Лес

скачать книгу бесплатно

Лес
Георгий Панкратов

Молодой мужчина, уставший от ссор с женой, решает бросить все и уехать за город, в лес, чтобы побродить в тишине и спокойствии, обдумать собственную жизнь. Гуляя по лесу, он натыкается на странный дом. Человек, похожий на лесника, приглашает войти внутрь… Так герой попадает в странный мир, в котором окружающая действительность постоянно сменяется, словно калейдоскоп. Ему предстоит побывать в совершенно неожиданных и невероятных местах для того, чтобы выбраться из таинственного леса и вернуться в реальность.

Георгий Панкратов

Лес

/превью/

Беглец уже и не помнил, от чего бежал. Загнанный преследователями в сгнивший, разрушенный подвал давно не жилого дома, он блуждал между решеток, стен, балок, труб – и мусора. Пахло сыростью, а свет почти не проникал в подземелье – лишь из маленьких окошек где-то под «потолком», куда не просунешь и руку, да и не дотянешься – били несмелые пыльные лучи.

Он нырнул в этот подвал в рискованной надежде выскочить с другой стороны и убежать дворами. Был уверен, что те, кого так боялся, не заметили этого решения и сейчас пробегают мимо – иначе, пока он замешкался, уже настигли бы его здесь. И точно – на высоте окошка послышались глухой топот, чья-то недовольная, угрожающая речь. Затем все стихло. Беглец отдышался.

Недалеко от себя он увидел провал в потолке. О назначении провала можно было только догадываться, но было не до того. Провал производил такое впечатление, будто в полу на первом этаже вырезали ровный квадрат, такой, чтоб человек мог подтянуться или, наоборот, спрыгнуть. От последней догадки беглецу стало не по себе, но он вспомнил, что дом заброшенный – и успокоился.

Спешить уже не стоило, но и торчать здесь не хотелось. Было холодно, а беглец, как назло, в совсем не предназначенной для таких случаев одежде (а бывает ли предназначенная?) Как ходил на работу – в костюмчике, новеньких стильных ботинках – там, за пределами этого подвала, беглец, молодой мужчина в «возрасте Христа», крупная «шишка» в бизнесе, не самый последний в обществе человек – следил за своим внешним видом, здесь же не получалось. Он чертыхнулся, осознав, что, видимо, не отстирается, и решил выбираться. Но, пройдя пару метров, обнаружил неладное. Его голова уперлась в потолок, и пришлось даже пригнуться.

– А я и не заметил, что ты кривой, – усмехнулся беглец и развернулся: да нет же, все в порядке с потолком, так и продолжается во все стороны, на уровне самой его макушки. «Очень странно» – подумал он и впервые ощутил тревогу. Идти, наклонив голову, не очень-то удобно, но даже так удалось пройти совсем немного. Потолок словно бы снова стал ниже, и теперь недостаточно было наклонить голову, приходилось сгибаться самому, чтобы идти дальше. Беглец осмотрелся вокруг, уже изрядно напуганный – потолок по—прежнему казался ровным, словно он и шел сюда всю дорогу, согнувшись.

– Что за…? – крикнул беглец, теперь уже не боясь преследователей. «А вдруг ловушка, западня? – участилось его дыхание. – Но как? Такое ведь готовят. Стали бы они…». Впереди мерцал свет – по всей видимости, там, в конце подвала, за поворотом, был другой выход. «Рискну!» – решил он, недолго думая, и, пригнувшись, побежал. Но совсем скоро больно ударился головой. Потолок вновь опустился, и теперь уже впору было становиться на четвереньки, чтобы ползти к выходу. Беглец тяжело задышал, мысленно успокаивая себя: «Все хорошо, все нормально… Не опустится же он до конца. Не раздавит же». Рисковать было слишком страшно, и он быстрым – насколько это было возможно в согнутом положении – шагом направился назад.

Так и шел, пока боковым зрением не обнаружил знакомый провал в потолке. И тут же охнул, распрямившись во весь рост: произошло невообразимое – потолок снова «поднялся» на свою высоту. Это было настолько странно и страшно, что беглец лишь стоял, сглатывая слюну, и тревожно озирался по сторонам – отовсюду ожидая подвоха, нападения. Там, где он только что стоял чуть ли не на четвереньках, откуда можно было двигаться дальше только ползком – там был обычный, такой же, как здесь, над ним, потолок. Свет в конце подвала все так же мерцал, но только теперь был дальше.

