Кто создает мечты

– Ты имеешь ввиду дать семье кузнеца вольную грамоту? – Спросил помещик.

– Перетолки все равно будут, – подумав высказался приказчик, – но вы сможете ее выводить в свет.

– Тогда готовь вольную для семьи кузнеца, – решился Александр, – только одно условие нужно прописать.

– Игнатий получит вольную после вашего венчания и потом должен проработать на своей кузне еще десять лет, – уловил на лету мысль помещика, – а потом может искать свое место под солнцем где захочет.

С той поры прошло почти два года, Аннушка полюбила своего суженного всем сердцем и несмотря на угрюмое состояние кузнеца, свадьбу сыграли с началом зимы. Александра наполняло радостью от нового статуса, от переливчивого смеха жены, словно перезвон колокольчиков на дуге над головой лошади, а беременность Аннушки для него стала настоящим чудом, воплощением мечты о наследнике и исполнением завета отца. Однажды при выходе из храма в Смоленске, он не пропустил согбенную старуху в темном одеянии. Взмахнув тростью, старая купчиха поморщилась от его улыбки и извинений и сердито прошептала: «Слишком много радости в тебе, как бы беда не случилась».

С наступлением календарной зимы его любимая Аннушка должна была разродиться желанным ребенком, деревенские повитухи для родов потребовали освободить просторную теплую баню, сруб возвели к началу осени. Чтобы не слышать страданий жены, Александр приказал запрячь сани норовистыми рысаками, отказался от возницы и погнал вокруг села Клеоново. Быстрая езда разогрела кровь и прогнала страхи, периодически навеваемые воспоминаниями о недобрых предсказаниях. Лихо с гиканьем остановив сани возле бани, он хотел было войти, но одна из повитух, распахнула дверь.

– Тихо ты сумасброд, не зови лихо! – На плечи полной приземистой деревенской бабы был накинут старый зипун. – Жар у Анюты.

Клеонский с тревогой смотрел на местную знахарку, а та напряженно дышала, выпуская белый пар изо рта. Александр скинул рукавицы, поднял шапку на макушку и приложил теплые ладони к прохладному лицу, а когда убрал руки, то бабы рядом уже не оказалось. В баню к роженице его не пустили, пришлось терпеливо сидеть на крыльце в ожидании. Услышав первые звуки плача ребенка, помещик подумал, что ему показалось, но дитя закричало с новой силой. Он ворвался в баню, желая увидеть ребенка и поцеловать жену, Александра никто не остановил, повитухи затянули какую-то неизвестную ему заунывную песню. Грудь Аннушки не вздымалась, не обращая внимания на спеленатого младенца, помещик хотел спросить почему она не дышит, но ближайшая к нему повитуха тихо отчетливо выговорила: «Умерла, Анюта.» и продолжила пение.

Александр зарычал от горя по-медвежьи, на его лице уже не было доброй улыбки, выбежал на улицу, сел на крыльцо и, обхватив олову руками от переполнявшего его гнева стал выкрикивать отборные ругательства. Ощутив душевное опустошение, он вышел во двор и, встав на колени на снег, задрал голову к небу и спросил: «Господи, за что ты наказываешь меня?». Забравшись в сани, Клеонский долго гнал норовистых рысаков по заснеженному тракту, ветер осушил его слезы, но никто не мог залечить его душевную рану.

Издалека Александр заметил постоялый двор, хотелось побыть одному, залить свое горе крепким градусом, но почему-то здесь было полно народа. Крестьяне, сбившиеся в небольшие кучки, со злостью наблюдали за сторонившимися и встревоженными французами. На большом расстоянии справа на дороге виднелся приближающийся конный отряд французской армии. Возле коновязи он увидел трое богатых помещичьих саней с блестящей медной отделкой, лошади, привязанные к столбу с кольцами, периодически взбрыкивали в ожидании своих хозяев. Направив свои сани к свободному столбу, боковым зрением слева заметил возмущенных крестьян, направляющихся к одинокому французу, склонившегося над высокой повозкой и что-то громко причитавшего.

– Будет вам еще битва, – пообещал Клеонский, – а пока перемирие дайте французам отдохнуть, и они сами уйдут.

– Ты, барин, нашу добычу не тронь! – Насупился грозного вида высокий крестьянин, державший в руке оружие похожее на кистень.

