скачать книгу бесплатно
– Никто. Я, товарищ комполка, из казаков, а у нас если в бою командир упал, то его может заменить любой рядовой, если он знает, что надо делать в данный момент. У меня два брата в четвёртом взводе. Хотел спасти от гибели, захватить заставу, обеспечить выход из окружения дивизии, используя факт неожиданности. Второе и третье я сделал, а вот первое – не выполнил. К нам прибились четверо из четвёртого взвода, и один уверяет, что видел моих братьев убитыми, а у них по две девочки дома. Теперь полусиротами стали.
Проскакав немного в сторону польской заставы, Михаил остановил всадников…
– Я благодарю Вас, разведчик Долгов, за службу!
– Рад стараться, товарищ комполка, – ответил Михаил.
– Я назначаю Вас командиром заставы и приказываю обеспечить бесперебойный выход нашей армии из окружения.
– Будет сделано, товарищ комполка.
Поляки приближались.
– Товарищ комполка, смотрите, вон поляки идут по наши души, – показал Михаил.
Командир полка, посмотрел в бинокль:
– Ваше решение, товарищ Долгов? – спросил он.
– Сейчас, одну минуту, товарищ комполка. Гаврюша, сюда смотри. Видишь?
– Вижу.
– Ныряй в балку, за поворотом затаись, а как услышишь наш залп, через три минуты выскакивай, делай много шума, забирай батарею и обоз, а поляков отпусти домой. Подраненным полякам дай ихние подводы из обоза. Без толку людей не убивай. Кто не будет складывать оружие, тупяком шашки по спине или по ноге, или по руке. Лучше по левой руке, правая ему после войны нужна будет. Кормить себя, жену, детей и стариков: два отца и две старухи-матери, они на него сейчас надеются. Предупреди казаков, в плен не брать, нам самим есть нечего, отпускай их домой. Гавриил с шестидесятью бойцами юркнул в балку. Поляки стали сниматься с передков там, где рассчитывал Михаил.
– Селиванов, пошли по ним три снаряда из каждой пушки, – приказал Михаил в присутствии комполка.
Снаряды легли точно. Из балки с шумом и криком выскочил Гавриил с бойцами. Польская батарея была взята. Гавриил командовал:
– Господа поляки, сдавайте оружие в одну кучу. Пистолет командир батареи оставляет у себя.
– А Вы почём знаете? – спросил польский офицер.
– А что я знаю, господин офицер? – отозвался Гавриил.
Оказывается, пистолет у польского офицера был именным, наградным.
– Берите раненных. Подвод сколько нужно, а мёртвых заберёте завтра. Да передайте своему командованию: не посылать больше никого, у нас каждый метр дороги пристрелян. Везде сидят секреты с пулемётами, – врал Гаврила.
Гавриил привёл к заставе семь захваченных пушек, две были разбиты, обоз из девятнадцати повозок, две походных кухни с готовой уже пищей и тридцать две лошади. Командир полка спросил:
– Это всё?
– Всё товарищ, комполка! Противник разбит на дальних подступах и взяты трофеи.
– Разведчик Долгов, Вы какое звание имели в царской армии?
– Рядовой, – ответил Михаил.
– Интересно, – вроде как сам себе сказал комполка.
– Товарищ комполка, ночью застава будет караулить?
– Будет. Госпиталь, артиллерия, обозы пойдут, да и пехота ещё не прошла полностью. Так что спать не придется.
– Если у Вас есть возможность, товарищ комполка, то пришлите два взвода кавалерии для охраны заставы. На всякий случай. У нас есть корм лошадям и продукты для людей.
– Это я сделаю. Сниму охрану с госпиталя.
Не успело стемнеть, как Михаил послал Гавриила с двадцатью казаками на разведку. Надо было посмотреть, не идут ли поляки, поставить растяжки через дорогу – протянуть проволоку. За обочинами крепко-накрепко закрепить концы проволоки. На проволоку навязать на коротком поводке гранаты с расшпиленными скобами. Зацепится кто-нибудь за проволоку и гранаты взорвутся. Поход поляков на нас будет сорван до утра. Растяжки надо сделать на дороге, где она близко подходит к балке. Тогда поляки подумают, что их закидали гранатами из балки и начнут свои гранаты бросать в балку, ну а мы посмеёмся.
– На каком расстоянии от заставы надо ставить растяжки?