– Ну вас к черту, – выругался беглец, не совсем понимая сам, кого это – вас? Преследователей? Так те, похоже, и забыли о его существовании. И вообще, кто они такие были? Чего хотели? Вспомнить бы… «Вот выберусь, и вспомню», – твердо решил мужчина.

Он направился ту в сторону, откуда пришел, планируя проскочить подвал и вынырнуть с другой стороны. Там был небольшой лаз – старая ржавая дверь, покосившаяся, зажатая камнями. Ее скрывал от взглядов посторонних разросшийся куст. Сейчас он выйдет, осторожно, стараясь не касаться двери и поблагодарит этот куст – в мыслях, конечно. Дойдет до машины, поедет домой. «Все будет нормально», – успокаивал он себя.

Но «нормально» не стало. Сделав несколько крупных шагов, он осознал – и на сей раз с ужасом – что уперся в потолок. Это было фантастикой, было невозможно – но именно это и произошло: потолок опустился вновь. Подвал не выпускал его, понял беглец. Сомнений не оставалось: да, он попал в ловушку. Вот только в чью ловушку? Что от него хотят? Почему он? Выяснять все эти вопросы совсем не хотелось, и он побежал, поддавшись панике, вперед, словно стремясь убежать и от всех этих вопросов, и от страха, от ужаса своего. Он закричал, и ударившись об потолок вновь, упал и двигался дальше ползком, забыв об одежде, извивался как змея на грязном сыром полу, разгребая руками мусор. И не отдаться до конца этому ужасу, не раствориться в нем помог лишь новый – еще больший ужас, внезапно настигшее понимание: он мог погибнуть. Он все равно не выберется. Не доползет.

Беглец замер, лежа на полу. Осторожно поднял голову и тут же ощутил холод бетона. «Еще немного – и все…», – он почувствовал, как покрывается холодным потом: не струйка бежит по спине, не проступает на лбу испарина, а натурально все тело становится мокрым и деревенеет. Ужасу тесно в человеке, ужас рвется наружу, торопится. Беглец осторожно, считая вслух секунды: «Раз… Два… Три… Четыре…», пополз назад. Теперь он разгребал мусор ногами, руками же помогал себе оттолкнуться, придать ускорение телу – скорее выбраться из-под пресса, скорее! Но все же он стал спокойнее, подняв в очередной раз голову и не почувствовав удара – сейчас он точно не погибнет. Ну а дальше…

Дальше он стоял во весь рост – под темной дырой в потолке, и уже понимал, что этот подвал от него хочет, если допустить, конечно, что подвал вообще может чего-то хотеть. Допустить это было трудно, все нутро его противилось перспективе продолжить неприятное приключение. Но ведь выбраться отсюда – было еще труднее. Сколько сможет он так стоять здесь? Ну, посидит… Разведет костер, приляжет… Наконец, выспится. «А что, выспаться было б неплохо, – проскочила шальная мысль. – Когда еще получится, хоть бы и так…». «Ну а потом, – отвечала другая мысль. – А потом-то что?» Мужчина испуганно посмотрел на провал. Что-то там было видно, какие-то очертания: стены, лестница… На мгновение он приободрился: выбраться через провал – не так сложно, и быстро. Подтянуться, дойти до окна, спрыгнуть. Но что-то не давало ему поверить в то, что этот странный дом его так просто отпустит. Определенно, предстояло что-то страшное, таинственное, непонятное. И избежать встречи с ним – было невозможно.

Нет, беглец попробовал, конечно, еще раз – и не один раз – двинуться вправо, влево, вперед, назад… Проверил все варианты. Но далеко заходить не стал: а смысл? – спрашивал он сам себя. Жизнь вообще редко когда дает столь четкие и исчерпывающие подсказки, как теперь. «Лезь в провал, – говорила жизнь. – Подтягивайся – и наверх».

