Любовь и роскошь

– Мы скоро будем целовать друг друга с пожеланиями доброго утра вместо доброй ночи.

Он исчез во вьюжной белой ночи, и Дани с тоской смотрела ему вслед. Как она хотела быть с ним!

Слишком возбужденная, чтобы ложиться спать, она подошла к двери Колта и постучала. Она решила, что будет замечательно, если брат выпьет с ней горячего шоколада и съест пирожное. Повар посольства всегда оставлял что-нибудь на кухне для таких полуночных ужинов.

Колт сразу же отворил дверь. На нем был халат. Дани поразилась яркому, счастливому сиянию его глаз. Она пригласила его на ужин, но он вежливо отказался, заявив, что устал, собирается спать и будет рад встретиться с ней утром. Затем он закрыл дверь у нее перед носом.

Дани не оставалось ничего другого, как отправиться в свою спальню. Она пришла в замешательство от таинственного поведения Колта и подумала, что, как только ситуация с Дрейком, Сирилом и картиной разрешится, она непременно выяснит, что происходит с братом.

Дрейк удивился, увидев Джейд в своем гостиничном номере. Свернувшись калачиком на кресле у окна, она всматривалась в белую пелену. Печаль отражалась на ее прелестном лице.

Он бросился к ней, встал на колени и взял ее руки в свои.

– Что случилось, Джейд? – взволнованно спросил он. Невыносимо было видеть слезы в ее изумительных глазах.

Она подняла голову и взглянула на него с такой болью и отчаянием, что его сердце мучительно сжалось. Она с трудом улыбнулась и тихо спросила:

– Ну что, ты нашел ее?

Он печально покачал головой, отпустил ее руки и поведал ей обо всем, что произошло. Дрейк заметил, как расстроилась Джейд, и посвятил ее в планы на следующую ночь:

– Дани пригласит Сирила к себе, а у меня будет время, чтобы обыскать комнаты наверху. Если картина там, я непременно найду ее.

Она кивнула и снова печально повернулась к окну. Дрейк был озадачен ее поведением.

– Джейд, Колт обидел тебя чем-нибудь?

– Нет, ничего подобного! – поспешно заверила она вставая. Подняв шубу с кровати, на которую она небрежно кинула ее, Джейд сказала: – Я нашла ученицу, которая будет счастлива занять мое место после того, как я притворюсь, что потянула щиколотку. Теперь я смогу проводить все вечера с Колтом, но, для того чтобы он продолжал верить, что я работаю горничной в посольстве, я должна покидать его на несколько часов, чтобы затем вернуться обратно, выпить на ночь бокал вина и пожелать ему спокойной ночи. Он ждет меня. Я зашла только для того, чтобы спросить, как все прошло сегодня вечером.

Я очень устала физически и морально, – продолжила она со вздохом, когда Дрейк взял ее шубу и накинул ей на плечи. – Поскорее это все закончилось бы.

Он понимающе кивнул:

– Естественно, пока Колт проявляет подозрительность. Но скоро наверняка сделает или скажет что-нибудь такое, что ты сможешь заявить, что не питаешь к нему никаких чувств, кроме дружеских, и тебе совершенно не важно, богат он, как все говорят, или нет. А потом, – сказал он, целуя ее по очереди в обе щеки и крепко обнимая, – все закончится, и я навсегда останусь твоим должником.

Он проводил Джейд до двери, а когда она вышла в коридор, с трудом расслышал ее слова:

– Не это меня беспокоит.

Дрейк удивленно посмотрел ей вслед.

Глава 31

Сирил изучал картину, лежавшую на его кровати, и хмурился. Черт побери, он потратил много часов, но так и не имел ключа к тому, где революционер, этот лжехудожник, спрятал яйцо Фаберже. Картина являлась грубой репродукцией дворца. Только и всего. Как же Коротич намекнул, где спрятано сокровище? Говорили, что никто, за исключением царя и нескольких его приближенных, никогда не слышал об истории картины. Среди дворцовых служащих ходили слухи, будто Коротич написал картину, в которой заключил разгадку, и что она была тайно вынесена из тюрьмы его любовницей Аннин Михайловской.

Сирил злился – картина у него, а он не может разгадать секрет. Ему не к кому было обратиться за помощью или советом. Он крутил «Александровский дворец» в руках, качая головой. Снял раму, сделанную из породы какого-то неизвестного ему дерева – единственное, в чем был уверен Сирил: это дерево не встречалось нигде в России, – и внимательно обследовал картину… Снова никакой зацепки.

