Аргумент весомей пули

– А воздуху? – поинтересовался я.

– От пяти до девяти, – заявил Чеслав, выудил карманные часы и поглядел на циферблат. – Кто на что упор делает. Мощным чарам узлов меньше надо, тонким манипуляциям – больше. Воздух наиболее многогранен из стихиальных аспектов – всё от конкретного оттенка зависит.

Я понимающе кивнул. Выплеснуть чистое пламя получалось несравненно легче порченого, а зловредные чары вроде кровавого гарпуна так и вовсе приходилось из себя буквально выдавливать. Ясно и понятно, что нет никакого смысла накручивать на оправу дополнительные узлы, не имея при этом возможности задействовать все протянутые к ядру меридианы разом. Хотя…

Но я выбросил из головы эти досужие размышления, и спросил:

– Так что насчёт переаттестации?

Ответить Чеслав не успел.

– Тук-тук! – прозвучало от входа, и в комнатушку прошёл усатый поручик с нагрудным знаком пластунов Мёртвой пехоты. Давешний дядька-урядник за ним не последовал и подпёр плечом дверной косяк.

– Ну что опять, Чеслав? – потребовал объяснений бравый усач. – На кой чёрт я тебе понадобился?

В голосе прозвучало плохо скрываемое раздражение, но Чеслав виду не подал и указал на меня.

– Принимай бойца!

Усатый поручик недобро улыбнулся.

– Вот так раз! Без меня меня женили!

– С капитаном всё согласовано, – отрезал Чеслав и улыбнулся. – Да ты не хмурься! Не хмурься! Сам же ему все уши о нехватке тайнознатцев прожужжал! А тут мало того, что пиковый адепт со склонностью к белому аспекту, так ещё и с порчей работать обучен. Ни в жизнь бы вам столь ценного кадра не отдали, если б не его дуэль с Гудимиром!

Поручик пластунов тайнознатцем не был, поэтому обернулся и распорядился:

– Седмень, проверь!

Дядька-урядник отлип от дверного косяка, приблизился и заглянул мне в глаза.

– Ага! – протянул он после недолгой паузы. – Не соврал Конокрад, и вправду склонность к белому аспекту просматривается. Левый глаз из-за порчи покраснел – это наносное.

– Он не заразный хоть? – уточнил усач.

– Нет, просто слишком к красному аспекту восприимчив, – решил урядник, отступая. – Похоже на врождённую особенность. Поэтому, наверное, и с порчей работать способен.

Поручик пластунов кивнул.

– Хорошо! Забираю!

– Погодите! – всполошился я. – А как же переаттестация?!

– Забудь! – отмахнулся Чеслав. – Младшему уряднику пластунов сотня в месяц полагается – на двадцатку больше, чем пиковому адепту.

Я шумно выдохнул, проглотил так и вертевшееся на языке крепкое словцо и напомнил:

– Лекарю второго класса в месяц полторы сотни причитается! Патент мой по всем правилам выправлен, не имеете права его в расчёт не принимать!

Как ни странно, никто и не подумал вспылить, меня даже затыкать не стали.

– Платят не за патент, а за работу, – спокойно отметил Чеслав.

– Тогда и не ждите, что стану кого-то от порчи избавлять!

– Не поможешь товарищу? – прищурился поручик пластунов.

– Не стану отбирать кусок хлеба у коллег, – буркнул я. – А то обидятся и снова на дуэль вызовут.

– Непременно вызовут! – рассмеялся Чеслав. – Я бы предпочёл у голодного волкодава кусок мяса из пасти вырвать, чем грош из кармана этих упырей умыкнуть!

Но усатый поручик лишь презрительно фыркнул.

– В лагере и без тебя найдётся кому порчу снять! – заявил он. – А за его пределами делать станешь то, что прикажут. На вылазки будешь ходить лекарем второго класса с оплатой в соответствии с патентом. И не на базаре, не торгуйся! Марш на выход!

Даже не кивнув на прощание Чеславу, он покинул комнату, а дядька-урядник хлопнул меня по спине и благодушно усмехнулся.

– Ты ещё про боевые не забывай! – заметил он, сильной рукой направляя к двери. – Червонец в день – плохо разве? Озолотишься!

Я подхватил свои брошенные на пол пожитки и вышел на высокое крыльцо барака в некоторой даже прострации. На улице дожидалась повозка с установленной на задке картечницей, к которой присоседился пластун, рядом с ним вертел головой по сторонам Огнич.

– Едем! – распорядился поручик и вскочил в седло гнедого жеребца.