И беглец решился на это – чего, в самом деле, тянуть? Он оказался прав: рядом с провалом поднималась лестница наверх, а прямо шел коридор. Тот вел к приоткрытой двери – странно, подумал беглец, что здесь сохранилась дверь. Не утащили, не сняли… Да и вообще было как-то чисто, словно бы дом не был заброшен, словно бы в нем продолжалась жизнь. «Вот только этого-то мне и не хватало», – мрачно подумал беглец, поднялся во весь рост и кое—как отряхнулся.

Здесь было светлее, чем в подвале, однако все равно царил полумрак. Беглец решил направиться сразу в комнату – лестница его пугала, она вела, казалось, в полную («и окончательную» – дрогнул) тьму, в комнате же, наверняка, были окна. «Окна, – затрясся он в сладком ожидании. – Спрыгну, и дело с концом».

– Проходите, добро пожаловать, – раздался густой мужской голос, едва беглец дернул за ручку двери. Он удивлением уставился на человека во фраке, с бабочкой, идеальными, закругленными по краям усами. Человек сделал едва заметный поклон и учтиво улыбнулся. На удивление вошедшего, комната оказалась жилой – не вполне просторной, но обставленной, аккуратно прибранной. Вся обстановка комнаты казалась словно воздушной: обои светло—синего цвета с плывущими облаками, белая резная мебель, заправленное белье, компактные тумбочки у кровати. «Антиквариат, – оценил беглец. – Есть же любители!». Из-за голубых занавесок струился мягкий свет дня.

– Вы кто такой? – без предисловий начал беглец.

– Позвольте, я же не начинаю с подобных вопросов, – изумился человек во фраке, отчего края его усов, казалось, даже слегка приподнялись.

– А я начинаю, – хмуро ответил беглец. – И, если вы не ответите, то ими же и закончу.

– Как вам угодно, – развел руками человек во фраке. – Но, если что, я к вашим услугам.

Беглец посмотрел на него как на сумасшедшего и резко шагнул к окну, резким движением раскрыл занавески, и дневной свет ворвался в комнату, залил ее. Беглеца ждала неприятность: на окне висела решетка.

– Это… что же? – он растерянно повернулся к мужчине во фраке, но тот молчал, стоя возле двери как вкопанный. Беглец снова повернулся к окну. Все было верно: это тот же самый двор, двор в его городе, хорошо ему знакомый – вот новостройки напротив, вот школа, хоккейная площадка, а он сам… Ну да, в том старом заброшенном доме, который за каким-то чертом до сих пор не снесли, хотя время такое: под снос идут целые кварталы, и падают, и горят. Но как здесь можно жить? Он никогда не замечал отсюда света, звуков, да и… это просто невозможно! Дом простоял здесь целый прошлый век, и половину этого века, как минимум, был нежилым. Здесь одни пыль и труха должны быть!

Беглец не заметил, как сказал последнюю фразу вслух. Человек во фраке повернул к нему голову и с легкой усмешкой произнес:

– Обижаете.

– Эй, – закричал беглец, схватившись руками за решетку и тряся ее, пытаясь выдернуть, но та оказалась крепкой, не поддавалась. – Эй, кто-нибудь! Подскажите! Как мне отсюда выбраться? Мне нужно отсюда выбраться…

Мимо дома, перед самым его носом, то и дело проходили люди – мамы с колясками, дети—школьники, парни небольшими компаниями, одинокие пенсионеры… «Ну уж эти-то! Ведь все равно заняться нечем!» – в отчаянии думал беглец. Никто не обращал внимания, не слышал его.

– Вот так и она, – неожиданно сказал человек во фраке. Его голос звучал задумчиво. – Кричала. Бегала вокруг окна… Молила. А, – он махнул рукой. – Приказано было не замечать. Ну а потом уж заперли ее.

Беглец уставился на него безумным взглядом. Его снова прошиб холодный пот, тело затрясло.

– Хозяйка, – пояснил усатый. – Наша хозяйка.

– Наша? – прорычал беглец.

– Выходит, так. Вы же здесь!

– Значит, так! – угрожающе закричал беглец. – А ну быстро объясняй мне, что здесь происходит, а не то…

– Так к чему слова? – вновь удивился человек во фраке. На его лице не появилось и тени испуга. – Сходили бы, проведали.

