Прогулки по Одессе. И Одесской области! Юмористические зарисовки из одесской жизни

Я раньше удивлялся, почему моя мама ходит по Привозу с поджатыми губами, и у нее всегда кислое выражение лица, когда она пробует продукцию. Хотя после того как мы отходим от прилавка, говорит – «хорошую брынзочку мы купили». А потом я заметил, что так делают все одесские хозяйки. Если ты скажешь продавщице комплимент про ее товар, цена сразу вырастет. Все эти тонкости не понять сразу, нужно в этом пожить.

Только одессит может одновременно и похвастаться своей жизнью, и пожаловаться на нее, а его собеседник при этом его сразу поймет, и сделает вид, что не догадался о скрытой правде, которую хотел утаить говорящий. Кто-то когда-то открыл первый комиссионный, и через два года все подвалы в Одессе стали комиссионками. Потом кто-то догадался, светлая у него была голова, что спускаться в подвал неудобно, и открыл комиссионку на первом этаже, и через два года все комиссионки перебрались из подвалов на первый этаж.

Как-то я встретил свою знакомую, покалякали, то да се. Спрашиваю ее, чем занимаешься. Она так с опаской отвечает, что работаю маклером по аренде квартир. Я ей говорю, расскажи, интересно. А она с меня берет слово, что я не начну сам этим заниматься. Оказывается, она как-то своей подруге рассказала, и та сама пошла в маклеры. Я пообещал, что не буду, выслушал рассказ, а потом пошутил, что обязательно начну. Моя знакомая спала с лица, вся пожелтела, чуть сознание не потеряла, мне пришлось ее успокаивать, отпаивать чаем, говорить, что это шутка. Хотя, почему бы не заняться?

Кто-то первый в Одессе стал делать металлопластиковые окна, это было суперприбыльно, и сегодня мы имеем только официальных цехов двести штук, а еще минимум столько же разбросано по гаражам и частному сектору. Их может быть и больше, только кто ж сосчитает?

В Николаеве человек делает окна, николаевцы ходят к нему и покупают, и никому из них не приходит в голову, что можно начать делать окна самому. И человек занимается бизнесом год, два, десять, практически ничего не меняя. А чтобы получить какое-то разрешение у власти, он приглашает николаевского чиновника в ресторан, и решает с ним все вопросы бесплатно после третьей рюмки и салата оливье! Скажите, такое возможно в Одессе? Некоторые одесские бизнесмены стали настолько умными, что они, продолжая жить в Одессе, свой бизнес переносят в Николаев. Хорошо устроились. А некоторые николаевские бизнесмены, оставляя бизнес в Николаеве, переезжают жить в Одессу. Их всех стало так много, что пора выпускать газету: «Одесская жизнь. Как там наши дела в Николаеве?»

Одессе мало денег.

Мэры и губернаторы

Ты идешь, гость нашего города, по нашей Одессе, и часто видишь на памятниках, зданиях, а иногда прямо на заборе загадочную надпись – «под патронатом губернатора». Что это значит? Я не сразу тебе это объясню, что это значит. То ли губернатор за это заплатил, то ли ему заплатили. Скорее последнее. Или это как-то с патронами связано? А давай привлечем наши знания по математической логике из высшей школы. Разве ты не изучал всякие там интегралы и первообразные? Будем мыслить логически. Итак, есть нечто очень важное и полезное, что можно сделать для нашего города. Например, открыть больницу, детскую площадку или поставить памятник. И сделать это было бы легко, если бы не некие темные, ужасные, дремучие силы, которые поселились в нашем городе и мешают делать добро. И, кажется, что эти дремучие силы уже полностью властвуют и демонически смеются над нами. И тут вперед, на авансцену, выходит отважный боец-одиночка, наш одесский «брюс ли», одесский ниндзя – губернатор. Неимоверным напряжением воли, сверхусилиями, космическими приемами он раскидывает дремучие силы, врагов народа, и появляется новая больница, детская площадка или памятник. И благодарные современники пишут – «под патронатом губернатора». Ибо если бы не этот сверхгерой – губернатор, то ничего бы и не было. Кажется, так?