– Вот вам мужики деньги. – Клеонский подал мелких медных монет мужикам. – Выпейте за нашу победу! – Громко, чтобы все слышали, предложил он, а потом тихо добавил, – и за мое горе.

– Это доброе дело, барин. – Довольно крякнул рослый крестьянин и махнул своим друзьям. – Айда, мужики, выпьем по чарке, а французики и без нас подохнут.

Подойдя поближе к повозке, Александр увидел тяжело раненого генерала французской армии, мужчина лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал. Денщик поправил сбившееся суконное оделяло, прикрывавшее тело офицера до пояса, вытащил несвежий платок, больше похожий на окровавленную грязную тряпку, убрал со лба светлые спутавшиеся волосы и промокнул выступившую испарину.

– Я очень благодарен вам, месье, что прогнали этих варваров. – По-французски затараторил денщик.

– Вас в Россию никто не звал. – Холодно резанул Александр.

– Да, вы правы, месье, – вздохнул солдат, – я простой капрал при генерале Бланкаре, поэтому вынужден, как человек военный подчиняться приказам. От нашей дивизии остались сущие крохи.

– Капрал, вы достойны похвалы, что не оставляете своего генерала. – Одобрительно кивнул Александр.

Помещик не отрывал взгляда от бледного лица генерала Бланкара, глаза француза часто заморгали, он смог повернуть голову и посмотреть на русского помещика. Закашлявшись, он попытался что-то неразборчиво произнести, денщик вытащил фляжку с водой и напоил своего подопечного, взгляд темных глаз офицера стал более осмысленным.

– Я – генерал Вилар Бланкар, – тихо произнес француз, – прошу простить меня за всех нас.

– Меня зовут Александр Клеонский, – назвал себя мужчина, – я местный землевладелец и дворянин.

– Война с Россией была ошибкой, Александр, за эти действия мы еще долго будем расплачиваться. – Слова из генерала выходили с трудом и от напряжения на лице выступила испарина.

– Мой генерал, – попросил капрал, – вам нужно беречь силы.

– Не мешай мне, Дюко, – сердито сверкнул глазами Бланкар, – я скоро умру и не смогу вернуться в мою любимую Францию.

– Хоть ваша реакция запоздала, и многие мои соотечественники погибли, – терпеливо выговаривал слова помещик, – слава богу, что среди ваших старших офицеров, как вы, генерал, есть осознание масштаба бедствий.

– Месье Клеонский, я хочу передать вам один предмет, – Вилар замолчал и на десять секунд прикрыл глаза, а затем с новой экспрессией продолжил. – Дюко, сними с моего кителя серебряную звезду, – потребовал генерал.

– Негоже передавать свои награды другому, – попробовал отказаться Александр.

– Дюко, передай звезду месье Клеонскому, – напирал Бланкар. – Это, мой друг, не награда, а своего рода талисман.

– Талисман? – удивился помещик, перебивая рассказ генерала.

– Эту звезду мне вручил эмир Худжинкар после своего пленения, французская армия в той битве разгромила войска Мурад бея в Египте. Я со своим отрядом преследовал мамлюков, сумевших переправится через Нил, нагнал их в пустыне и смог остановить несколько горячих голов из своих офицеров, возжелавших крови, чем фактически спас жизнь ему и его солдатам. – Вилар судорожно вздохнул, обеспокоенный денщик хотел остановить его монолог, но не посмел. – Этот мамлюк пообещал, пока при мне этот амулет, то меня не тронет ни клинок, ни пуля.

– Может вам, генерал оставить талисман при себе? – Решился на вопрос Александр, принимая из рук Дюко звезду.

– Я долго ждал, когда рядом со мной окажется достойный человек, как вы, месье Клеонский. – Вилар вновь на полминуты замолчал. – Худжинкар рассказывал мне странную историю, как его люди в одной из затерянных бухт на побережье Средиземного моря нашли умирающего капитана османского лота. Взор этого несчастного был, как у колдуна или жреца, не знаю, как правильно называется в Египте такой человек. Этот человек перед смертью передал эмиру серебряную звезду с просьбой вручить в нужный час офицеру с требованием никогда не ввязываться в войну с большой северной страной, утопающей в снегах. – Вилар судорожно вздохнул. – Я, подчиняясь приказу, нарушил эту просьбу и сейчас нахожусь на грани погибели. Осознание этого условия, пришло ко мне слишком поздно.