– Что вы хотите сказать, – произнес на выдохе беглец, уже понимая, что большего от этого странного типа ему не добиться.

– Вон же лестница, за углом, – услужливо произнес тот. – Возле лаза.

– Спасибо, – стиснув зубы, ответил беглец. «К черту вас всех, – пульсировали злые мысли в голове. – Возле лаза, так возле лаза. Пора заканчивать с этим всем, хватит! Затянулась шутка». Он пробежал, скрипя, по деревянным ступеням лестницы и оказался на втором этаже. Здесь снова было темно, и лишь из одной двери струился тревожный, мерцающий свет. Справа и слева от двери были еще две, приоткрытые. Беглец догадался, что над комнатой, где он только что разговаривал со странным человеком, есть еще одна, такая же. Есть на втором этаже и другая комната – те, кто здесь жили (или живут, один черт разберет их), были людьми небогатыми, но и не совсем простыми. «Среднее сословие, – подумал беглец, усмехнувшись. – Ну, как и я». Свою жизнь в последнее время он описывал просто: ни больших тебе проблем, ни маленьких, одна лишь средняя – как не сдохнуть со скуки.

Мужчина решил не терять время – если лишь в одном из помещений говорит свет, и именно туда закрыта дверь – то значит, «нам туда дорога», как слышал он в детстве в какой-то песне. Открывать дверь было очень страшно, но еще страшнее стало, когда он ее открыл.

Это была уборная. Просторная – с широкой ванной, туалетом, огромным зеркалом… Но рассмотреть ничего не успел – беглец застыл в ужасе, увидев женщину. Она была в пышном белом платье, которое он в первый миг принял за свадебное, да и сама была, как говорят, пышной. В общем, не худенькой, низкого роста и вовсе не красавицей. Беглец привык оценивать женщин сразу же, в первые секунды встречи с ними, и эту оценил как безусловно страшную. Вот только никогда еще не доводилось вкладывать в эту оценку такой – настоящий – смысл.

Женщина обернулась к нему и хищно, словно дикое животное, оскалила зубы. Беглец попятился: ему показалось что губы ее в крови, как у кошки, только что съевшей мышь. Бросив из рук предметы туалета, она ринулась к нему:

– Иди сюда, дружочек, – зашипела она, и в страшных, черных глазах ее отразилось пламя свечей, расставленных в уборной повсюду.

Беглеца спасла нерасторопность – короткий и тяжелый шаг – низкой женщины. Он выскочил из уборной и дрожащими руками задвинул щеколду. «Слава Богу, – шептал он. – Слава Богу».

Не став ждать ни секунды, он бросился вниз – ведь там был какой—никакой, а живой человек. С которым можно было поговорить. Рядом с которым – отдышаться. Рядом с которым – не так страшно, не так дико, нечеловечески страшно. Беглец поскользнулся на повороте лестницы и скатился по ней, едва не упав снова в подвал.

– Эй! – кричал он. – Эй! Что это такое? Что это за чертовщина?!

Человек во фраке ожидал его в комнате. Он, казалось, не сдвинулся со своего места и был все так же спокоен.

– Это ты ее там запер? – крикнул беглец, схватив человека за грудки.

– Помилуйте, ну разве ж так можно! – воскликнул тот, мягко отводя его руки. – Ну что ж вы за грубый человек такой?

– Я? Грубый? А вы какой человек? Что вы за человек вообще?

– Как бы вам это объяснить, – он ненадолго задумался. – Я здесь для ответов на ваши вопросы. Но не любые… а по существу. Сообщить, рассказать, сориентировать… Я что-то проводника… вот, что-то вроде скрепки в «Ворде». Понимаете?

Беглец замер от неожиданности.

– Да ну, – только и смог сказать он.

– Истинно говорю вам, – кивнул человек. – Видите, это мое место. Вы всегда можете обратиться ко мне.

– Кто эта ведьма? – выпалил беглец.

– Не стыдно ли вам отзываться так о бедной девушке? – покачал головой человек-«скрепка»

– Нисколько, – ответил, улыбнувшись через силу, беглец.