Мы ходим по улицам нашего прекрасного города. Как называются эти улицы? Ланжероновская, Дерибасовская, Маразлиевская, Ришельевская. Кто были все эти люди, Ланжерон, Де Рибас, Маразли и Ришелье? Они были градоначальниками, управителями Одессы. Одесситы помнят их за добрые дела. А наверно, при жизни они были ершистыми, непростыми ребятами. И современникам от них доставалось. И многие их не любили, а некоторые может даже ненавидели. Сколько воды утекло. А поди ж – все забылось, и вот тебе – улицы названы. Я вот подумал, пройдет лет сто, и будет наш потомок одессит идти по любимому городу. И будет он идти по улице… Гурвица, а потом свернет и пройдется по улице Боделана. А может быть, я вот недавно проезжал по улице Ильфа и Петрова, будет в нашем городе улица Гурвица и… Боделана.

Но если серьезно, Одессе нужен хороший руководитель. Я проводил серьезные научные исследования и пришел к выводу, что есть всего три типа руководителя:

Первый тип – вор.

Второй тип – вор, который думает о деле.

Третий тип – дурак.

Лично я предпочитаю дураков, но таких, как я, – меньшинство. А я очень бы хотел увидеть в кресле мэра или губернатора дурака. Давайте выберем дурака!

Фонтан

Какой он Фонтан сейчас, и какой он был? Раньше на Фонтане жили простые советские люди. Эти люди выезжали на дачу на все лето и с ними прощались, как с уехавшими в эвакуацию. «А где Шмулькович?» – «Так он на даче» – «Аа, понятно, тогда только в сентябре». Мобильных телефонов не было, на дачах телефонов тоже не было, разве что у какого профессора. Впрочем, Шмулькович иногда давал о себе знать. Он выстаивал сумасшедшую очередь возле единственного на весь Фонтан телефона-автомата и раз в месяц дозванивался соседке: «Тетя Лиза, вы полили цветочки?».

О том, чтобы поехать домой и полить самому, не могло быть и речи – Фонтан, это было так далеко, ехать полдня с двумя пересадками.

А как люди жили на Фонтане? Домики на Фонтане были совсем маленькие, не такие как сейчас. Раньше не полагалось иметь большой дом. Был однокомнатный деревянный домик с верандой, кухня под каштаном, туалет за акацией. В этом домике жили хозяева с двумя детьми, сестра мужа со своим мужем и двумя детьми, брат жены со своей женой и двумя детьми, двоюродная сестра мужа со своим мужем и своими двумя детьми. По-моему, я никого не забыл, хотя кто-то был еще, просто я не помню. Это не считая гостей – друзей, которые приезжали на субботу-воскресенье. Где все спали – хоть убей не знаю, но помню точно, что у каждого было свое одно спальное место. И никто никому не мешал. Но было весело, всем было хорошо, потому что тогда . Жить как все, не хуже других, – это и есть счастье. А сейчас на Фонтане в доме площадью двести квадратных метров живут муж с женой. Детей у них нет, потому что они никак не могут встретиться. В будние дни они на работе, а в субботу и воскресенье они ходят по дому и ищут друг друга. Все общение у них происходит по мобильному телефону. «Дорогой, ты опять в подвале, что-то тебя плохо слышно, дорогой где ты?» все так жили

Заборов раньше, по сути, не было, были живые изгороди из высоких кустов. За кустами ничего не было видно, но все было слышно. И все были в курсе всего. Кто с кем ругается, кто поздно пришел, кто кого ревнует. Можно было переговариваться, не ходя в гости. Но зато какой был воздух, какой был свежий фонтанский воздух-сквознячок, за этот воздух все можно было простить и все отдать. Только на Фонтане в городе можно было спрятаться от нестерпимой асфальтовой жары.

А сейчас? Как-то приехала моя хорошая знакомая из Америки, они давно уехали, когда-то у них на 13-й Фонтана была дача, которую они продали, я там у них часто бывал в гостях. Ну и говорит, давай поедем, посмотрим, как там наша дача. Все началось с того, что я никак не мог понять, где тот въезд, по которому я въезжал раньше столько раз. Наконец мы нашли его, въехали. На месте, где двадцать лет назад была маленькая полянка, от которой расходились дорожки между зеленых кустов, оказалась асфальтовая площадка, а вместо кустов со всех сторон были трехметровые заборы. В одном из заборов было окно, оттуда выглянул охранник, он был явно встревожен, до нас донесся чей-то голос по рации: «Проверьте второй выход», а камера наблюдения на воротах пристально уставилась на нас. Нам стало очень жарко и неуютно, тем более что трехметровые заборы не способствовали сквозняку, и мы почли за благо ретироваться.