Он наклонился и засунул ее под кровать, раздраженно думая, что вся эта история, возможно, один обман.

Перед уходом он в последний раз взглянул на свое отражение в зеркале. Голубой бархатный камзол, обтягивающие лосины, черная кожаная накидка. Выглядел он весьма неплохо и наверняка понравится Дани. Пора, подумал он, забыть о картине, отнестись ко всей этой истории как к сказке и начать завоевывать сердце Дани. Тогда можно забыть о работе, о карьере – ведь, если он женится на миллионах Колтрейнов, ему не придется больше работать ни одного дня.

Он улыбнулся своему отражению. Дани от него в восторге. Он уверен в этом. Правда, с тех пор как они прибыли в Санкт-Петербург, несколько вечеров она провела сама по себе, и Сирил невероятно злился из-за этого, однако она была Колтрейн, и естественно, что высокопоставленные лица считали своим долгом развлечь ее. Как только они обручатся, все изменится. Тогда и его будут принимать во всех уважаемых домах.

Он вздохнул, предвкушая, какой будет его жизнь в роли мужа Дани Колтрейн. Они никогда не будут ни в чем испытывать нужду, объедут весь свет как члены королевской семьи. Итак, к черту старых заносчивых богатых дам, которые ворчали на него, требуя, чтобы он нашел для них необыкновенную картину, чтобы им завидовали такие же заносчивые друзья, к черту все маленькие грубые поделки с их тайнами.

Самое главное на данный момент – жениться на Дани!

Он взял со стола маленькую, завернутую в фольгу коробочку. Как только он получил записку от Дани с приглашением на ужин в ее апартаментах в посольстве, он пошел в Дом Фаберже на Большой Морской улице, с тем чтобы купить ей подарок.

Сам Петер Карл Фаберже ожидал Сирила. В 1870 году, в возрасте 24 лет, он встал во главе престижной компании, основанной Густавом Фаберже в 1842 году. После того как он выполнил пасхальное яйцо для императрицы Марии Федоровны, Александр III в 1885 году назначил его официальным поставщиком императорского двора. В тот же год Фаберже был удостоен еще одной чести – золотой медали на Нюрнбергской выставке изобразительных искусств за копии золотых скифских сокровищ. В 1890 году помещения Дома в Санкт-Петербурге расширились вдвое, и еще один магазин был открыт в Одессе.

Сирил был изумлен прелестью маленькой золотой броши, которую предложил ему для подарка Фаберже. Она не превышала и двух дюймов и была выполнена в форме бантика и покрыта полупрозрачной розовой эмалью поверх муарового фона. Края ее украшали розовые бриллианты в серебре.

Никакого торга по поводу цены не было. В Доме Фаберже никто никогда не спрашивал о цене. Предмет брали, и через несколько дней его либо возвращали назад, либо, выяснив, какова цена, оплачивали счет.

Сирил знал, что брошь дорогая, и, поскольку он считался человеком среднего достатка, подобный подарок не укладывался в его бюджет. Если Дани примет подарок, это будет означать, что у него есть шансы на то, что он в конце концов завоюет ее, и как только это произойдет, о деньгах можно не думать. Он знал, что может отсрочить уплату Фаберже, сказав ему, что его дама еще не решила, нравится ли ей украшение. Если она откажется принять брошь, он вернет ее.

Счастливо насвистывая, Сирил положил маленькую коробочку в карман и вышел из дома.

Дани с нетерпением ждала Сирила. Она хотела, чтобы Колт присоединился к ним, но он отклонил ее просьбу без всяких объяснений, сказав с таинственной улыбкой, что у него другие планы. Дани не стала настаивать, поскольку уважала право брата на личную жизнь и подозревала, что тут замешана женщина. Возможно, он изменил свое циничное отношение к женщинам.

В дверь тихо постучали, и она посмотрела в зеркало в позолоченной раме. Платье из бежевого атласа, обшитое у горловины норкой, очень шло ей.

Она распахнула дверь, и перед ней предстал улыбающийся Сирил – глаза его горели желанием.

– Прелестна, как всегда, моя дорогая, – сказал он, целуя ее руку. Затем, едва они оказались внутри, он протянул подарок: – Для тебя, поскольку ты стала так много для меня значить… – пробормотал он.