– Она всю жизнь страдала… Знаете ли вы, что значит – страдать целую жизнь! – он вздохнул. – Когда она подселилась сюда, то думала, что будет счастлива… Этот дом – он, знаете, не был достроен. И только эта квартирка – сдана и освоена к сроку. Хоромами ее, конечно, не назвать, но какая уж есть… Досталась одному господину. Он вроде, не богат был, но и не беден, делами занимался сомнительными… Но кое—какие средства водились. Но был он очень одинок – не сказать, женщины сторонились его общества, но с некоторых пор он тяготился тем, что жил один. И вот… нашел себе бедную девушку, сиротинушку, значит, нашел…

– Я щас расплачусь, – вставил беглец.

– Это можно, – ответил человек во фраке, не поняв иронии. – Я сам иногда плачу, как вспоминаю… У девушки той ничегошеньки не было за душою… Не знала, как жить, как честным трудом зарабатывать. А тут – отдельная квартирка, тепло, уют, заботливый человек рядом. Это как она, бедняжечка, представляла. Но забота его заключалась вот в чем: не дозволял он ей шагу ступить без своего разрешения, не выходил с ней в свет – да на прогулки, и те не ходил с нею! Чем, как живет она, что движет ею, что интересует – его все это не заботило, не тревожило. Не говорил он с нею ни о чем, лишь только так, ночами… Приходил к ней в комнату, надолго запирался… А днями его снова не было, бывало – и неделями. Она одна, голубушка, жила здесь… Да. Была она просто игрушка ему, ведь без нее он – просто одинокий человек в четырех стенах…

– И где же он?

– Извольте же дослушать! – слегка возмутился человек, но все же не удержался от пояснения: – Где он теперь – там все мы скоро будем… М—да уж. И был он жесток к ней, и холоден, и не дозволял ничего… Как я говорил уже. Стали они спорить с нею, ссориться. Он запирал ее в квартире, а всем, кто мог услышать слезы и мольбы несчастной – строго—настрого приказывал «свой нос в его семейные дела не совать». Да и кому охота? Слухи о нем ходили такие, что… Знаете, без носа могли остаться.

Беглец хмыкнул.

– Да и у каждого… Что-то свое в секрете, в своей семье… Кому до бедняжки какое дело? Но стал ее в уборной, значит, запирать. Чтобы люди, от криков уставши, не сделали чего. Уйдет из дому – запрет, вернется – выпустит, а она сидит целый день, ждет его. Иногда привязать мог. Злой, лютый бывал. Стала она совсем его собственностью, теряла личность свою. От несчастий, обездвиженная, болела, страдала очень – вид приобрела озлобленный, загнанный, телом располнела вся, раздулась. И ему все меньше нравилась, угрожал, что выбросит ее на улицу, как шавку, или хуже того – забьет до смерти. Боялась она его. Говорить пыталась, звала его. Не могу так больше, говорила. Пусти меня, дай я уйду. А тебе есть куда идти? – говорил он ей. Да хоть куда, отвечала. Нет, твердо говорил он: от меня теперь никуда! Вот и все… А ты ведь не любишь меня, говорила она, не замечаешь. Зачем я тебе? Ты даже цветов никогда не дарил мне, говорила она. Да подарю! – орал он ей. Но всякий раз забывал. Вот так я тебе нужна! – говорила она, что ты даже не помнишь. И плакала вся, головой билась о стену. Бывало…

– И что же? – поторопил беглец. – Подарил он ей цветы?

– Однажды, – продолжил человек во фраке, не услышав замечания. – Отчаялась она. Взяла с собой огромный нож, когда он собирался запереть ее в уборной, и спряталась там. И если придет с цветами – решила она для себя – отсрочим время прощанья. А если опять забудет – убью его и себя!

– Забыл, сука! – покачал головой беглец.

Человек во фраке махнул рукой:

– А… если бы и не забыл. Все шло к тому, все к тому шло… Прости, сказала, любимый, прости, дружочек! И тем ножом – его. Тот – сразу на небо отправился, да и по правде… Туда ему и дорога. А она – все мучается, бедняжка. И после смерти не найдет покоя. Так и заперта тут, призраком… Но дальше уборной не выходит.