– Эта большая заснеженная страна оказалась Россией, – резюмировал Клеонский, держа в руке сияющую от дневного света звезду. – Благодарю вас генерал Бланкар, сюда приближается конный отряд остатков вашей дивизии, так что вас есть кому защитить.

Клеонский, засунув во внутренний карман талисман, направился на постоялый двор, откуда-то возникла жалость к этому раненому французу, но память о собственной беде, заглушила это чувство. Он был уверен, что дни Бланкара сочтены, однако судьба посчитала иначе, Вилару сопутствовала удача, он вернулся на родину и умер спустя двенадцать лет в своем доме в Париже. Александр не мог предсказывать будущее, но его потомку спустя века предстояло встретиться с наследником рода Бланкаров. Александр направился к постоялому двору, обернувшись увидел спустившегося с лошади возле повозки с раненым, молодого драгунского офицера с серым лицом, спешившегося с норовистого коня.

– Дядя Вилар, я молил бога увидеть вас живым. – Племянник перед тем, чтобы склониться над раненым родственником скинул шинель из зелено-серого сукна в руки капрала, торопливо расстегнув верхние пуговицы, но из-за посуровевшего лица Вилара решил придерживаться армейской субординации. – Мой генерал, я со своими солдатами не оставлю вас и буду сопровождать. Разрешите мне задать только один вопрос.

Слушаю тебя, Паскаль! – Словно ветер прошелестел слабый голос генерала.

– Зачем вы передали талисман, что должен был оберегать наш род? – Племянник тут же упрекнул себя за столь своевольную фразу. – Вы сами не раз пересказывали историю вручения вам серебряной звезды египетским эмиром. – Генерал с молчаливым укором смотрел на молодого Бланкара. – Я заберу у русского дворянина ваш талисман.

Паскаль провёл рукой по серебряным пуговицам красного камзола, в одиночестве и без сопровождения направился к сараю, за его спиной раздался не громкий кашель генерала, очередной приступ не позволил Вилару остановить своего племянника. Старшего Бланкара сильнее боли терзала вина перед народом этой северной страны. Паскаль от злости к русскому, случайно завладевшему талисманом рода, готов был разорвать его.

Александр, устроившись за столом, сколоченным из грубо обработанных досок, потребовал хлебного вина, надеясь заглушить душевные страдания. Его не беспокоила судьба французского генерала, Клеонский полагал расплата настигает армию Наполеона, хмельной напиток зародил в его замедлившемся мыслительном процессе злость. Довольно долго помещик сидел в оцепенении, уставившись в опустевшую глиняную кружку, он распалял закипающую в его душе злобу. Александр задавал один и тот же вопрос: «За что?», но ответ к нему не приходил.

– Ради какой высшей цели либо за какие его прегрешения Господь забрал любимую Аннушку? – Пьяно бормотал Клеонский.

Сердце резануло острой болью от осознания, случившееся произошло из-за его прошлой разгульной жизни, но назвать произошедшее окончательной расплатой он не мог. Подняв голову, Александр увидел рядом со столом, капитана драгун без зимней шинели в камзоле расшитым блестящими пуговицами и с тяжёлыми серебряными эполетами, понимая, что этот француз сейчас потребует звезду.

– Предлагаю добровольно вернуть мне то, что по своей слабости из-за ранения передал тебе мой генерал! – С грубой интонацией в голове потребовал драгунский капитан.

Клеонский вскочил со скамьи, возвышаясь над французом и качнувшись на ватных ногах, состроил свирепую гримасу, резким взмахом руки врезал кулаком по наглой французской морде. Через миг русский дворянин перешагнул через поверженного капитана, для себя Александр решил выехать на северо-запад, чтобы влиться в ополчение русской армии генерала Петра Витгенштейна и очистить родную землю от опостылевшего врага. Вскоре Клеонский узнал от крестьян, что ополчение и армейские корпуса собираются возле села Зеленки для последующей атаки на Полоцк.

Накануне наступательных действий, Александр, получил назначение в один из егерских полков, под общим командованием генерала Михаила Балка. Голова его шла кругом то ли от предстоящего сражения, то ли от общего гвалта, создаваемого ржанием лошадей, звона оружия и амуниции, нескончаемых перекриков. Возможно поэтому Клеонский не сразу расслышал обращения к нему, отведя взор от пламени костра, он поднял голову и увидел стоящего рядом молодцеватого артиллерийского офицера.