Дани чуть не застонала. Она не хотела никаких подарков от него. Она натужно улыбнулась, стараясь быть любезной:

– Сирил, не нужно было этого делать. Совсем не нужно. – Она положила подарок на буфет, стоявший у двери, и показала на множество хрустальных графинов и бокалов: – Не хочешь ли чего-нибудь выпить перед ужином?

Сирил пришел в замешательство. Дани обычно такая воспитанная… Он не видел ее несколько дней, с того самого дня, когда она ходила на императорский бал и на балет, но почувствовал в ней настораживающую перемену.

Она выжидающе смотрела на него, все еще указывая на выстроившийся ряд ликеров, виски и водки.

– О да, – сказал он наконец, – водка была бы весьма кстати. Но неужели тебе не хочется посмотреть подарок? – Подмигнув, он добавил: – Он из Дома Фаберже.

Она не ответила и стала наливать водку.

– Сам Петер Карл Фаберже помог мне выбрать его для тебя, – продолжал Сирил. – Ты ведь знаешь о знаменитом золотых дел мастере императорского двора России, не так ли?

Дани прищурилась. О, с какой бы радостью она рассказала ему о Фаберже!

– Да, я знаю, и ты очень любезен, Сирил, но я всегда была застенчива в отношении подарков. Может, подождем до конца ужина? – Она знала, что к тому времени, вероятно, уже швырнет подарок ему в лицо, так зачем притворяться и выказывать благодарность сейчас?

Разочарованный, он согласился, взял рюмку водки, которую она предложила ему, и осушил одним глотком.

Дани налила себе бренди и пригласила Сирила в гостиную.

Пытаясь рассеять странное, напряженное настроение, Сирил оживленно предложил:

– Расскажи о вашем визите в Зимний дворец и о том, понравился ли тебе балет.

Она с радостью стала рассказывать ему о бале и театре.

Сирил притворился, что рассказ захватил его, все время думая, как она прелестна и желанна. Он так мечтал обнять ее, страстно поцеловать…

– Сирил, ты слушаешь? – спросила Дани.

– Да, да, продолжай, – быстро кивнул он.

Послышался стук в дверь, и она встала, зная, что официант принес первое.

– Ну вот, будем есть.

Он покорно последовал за ней в альков, заметив с интересом, что он соединялся со спальней. Если повезет и ему удастся пробудить ее желание, это будет весьма кстати.

Дани лениво мешала ложкой в тарелке с супом, в то время как Сирил быстро расправился со своим блюдом, желая, как можно быстрее закончить обед и удалить суетящегося вокруг них официанта.

– Тебе не нравится? – Он указал на ее почти полную тарелку.

– Я не могу есть так быстро, как ты, Сирил, – ответила она.

Он побледнел, но ничего не сказал, решив подождать, пока она закончит.

Так же медленно ела она и другие блюда. Он пил уже вторую чашку кофе, ожидая, когда она наконец съест второе.

– Что-то случилось, дорогая? – не выдержал Сирил. – Тебе совсем не нравится?

Она вопросительно подняла бровь, злобно взглянула на него и прошипела:

– О чем ты говоришь? Только потому, что я не жую так же быстро, как ты, ты приходишь к выводу, что со мной что-то случилось?

Сирилу надоело ее отвратительное поведение. Он пристально посмотрел на нее:

– Хорошо, Дани. В таком случае не объяснишь ли мне, зачем ты пригласила меня сегодня вечером, если не можешь быть вежливой? Весь вечер у тебя плохое настроение. Я принес дорогой подарок, и ты даже не соизволила открыть его. Каждую минуту ты стараешься уколоть меня. Если я сделал что-то, чем оскорбил тебя, скажи, и я попытаюсь исправиться. Если нет, тогда, прошу, перестань так себя вести.

Дани изо всех сил сдерживала клокотавший внутри гнев. Как Сирил владеет собой! Как он спокоен и уверен в себе. А ведь обокрал ее, пытался помешать Дрейку вернуть доброе имя своей семьи и все для того, чтобы достичь славы для самого себя. Он не считает свои поступки ужасными, а волнуется только из-за того, почему она так холодно обращается с ним.

Дани не отвечала, и Сирил начал испытывать настоящее смятение. Неприятный холодок пробежал по его спине. Она явно смотрела на него с ненавистью. Почему? Что он сделал? Неужели каким-то образом узнала о том, что он украл картину? Нет. Но другой причины для ее столь странного поведения не было…

– Ты хочешь, чтобы я ушел? – глухо спросил он.

