скачать книгу бесплатно
– Разворачивайся! – скомандовал он. – Разворачивайся и садись, потом лечь поможем.
– Вы поможете, ага, – неожиданно прокомментировала Зинаида. – Муж мой где?
– Тебе видней, – ответила санитарка. – Где оставила, там и лежит.
– Точно лежит? – Руднева повернула голову на голос. – Я уехала, он сидел.
– А потом прилёг.
Зина громко икнула, закашлялась и сплюнула прямо перед собой – туда, куда её собирались усадить. Санитарка посмотрела на Максима, а потом отвела взгляд в окно. Менять простыню она не собиралась.
Добровольский её отчасти понимал. Он тоже хотел поскорее принять по Рудневой хоть какое-то решение независимо от того, где она будет лежать – в слюнях, крови или дерьме.
– Ложитесь уже, – далеко не самым командным голосом попросил он Зинаиду.
– Щас, – она кивнула в ответ, да так сильно, что едва не упала на кушетку. – Не гони лошадей, я день рожденья отмечала, вот и накидалась.
Она с трудом распрямилась, развернулась на месте, как избушка на курьих ножках, – к кушетке задом, к хирургу передом, – и грузно опустилась в собственный плевок, особо не примериваясь и рассчитывая только на притяжение Земли.
Кушетка даже не скрипнула – скорее, хрустнула.
– А у меня, между прочим, юбилей, – обратилась она, как показалось Добровольскому, к кушетке. Погладила рукой простыню, подняла глаза на Максима. – Сорок лет, прикинь? Четыре дня назад. Вот тут болит, – внезапно сменила она тему, скривилась и показала куда-то в область чуть пониже необъятной груди. – И в спину…
– Вы четыре дня юбилей отмечаете? – уточнил Максим.
– Почему четыре? – удивилась Зинаида. – Кто тебе такое сказал?
Её мутный взгляд никак не мог сфокусироваться на его лице. Она закинула голову и оперлась руками за спиной, чтобы смотреть просто куда-то вверх.
– Вы же сами сказали – четыре дня назад юбилей был.
– И что? – хмыкнула Руднева. – Ты же новый год не прямо в двенадцать часов отмечать начинаешь? Надо ведь старый проводить, салатик оценить, водочку попробовать.
– В двенадцать, – сказал Добровольский, про себя подумав: «Кого я обманываю?»
– Да ладно! – Зинаида сумела перевести взгляд с потолка на хирурга. – А мы не такие, уж извини.
– Так сколько вы пьёте уже?
– Чо ты пристал? – нахмурилась пациентка. – Неделю я пью. Или две. Какая разница? Мой юбилей. Раз в жизни бывает.
– Живот когда заболел?
– Вчера, – задумалась Зина. – Или позавчера. Сегодня что, четверг?
– Суббота.
– Да ладно! – опять выпучила глаза Зинаида. Немного пошевелив губами, она что-то посчитала и ответила точней. – Тогда дня три уже.
– Хуже становится, лучше или одинаково?
– Раз я здесь – как сам думаешь?
Добровольский скрипнул зубами. Он уже был готов прекратить с ней общаться и написать в истории болезни «Сбор анамнеза затруднён в связи с алкогольным опьянением».
– Давайте ложитесь, мне надо живот посмотреть.
– Да уж смотри, а то болит жуть как. – Зинаида вспомнила, что цель её приезда сюда не в том, чтобы рассказать про юбилей. – Щас… Щас…
Она посмотрела, куда ей надо укладываться, всем видом дала понять, что от неё требуют практически невозможного, после чего начала медленно заваливаться.
Добровольский провожал её взглядом, понимая, что если она решит упасть на пол, он вместе с санитаркой её не удержит. Поэтому оставалось положиться только на инстинкт самосохранения Монсеррат.
Несмотря на все его опасения – у Зинаиды получилось. С кряхтением и бормотанием она около минуты возилась, потом вдруг спросила:
– Разуться-то надо было?
Хирург не стал этого требовать – всё-таки простыня была одноразовая, как раз для таких случаев. Потом жестом предложил поднять кверху платье.
– Ишь ты, прям сразу? – медленно потянула она балахон с пайетками кверху, по сантиметру открывая полные целлюлитные ноги. Максим ожидал от неё каких-то вольностей, но этот пьяный флирт его изрядно разозлил.
– Нет, подождём, пока проспишься! – возмутился он. – Тебя с панкреатитом привезли, Зинаида, а без поджелудочной железы жить пока не научились!
Именно в этот момент она и запела:
– И там… Шальная… Императрица…
С каждым словом платье поднималось ещё сантиметров на десять. Голос у неё неожиданно оказался сильный, ровный. Наверное, с попаданием в ноты могли быть проблемы, но Добровольский в этом не особо разбирался. Первый раз у него на дежурстве кто-то подобным образом устраивал караоке.