– Надо согласовать с Селивановым, чтобы он доставал туда из пушек.
Первым ужинать польскими харчами стал Михаил.
– Садись, Гавриил Иванович, поляки готовят вкусно.
Поужинав и дав все распоряжения, Михаил прилег отдохнуть. Проснулся от рёва пушек.
– В чем дело, Селиванов? – спросил Михаил.
– Как стали рваться гранаты, так мы туда послали две пачки снарядов, – пояснил тот.
– Ты, Михаил Иванович, не приказывал, а мы сами сделали. Мы поставили четыре растяжки у куста, на всякий случай.
– Армия выходит? – спросил Михаил.
– Не приостанавливалось движение ни на минуту, – ответил Гавриил.
Утром к Долгову явился посыльный от похоронной команды:
«Михаил Иванович Долгов приглашается принять участие в похоронах боевых товарищей».
Ёкнуло сердце Михаила в страшном предчувствии. Всхлипывая, он говорил шёпотом сам себе: «Думал останутся, будут ранены. Нет. Погибли. Девочки – полусироты. Господи, помилуй их, грешных. Помоги девочкам людьми вырасти. Оставь меня в живых. Не дай в трату. Я помогу сиротам».
Среди лежащих у могилы трупов, готовых к погребению, Михаил Иванович нашёл своих братьев. Они лежали рядом. Михаил встал на колени в головах и зашептал. Он просил прощения у братьев за то, что он как старший брат не защитил их от смерти.
– Надо было тогда ещё раз крикнуть, может, они тогда не услышали моей команды.
Трижды прочитав «Отче наш…», Михаил обратился к Богу:
– Господи Иисусе Христе, сыне Божий! Помилуй недостойных и окаянных раб твоих Василия и Тимофея, убиенных солдат, воюющих за неправое дело. Прости им этот великий грех. Прими души их с покаянием и даруй им царство свое.
Михаил трижды прочитал «Богородицу». Он попросил Богородицу помолиться сыну своему Иисусу Христу, чтобы он по её светлым молитвам помиловал бы раб своих Василия и Тимофея. Простил бы им все их вольные и невольные прегрешения и беззакония земные. И особенно тяжкий грех служения гонителям Бога и спас бы души их от погибели. Михаил стоял на коленях перед братьями до тех пор, пока похоронщики не стали укладывать трупы в братскую могилу. Поцеловал Михаил братьев и встал. Духовой оркестр играл: «Вы жертвою пали в борьбе роковой…» И правда, пали эти люди, трупами которых забита огромная яма, жертвой злодея, который разделил людей и стравил их друг с другом. Жертвой безответственности и бездарности командиров: от командира эскадрона Ивана Красненького до командира полка, командира дивизии и самого Будённого. Почему никто не ответит за гибель этих людей? И не ответит никогда. Михаил стоял у могилы, пока оркестр не перестал играть, могильщики выровняли могилу, солдаты дали салют и все ушли. Пошёл и Михаил к своему коню.
– Товарищ Долгов, подойдите, – окликнул неизвестно откуда взявшийся командир полка.
Михаил подошёл, стал «смирно», но ничего не сказал.
– Я хочу назначить Вас заместителем командира полка, то есть взять к себе заместителем.
– Я сегодня перенёс трагедию. Я похоронил двух младших братьев. У меня на земле не осталось никого родных, а от них осталось по две девочки, теперь сиротки. Ни о каком назначении я сегодня думать не могу. Извините меня, товарищ комполка, – Михаил крутнулся на каблуках и зашагал к коню.
– Это Вы извините, товарищ Долгов. Я поступил как последний… – последнее слово комполка сказал шёпотом.
Михаил не услышал этого, да и не хотел он слышать вообще ничего.
На следующее утро комполка известил Михаила, что он, Долгов Михаил Иванович, назначен командиром первого эскадрона первого полка дивизии. Приказ подписал командир дивизии.
Михаил, уводя с заставы своё хозяйство, расположил его неподалеку: трава немятая и воды вволю. Часа через три он решил перебраться восточнее станционного посёлка, так как поляки могут напасть ночью, а его эскадрон будет крайним. К вечеру Михаил получил ещё одно указание: «Подготовить эскадрон к полковому смотру». Смотр принимал сам Будённый. Он вызвал к себе Долгова, распросил о его делах во время выхода четвёртой и пятой дивизий из окружения и наградил именной шашкой.