Рядовой пластун отпустил поводья и легко перемахнул через борт повозки, урядник последовал за ним, и хоть я давненько уже не занимался акробатикой, но тоже не ударил в грязь лицом. Забрался сам, не стал хвататься за протянутую руку Огнича.

На днище повозки были уложены какие-то ящики, пришлось гнездиться на них. Фургонщик уместился рядом и спросил:

– Так ты к нам?

– Угу, – промычал я, оглядываясь.

Помимо усатого поручика за повозкой поскакали ещё двое верховых. Всадники, как и стрелец у картечницы, были в зачарованных кирасах и пробковых шлемах, а вооружены до зубов оказались так и вовсе решительно все. Надо сказать, такие меры предосторожности меня нисколько не порадовали. Если банальный выезд за пределы лагеря с подобной помпой проходит, что тогда о боевых вылазках говорить?

Вот же вляпался!

Но добрались до расположения Мёртвой пехоты без приключений. На вышках там стояли часовые, а периметр обходили патрули с собаками. Без тайнознатцев в охране тоже не обошлось – уловил нечто сродни стылому ветерку. Ну и мертвечиной тоже пованивало, а лучше ходячего мертвеца на роль дозорного, как мне кажется, только приблудные духи годятся.

После того, как мы миновали караульных на воротах и подъехали к выстроенным чуть наособицу баракам, урядник прямо с повозки позвал:

– Хомут! Принимай бойца!

Никто не откликнулся, тогда Седмень спрыгнул на землю, а когда я повторил его манёвр, распорядился:

– Жди! – И утопал в темноту.

– Бывай, Боярин! – махнул на прощание Огнич, которого привлекли к выгрузке из повозки привезённых нами в лагерь ящиков, и я оказался предоставлен сам себе.

У бараков горели костры, я кинул свои вещи на землю и уселся на одно из брёвнышек. Пластуны поглядывали на меня с интересом, но не подходили и с расспросами не приставали. Я уже даже подрёмывать начал, когда вдруг дёрнулась штанина. Глянул на ногу и едва не заорал от неожиданности, приметив здоровенную сколопендру, более чем просто мерзкую на вид. В иной ситуации непременно заорал бы, а тут постеснялся новых сослуживцев, прикусил язык.

Припомнились рассказы о всяческих ядовитых тварях, и рукой я сколопендру сбивать на землю не стал, вместо этого легонько стиснул её отторжением и не раздавил – отодрал от штанины. Тут-то и вернулся Седмень. Вынырнул он из темноты не один, а в сопровождении чернявого молодчика с нашивками младшего урядника. Ему и сказал:

– Натаскай колдуна скоренько, Хомут. И спуску не давай, мне с ним в омут идти.

За сим дядька и утопал прочь, а молодчик поскрёб заросшую щетиной щёку, цыкнул и спросил:

– Как зовут-то?

Я ничего выдумывать не стал, тем более что с Огничем в сослуживцах это не имело ни малейшего смысла, и сказал:

– Боярином кличут.

Младший урядник осклабился и протянул:

– Бога-атое погоняло!

Говорок оказался незнаком, а вот интонации такие слыхивать раньше приходилось через день да каждый день. Только это не босяк, конечно, а жулик или ухарь. А что рожа не клеймена – так обычно воевать за море и вербуются, чтобы на каторгу не загреметь или с пеньковой вдовой не станцевать.

– А то ж! – в тон собеседнику ответил я, попутно прикидывая, чего от своего нового командира ждать.

Был Хомут не шибко широк в плечах, но жилист и определённо очень резок. К такому не то что спиной поворачиваться не стоит, но и в принципе на расстояние вытянутой руки лучше не подходить. Глазом моргнуть не успеешь, как с ножом меж рёбер окажешься.

Цепкий взгляд младшего урядника пробежался по мне, и его худая физиономия враз заострилась и сделалась хищной.

– Заруби себе на носу: пусть чины у нас и равные, но старший в десятке я! Приказы не оспариваются, выполняются сразу, от и до!

Как видно, до пластунов уже дошли слухи об избиении парочки стрельцов и дуэли с магистром Гудимиром, вот Хомут и решил обложить меня по всем правилам.

– Ну а начнёшь дурить, так у нас и с колдунами случается… всякое, – добавил младший урядник, не дождавшись никакой реакции на свои слова. – Усёк?

Я вновь улыбнулся.

– А то ж! – повторил, после выставил вверх указательный палец и медленно-медленно потянулся к воротнику форменной куртки Хомута. – Один момент!