– В объятьях юных кавалеров забывает обо всём!.. На, смотри, – она подтянула платье под грудь, полностью открыв колышущийся живот. – Как такому отказать? – и она подмигнула Добровольскому.
– Попрошу вести себя менее развязно, – скривившись от подобной фамильярности, сурово попросил Максим.
– Ничего не могу с собой поделать. Когда так страстно бирюзовым взглядом смотрит офицер, – допела она ещё строчку. – Тазик несите, тошнит.
Максим продублировал просьбу о тазике для санитарки, а сам принялся осматривать живот. Болело у неё в основном выше пупка по центру и слева – при пальпации в этих местах она неприкрыто охала и бурчала себе под нос всякую нецензурщину. Добровольский вынул из кармана фонендоскоп, послушал перистальтику – она не понравилась. Точнее, не она, а почти полное отсутствие.
– Стул давно был? – спросил он Зинаиду.
– Чего?
– На горшок давно ходили? – уточнил Максим.
– А хрен его знает. Давно, наверное.
– Рвота была?
– Была, – прикрыла глаза в знак согласия Зина. – Уже раз десять, наверное. Сосед потому «скорую» и вызвал – думал, отравились мы чем-то.
– Мы?
– Муж тоже блевал, – сказала Руднева. – Слушайте, а дайте телефон, а? Мой дома остался. Позвонить ему надо, ему ж в воскресенье в смену. Он экскаваторщик!
– Как-нибудь сам проснётся, – ответил он на просьбу Зинаиды. – Или по городскому потом с поста наберёте. Людмила Ивановна! – позвал он медсестру. Та моментально появилась в дверях. – Пока она здесь лежит, возьмите анализы – кровь, биохимия с глюкозой и альфа-амилазой, а потом аппарат ЭКГ сюда подкатите, хочу абдоминальную форму инфаркта исключить.
– Инфаркта? – поползли вверх не самым удачным образом нарисованные брови у Зинаиды. – Да не, ну ты чо, доктор. Какой инфаркт?
– Думаете, никто раньше до инфаркта не допивался на своих юбилеях? – Добровольского все больше бесила развязность пациентки и бесконечное «тыкание». – Попали в больницу – будем все этапы диагностики проходить, какие положено.
Он ненадолго задумался, а потом добавил для Людмилы:
– И рентген брюшной полости на предмет непрохода и свободного газа. Хоть и не очень похоже.
Людмила принялась выписывать бланки на анализы; Добровольский черканул направление на рентген, ещё раз посмотрел на Рудневу и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
– В общем, вы её побыстрее в отделение переправляйте. Не затягивайте с терапевтом. Я её оперировать, конечно, не планирую, но лечить придётся интенсивно.
Когда он уходил из приёмного, Зинаиду рвало в тазик, подставленный санитаркой.
– Шальная императрица, – усмехнулся Максим в коридоре. На тот момент он ещё не представлял, какие сюрпризы она подбросит дежурному хирургу.
5
Мина рванула у Рудневой ближе к полуночи. Сначала она выдала какое-то странное падение давления – буквально на пять минут, медсестра расценила его как ортостатические явления. Добровольский пришёл, когда Зинаида уже была почти в адеквате – только крупные капли пота на лбу и небольшая бледность доселе ярко-розовых щёк слегка насторожили хирурга. Она производила впечатление человека в гипогликемическом состоянии, хотя в анализах, что пришли пару часов назад, ничего подобного не было. Альфа-амилаза – та зашкаливала однозначно, да ещё печёночные пробы вместе с билирубином подкинули Добровольскому поводов для дифференциальной диагностики. Он повнимательнее посмотрел на её склеры и решил, что одним панкреатитом тут обойтись не получится.
– Желтуха присутствует, – размышлял он. – Хотя и до цирроза к сорока годам могла допиться запросто.
Максим измерил ей давление, в очередной раз помял необъятный живот.
– На рентгене у вас все нормально, непроходимости или перфоративной язвы нет. В анализе крови немного гемоглобин снижен, но я понятия не имею, какой он у вас в принципе был, – покачал он головой, стоя над её кроватью. – Лечение вы получаете в том объёме, какой необходим.
– Нормально всё, – отозвалась Руднева. – Не дождётесь.
Но они дождались. Через примерно тридцать минут эпизод со слабостью и падением давления повторился. Добровольский по пути в хирургию позвонил Балашову и предложил присоединиться к осмотру. Едва они вошли в отделение, как из дальней палаты, где лежала Зинаида, выскочила Юля, увидела их и крикнула:
– Кровотечение!
Они ускорили шаг. В палате их ждала картина, достойная фильма ужасов – Руднева лежала на кровати вся в крови и с совершенно дикими от страха глазами. Платье, которое она категорически отказалась куда-либо отдать, было в алых пятнах с вишнёвыми сгустками. На полу возле кровати растекалась кровавая лужа.
– В реанимацию! – крикнул Балашов. – Каталку давайте сюда!