– Что же ты, Саша, не замечаешь старого друга. Я все кличу тебя, а ты не слышишь? – Клеонский узнал приятеля по столичным попойкам из прошлой жизни.

– Здравствуй, Алексей! – Александр поднялся на ноги и улыбнулся другу. – Вижу ты оставил прежние забавы, решил отечеству послужить?

– Я наслышан о тебе, как крупном помещике. – Епанчин упер правую руку себе в бок. – Что тебя сподвигло прогнать французов из матушки России.

– Да что я, их скоро мороз прикончит. – Рассмеялся Клеонский, и друзья молодости обнялись. – Несколько дней назад у меня состоялась беседа с одним французским генералом. – Александр решил умолчать о полученной звезде. – Среди старших офицеров армии Наполеона уже зародилось мнение, что война с Россией – фатальная ошибка.

– Однако, это никого из них не остановило. – Усмехнулся Епанчин. – Мы все время говорим французы, но, по сути, Наполеон поставил под ружьё и заставил воевать против нас чуть ли не всю Европу.

Александр пригласил к костру своего друга молодости, они не заметили, как за разговорами стало постепенно темнеть. Под утро вестовой от генерала Балка доставил приказ двум полкам егерей с артиллеристами Епанчина выдвигаться для вытеснения неприятеля из села Громы. Позиции французов под Полоцком оказались хорошо укреплены, их артобстрел и контратака могла бы смять весь авангард, если бы не подкрепления Витгенштейна.

Несмотря на ожесточённый бой, навязанный врагом на правом берегу Двины, редеющие полки русских в жажде подкрепления не прекращали оказывать сопротивление. Клеонский призвал своих стрелков к атаке, видя, как французы перебрасывают части с левого берега реки. От близкого разрыва снаряда он почувствовал, как в миг пропали все звуки, а его тело стало лёгким и почти невесомым. После того, как Александр был отброшен взрывом, ощутил удар ног о землю и его спина соприкоснулось с чем-то твердым, волна боли разлилась от макушки до пят, и он потерял сознание.

Откуда-то перед ним возник образ его любимой жены, кого он уже неделю считал ушедшей в мир грез навсегда. Аннушка на поле битвы, где царила смерть, предстала перед Александром в белом сарафане, только на подоле, волочившемся по земле, рисовались странные растительные узоры. Анюта подошла к нему вплотную, провела своей чистой рукой по его лицу, гибко наклонилась и поцеловала в губы.

– Сашенька, любимый мой, ты должен жить. – Ласково прошептала Аннушка, стоя в белоснежном одеянии среди разверстанной бурой земли, смешанной с грязным снегом. – Это меня ангелы зовут с собой в царствие небесное, а тебе еще долгий срок на земле отмерен. – Девушка, глядя Александру в глаза стала пятиться назад, её образ светлел с каждым шагом пока не растаял полностью.

Сколько времени Клеонский пролежал без движения, он не мог понять, как и разобрать откуда исходят эти громкие удары, словно кто-то ритмично колотит в огромный полковой барабан. Правее на тридцать метров от него снаряд бесшумно врезался в стылую землю, только волна вибрации докатилась до его тела. Александр, отброшенный на разбитую телегу, прижал ладони к ушам, размазывая кровь, неистово расхохотался, так как понял, что слышит только удары своего сердца. Он попытался подняться, но раскатывающийся гул в голове и качающаяся земля, не позволили этого сделать.

Осмотревшись по сторонам, левее себя Александр увидел разорванное тело Епанчина, рядом с развороченным орудием лежали трупы артиллеристов. Звуки медленно наполняли окружающее поле битвы, вдалеке перед собой он различил трех всадников, двое промчался куда-то левее, а скачущий прямо на Клеонского вылетел словно из тумана или дыма, расстилавшегося от реки. Француз спешился и, вытаскивая из ножен саблю, стал приближаться к оглушенному русскому дворянину. На расстоянии пяти метров Клеонский узнал драгунского офицера, кого он сильным ударом уложил на грязные полы таверны.

– Ты не захотел по-доброму вернуть талисман моего рода. – Прокричал Паскаль Бланкар. – Теперь я заберу у тебя звезду Худжинкара вместе с жизнью.