* * *
Через два дня Михаил получил письмо из волостного совета станицы Прихопёрской. Писал двоюродный брат жены Кати, Иван Никитович Попов, буденовец, лишившися левой руки. Письмо было пухлое, в большом конверте. Михаил рвал конверт, руки его дрожали и почти не подчинялись ему. Он ждал большой беды. Так и было. Иван Никитович писал, что обе его снохи померли. Остались четыре сиротки. Они на попечении Кати, но Катя болеет сама: у неё экзема на руках и на ногах. У Кати жила девушка в работницах, но она ушла замуж. В письме были справки: о болезни Кати, о смерти снох, о наличии и возрасте детей. Михаил Иванович, прочитав письмо, отправился к командиру полка получить справки о смерти братьев. В штабе полка Михаила не задержали. Не задержали его и в штабе дивизии. Командир дивизии сказал:
– Снова нету командира в первом эскадроне. Мы с Семёном Михайловичем видели Вас командиром полка. Значит не судьба. Я думаю, Семён Михайлович Вас демобилизует. До свидания, всего хорошего.
Будённый, просмотрев документы Михаила, сказал:
– Я, Вас, Михаил Иванович, демобилизую. Пойдите во двор, погуляйте. Через два часа придёте, получите документы и железнодорожный билет. И сегодня же уедете домой.
Михаил пошёл на почту, дал телеграмму жене: «Буду в Михайловке первого октября по новому стилю. Если можешь, то подошли подводу, если нет, то я, совершенно здоровый человек, дойду пеший».
Кроме документов, Михаил получил от Буденного именные часы и распоряжение на новое обмундирование.
Прощаясь, Будённый говорил:
– Прими, Михаил Иванович, мои соболезнования и мои извинения. Я в большей степени повинен в гибели твоих братьев Василия и Тимофея. Хорошие были конармейцы. И прими мой подарок девочкам-сироткам. Будённый достал из стола конверт, взял что-то из сейфа, положил в конверт:
– Тут немного денег. Михаил Иваныч, будешь жить на своём Хопре, подпирай Советскую Власть своим плечом и своей головой. Если будут трудности пиши, телеграфируй. Чем могу, тем помогу. Счастливого тебе пути, Михаил Иванович. Не забудь получить новое обмундирование. Ну, будь здоров.
Глава шестая
После смерти снох Долговых – Наташи и Полины – на Екатерину Ивановну свалилось великое горе и великая забота. Шесть девочек, считая родных, две пары лошадей, две пары волов, четыре коровы, двенадцать голов молодняка, пятнадцать овец, которые дали по два ягненка, четыре гнезда уток, два гнезда гусей, две свиньи супоросых, две свиньи с поросятами, по десять поросят под каждой, шесть боровов и кур штук пятьдесят. Всё хозяйство принадлежит девочкам-сироткам. Екатерина Ивановна со своими двумя девочками имеет: пять кур, петуха, пять овец и десять ягнят. У неё нет ни коров, ни лошадей, ни волов, однако все хозяйство легло на её плечи. Именно на плечи и на голову, а не на руки, так как руки и ноги её покрыты экземой. Она ничего не может делать, даже умыть себя.
Екатерина Ивановна – баба хозяйственная и расторопная. Она быстро, с помощью двоюродного брата Ивана Никитовича, нашла себе помощников. Присматривать за девочками взяла девушку Лизу с хутора Филинского, готовить еду, печь хлеб пригласила Марию Фоминичну Ярмилову, ухаживать за лошадьми и свиньями – Ивана Семёновича Устинова, за крупным скотом и овцами – Ивана Павловича Белова, его редко кто звал по фамилии, чаще по масти. Когда он шёл без головного убора, то казалось что идёт он в белом, хорошо подсинённом платочке. Поэтому его звали: «Иван Белый», «Иван Сивый», «Иван Синий», но он не обижался. Люди с охотой шли помогать Екатерине Ивановне. Она платила всегда больше, чем обещала, и сверх всего давала детишкам кусок сахара и одежонку-обувчонку.
Двоюродный брат Кати, Иван Никитович Попов, однорукий будёновец, секретарь волостного совета, почти каждый день заходил к Кате, узнавал, какая нужна помощь.