Дани бы очень этого хотелось, но она не могла допустить, чтобы он застал Дрейка в своем магазине. Как только картина будет найдена и окажется у нее, он уже ничего не сможет сделать. А до тех пор он может обвинять Дрейка в краже. Нельзя так рисковать.

– Извини, – выдавила она из себя. – Я, наверное, просто устала. Десерт подадут в гостиной, ты не против?

Сирил мгновенно засуетился и едва не уронил свой стул, спеша помочь ей подняться.

– Конечно-конечно. Устроимся поудобнее перед камином.

Он быстро взял обернутую фольгой коробочку и положил Дани на колени, когда та села на диван у огня.

– Открой, пожалуйста, – призвал он, садясь поближе к ней.

– Я говорила тебе, Сирил, – отодвинулась она, – не нужно покупать мне подарок. Лучше, если ты вернешь его.

– Нет. Хотя бы посмотри. Фаберже будет разочарован, подумает, что тебе не понравилось его произведение.

Что угодно, лишь бы протянуть время! Дани, сжав зубы, разорвала ленточку и бумагу, но, открыв коробочку, не смогла удержаться и ахнула при виде изысканной броши.

– Сирил, прелестная вещица! – воскликнула Дани, вытягивая руку и рассматривая брошь на свет.

Но очарование было недолгим. Уложив брошь в коробочку, Дани протянула ее Сирилу:

– Я не могу принять твой подарок. Сирил недоуменно заморгал:

– Но почему?

– Это неприлично.

– Неприлично? – переспросил он улыбаясь. – Что же неприличного в том, чтобы принять подарок от друга?

– Люди могут подумать, что это предшествует более серьезному объявлению.

Он подвинулся ближе к ней, обнял за плечи и пробормотал:

– Я на это надеюсь, Дани. Хочу быть больше, чем просто твоим другом. Ты ведь уже давно знаешь об этом.

Он увидел сердитый блеск в ее глазах, почувствовал, как она сжалась от его прикосновения, но уже не мог противиться страстному желанию и признался ей в своих чувствах:

– Я люблю тебя, Дани, и думаю, что ты тоже любишь меня. Иначе ты бы не отправилась в это путешествие. Ты ведь хотела, чтобы мы были вместе, лучше узнали друг друга…

Дани почувствовала, что ее тошнит. Когда-то она была не прочь завязать роман с Сирилом – он красив, общителен, обладает шармом. Но после того как она узнала, кем в действительности он являлся – притворщиком и вором, – она могла относиться к нему только с презрением.

Он взял ее лицо в свои ладони и склонился, чтобы поцеловать. Она раздраженно уворачивалась.

– Дани, пожалуйста… – прерывисто и хрипло шептал он, сгорая от желания. – Я хочу сделать тебя счастливой, потому что люблю тебя… Я полюбил тебя с того самого момента, когда увидел впервые. Ты должна любить меня…

– Я не люблю тебя! – Одним резким движением Дани вырвалась из его объятий и вскочила на ноги. Она с негодованием смотрела на него сверху вниз, грудь ее высоко вздымалась. Какая самонадеянность! Неужели он думал, что ее так легко сломить? Что она марионетка в его руках?

Сирил, пораженный ее реакцией, также встал. Злость и унижение захлестнули его – он понял, что она может отказать ему сейчас окончательно.

– Зачем ты пригласила меня? – холодно потребовал он ответа. – Я не люблю, когда меня используют, Дани, я…

Ты смеешь обвинять меня в том, что я использую тебя? – закричала она, но тут же осеклась и заставила себя успокоиться. Еще не пора! Еще не было сигнала от Дрейка о том, что его миссия благополучно завершена.

Сирил взъерошил волосы дрожащими пальцами и чопорно предложил:

– Наверное, мне будет лучше уйти и вернуться, когда ты не будешь в таком плохом настроении. Я к нему, Дани, не имею никакого отношения. От меня ты видела только добро. – Он схватил коробочку с брошью. Если она относится к нему с презрением, он не собирается тратить деньги на дорогой подарок.

Сирил направился к двери.

Дани, сжав кулаки, наблюдала за ним. Ни в коем случае нельзя дать ему уйти! Даже если придется терпеть его поцелуи, пока она не получит известия от Дрейка. Почему Колт не мог остаться дома сегодня вечером?

– Сирил, подожди…

Он повернулся, подавив злорадную улыбку при виде потерянного выражения на ее лице.