Александр молча смотрел на приближающего капитана, сабля, что он держал в правой руке отбрасывала мертвенный блеск. Клеонский вспомнил видение Аннушки, она завещала ему долгую жизнь, значит нужно покончить с этим наглым французишкой. Эти мысли словно придали сил Клеонскому, он пошарил позади себя, надеясь найти, чем обороняться и вытащил из-под перевёрнутой телеги обломанную оглоблю.

Размахивая оглоблей, он смог выбить саблю из рук Паскаля, норовившего, если не разрубить врага, то хотя бы испепелить взглядом. Клеонский ткнул обломком в грудь Бланкара, тот попятился и споткнулся о какой-то застывший ком. Француз попытался подняться, но Александр не позволил этого, перехватив оглоблю, он стал, как дубиной колотить по голове поверженного, пока подоспевшие солдаты из подкрепления не остановили его.

***

Клеонский вместе со своим сыном приезжает в ресторан Зураба для важного разговора.

На протяжении всего пути Клеонский вел машину неторопливо, хотя мог бы ехать с более высокой скоростью. Управляя Нивой, он всю дорогу рассказывал историю, поведанную еще его дедом. Ему вспомнился вопрос сына о происхождении звезды, дед, по-видимому также был озадачен этим, он потратил долгие годы исследований, но так не смог приблизиться к разгадке тайны.

Возможно, французский генерал Бланкар решил не посвящать русского дворянина в подробности предания османского мореплавателя. Когда пересекали мост через ручей, возведенный поверх бетонных труб, уложенных в углубленное и расширенное русло, пришлось остановить свое повествование.

– Сынок, ты посидишь в машине или выйдешь размять ноги? – Спросил Георгий Максимович, спуская автомобиль на поляну возле ручья.

– Выйду к ручью, – решил Арик.

– Ты никуда далеко от машины не отходи, – попросил отец, – я пойду притащу твой велосипед.

Арик подошел к воде, берег был засыпан мелким камнем и стал наблюдать за течением. Вода в этом месте текла медленно, в отличии от того, что он с друзьями видел на выходе из пьяного леса. При строительстве дороги русло ручья существенно расширили на расстояние более ста метров от моста. Заметив в прозрачной воде небольших блестящих рыбок, мальчик вспомнил про свой рюкзачок, закинутый отцом на заднее сиденье. Он направился к автомобилю, достал оставшийся бутерброд, засунул сыр себе в рот, а хлеб решил скормить рыбкам.

Вернувшись к ручью, Арик стал бросать в воду небольшие крошки, рыбки почувствовали корм и накинулись на него с азартом. Игра с рыбками так увлекла мальчика, что он потерял счет времени. Он бросал и бросал крошки подсохшего хлеба, а рыбки с удовольствием воспринимали щедрое угощение. Велосипедный звонок заставил Арика отвлечься от кормежки рыбок, он увидел отца, уверенно шагающего вдоль ручья. Клеонский привязал веревкой велик, прочно закрепив его на установленном на крыше автомобиля багажнике. Забравшись в машину, Арик попросил продолжение истории, выехав на дорогу Георгий Максимович задумался на несколько секунд и продолжил рассказ. Завершить свое повествование он успел, сворачивая с широкой улицы к дому, где вместе с мамой и бабушкой жил Арик.

С минуту Георгий Максимович раздумывал над сегодняшним появлением сына в окне своего нового дома. Именно в тот момент он почувствовал пробуждение отцовских чувств и решил проводить с Ариком больше времени. Никогда раньше Клеонский не видел в себе сильной привязанности к кому либо, мужчина улыбнулся собственным мыслям, и наконец-то отъехал от дома, свернув на широкую улицу.

Спустя пару дней Клеонский вместе с сыном в полдень заявился в ресторан Дибашвили, кого злые языки называли Диба. Хотя Дибашвили и Георгий были из разных миров, но их дружба измерялась долгими годами. Более семи лет назад Клеонский, только начинавший строить свою империю на юге страны, в своём саду обнаружил Дибашвили, умирающего от многочисленных ножевых ранений. Зураб навеки запомнил своё спасение, даже после того, как его короновали, не обращал на кривотолки в своей среде и продолжал дружить и помогать Георгию.

– Здравствуй, мой друг, – Клеонский радостно поприветствовал Зураба, придерживая мальчика за плечи, – на твое приглашение я решил прийти вместе с сыном.

– О твоем наследнике уже во всю люди судачат. – Как тебя зовут, джигит? – Дибашвили хитро улыбнулся.