Сейчас я езжу по Фонтану, смотрю на трехметровые заборы и не могу понять, кто там живет. Какие-то загадочные люди. Они одесситы? Ха, но им не удалось полностью скрыться за своими заборами. Гугл нам в помощь, например, очень хорошо видно, где у кого какой бассейн. Общественность должна все видеть и знать!

Черемушки – лучший район города

А сейчас дорогой читатель, он же гость города-героя, я приглашаю тебя в лучший район города. Угадай какой. Центр? Не угадал. Как может быть лучшим районом зажатое в камне место, где ходят туристы и летом плавится асфальт? Фонтан? Нет, конечно, там же зимой нет никого на улице, вся прячутся по домам, а по пустынным улицам катят волны пронзающе холодного морского воздуха, а все металлические поручни, заборы и т. д. омываются потоками влажности и гниют со скоростью увядания листьев. Жить у моря зимой – это мука. А какой же тогда лучший район? Ну не буду тебя больше изводить загадками. Лучший район города Одесса – это Черемушки, мой родной хутор Черемушки. Вот только не надо читать этих умников, этих приезжих журналюг, которые пишут, что одесские Черемушки – это якобы памятник советской безвкусице, и архитектура там якобы такая же безликая, как и во всех других «черемушках» бывшего СССР. Разве дело в архитектуре? Причем тут архитектура? И чем тебе мешают эти магистральные трубы, заботливо пущенные вдоль улицы? Ты же не знаешь, что когда они были в земле, каждые три месяца разливалось черемушкинское море, вода в котором стояла так долго, что это море успевали нанести на карты. Это было море союзного значения. Потом трубы подняли наверх, и они идут грациозно волнами и каскадами, составляя неповторимый черемушкинский пейзаж. Если тебе это не нравится, то ты просто не привык, ты не можешь понять всю прелесть этого авангардно-модернистского стиля, тебе нужно еще подучиться. Зато посмотри, сколько зелени! Где ты видел еще столько деревьев? Как они выросли за 50 лет! Мы гуляем по Черемушкам, как в лесу, дышим свежезагазованным воздухом. Да, нужно знать тропинки. У меня есть три маршрута – после сильного дождя, после среднего дождя и когда месяц не было дождя. Самый сложный маршрут – после сильного дождя. Нужно обойти все лужи республиканского значения. Это только кажется, что их нельзя обойти. Любой местный Сусанин знает те островки суши, куда можно перепрыгнуть, чтобы не промочить ноги. Кое-где лежат заботливо положенные невидимой самаритянинской рукой кирпичики. При прыжках на кирпичики у человека хорошо развиваются специфические мышцы голеностопа, улучшается кровообращение, уменьшается риск простудных заболеваний. В городе уже два дня, как сухо, а на Черемушках все еще стоит вода и грязи по колено. Если в центре вы увидели человека, у которого грязь на ногах до самых коленей, а дождя уже нет три дня, то знайте, этот человек выше вас по духу, он с Черемушек, у него особая закалка. Житель Черемушек должен проявлять смекалку, уметь лавировать, и в результате чего он гораздо лучше, чем житель центра, приспособлен к жизни в нашем непростом бурлящем мире.

А когда дождя нет уже месяц, то возможности прогулок увеличиваются, можно забираться в самые потаенные уголки, закрываемые от солнца плотной тенью акаций, каштанов и тополей. Вот смотри, за детским садиком позади трансформаторной будки, знаешь что за место? А, не знаешь… Это место историческое. Это кафе «Зустрич». Это было когда-то очень уютное, располагающее к длинным беседам, место, где советские старшеклассники пили стандартное «Алиготе». Место было очень удобное – никто не видит, и к школе близко. Я не удивлюсь, если через какое-то время здесь появится табличка «Здесь было кафе «Зустрич». А может возродить кафе?

А сколько на Черемушках школ, сколько стадионов, сколько турников, сколько детских садиков, сколько простора! Есть все для того, чтобы жить и наслаждаться жизнью, дышать полной грудью. Однозначно, без сомнений, Черемушки – лучший район города.

Раз уж мы подошли так близко к моей школе, скажу о ней несколько слов. Много не буду писать, про всю школу нужно писать целый роман. Так, один смешной эпизод.

В 10-м классе наш военрук Николай Ефимович, отставник-майор, пожилой, не очень поворотливый человек, дал нашему однокласснику ключ от тира, который находился в подвале. Как свидетельствует история, очень опрометчивый поступок. Дал он ключ якобы для того, чтобы мы там «прибрали».