Юля уже загоняла в узкие двери каталку с педалью. Аккуратно, но быстро она подъехала к кровати и опустила уровень щита чуть ниже постели Рудневой. Зинаида, ничего не понимая, но догадываясь, что это для неё, с резвостью, которую никто не ожидал, передвинулась на каталку.
– Справитесь? – спросил Виталий и, не дожидаясь ответа, быстрым шагом двинул в реанимацию – готовить кровать и монитор.
– Куда ж мы денемся, – ответил Добровольский уже пустому дверному проёму.
Кровь на полу и на платье Зинаиды была алая. Никакой «кофейной гущи». Добровольский тянул за собой каталку, а сам думал, где взять зонд Блэкмора. Сразу же в его голове выстроилась логическая схема от повышенных печёночных проб до цирроза и кровотечения из варикозно-расширенных вен пищевода.
Отец всегда говорил:
– В нашем деле девяносто девять процентов диагнозов ставятся по аналогии. И это ни для кого не секрет. Как в гараже частенько бывает – у тебя в машине что-то застучало, а сосед по гаражу говорит: «Это стойка, точно тебе говорю, у меня так было!» Вот это самое «У меня так было» – одна из самых ключевых ошибок. Да, одна и та же болезнь у разных людей чаще всего похожа. Но какая будет сопутствующая патология, как она основную болячку извратит, изменит до неузнаваемости или наоборот, за неё спрячется так, что сразу и не найдёшь, – тут-то и открывается поле для диагностики. В медицине нельзя быть заложником одной болезни, когда все симптомы, что есть у пациента, пытаются уложить в клинику какого-то одного заболевания. Помни – одно другому практически никогда не мешает.
Панкреатит заставил Добровольского сконцентрироваться на этом серьёзном заболевании и отвлёк его внимание от других возможных проблем. И хотя рвота у Рудневой уже практически исчезла, но какой-то один, самый последний раз сыграл роковую роль.
Зинаида на каталке внезапно выгнулась дугой, встав чуть ли не на мостик, резко повернула голову и с очень неприятным булькающим звуком исторгла ещё порцию крови.
– Чего это?.. – испуганно, хрипло, с ужасной одышкой, спросила она. – Это чего со мной? – Она сплюнула себе на грудь, уже особо не переживая за платье, потом вытерла ладонью окровавленный рот и закричала: – Мне нельзя! У меня дети!
«Вспомнила про детей, – думал Максим, открывая перед собой двери тамбура в реанимацию. – Не поздновато ли?»
Балашов ждал их у кровати в большом зале.
– Ей группу крови определяли? – спросил он у Максима. – Лить много придётся.
– Да, я видел анализ. Захватить историю времени не было, Юля принесёт.
Медсестра дотолкала каталку до кровати, вытерла пот со лба и побежала в отделение.
– Что думаешь? Варикоз? – спросил Балашов.
– Он самый.
– Зонд?
– Без вариантов.
Добровольский зачем-то оглянулся на кровать у себя за спиной. Молодой алкоголик с лапаростомой и разваливающейся поджелудочной железой. Иванов, кажется. Парень широко открытыми глазами смотрел на происходящее, пытаясь вытянуть шею и заглянуть куда-то за Максима, но силы покидали его слишком быстро. Добровольский знал, что лежит он до следующего кровотечения – и остановить его вряд ли уже получится. На каждом дежурстве все хирурги думали только о том, чтобы это случилось не в их смену.
Тем временем Зинаида, превратившись на несколько секунд в огромную окровавленную гусеницу, почти без посторонней помощи сумела перебраться на кровать.
– Где зонды у нас? – крикнул Балашов сестре, что готовила ему набор для катетеризации подключичной вены.
– В левом шкафу внизу. – Она не повернула головы, точно зная, где что лежит.
– Я возьму. – Добровольский быстро подошёл к шкафам. Тем временем санитарка приблизилась с ножницами к кровати и спросила:
– Режем?
– Что режем? – хрипло уточнила Руднева. – Зачем режем?
– Платье, – объяснила санитарка. – Оно уже вряд ли пригодится.
– Почему? – приподнялась на локтях Зинаида, но тут же упала обратно на подушку. – Я умру?
– Никто его уже не отстирает, – пару раз лязгнув ножницами, ответила санитарка и начала разрезать платье точно посредине снизу вверх. Зинаида завыла, как раненая волчица – то ли из жалости к платью, то ли от страха.
Добровольский нашёл пакет с зондом Блэкмора, отошёл с ним к столику, взяв с собой двадцатикубовый шприц. Он решил освежить в памяти, какой именно канал к какому баллону подходит. Ошибиться было довольно сложно – они были дифференцированы цветом. Жёлтый шёл к запирающему баллону, красный к основному. Максим разорвал упаковку, подсоединил шприц к жёлтому, потянул на себя, убедился, что спадается нижняя часть зонда – та, что потом, при раздувании в желудке, не даст ему выйди наверх через кардиальный отдел.
