. Мы тоже играли с Ветром, когда были молодыми и крепкими. Но когда мы стали старые и слабые – Ветер не играет с нами, мы ломаемся… Лучше нас и вовсе убрать, чтоб место молодым деревцам дать: с ними Ветер может повеселиться, а мы ему только мешаем…

– Этого не может быть! – не поверил Дубок.

– Ничего, ты повзрослеешь и всё сам поймёшь, – сказала Берёзка, а затем, услышав гул надвигающегося Урагана, охнула и грустно промолвила: – Ну вот и лесоповал нагрянул.

Скоро там, где раньше стояла Берёзка, остался только маленький росточек какого-то деревца да нетронутый Дубок. А утихающий Ветер прогуливался по опушке, будто проверял – всё ли убрал лишнее?

Из тараканьей жизни

Таракан, прогуливаясь как-то по квартире, попал в комнату, отведённую под библиотеку. В поисках пищи он облазил все полки с книгами и сами книги, но, не найдя ничего, спустился на пол и тут повстречал своих сородичей.

– Ты что делаешь в библиотеке? – удивились они.

– Я журнальчики читаю! – гордо ответил Таракан. – Пока вы бегаете без дела, я уму-разуму набираюсь! – а сам подумал: «А для чего нужны эти самые журнальчики?».

Посмотрели сородичи на Таракана с уважением и стали его упрашивать:

– Ты умён и можешь повести нас туда, где живётся хорошо! Будешь нашим предводителем!

Понравилось это Таракану, возгордился он сразу, взобрался на тапочек, лапку вытянул, приготовился к речи, но тут появился большой журнал и начал шлёпать по насекомым…Таракан сразу понял: «Во-от, для чего, оказывается, нужны журналы!».

Бульдозер

Стояли в гараже автомашины. Они были по цвету и по конструкции разные, каждая из них знала своё место, и сосуществовали они мирно, без ссор.

Но однажды в гараж въехал Бульдозер и сразу прошумел:

– А ну-ка, подвиньтесь!

Обитатели гаража возмутились:

– Мы не можем подвинуться, у нас у каждого здесь своё место. Да и не чета ты нам. Мы тебя поважнее!

– А я зато посильнее! – загудел Бульдозер и стал толкать автомобили. – Вот! Вот это мне и надо! – гудел он, не переставая расталкивать машины, которые спешно стали разьезжаться, чтобы освободить ему место. И вскоре гараж опустел.

Стоит Бульдозер один и думает: с кем бы ещё повздорить. Да нет никого. Стоял он, стоял, да и ржаветь начал.

– Да-а! – вздохнул тогда Бульдозер. – Вернуть бы прежние времена: жил бы в тесноте, но в радости…