Мы и прибрали. Сразу облегчились поиски места для казенки уроков. Не надо было никуда уходить из школы, прятаться в кустах, достаточно было юркнуть в подвал. И весь этот нудный мир с учением, завучами, контрольными сразу исчезал, и появлялся таинственный мир взрослости. Но просто находиться в подвале было скучно. Поэтому там скоро появилась музыка, тарелки, бокалы и прочие атрибуты красивой жизни. Короленко, видимо, нас имел в виду, когда писал «Дети подземелья». Нас так и в школе стали называть, пронюхали, видно, девочки сказали, что мы где-то скрываемся на уроках. Но мы были хитрыми, составили график, чтобы не всем сразу теряться с уроков, ходили в подвал по очереди. Сколько времени продолжалась эта «лафа» не помню, мне кажется, что очень долго. Нам долго везло, удавалось скрыться в подвале прямо из-под носа директора. Но однажды все закончилось. У нашего военрука был второй ключ. И вот однажды, когда мы праздновали в подвале очередную ботанику, кто-то крикнул «Шухер, военрук идет». Мы стали спешно прибираться и прятаться по всяким нычкам, благо в подвале их много. Я спрятался за колонну, а кто-то из наших спрятался в большой шкаф с противогазами. Воцарилась тишина, свет тоже был выключен. В подвал медленно, покряхтывая, спускался военрук. А теперь поставьте себя на его место. Пожилой, законопослушный человек открывает подвал, свою вотчину, где находится тир, в полной тишине и темноте спускается вниз, петляет по коридору, подходит к шкафу, открывает его, а там стоит розовощекий комсомолец, и широко улыбаясь, весело и задорно говорит: «Здравствуйте, Николай Ефимович!».

Мы, умирая с хохоту, выползли как-то из этого подвала, и больше уже туда не ходили.

Дружный класс

Я часто встречаюсь со своими одноклассниками. У нас очень дружный «Ж» – класс, и мы поддерживаем отношения в течение многих лет. Они немного удивились, что я стал писателем, но не сильно, так как знали, что я на это способен. Скорее они обрадовались. Я решил их еще больше обнадежить. На нашей очередной встрече я сказал им примерно следующее:

«Друзья! Вы знаете, что я сейчас пишу, стал, так сказать, инженером человеческих душ. Своих героев я беру из жизни, некоторые из них даже носят ваши черты. Если кто-то из вас хочет стать прямым прототипом героя литературного произведения, чтобы его жизненный опыт был бы увековечен, чтобы осталась память, то это, конечно, возможно. Чего для вас, родимых, не сделаешь… Только за это нужно будет немного заплатить».

Мои друзья заулыбались, сказали что подумают. Ведь перед ними открываются такие большие возможности. Но я их еще больше порадовал.

«Но если кто-то из вас по каким-то причинам не хочет быть прототипом литературного произведения, – сказал я, – то и это возможно, вам я отказать не могу… Но только за это тоже нужно будет немного заплатить».

Мои друзья по-настоящему порадовались, что учились в одном классе с человеком, у которого возможно все и который ради друзей готов на все.

Поселок Котовского

На одном концерте в Одессе конферансье как-то пошутил: «Здравствуйте, дорогие одесситы, гости города героя и жители поселка Котовского». Но это юмор. Конечно, на поселке живут одесситы. Кто запустил эту мульку, что поселок Котовского – это не Одесса? Чтобы опровергнуть эту чушь, у нас проводились специальные исследования. Проверяли параметры всех жизненных органов жителей ПосКота, рост, вес, уровень IQ. Так вот исследования показали, что никаких статистически значимых отклонений не наблюдается! Например, если житель центра знает сто шестьдесят четыре одесских анекдота, житель Черемушек – сто пятьдесят восемь, то житель поселка Котовского знает их сто сорок девять. Разница с лидером всего-то десять процентов с копейками! Но это еще не все. Если в числе этих анекдотов житель центра знает девяносто шесть еврейских анекдотов, житель Черемушек восемьдесят четыре еврейских анекдота, то житель поселка Котовского знает восемьдесят восемь еврейских анекдотов, что хотя и ниже, чем знает житель Центра, но выше, чем знает житель Черемушек! Объясняется это тем, что поселок Котовского находится на востоке Одессы, то есть далеко от Запада, и выехать поселковым евреям на воссоединение семей в Израиль тяжелее, особенно когда на дороге Котовского пробки.