В этот раз он, не успев закрыть калитку, громко сообщил:
«Катя, радостная весть! Михаил Иванович демобилизовался и идёт домой. Первого октября по новому стилю он будет в Михайловке. Просит прислать подводу, если есть такая возможность, а нет, так он легко придёт пешком. Он полностью здоровый человек». Потом Иван Никитович прочитал телеграмму по бумаге. Катя повернулась на восток:
– Господи Иисусе Христе, сыне Божий! Слава Тебе, слава! Услышал молитвы мои, – она сотворила крестное знамение забинтованной рукой.
– Пойдёмте, казаки, в стряпку, я вас угощу с радости великой.
Мария Фоминична, по указанию Кати, поставила на стол бутылку и закуску: соль, баранину и хлеб. Выпили, закусывая, разговорились:
– Встречать поеду я, – сказал Иван Семёнович.
– Ещё две телеграммы из Балашова. Идут из госпиталя наши казаки-будёновцы, а как и на чём жёны их будут встречать?
– Иван Семёнович, надо готовить большую арбу. Ты заберёшь из Михайловки всех, кто к нам, а я с Марией Фоминичной сготовлю харчей на всех на три дня. Иначе как Христина Тимофеевна встретит своего мужа Ивана, когда ей и поехать не на чем, и одеть-обуть нечего. Когда очнулась от тифа, встала сама грязная-мазная, вонючая и четыре трупа рядом: двое детей и мать с отцом. Перины и одеяла попрели, вшей в них – несметная сила. Сундуки разбиты и ограблены. Амбары разбиты. Припасов никаких. Только картошка-моркошка да свёкла на огородах остались. Капусту и тыквы поел бродячий скот. А скот поели красные солдаты. Солдат этих прозвали «саранчой», потому что их было очень много, они не помещались во дворах и всё уничтожали на своём пути. «Саранча» стояла в станице Прихопёрской чуть больше месяца, принесла тиф и разграбила, что могла.
Иван Семёнович обошёл получивших телеграммы и сказал им, что он один поедет и встретит всех, а Екатерина Ивановна даст харчей на всех на три дня. Когда харчи были сложены, Мария Фоминична обратилась к Екатерине Ивановне:
– Да вознаградит тебя, Катя, Господь за твои дела, – и перекрестилась на угол с иконами. На другой день, утром, ещё до восхода солнца Иван Семёнович выехал со двора.
На следующий день Иван Никитович привёл во двор к Кате девушку, чуть больше среднего роста, черноволосую, с белым красивым лицом, бедно одетую. На ней был чёрный шерстяной платок, на плечах висел ватный мужской пиджак большой по размеру, заплатанный в нескольких местах. Юбка была суконной, заплатанной и заштопанной. На ногах – старые стоптанные мужские чирики. Иван Никитович дорогой наставлял девушку:
– Будешь работать усердно, будешь подчиняться, – накормят, напоят, оденут, обуют и с собой дадут. Вот помни моё слово. Это семья за гражданскую войну потеряла двенадцать человек, а хозяйство соблюла почти полностью. До тебя у них работала девушка. Проработала полгода и вышла замуж, а получила за год, и сверх того Екатерина Ивановна дала невесте, как дочке, выходящей замуж всего да всего: и перину, и подушки, и одеяла всякие. Даже узел собрала для новорождённого.
– Спасибо, Иван Никитович за науку, – сказала девушка.
Иван Никитович открыл калитку Долговых и увидел во дворе Катю, идущую из стряпки в дом.
– Сестричка, здравствуй. Вот помощницу тебе привёл. Девушка грамотная из хорошей семьи.
– Здравствуй, братец. И ты, девушка, здравствуй. Как тебя зовут?
– Дарья Ивановна Плотникова.
– Иван Ананьевич Плотников твой отец?
– Да, мой.
– Дорогие женщины, я вам больше не нужен, я пойду, дел много, – говорил, прощаясь, Иван Никитович.
– Спасибо, братец. Пойди стопочку испей.
– Спасибо. В другой раз. До свидания.
– Даша, как будем строить наши взаимоотношения? – спросила Катя.
– Как Вы скажете, так и будет, – ответила Даша.
– Я буду к тебе относиться как мать, – сказала Катя.
– А я буду относиться к Вам как послушная дочь.
– Я дам тебе одежду: рабочую, выходную, праздничную по две пары. За год работы дам стельную тёлку. Если будешь работать очень хорошо, дам ещё овцу.
– Я согласна, – ответила Даша.
– Говорим друг другу только правду. Есть хочешь?