Простенькие фокусы тем и хороши, что не требуют долгой подготовки. Сделать вид, будто снял сколопендру с плеча собеседника не составило никакого труда, подвоха никто не заподозрил. На обратном движении руки ещё и позволил конечностям мерзкой гадины пройтись по щеке младшего урядника. Того аж передёрнуло.

– Случиться и вправду может… всякое, – сказал я, роняя сколопендру на землю.

Хомут тут же припечатал её подошвой и процедил:

– Рад, что мы поняли друг друга.

Ну да, ну да. Вроде как поняли.

12-3

Барак, топчан, тюфяк.

Белое пламя атрибута не повредило ни рогоже, ни соломе, а вот всяческую кровососущую живность извело под корень, но от зуда поутру меня это всё равно не уберегло – несмотря на оконные сетки, постарались драные москиты. Когда просыпался ночью, то слышал звон их крылышек, парочку даже прихлопнул. Всякий раз после долго ворочался с бока на бок, поскольку засыпать без Беляны было в высшей степени непривычно, но усталость неизменно брала верх, забывался в беспокойной полудрёме.

По сигналу побудки пластуны вытащили тюфяки и одеяла на просушку, пошли умываться и бриться. Затем расселись на брёвнышках вокруг костров, дабы заморить червячка. Давали кашу с мясом, хлеб с маслом, горячий травяной отвар и даже чёрный кофе. Поел с немалым аппетитом, пусть компанию и составлял десяток матёрых головорезов.

С расспросами те не лезли и всё больше присматривались, ну а я в свою очередь присматривался к ним. На первый взгляд сослуживцы выглядели разношёрстней некуда, и вместе с тем все пластуны чем-то неуловимо друг на друга походили: будто волны обкатали случайные камушки, придав им одну форму и более-менее уравняв в размерах. Разумеется, кто-то был выше, а кто-то ниже, да и телосложением молодчики отличались друг от друга, но громил среди них не наблюдалось вовсе, все до единого – жилистые и гибкие, ровно балаганные акробаты. Стрижены коротко, лица загорелые, одни с усами, другие с короткими бородками. Несколько человек красовались каторжанскими клеймами.

Ещё с нами завтракал ученик школы Карающего смерча, прозванный местными острословами Сквозняком. Впрочем, как мне показалось, выбором клички его притеснения и ограничились. Он уже вписался в десяток. Я покуда ещё нет.

В подручных у младшего урядника ходил каторжанин по прозвищу Край. Был он среднего роста и не самого богатырского сложения, но вот ладони имел что твои лопаты. Как видно, вдоволь кайлом помахал. Пока сидели у костра, Край неотрывно следил за мной, ему же велели сопроводить меня на склад.

Помимо формы, ботинок, ранца и одеяла вчера я уже получил несколько комплектов исподнего и ткань на портянки, а без оружия вполне мог обойтись, но отнекиваться не стал, кивнул младшему уряднику и спросил:

– Вещи в бараке оставлю? Не пропадут?

Хомут расплылся в улыбке.

– У нас не воруют!

– Не о том речь, – усмехнулся я. – Просто возьмут без спроса, не ради корысти, а из любопытства, а там кое-какие магические безделушки, как бы чего не вышло. Не хочу, чтобы ко мне претензии возникли.

– У нас за излишнее любопытство носы отрезают, – заявил один из попивавших кофе пластунов.

– Именно! – подтвердил Хомут. – Но ранец всё же возьми, не в руках же патроны понесёшь.

Я поднялся с брёвнышка, внимательнейшим образом изучил штанины и, сбегав в барак, двинулся за своим провожатым. По пути у одного из костров приметил Огнича, компанию ему составляла парочка деревенских крепышей, сдружившихся за время плавания с покойничком Лбом. Отсалютовал им на ходу и поспешил за пластуном.

– Иду-иду!

Кладовщик в обмен на какую-то отмеченную печатью бумажку выложил на стойку короткую пехотную саблю, пробковый шлем, крупной вязки фуфайку и зачарованную кирасу, тяжеленную и неудобную, а после взял из пирамиды рычажный карабин и с вопросительным видом оглянулся.

Край ухмыльнулся.

– Давай-давай! И патронов побольше отсыпь.

– Поучи ещё меня! – буркнул дядька, выложил карабин на стойку и зазвенел ключами, отпирая обитый железными полосами ларь. – Сколько положено, столько и выдам!

