Перстень Парацельса

– Неужели? – Даша засмеялась и приложила к лицу ладони. – А сейчас?

– Пылаешь.

– Не знаешь, почему?

– Кажется, догадываюсь.

– Да… – Девушка расстегнула блузку, медленно прошла по спальне и распахнула шкаф. – Я верю своей интуиции, Витя, она, может, и не такая, как твоя, но она есть и сейчас говорит, что твой московский дяденька в самом деле тот, за кого себя выдаёт. А наши земляки… м-м…

Даша замялась с определением, и Громов пришёл на помощь:

– Экстрасенсы?

– За неимением другого, пусть будет так.

Прозвучало как-то «по-телевизионному», оставив на губах привкус ненастоящего, и потому Виктор неопределённо пожал плечами.

– А ты разве не ощутил? – Она взглянула пристально. – От ребят явно идёт… идут некие флюиды. И от нас, думаю, тоже. И когда мы собрались, неужели ты не ощутил суммарного эффекта? Ты! С твоим-то чутьём!

Почувствовал ли он? Пожалуй, некий подъём был, но не настолько сильный, чтобы вызвать бурный энтузиазм. И это показалось странным, потому что их первая встреча с Бранделиусом вскружила Виктору голову, а сейчас всё прошло на удивление серо. Неужели та самая интуиция, которая удостоилась столь лестной похвалы от девушки, намекает, что дело не настолько ясное, каким кажется, и, возможно, опасное?

– Ты просто бирюк по натуре, – рассмеялась Даша, стаскивая джинсы. – Тебе не понравилось, что Антон распределил своё внимание на всех.

В середине вечера Бранделиус договорился с девушками, что они будут называть его по имени. Мужчинам было сказано – почти в шутку, – что рано или поздно им тоже повезёт.

Громова это покоробило.

– Может, ты и права.

И в следующий миг подумал, что они с Сатурном похожи, только тот не скрывает своего нежелания общаться, а он, Громов, Юпитер-победитель, лицемерит.

– Как бы там ни было, Антон Арнольдович предлагает необычайный эксперимент, отказываться от которого глупо.

– Но чем он закончится?

– Или у нас получится, или нет. – Она подошла к трюмо, наклонилась соблазнительно и стала внимательно изучать левую щёку. – Разве непонятно?

– Если не получится, мы останемся такими, какие есть, и будем гордиться тем, что у нас хватило смелости попробовать, но…

– Ты боишься перемен? – Даша не отвлеклась от зеркала, но вопрос, несмотря на показную небрежность, прозвучал не так шутливо, как ей, наверное, хотелось бы.

– Я не знаю, во что мы превратимся, обретя особые способности, – честно признался Громов. – И чем больше я об этом думаю, тем сильнее мне кажется, что мощная сила способна завести нас слишком далеко…

– На сторону Тьмы?

– Если хочешь – да.

Даша переступила с ноги на ногу – соблазнительно – и осведомилась:

– Разве Антон – чудовище?

– Бранделиус вырос с пониманием своей силы, сроднился с ней, его личность формировалась с учётом этого фактора. – Громов явно ждал подобного вопроса. – А что натворит Сатурн, заполучив сверхспособности?

– С ним мы справимся, – не очень уверенно отозвалась Даша.

– А может, не надо ничего делать? И тогда не придётся справляться.

– Просидеть всю жизнь в чулане?

– Почему в чулане?

– В чулане своего тела, в тесной каморке, зная – зная! – что вокруг – сияющий дворец! Ты предлагаешь остановиться и потом до старости жалеть, что мы не попробовали всё изменить? Ты это предлагаешь? Самый романтичный человек из тех, кого я знаю?

– Ну… – Громов заметно смутился. Поскольку понял, что девушка не хвалит его романтизм, а обвиняет его в трусости.

– Я собираюсь рискнуть. – Она повернулась к нему лицом и сняла лифчик. – Что скажешь?

Что сказать? Только одно – мало кто из людей знает, что таится в его собственных душевных подземельях, какие демоны ждут там своего часа и найдутся ли силы их побороть. Вот что хотел сказать Виктор, но понимал – сейчас не время. Он хорошо изучил Дашу и видел, что дальнейшее развитие темы приведёт к ссоре, и благоразумно решил смягчить ситуацию.

– Я просто хочу быть осторожным.

– А я хочу, чтобы ты был диким.

– Насколько диким? – Он сделал шаг вперёд и медленно провёл рукой по кружевным трусикам – последнему, что оставалось на Даше.