– Арик. – Торопливо выдал мальчик, а потом решил уточнить. – Мое имя Аркадий.

Зураб с каким-то необъяснимым восторгом взъерошил волосы на голове у Арика и повёл дорогих гостей на террасу. На ходу отдавал распоряжения официантам приготовить стол на выступающей над морем открытой части террасы. Вскоре был расправлен полосатый тент, а на столе приготовлены местные яства от мяса и зелени, салатов и закусок до фруктов и сладостей.

– Мы пока перекинемся парой слов с твоим отцом, – указал рукой на стол, – а ты, Аркадий, выбери себе место по душе и попробуй что-нибудь по твоему вкусу, а сладкое оставь на потом.

– Хорошо, дядя Зураб! – Арик направился к столу, установленному в углу между ограждениями террасы. – Я хочу на море посмотреть, ведь отсюда такой вид, как с большого корабля.

– Что случилось, Зураб? – Спросил тихо Клеонский, посмотрев на сына, когда они отошли на несколько шагов от стола.

– Я позвал тебя, Георгий, чтобы сообщить о двух неприятных события, касающихся тебя лично. – Дибашвили смотрел на своего друга, чьё выражение лица не изменилось, а глаза следили за яхтой с белым парусом.

– Не тяни, – Георгий даже не посмотрел на вора в законе, не отводил глаз от волн, набегающих на берег, – я уже третий день чувствую чей-то колючий взгляд в спину.

– Хороший у тебя малец, даже завидно становится. – Фраза, затеянная грузином, оборвалась, когда Клеонский повернулся спиной к ограждению террасы и уставился на старого друга. – Все, все, – Дибашвили выставил перед собой ладони, – слушай и помни, я всегда помогу.

Дибашвили сообщил, что в город приехали двое парней, их отличала холодность взгляда, ему почему-то пришла в голову идея сравнить этих приезжих с чекистами, хотя сам он никогда с комитетскими не имел отношений. Эти парни даже внешне были похожи друг на друга словно братья, вор в законе отдал распоряжение и узнал, что эти двое под разными фамилиями поселились в пансионате Волна.

– Эти парни точно по мою душу. – Без эмоций пробормотал Георгий. – Количество средств, передаваемых в столицу, сократилось, вот и прислали оценить происходящее на нашем юге.

– За ними следят мои люди, в случае опасности найдем способ, как тебя защитить. – Твердо пообещал Дибашвили. – Эта парочка не похожа на фининспекторов, чистильщики или охрана. – Поразмыслив несколько секунд, успокаивающе предположил. – Очень уж на телохранителей похожи, что ранее сопровождали контролёра, прибывшего пару лет назад по твою душу.

– Не нужно успокаивать меня, – поморщился Клеонский. – Бодигарды по своей сути не самостоятельны, а перед этими точно какое-то задание поставлено. Пансионат Волна, говоришь, направлю своих бойцов, чтобы разобрались.

Георгий вновь развернулся к морю лицом и наклонился на перила, решил не мешать размышлениям своего друга, подошёл к столу и принялся настоятельно предлагать Арику отведать овощей, приготовленных на гриле. Мальчик по примеру гостеприимного хозяина ресторана положил несколько кусочков запечных помидор и баклажан на поджаренный хлеб и с нарастающим аппетитом принялся за еду, дразнящую своими ароматами.

Дибашвили вернулся к Георгию, разглядел допризывный взгляд, когда губы друга прошептали: “Выкладывай вторую печаль!”. предложил завершить разговор после застолья, так как не хотел, чтобы мальчик оказался посвящён в разговоры взрослых, но Клеонский был настойчив.

– Аркадий, а ты бы хотел почувствовать себя на капитанском мостике? – С доброй улыбкой спросил Дибашвили.

– Хотел, но мы же не на корабле, дядя Зураб? – Арик насытившись посматривал на сладости.

Дибашвили указал налево и вверх, где располагался балкончик, назвал его своим капитанским мостиком. Вечерами он сам любил там сидеть с чашкой чая и смотреть на море. Хозяин ресторана подозвал рослого официанта и приказал проводить заинтригованного Арика, прихватив фрукты и сладости. Клеонский подошёл к столу выдвинул стул, но перед тем, как сесть, с улыбкой помахал рукой сыну. Официант принёс кувшин с вином и несколько шпажек с сочным шашлыком, Дибашвили устроился напротив гостя.