– А ты чего молчишь, молодой, будто не колдун? – поинтересовался вдруг Край. – Все ваши от кирас и оружия по первой руками и ногами отбиваются.

– Дают – бери, бьют – беги, – буркнул я и, расстегнув прихваченный с собой ранец, начал прикидывать, что именно получится в него убрать.

Пластун скривил в улыбке уголок рта.

– Может, и разойдёмся краями, если и дальше дурить не станешь.

– Всенепременно разойдёмся, – подтвердил я.

Навьючили меня в итоге почище ишака. Пришлось даже снять куртку и надеть кирасу, ибо тащить в руках её никакой возможности не было. Край на пару с кладовщиком помогли подогнать ремни зачарованного доспеха, но этим их содействие и ограничилось. Помочь донести мою поклажу до барака каторжанин не предложил, да и шагал он на обратном пути всё так же споро, как и по дороге на склад.

Вернувшись в расположение пластунов, я хотел было скинуть доспехи на койку, чтобы разобраться с ними позже, но не тут-то было. Вызвали на улицу в полной боевой выкладке.

Шлем постоянно сползал на лоб, Хомут рассмеялся:

– Ничего, приноровишься! Простым стрельцам стальные выдают – вот там и впрямь беда, а пробковые милое дело носить.

Я ничего не ответил и попытался сдвинуть саблю, дабы её ножны не колотили по ногам. Сделать это помешал патронташ, ничего не оставалось, кроме как расстегнуть пряжку и перецепить всё заново. Ремень карабина соскользнул, я едва удержал оружие от падения в грязь и прислонил его к стене, начиная понемногу закипать и уже сожалея, что не догадался оставить в бараке револьвер.

Тут-то к нам и подошёл Огнич с парой деревенских дуболомов, навьюченных ещё почище моего, а следом появился Сквозняк и пяток простецов наших с фургонщиком лет или самую малость постарше.

– Готовы к забегу по джунглям? – с гаденькой улыбкой спросил Хомут вроде как у всех, но глядел он при этом исключительно на меня.

И да – все были готовы, а вот я – нет. Просто остальных успели натаскать за лето, а мне пришлось начинать с нуля. Немудрено, что оказался отстающим сразу, как только вошли в те самые джунгли. Хомут, который прихватил с собой на вылазку ещё трёх бывалых пластунов, ни черта не объяснял и лишь сыпал колкостями, явно намереваясь вывести меня из себя, дабы спровоцировать на конфликт, но я всё больше наблюдал за другими, пытаясь перенять их ухватки, и на его шутки-прибаутки не реагировал. А вот когда на обратном пути нас завели в топь, я если и показал себя хуже матёрых бойцов, то не так уж и сильно.

Болото – мой дом родной, пусть даже это и совсем другое болото.

В итоге хоть и вернулся в лагерь с высунутым на плечо языком, но дошёл сам, не отстал и оружие не бросил. Переоделся, вывесил мокрую форму и ботинки сушиться, а после обеда в лес меня уже не погнали и отправили на стрельбище, организованное неподалёку от лагеря. Там наставник битый час растолковывал, как обихаживать карабин, чистить его и заряжать, затем разрешил сделать десяток выстрелов, из которых в цель я попал лишь дважды, а когда трубчатый подствольный магазин в очередной раз опустел, махнул рукой.

– Сойдёт! – Оценил мой удивлённый вид и фыркнул. – Колдун? Вот и жги! На кой чёрт только на вас патроны переводят – не понимаю!

Ну а я не понимал, на кой чёрт мне сдался весь этот нудный инструктаж. Из-за десятка выстрелов пришлось ствол чистить и механизм смазывать! Времени на всё это ушло – море!

Впрочем, уж лучше бы этим до самого вечера и занимался, потому как после возвращения со стрельбища надолго я в лагере не задержался и почти сразу отправился ползать по лесу, таиться в кустах и пытаться бесшумно передвигаться по чащобе, заодно высматривая следы и не оставляя их самому – то есть заниматься всем тем, чего как городской житель не умел и не любил. Немудрено, что крепко обосновался в числе отстающих. Даже Сквозняк чувствовал себя в джунглях куда уверенней моего, об Огниче и парочке деревенских увальней нечего было и говорить. Эти мне сто очков вперёд дать могли.

Устал в итоге как собака. Ноги не сгибались, поясницу ломило, плечи ныли, зудела искусанная кровососущей мелочью кожа. Ещё и проработкой абриса толком позаниматься не получилось. А только поужинал и погрузился в состояние внутреннего равновесия, как в расположение десятка заявился Седмень.