– Необузданным, как мустанг.

– Свирепым?

– Неутомимым.

Она рванула рубашку, которую Виктор до сих пор не позаботился снять, и повалила мужчину на кровать.

Глава 3

– Я думала, церемония пройдёт в роще, – заметила Даша. – У точки силы.

– Я тоже, – поддакнул Виктор.

Бранделиус улыбнулся и самодовольно напомнил:

– Дорогие друзья! Вы позабыли, что ваш мудрый наставник давно работает с магической энергией и способен обеспечить вам точку силы в любом месте. Подчеркиваю: в абсолютно любом.

– Надеюсь, когда-нибудь я тоже так смогу, – вздохнула Даша.

– Организовывать точки силы?

– Управлять ею.

– Уверен, что сможешь, – пообещал Бранделиус. Помедлил и уточнил: – Все смогут, каждый из нас.

– После церемонии?

– Может, не сразу, но…

– Почему не сразу? – удивился Громов.

– Честно говоря, я не знаю, как быстро произойдёт инициация, – честно ответил Антон Арнольдович. – Может получиться так, что изменения будут происходить постепенно, шаг за шагом, словно исподволь…

– Но ведь не в течение ста лет? – кокетливо поинтересовалась девушка. – Не хотелось бы стать волшебницей-старушкой.

– Ты всегда будешь прекрасной, – галантно отозвался «мудрый наставник».

– Ты обещаешь?

– Сила творит чудеса, и я намерен подарить тебе чудо.

– Рада слышать.

– Всегда пожалуйста.

Виктор на мгновение нахмурился, но промолчал, не желая показаться грубым. Или глупым. Или дерзким, рискнувшим бросить вызов человеку много сильнее себя.

А в том, что Бранделиус сильнее, Громов не сомневался.

«Но скоро всё у нас изменится…»

К дому в Пугачёвской слободе они с Дашей приехали первыми, но не потому, что больше всех торопились – так получилось: встали рано, в хорошем настроении, быстро позавтракали, попутно обсуждая, взять такси или отправиться на «Форде» Громова. Решили, что своя машина лучше, сходили за ней в гараж и неожиданно быстро – улицы оказались полупустыми – добрались до Слободы.

Бранделиус встретил их на улице, вышел из дому в тот самый миг, когда перед «Фордом» распахнулись ворота, тепло поприветствовал гостей и предложил подождать остальных здесь же, на утреннем солнышке: «Смотрите, какая замечательная стоит погода! Совсем не осенняя».

Погода и впрямь удалась: на небе ни облачка, чуть припекает, лёгкий ветерок несёт не прохладу, а свежесть, одним словом – красота, и ребята, не раздумывая, согласились.

Однако завязавшийся разговор нравился Виктору гораздо меньше погоды.

– Антон, ты буквально засыпал меня комплиментами, – промурлыкала девушка.

Мягко, даже излишне мягко, но пока сохраняя дистанцию.

– Тебе не понравилось?

В ответ – лёгкая улыбка у девушки и лёгкая мрачность Громова.

– Извини, Даша, извините, Виктор, – виной тому исключительно хорошее настроение, – весело объяснил Бранделиус. – Для меня сегодня тоже важный день.

– Думал, вы будете волноваться.

– Почти не спал ночью, но под утро понял, что у меня всё получится, и с тех пор безмятежен, – рассмеялся москвич.

– Самый правильный подход, – одобрила Даша.

– Спасибо.

Виктор промолчал.

Следующим явился Марат – пришёл пешком, видимо, добирался на муниципальном транспорте; а ещё через несколько минут на такси подъехал Сатурн. Этот кивнул только Бранделиусу и, чуть выждав, Дарье – после чего уселся на лавочку, стоявшую рядом с крыльцом, и принялся ждать. По обыкновению, в гордом одиночестве.

Затем последовали несколько минут дежурных разговоров ни о чём – темы церемонии молчаливо решили не касаться, – по истечении которых к дому подкатила серебристая «Субару» – подоспели Герман и Карина. Оказалось, они жили чуть ли не в соседних домах, и, узнав об этом, Герман вызвался подвезти даму.

Виктор глянул на экран смартфона: 11.59. Учитывая, что договаривались встретиться в полдень, рыжий продемонстрировал прямо-таки снайперскую точность.

– Прошу в дом, – пригласил Бранделиус, которому тоже понравилась пунктуальность команды. – В гостиную. И располагайтесь с максимальным удобством.