– Снова хочешь обидеть меня?

– Сирил, я….

И тут постучали в дверь.

Почувствовав невероятное облегчение, Дани пронеслась мимо него, жалея теперь, что так заискивающе вела себя.

– Вероятно, принесли ликер. Выпьем напоследок, и, возможно, я почувствую себя лучше… – Она распахнула дверь и увидела официанта, лицо которого выражало полнейшее замешательство.

Он держал серебряный поднос с большим тортом из взбитых сливок.

– Я знаю, вам уже подали десерт, мадемуазель, но джентльмен, который принес торт на кухню, настаивал, чтобы мы подали его вам немедленно.

Он сказал также, что вы все поймете, – пожал плечами официант.

У Дани словно гора с плеч свалилась.

– Мерси! – улыбнулась она и не удержалась от реверанса, когда брала поднос.

Она поставила его на стоявший рядом стол. Сирил молча наблюдал за ней.

Официант закрыл за собой дверь.

– Еще десерта? – угодливо спросил Сирил, надеясь, что сладкое улучшит ее настроение.

Дани схватила торт и повернулась к Сирилу. Она заявила, что он лживый, отвратительный сукин сын… и жирный крем растекся по его лицу.

Глава 32

Дрейк и Дани сидели друг напротив друга в гостинице; картина лежала на столе между ними.

Дрейк вздохнул и, покачав головой, рассеянно провел ладонью по волосам.

– Ничего не вижу! Не могу найти ни единой зацепки! Насколько могу судить, это не больше, чем просто грубое изображение дворца, и яйцо может быть спрятано где угодно, а там больше ста комнат! Даже если будет получено разрешение на поиски, я не знаю, откуда начинать их!

Дани разделяла его уныние, но полюбопытствовала, почему революционеры выбрали именно дворец в качестве тайника.

– Разве он не тщательно охраняется?

О да. – Дрейк рассказал ей, где стоят охранники. Он запомнил это во время своих многочисленных визитов. – Там есть постоянный гарнизон из пяти тысяч пехотинцев, тщательно отобранных из всех полков императорской гвардии, есть отделения гвардии возле ворот и пешие патрули в парке, так же как и часовые в вестибюлях, на лестницах, в коридорах, на кухнях и даже в винных погребах. Они используют и переодетых охранников для того, чтобы те следили за людьми, которые работают во дворце. Возможно, их число исчисляется сотнями – слуги, работники, торговцы.

– Значит, совсем непросто пробраться внутрь для того, чтобы что-нибудь там спрятать, – размышляла Дани, думая о том, не обман ли все это.

Он почувствовал ее сомнения.

– Это было бы сложно, но, судя по рассказам очевидцев, Зигмунду Коротичу удалось сделать это. Ему нравилось выставлять царя и его гвардию дураками. Для него спрятать яйцо Фаберже во дворце было все равно что дать самому царю пощечину. Никогда не возникало сомнений в том, что он спрятал яйцо во дворце. Его и мою мать схватили около него.

Говорят, – продолжал он, – что, отправляясь на смерть, Коротич хвастался этим. Вот так началась легенда о картине. Утром, когда его должны были казнить, он признался одному из тюремщиков, что когда моя мать убежала из тюрьмы, она взяла с собой разгадку того, где спрятано яйцо Фаберже. Тюремщик сказал царю, который, в свою очередь, поведал об этом своему сыну Николаю, а он рассказал мне. Больше об этом никому не говорили, чтобы остановить охотников за удачей попытаться проникнуть во дворец.

Сердце Дани разрывалось от жалости к Дрейку. Десять лет он искал картину, теперь она у него… но он не может найти ключ к разгадке.

Новая мысль поразила ее.

– Коротич сказал, что твоя мать сбежала с картиной. Возможно, она взяла что-то еще?

Он покачал головой:

– Нет. Охранники позволили Коротичу иметь все необходимые для рисования принадлежности, которые он просил, чувствуя к нему жалость, потому что он был приговорен к смерти. Думаю, они не видели никакого вреда в том, чтобы обреченный человек нарисовал несколько картин.

Дани на мгновение задумалась.

– Я хочу нанести месье Арпелу последний визит, – заявила она.

Дрейк поднял бровь:

– Зачем? Какое у тебя с ним дело?

– У него все еще есть то, что принадлежит мне, и я собираюсь получить это.