Зато именно на дороге Котовского расположен пляж Лузановка. На остальных пляжах Одессы даже в самый длинный летний день солнце заходит за склоны самое позднее в семь часов вечера, когда оно еще достаточно высоко. Такова география, солнце заходит только на западе, и ни за какие деньги не зайдет на востоке. Солнце в Одессе купить нельзя. Но можно поехать в Лузановку и успеть поймать уходящие нежнейшие лучи вечернего солнца и полюбоваться панорамой Одессы. Откуда еще смотреть на Одессу, как не со стороны поселка Котовского?

Молдаванка

Молдаванка имеет особую славу. Еще со времен Бабеля повелось считать, что на Молдаванке живут бандиты. А раз так, то это якобы очень опасный район. Ну что вы, как можно так думать? На Молдаванке, как впрочем и везде в Одессе, живут милейшие, добрейшие люди. Они никого не обижают, ни на кого не нападают. Я работал на Молдаванке, часто ходил в ночные смены, делал свою работу и ночью пешком шел домой по Молдаванке. Тишина, спокойствие, благодать. Мы и дружинили в этом же районе. Участковый на установочном совещании перед дежурством доводил до нас оперативную обстановку, напоминал о том, что в городе участились срывы шапок и что на Молдаванке каждый третий «сидел». В этом-то все и дело. Раз воры и бандиты живут на Молдаванке, значит, у себя дома они ничего красть не будут. Для этого они пойдут в другие районы. Ну, разве что свиснут запасное колесо из багажника, но и только. Ну, могут золотую цепочку с девушки снять. Но девушка сама виновата, кто ж ходит в золоте по Молдаванке? А так – это тишайший район. Помню, как на одном из дежурств нам сказали, что мы пойдем во двор Дашевского возле второй заставы. Да, на Молдаванке дворы имеют название. Кто этот Дашевский и почему в его честь назвали целый двор, я до сих пор не знаю. В этом дворе должны были состояться поминки по вору в законе, недавно убитому (конечно, убили его совсем в другом районе). Вместе с участковым мы выдвинулись на место. Это была чисто профилактическая мера. Двор Дашевского был очень узким и очень длинным, с одним входом, который был одновременно и выходом. Идеальное место, чтобы зайти и пропасть там. Мы остановились опасливо возле входа. Вышел брат покойного, переговорил о чем-то с участковым, и мы ушли. Уходя, мы видели, как со всех сторон стекались одесские воры, чтобы почтить память погибшего товарища. Так что не сочиняйте небылиц про Молдаванку, это культурный район, где живут люди, знающие цену своему слову.

Радиалка

И чтобы закончить с Молдаванкой, несколько слов о заводе радиально-сверлильных станков, где я собственно и работал сразу после института. Это было то самое социалистическое производство, которое сейчас ушло в небытие. Целая эпоха! Вообще, об этом заводе и том времени нужно писать целый роман, но на это сейчас совершенно нет времени, так как скоро будет обед и нужно готовиться к приему пищи. Располагался завод на Молдаванке на улице со звучным именем Бугаевка. В советское время она называлась Инструментальная, но это неважно. Жизнь на заводе кипела. Мы с другом были молодыми специалистами, и нам сказали, что мы будем работать по японской системе. Про нас так все и говорили – вот ребята, которые работают по японской системе. Что такое японская система, никто не знал, я много позже, когда преподавал в высшей школе, познакомился со всеми этими «точно вовремя», «канбан» и другими японскими премудростями. Зато на заводе была установлена японская гибкая производственная линия, которая работала без участия людей. Стоила она два миллиона долларов. Я еще застал японцев, которые заканчивали ее монтировать. Ох, красивая была штука. Тележка ездила по нарисованным на полу линиям, а ее сигнальный маячок сверкал и вращался. Была маленькая проблемка – эта линия была абсолютно бесполезной, так как не встраивалась в советскую систему организации производства. Но это мелочь, зато деньги были освоены, а в цех, где стояла эта линия, ходили как на зрелищный аттракцион.