– Можно снять обувь? – хмыкнул Герман.

– Да.

– Вы шутите?

– Куртки, обувь – разумеется. И устраивайтесь, как понравится: в креслах, на диване, если хотите – стаскивайте подушки на пол и ложитесь. Главное, чтобы вам было удобно.

– Будете распылять наркотики?

– Почти, – серьёзно ответил Бранделиус. – Я не знаю, получится ли у нас, но знаю, что такая мелочь, как затёкшая нога, ни в коем случае не должна помешать церемонии. Если выяснится, что вы не получили доступ к силе из-за того, что я поскупился на кресла или же потребовал «прилично» в них сидеть, я буду крайне разочарован.

– Звучит логично.

– У нас действительно есть цель…

– Цель превыше всего!

– В таком случае – располагайтесь.

И они последовали совету, развалившись и распластавшись так, как было максимально удобно. И лишь тогда Виктор понял, что Бранделиус, вполне возможно, лукавил: затёкшая нога церемонии не помешает, а вот обустройство удобных «гнёздышек» и возникшие в связи с этим смех и веселье позволили снять напряжение, овладевшее членами команды в начале встречи. Перебрасываясь шутками и подушками, они превратились в дружный – за исключением Сатурна, разумеется, – коллектив, над которым не висела тёмная аура ожидания неведомо чего.

Они расслабились.

Виктор понял и в очередной раз сказал себе, что Бранделиус гораздо умнее и хитрее, чем кажется.

– Может, нам и выпить нальют?

– Разумеется, – подтвердил Антон Арнольдович, удобно устроившийся в кожаном кресле с высокой спинкой – из него хозяин дома мог видеть всех членов команды. – Выпьем обязательно.

– Вы шутите?

– Я? – Бранделиус хлопнул в ладоши, и в гостиную вплыл большой серебряный поднос, на котором стояли шесть фарфоровых пиал.

– Ух! – не сдержался Сатурн, и стало ясно, что фокус удался: незамысловатый, но вовремя проделанный трюк не просто произвёл впечатление, а по-настоящему удивил. И все шестеро как заворожённые уставились на остановившийся в центре гостиной поднос.

Кто-то тихонько выругался. Как показалось Даше – Марат.

– Это лишь малая толика того, что вам предстоит постичь, – проникновенно произнёс Бранделиус. – Каждый из вас будет уметь нечто особенное, нечто запредельное, нечто невероятное… Но всё это – после церемонии. А пока – угощайтесь.

Вставать не пришлось: поднос снизил высоту и медленно проплыл по воздуху мимо каждого из шестерых, притормаживая, чтобы тот смог спокойно взять пиалу.

– Предлагаю поднять тост за будущее! – Голос Бранделиуса дрогнул, и всем стало ясно, что он далеко не так спокоен, каким хочет казаться.

– А вы? – Герман обратил внимание, что хозяин дома остался без угощения.

– Я должен следить за происходящим. – Антон Арнольдович раскрыл стоящую на маленьком столике шкатулку, достал и надел на средний палец золотой перстень с крупным синим камнем. – Я буду вести церемонию.

– Может, это наркотик и у нас начнутся галлюцинации… – неуверенно протянул Марат.

– Да, я воспользуюсь вашей беспомощностью, изнасилую всех и ограблю, – рассмеялся Бранделиус. – Кто думает так – может не участвовать в представлении. Остальные…

– Вы шутите, а ведь кто-то может испугаться, – произнёс Сатурн и залпом выпил содержимое своей пиалы. – Кислит.

– Слишком сладко, – не согласился Герман.

– Нейтральное, как вода, – проворчал Виктор.

– Шипучка, – улыбнулась Даша.

– Сладкое, – вздохнул Марат.

– Сладкое, – подтвердила Карина.

Фарфоровые чашки вернулись на поднос, а люди – в свои мягкие «гнёздышки». Бранделиус повёл рукой, начиная медленно повышать уровень магической энергии, и одновременно принялся читать длинный текст заученного наизусть заклинания. Тихо, но постепенно повышая голос. Синий камень засветился, поглощая потоки магической энергии и перенаправляя их на расслабившихся участников церемонии, и Даша прошептала:

– Сила…

Сила текла не рядом, как раньше, как в той роще, а вокруг. Они погрузились в неё, но пока не сроднились с нею. Они плыли, но это мало отличалось от сидения на берегу полноводной реки: сила окружила, но не вошла в них.