– Ну и как Боярин? – поинтересовался урядник у Хомута.

– Может, и выйдет толк, – неопределённо отозвался тот и с неприятной усмешкой добавил. – Когда-нибудь…

Урядник кивнул и поманил меня к себе. Деваться было некуда – встал. Пластуны тут же бросили играть в карты и орлянку, уставились на нас в ожидании бесплатного развлечения.

– Ножом владеешь? – спросил Седмень.

– Малость, – ответил я после недолгих раздумий в общем-то чистую правду.

Урядник хмыкнул и скомандовал:

– Ну-ка ткни меня!

В лагере я лишь избавился от кирасы и шлема да сдал в оружейку карабин, а вот ремень снимать не стал, поэтому завёл правую руку за спину, нашарил рукоять ампутационного ножа. И сразу ударил левой, в которой сам собой возник послушный моей воле клинок. Бил ничуть не сдерживаясь, разве что метил в бок, дабы не задеть ничего действительно жизненно важного, но дядька умудрился отвести нож шлепком открытой ладони. Даже оплеуху попытался мне отвесить, только я уклонился и спешно отступил на пару шагов назад.

– Подло-то как! – рассмеялся Седмень. – Мне нравится!

– Ну всё, Боярин, – вроде как сочувствующе вздохнул Хомут. – Ты попал!

Урядник выдернул из чехла нож и скользнул вперёд, я выругался и перебросил скальпель из левой руки в правую. Попытался повторить стойку, подмеченную у какого-то ухаря, но помогло мне это не слишком сильно. Хотя как знать? Обошлось без порезов, а Седмень даже до объяснений снизошёл. Потолковей всех прочих занятие оказалось.

На следующее утро едва встал. Всё болело, всё тянуло. Пока не размялся и не разогрелся, даже толком выпрямиться не мог. Ну а дальше – завтрак и вылазка в джунгли с заходом на болото. Вернулся в лагерь перепачканным с ног до головы в тине и зловонной грязи, пришлось вновь наскоро застирывать форму.

После обеда мы то стояли на карауле, то подкрадывались к заступавшим на пост товарищам. Разумеется, не всерьёз, это нас продолжал натаскивать Хомут. И тут невиданную выучку показал Огнич. Если дозорным он был ничуть не лучше прочих, то снимал часовых безо всякого труда – особо при этом вроде бы даже не скрывался, разве что двигаться начинал как-то очень уж тягуче и плавно.

Зачастую он попросту выпадал из поля зрения, чтобы объявиться уже на расстоянии вытянутой руки, и если остальные воспринимали это как должное, то я не выдержал и в сердцах воскликнул:

– Да как так-то, черти драные!

– Морок он наводит, – пояснил тяжело отдувавшийся Сквозняк. – Это как мираж, только в белом аспекте.

– Ничего похожего! – возразил ему один из деревенских, казавшийся посообразительней приятеля. – Фургонщик в голову забирается, ведьмы и ведьмаки на такое большие мастаки!

– Врождённый дар! – подтвердил второй увалень, засунул в рот остатки булки и стряхнул с ладоней крошки.

Сквозняк презрительно фыркнул, но в спор ввязываться не стал. Я поднялся с травки и подошёл к безмерно довольному собой фургонщику.

– Колись, как головы морочишь!

Огнич только руками развёл.

– Да это не объяснить даже! Просто представляю, что меня никто не видит.

– И тебя не видят? – поразился я.

– Не-а, лишь внимания не обращают. А если резко дёрнусь или ещё что – тогда замечают. Ну и выматывает это будь здоров.

– Ага, – озадаченно протянул я. – Небесную силу используешь?

– А как же! Но не напрямую – вроде атрибут задействую. Захотел, напрягся и сработало.

Я задумчиво кивнул.

– Ну-ка попробуй ещё раз на мне!

Огнич покачал головой.

– Я на ком-то конкретном сосредоточиться не могу. Да и не нужно это попросту. Я же сам центр изменений, понимаешь?

– Нет. Но ты всё равно попробуй.

Фургонщик отошёл к соседнему кусту, скрылся за ним, а пару минут спустя подступил ко мне сбоку.

– Чтоб тебя! – вздрогнул я от неожиданности. – Давай ещё раз!

– Да ну! Устал.

– С меня пиво, как в город выберемся.

Мы тут зарабатывали столько, что могли пивом хоть залиться, но от старых замашек так просто не избавиться, и Огнич с улыбкой кивнул.