Еще вспоминаю образцы социалистического хозяйствования. В то время я был пламенным комсомольцем, и как-то меня взяли по делу в обкоме комсомола, который находился там, где сейчас находится облгосадминистрация. Как я туда попал, уже и не вспомнить. Прицепились ко мне комсомольцы с просьбой изучить экономическую ситуацию с новым обрабатывающим центром с числовым программным управлением (ЧПУ), которым занималось заводское Специальное Конструкторское Бюро (СКБ). Комсомольцы эти были серьезными ребятами, из тех, кто достиг руководящих постов и соответствующего возраста. Они говорили с очень веской интонацией. Но меня не нужно было дважды просить, я был горд, что мне поручили такое серьезное задание такие большие люди. На эти обрабатывающие центры возлагали большие надежды, их собирались продавать за границу и утереть нос капиталистам в научно-техническом соревновании. Даже обком комсомола ими интересовался. Я с блеском выполнил задание. С мандатом обкома комсомола я пошел в экономический отдел СКБ, где мне предоставили расчеты по себестоимости обрабатывающего центра. Так я получил важную цифру. Я все аккуратненько переписал и пошел (выйти на улицу, зайти в другое здание и подняться на третий этаж) в отдел научно-технической информации, который занимался конъюнктурой зарубежных рынков (тогда еще не знали слова маркетинг), где мне предоставили исследования о стоимости «буржуазных» аналогов. Так я получил вторую цифру. Математикой я и тогда владел в совершенстве, и лихо сравнил обе цифры. Оказалось, что себестоимость производимого обрабатывающего центра была в полтора раза выше цены, за которую его можно было на внешнем рынке продать.

Я изложил свои изыскания на одном листе бумаги и пошел в обком. Серьезные комсомольцы внимательно прочитали бумагу, вначале были немного шокированы, но потом пришли в себя, и стали меня благодарить: «Ну, ты, Павел, сделал такое серьезное дело, молодец, ну ты даешь». Мне крепко пожали руку, и я ушел с чувством выполненного долга. Что было дальше, не знаю, но я не слышал, чтобы кто-то приостановил производство обрабатывающего центра, ведь он был включен в план, и руководство отвечало перед коммунистической партией за его своевременный выпуск.

Справедливости ради нужно сказать, что завод довольно успешно продавал капиталистам обычные, простые радиально-сверлильные станки без всяких наворотов. Во Францию и еще куда-то.

Но не все так весело было на заводе. Недалеко от «японского» цеха была литейка – литейное производство. Мы как-то с другом зашли туда по глупости. Вот где нужно было снимать фильмы ужасов. В чадном дыму и жаре двигались с грохотом и скрежетом какие-то механизмы. С некоторых из них извергались потоки лавы в кипящие бассейны, расположенные в разных углах цеха. Пол цеха был завален металлическими обломками различных конфигураций, которые лежали в абсолютном беспорядке, мешая проходу. То и дело снопы искр озаряли это затхлое пространство, и тогда можно было увидеть немногочисленные фигуры рабочих, которые все были голые по пояс, и каким-то чудом управляли всем этим хаосом. Нам с другом удалось спастись. Тем не менее, я считаю, что имею право на льготы, и досрочный выход на пенсию, как человек, который в свое время один раз прошел через литейных цех.

Каждый месяц на заводе кто-то погибал. Кого-то придавило краном, кто-то куда-то упал, а кого-то убило током. Наш отдел находился возле медпункта, и мы регулярно наблюдали «скорые помощи», которые заезжали на завод. И я не помню, чтобы кого-то когда-то за это наказали, я уже не говорю – посадили. «На войне, как на войне» – говорили бывалые заводчане, когда узнавали об очередном погибшем.

Но хочется добавить ложечку меда. На Радиалке я работал в главном корпусе, где было три цеха, занимался учетом готовых деталей. Это было типичное советское производство – бардак, штурмовщина, низкое качество изделий. Постоянно чего-то не хватало из этих самых готовых деталей, и тогда все кому не лень носили отбракованные детали мимо ОТК (отдел технического контроля). Качество было вообще бичом советского производства. Но буквально через двадцать метров от главного корпуса находился пятый участок валов и шестерней. Начальником участка был Михаил Рафаилович Тейтельман. Так вот этот участок как будто существовал в другом измерении. Все детали изготавливались точно в срок, не было никаких рекламаций по качеству. В самом участке всегда было тихо, никто никуда не бегал, ни на кого не кричал, не ругался матом. Только по-деловому работали станки. А однажды, когда вдруг по какой-то немыслимой причине первый раз за два года не был вовремя изготовлен вал артикул 35035, то сам начальник участка пришел к нам в бюро учета с объяснением и сроками, когда этот вал будет изготовлен. Такой несоветский участок и несоветский начальник. Оказывается, люди важнее системы. «Кадры решают все». Это, кстати, японский лозунг.