Нужно было сделать следующий шаг.

Нужно было захлебнуться.

Сломать барьер страха.

– Сила…

Не прерывая заклинания, Бранделиус аккуратно добавил мощности. Почувствовал, что перстень стал греться, улыбнулся и добавил ещё. Синие волны плавно таранили раскинувшихся челов, добегали до них – и терялись, рассыпаясь у невидимого барьера. Синие волны тоже хотели единения – слово Парацельса гнало их вперёд.

– Сила…

Внешний мир отступил и полинял. Контуры предметов поплыли. Громкий голос Бранделиуса, нараспев читающего на латыни, стал тихим и почти пропал, зато громогласно ударили секундные стрелки наручных часов…

Мир изменился. Встал на грань, переломился, новая его форма вонзилась прямо в сердце, и Виктору почудился крик.

Может быть, его.

Может быть, чужой.

А в следующий миг рассыпалось всё…

* * *

Кричала Карина.

Но не от страха, а потому, что не выдержала напора эмоций и новых чувств. От неожиданности.

И от восторга.

Она расположилась на ковре, на подушках, пригрелась, расслабилась после выпитой жидкости, и… И не смогла сдержать крик, когда одна из стен – та, где стоял камин, – исчезла, остальные же вытянулись, образовав сначала коридор вперёд, к улице, и ещё дальше, в соседний район, за пределы Уфы, и прочь, прочь, прочь, до самого Урала… а затем земля провалилась, и коридор превратился в пугающего вида ущелье… Улицы, дома, вообще город, полдень, осень – всё исчезло, остался лишь этот уходящий в никуда обрыв.

И это было и ужасно, и прекрасно.

Мир вытянулся вверх и вниз, а прочие его измерения не то чтобы пропали, но стали не важны, поскольку высота затмила всё.

И она – на тонкой жёрдочке, готовой вот-вот исчезнуть. Одинокая птица в мире бесконечной высоты и отсутствия тверди. В мире, где нет границ поверхностей, а есть лишь упоение…

Жёрдочка исчезла.

Не переломилась, не прогнулась, не стала скользкой настолько, что не удержаться, – исчезла, окончательно окунув девушку в новый мир.

Жёрдочка растворилась, но ни страха, ни ужаса её исчезновение не вызвало.

Карину бросило в безумие восторга – морально, а физически она полетела, трепеща, ликуя и не боясь разбиться. Несколько секунд спустя сообразила, что может управлять полётом: как будто тело её – летательный аппарат, а мозг – пилот; отдала себе приказ зависнуть, и падение послушно остановилось.

Если бы Карина разбиралась в технике, то непременно отметила бы, что представляет собой универсальное воздушное судно, сочетающее в себе качества ракеты, птицы, самолёта, вертолёта и аэростата. Но по большому счёту это знание было сейчас совсем не важно. Она и без него справлялась с пилотажем – мысленные импульсы легко отправляли её в любые режимы полёта.

– А ну-ка! – приказала она себе и взмыла ввысь стрелой.

Это было не передать, не описать! Это можно было лишь пережить. Она бешено пронзала пространство, а время то ли растянулось, то ли сжалось, то ли выгнулось дугой, и в этом изгибе вроде бы мелькнула чья-то нехорошая, холодная усмешка.

* * *

Герману тоже довелось полетать, правда, в совсем иных условиях и с иным сюжетом…

Но прежде, чем отправиться в полёт, он оказался облачён в неожиданное одеяние: на удивление ловко сидящий защитный костюм, состоящий из аккуратно гнутых металлических пластин, соединенных невероятно прочной тёмной тканью. Завершали облачение шлем и короткий меч, напоминающий римский гладиус.

Мир сделался неясным, туманным в прямом смысле слова: Германа окутала серая муть, в которой он ничего не видел, но интуитивно угадывал дорогу, по которой и пошёл, поскольку понял, что оставаться на месте нельзя.

Идти пришлось недолго. Примерно через десять шагов туман распался – иначе не скажешь, – и его серые ошмётки превратились в бесчисленную толпу человекообразных существ. В сутулых, длинноруких призраков без пола, возраста и лиц. Намерения тварей были понятны без пояснений, и Герман, не раздумывая, ринулся в бой.

Один против всех.

И резко, с чрезмерной яростью, ударил мечом ближайшего призрака.

Лезвие легко, как туман, рассекло серое, и тварь прахом осыпалась к ногам героя.