– По кружке за каждый подход!

– Идёт!

Ударили по рукам, и первые три кружки я оказался должен фургонщику, ничего не получив взамен, – тот пропадал из виду сразу, как только я отводил взгляд, и подступал обратно с совершенно неожиданной стороны, а вот дальше мне вспомнились наставления о том, что обретение гармонии с небом помогает улавливать искажения магического характера. И пусть достичь оное состояние у меня пока что не получилось, но кое-какие подвижки в этом направлении всё же были, так что погрузился в транс и попытался ощутить присутствие некоей неправильности. И – ощутил. Открыл глаза и заметил-таки Огнича, но заметил исключительно по той простой причине, что изначально понимал, куда следует смотреть.

Вроде – здорово. Вроде – большое дело.

Да только чёрта с два!

Если на посту медитировать ещё реально, то в обычной жизни и тем более в бою ничего из этого не выйдет.

С другой стороны, Огнич лишь центр искажений. Ничего бы у него не вышло, не сумей он задурить мне голову. А значит…

Я хмыкнул, поймал состояние внутреннего равновесия и скомандовал:

– Давай! Ещё разок!

Весьма раздосадованный неудачей, Огнич решил прыгнуть выше головы, и я вдруг уловил вторжение в свой дух – только тут чужая воля не стискивала его, пытаясь парализовать приказом «замри!», а будто бы размывала небольшой фрагмент в районе глаз. Что-то такое проделал со мной магистр Первоцвет, когда сглазил и нарушил координацию правой руки.

– Вижу! – указал я пальцем в сторону замеченной магической аномалии, и фургонщик ругнулся.

– Вот ты, Боярин, вредный!

– Пять кружек! – напомнил я.

Огнич хохотнул.

– Да! Пять кружек – это пять кружек!

Сквозняк подошёл и спросил:

– Ты разобрался, да? Как его замечаешь? – обаятельно улыбнулся светловолосый паренёк. – Ну, если не секрет?

– Гармонию попытайся поймать, – посоветовал я, решив наблюдениями о воздействии на дух пока ни с кем не делиться.

Сквозняк в голос выругался, перехватил наши озадаченные взгляды и скривился.

– Да уже достали с этой гармонией! У нас в школе всё на неё и баланс завязано, а его хрен поймаешь! – Он закрутил над ладонью голубоватый вихрь, но тот почти сразу скользнул в сторону и развеялся. – Ненавижу!

– Поэтому и вышибли? – догадался Огнич.

– Угу.

– Да ладно! – рассмеялся фургонщик. – Нас и вовсе не приняли. – Он пихнул паренька в бок. – Так и быть, одну кружку тебе пожалую. Мне и четырёх за глаза!

Я отвлёкся от них и задумчиво потёр переносицу. Приказ «замри!» я худо-бедно отработал ещё в приюте, а воздействие фургонщика определённо имело схожий с ним характер. Опять же – взгляд отвести несравненно проще, нежели человека сглазить. Там воздействие продолжается даже после того, как тайнознатец своё дело сделал, а тут – надо лишь надавить.

И пусть я не представлял, как зацепить всех наблюдателей разом, но вот одного…

– Огнич! – сказал я. – Ты не пугайся и не дёргайся, я сейчас твой трюк повторить попробую.

Фургонщик явственно напрягся и потребовал объяснений:

– А чего это на мне?

Отвечать я не стал, легонько надавил на дух сослуживца и спросил:

– Ну?

– Что – ну?

– Видишь меня?

– Конечно!

Я усилил нажим и, как видно, перестарался. Фургонщик вдруг ругнулся, мотнул головой и выскользнул из тисков моей воли.

– Ну ты даёшь, Боярин! – возмутился Огнич. – Я ослеп так-то!

– Погоди, сейчас…

– Не-не-не! – пошёл в отказ фургонщик. – На ком другом тренируйся!

– Как скажешь, – пожал я плечами, задумавшись, что именно сделал не так.

Решил, что самому Огничу отнюдь неспроста требовалось хотя бы на миг пропасть из вида, потянул в себя небесную силу и окликнул одного из бесталанных новобранцев, коих натаскивали вместе с нами.

– Гвоздь!

– Чего? – повернулся тот ко мне.

Я поймал взгляд пластуна, ткнул рукой в сторону:

– Гляди! – И сразу надавил своей волей, заодно отступил от парней в сторону.

Гвоздь недоумённо нахмурился, но в указанном направлении всё же посмотрел.

– Чего ещё?