Дрейк взглянул на полотно и кивнул:

– О да, рама. Я нашел картину под кроватью, но рамы нигде не было видно.

Дани встала, собирая свои вещи, и направилась к двери, Дрейк последовал за ней.

– Если честно, рама мне больше нравилась, чем картина, она такая необычная.

Дрейк признался, что не очень-то рассмотрел ее.

– Всякий раз, когда у меня выпадала возможность, я изучал саму картину.

Дани поцеловала его и отправилась в путь. Ночь была безоблачной, звезды мерцали, как бриллианты, в черном небе. Мир вокруг серебрился белым хрусталем. Ветер был мягким, ласковым, словно дыхание младенца, и она, закутавшись в горностаевую накидку, направилась к экипажу, чтобы ехать в магазин Сирила.

Над дверью горела лампа, но вокруг было тихо. Дани настойчиво постучала. Рама, конечно, была ей не нужна, она просто хотела вернуть себе то, что по праву принадлежало ей. Сирил солгал, обокрал ее. Он еще должен радоваться, что Дрейк занят разгадыванием тайны картины и не стал мстить ему, иначе Сирилу бы не поздоровилось.

Она хотела постучать еще раз, когда Сирил открыл дверь и в удивлении взглянул на нее.

– Дани! – заикаясь произнес он и, высунув голову, нервно посмотрел налево, потом направо, чтобы убедиться в том, что она была одна.

Едва они оказались в магазине, он встрсвоженно спросил:

– Что ты тут делаешь? Я думал, ты никогда не захочешь видеть меня.

– Я и не хочу, – отрезала она. – Просто отдай то, что ты украл у меня, и я уйду.

Выражение его лица не изменилось. Он пожал плечами:

– Прости. Я не знаю, о чем ты говоришь.

– Мне нужна рама!

Он тихо, недоверчиво засмеялся:

– Эта грубая штуковина? Зачем? – Он положил руку на ее плечо: – Проходи, дорогая, и давай поговорим. Я знаю, ты сердишься, но если позволишь мне все объяснить, то поймешь, что все это просто смешно…

– Сирил, не уговаривай меня! – воскликнула она, отталкивая его руку и злобно глядя на него. – Верни мне мою вещь, и я уйду. Ты мне противен, меня тошнит от того, что приходится дышать одним с тобой воздухом.

Он поднял подбородок, словно получил пощечину.

– Ладно, – коротко сказал он. – Бери свою дрянную раму от дрянной картины и отправляйся к своему дрянному любовнику!

Он оставил ее и вернулся через несколько минут с рамой в руках.

– Вот. – Он швырнул ее Дани. – Возьми ее и убирайся. Если не можешь здраво смотреть на вещи и посмеяться над забавным недоразумением, мы больше не друзья.

Она попыталась почувствовать жалость к нему – и не смогла.

– Сирил, мы никогда не были друзьями. С друзьями так не обращаются!

Она оставила его и поспешила к ждущему ее экипажу.

Дани не заметила мужчину, который стоял в тени на другой стороне улицы… как не замечала и того, что после императорского бала за ней всегда кто-либо следовал. Она была слишком взволнована случившимся. Возвращенная рама была прекрасным предлогом еще раз увидеться с Дрейком вечером.

Дрейк потягивал бренди, внимательно рассматривая картину. Зигмунд Коротич обладал многими талантами, но художником не был. Ребенок мог бы нарисовать лучше.

Но где же разгадка?

Как обидно – держать картину, которую искал все эти годы, которая была единственным проблеском надежды на то, что он сможет восстановить честь своего отца… и быть не в состоянии раскрыть ее тайну.

Дрейк был близок к отчаянию.

Теперь у него есть еще одна причина раскрыть то, что стало смыслом его жизни.

Дани Колтрейн.

Он должен раскрыть тайну! Дани заслуживает большего, чем человек, изгнанный из императорского двора, человек, честь семьи которого растоптана.

Звук открываемой двери вывел его из задумчивости. Он открыл дверь и увидел Джейд. Она выглядела отстраненной и отчаявшейся, зеленые глаза затуманились печалью.

Она бросилась в его объятия и разрыдалась. Он закрыл дверь и привлек ее к себе:

– Джейд, дорогая, что случилось? Колт обидел тебя? – Его голос дрожал от волнения.

– Нет-нет! – воскликнула она, крепко прижимаясь к нему. – О, Драгомир, помоги мне, пожалуйста… – Она была на грани истерики.