– Вот так!

Но радоваться рано! Рассыпался первый, за ним второй, третий… Но, убивая четвёртого, Герман почувствовал холодное прикосновение к шее – сзади! Развернулся, одновременно нанося рассекающий удар, и понял, что почти окружён.

Их было слишком много!

Кто-то вцепился в ноги – удар! Кто-то ухватил за пояс – взмах мечом, и серая конечность отлетает прочь. Кто-то снова тянется к шее…

Герман был быстр и силён, но тварей оказалось слишком, слишком много. При этом они двигались, нападали и умирали без малейшего звука – ни крика, ни хрипа, ни шумного дыхания, – как будто они уже были мертвы и герой лишь завершал их жизненный путь. Удары рассекали врагов, и хотя под острой тяжестью меча ощутимо хрустели кости, ткани тварей были какие-то противно-склизкие, будто у улиток или насекомых, и не кровь плескала из смертельных ран, а бледная жижа.

Герман бил беспощадно, с короткого замаха, но так люто, что ни крупицы импульса удара не пропадало впустую. И серые валились вокруг, как снопы. Герман вошёл в холодный, расчётливый раж, рубил и рубил, сокрушая тварей быстрее, чем они успевали окружить его, и медленно пробивался вперёд.

И пробился!

Выскочил из липкой слизи смертоносного тумана, да так неожиданно, что машинально взмахнул мечом в пустоте. И нелепо дёрнулся, когда не нашедший врага клинок резко пошёл вниз…

Никого!

Орда нелюдей исчезла бесследно, как морок, как дурной сон, и память дивным образом отгородилась от бойни: секунды не прошло, а Герман и не вспоминал сражение, инстинктивно готовясь к новым испытаниям.

Туманная дорога привела его в густой, почти сказочный лес. Вокруг – глухая чаща с толстыми деревьями и вставшими непролазной стеной кустами. Наверху, в просветах крон, угадывалось беспокойно-облачное небо.

И в тот самый миг, когда Герман разглядел далёкую синеву, невидимая сила мягко отняла его от земли и повлекла ввысь. Сначала он испугался, решив, что оказался в ловушке, но через несколько секунд понял, что может управлять полётом с той же лёгкостью, что и ходьбой.

Это казалось невероятным.

Это было прекрасным.

Правда, подъём получился недолгим. Минуты не прошло, и воин оказался над лесом, выглядевшим теперь, как тёмно-рыже-буро-зелёное рыхло-холмистое поле под лазоревым небом. Им можно было бы залюбоваться, но…

Стоп! Вот оно!

Недалеко от Германа синеву неба нарушала отвратительной черноты туча, а прямо под ней таранил безупречный простор островерхий, лишённый растительности холм.

– Сюда?

Разумеется, сюда.

Лысая гора! Она – средоточие зла, а грозовое пятно – его отблеск на небеса. Тень зла! И Герман, Дон Кихот наших дней, должен избавить мир от скверны.

Вперёд!

Стремительный полёт. Ветер стегает по глазам так, что выступают слёзы, но это ерунда… Ерунда на фоне охвативших воина ощущений: Герман не любил выставлять чувства напоказ, но не сдержал восторженный вопль, пережив невероятно сладкое ощущение свободного полёта. Захотелось взмыть ввысь, в бездонность неба – как ракета! Захотелось покрутиться в чистоте неба, развлекаться фигурами высшего пилотажа. Захотелось радоваться невиданной свободе…

Но он осадил себя: сперва – дело.

Продолжил полёт к Лысой горе, а ещё через несколько секунд оглянулся, услышав шум хлопающих крыльев, и холодно прищурился, увидев трёх мчащихся на него чудовищ.

Больше всего они походили на древних летающих ящеров, птеродактилей, только крупнее и отвратительнее, оснащённые рогами и лапами с длинными острыми когтями. Их зубастые пасти скалились в мерзких ухмылках, а глаза пылали злобой – почти человеческой. В небе они выглядели неестественно, было непонятно, как такие здоровяки способны оторваться от земли, но летели быстро, и кожистые крылья рассекали воздух с резким свистом.

От нетерпения и желания поскорее напасть твари сбились в кучу, нарушили боевой строй, двое задели друг друга крыльями, потеряли ритм полёта, и это обстоятельство дало Герману дополнительный шанс. Воин планировал подпустить ящеров как можно ближе, затем резко взмыть вверх, используя своё преимущество в скорости и маневренности, и атаковать с высоты, но, столкнувшись, твари подыграли ему, одному птеродактилю пришлось уйти вправо, второй же сбросил скорость, беспорядочно захлопал крыльями, и Герман стремительно нырнул под него, проскользнул мимо страшных когтей, почти до рукояти вонзил меч в беззащитное брюхо зверя и потащил вперёд, распарывая врага, как набитый мусором мешок.

Небо огласил жалобный вой.

Выскочив из-под ящера, Герман взмыл вверх с разворотом – сам того не зная, выполнил полноценный иммельман и увидел красивое: распоротый враг камнем летит к земле, попутно бомбардируя её чем-то красным, а две другие твари растерянно мечутся вокруг, пытаясь сообразить, как именно они потеряли собрата.

– Учитесь! – в восторге завопил Герман, хотя, конечно, ничему он не собирался этих гадов учить.

Только убивать!

И ринулся в следующую атаку.

Второй монстр так и не понял, что случилось, и даже вряд ли ощутил страшный удар в основание черепа. Просто – раз! – и выключился свет. Причём навсегда. Атака сверху – одна из самых неприятных в воздушном бою.

Второй победный крик, второй вопль умирающей твари, вторая туша, ломающая ветви при падении к земле. Два – ноль в пользу Германа, но оставался третий враг, и расслабляться нельзя…

И не получилось.

Третий ящер знал цену времени в бою и набросился на Германа в то самое мгновение, когда воин праздновал победу. И должен был разорвать его, но в самый, в самый последний миг Герман ухитрился извернуться, сотворив совершенно невозможное сальто, и вместо смертельного удара когтём получил лишь мощный толчок, швырнувший его в сторону ближайших облаков.

Закувыркало так, что где там небо, где земля! Земля-небо-земля-небо-земля-небо! Сумасшедший вихрь сбил с толку, с ориентации, едва не заставил забыть о том, что в любой момент огромный ящер окажется на расстоянии удара, и тогда уж точно не спастись…

Но не заставил.

Герман шумно выдохнул и «выключил» полёт. И тут же рухнул вниз, к вершинам деревьев, рухнул, но перестал вертеться из стороны в сторону и в самом деле избежал следующего выпада подоспевшей твари.

Ударился о ветки, вновь «запустил» полёт, остановился, ухватился за толстый сук и замер, тяжело дыша. Ящер тенью скользнул над головой, высматривая, куда упал воин, развернулся и пошёл на снижение.

– Я здесь, придурок, здесь!

Герман взмахнул рукой, привлекая внимание разъярённой твари, убедился, что замечен, и стал медленно спускаться к земле… И рассмеялся, увидев, что враг попал в заботливо приготовленную ловушку.

Здесь, в чаще, среди могучих стволов и переплетения толстых ветвей, размеры ящера играли против него: тварь не могла повернуться, с трудом взмахивала крыльями, выглядела неуклюжей, как слон в посудной лавке – и была такой! – а маленький на её фоне Герман мгновенно заполучил огромное преимущество.

Атака!

Герман ловко избежал удара лапой, ушёл птеродактилю за плечо, обогнул крыло, вновь вернулся и вонзил меч точно в сердце врага.

И быстро отлетел в сторону, не мешая твари падать на землю.

Победа!

Смрадные гады сдохли, мир сделался чище, и сквозь бурную радость от виктории пробилась ясная и яркая мысль:

«Это твоё призвание, воин! Это твоя жизнь…»

* * *

Бранделиус не мог покинуть кресло – исходящая из камня энергия проходила сквозь мастера церемонии, навсегда скрепляя его с инициируемыми людьми, и Парацельс не рекомендовал мастеру менять местоположение, – однако это обстоятельство не мешало Антону внимательно следить за происходящим.

Для постороннего глаза, правда, и следить-то было не за чем: шесть человек валяются в креслах и на подушках, дыхание спокойное, позы расслабленные, естественные и очень вольные. С виду – спят. Или ловят кайф. Или загипнотизированы до потери ориентации. Другими словами, на что тут смотреть? Тем более – внимательно.

Но Бранделиус знал, на что.

По редким вздохам и едва уловимым всхрипам, по незаметному подрагиванию пальцев и век, по играющим уголкам губ и редким сменам поз Антон пытался читать происходящее за пеленой церемонии, силился узнать, а точнее, угадать, кто и каким вернётся в реальный мир из тех увлекательных странствий, которые они сейчас переживали.