Беглец мрачно усмехнулся.

– Но если зайдешь – растерзает, – уверенно продолжил человек во фраке. – И есть только один способ избавить ее… Ну а ее – и себя, значит. – он внимательно посмотрел на беглеца.

– Вручить ей букет? – догадался он. Человек во фраке кивнул. – Ну хорошо, допустим. А почему ты сам не сделаешь это?

– Потому что я и есть все. Я – и подвал, и дом, и время, скажу тебе по секрету… я – и сама она. Я здесь все.

– Так выпусти ее… себя, – запутался беглец. – Что дурью маяться?

– Не так все просто, это же легенда, – человек, казалось, обиделся на эти слова. – Снимать проклятья – не в моей компетенции. Я только подсказываю, объясняю. – он развел руками.

– И где ж я возьму цветы?

– Так вот же, – встрепенулся человек, подивившись глупости вопроса, и указал на тумбочку возле кровати. И вправду, там стоял, в маленькой белой вазе совсем свежий букет алых роз.

– Только вы ей должны понравиться, – предупредил человек во фраке.

Беглец присел на кровать, вспомнив встречу с «бедняжкой», понял, что шансов мало. Он тихо спросил:

– То есть как это? А если я ей не понравлюсь? Да и как вообще понравиться отчаявшейся от семейных неудач женщине?

– Для начала, вы будете с букетом, – медленно ответил человек. – Но возможно, конечно, всякое… Советую взять с собой нож. Раскладной, поройтесь там, в ящиках… Где-то точно есть. Для ответных, так сказать, действий. Проклятье вы так не снимете… Но попытка будет засчитана.

– Попытка? – воскликнул беглец. – А почему я вообще должен пытаться? Почему…

– Ну как, – перебил человек во фраке. – Вы же хотите покинуть наш дом? Или же вам понравилось… Конечно, здесь и можно жить… Кровати есть, и книги… Свечи, если что найдем, – он усмехнулся. – Но вот насчет питания… Простите нас, не запаслись. На сколько хватит.

– Чего хватит? – не понял беглец.

– Вас хватит.

– А почему вообще я? Уважаемый! Что, не нашлось других кандидатов? Как я со всем этим связан? У меня жена, своя… – простонал он.

– Знаю, – в голосе человека—«скрепки» проскочила нотка злорадства. Вам это будет полезно. Пригодится, так сказать, опыт.

– Да катись ты к черту! – крикнул беглец, скидывая обувь. – Никуда я не пойду, решайте свои проблемы сами. Я здесь ни при чем, ясно? Буду спать.

Он задвинул шторы, бросился на кровать и для убедительности повторил:

– Я здесь – ни при чем.

Человек пожал плечами и ничего не ответил, замерев и уставившись в пол. Беглец ворочался в постели, переворачивался с боку на бок, и вновь на глаза ему попадались розы. Ему хотелось есть, а больше – выбраться отсюда… Заснуть не получалось, и лежание на диване превратилось в настоящую пытку: как только его начинало клонить в сон, все вокруг приходило в движение, полы и стены начинали дрожать, мебель – подпрыгивать, а ваза с букетом и вовсе взлетела, готовясь разбиться оземь, но беглец успел выхватить букет перед тем, как та разлетелась на осколки. Непонятно откуда, то отдаляясь, становясь еле слышной, то приближаясь, как разжатая пружина, к самому его уху, играла странная песня. А точнее, совсем небольшой фрагмент, заевший, как на отжившей свое пластинке:

Что не сбылось – то сбудется,

А не сбудется – позабудется…

Этот напев повторялся, въедаясь в сознание, пробуждая тягучие, недобрые мысли. И только человек во фраке стоял возле покосившейся двери, едва не слетевшей с петель, и невозмутимо смотрел перед собой.

– Выключи ты… это радио, – скривился беглец.

– Здесь нет радио, – спокойно сказал тот.

Но едва мужчина поднимался – присаживался на кровати или вставал – «землетрясение» прекращалось. Захлопывалась и невидимая «музыкальная шкатулка». Он подошел к окну и крепко задумался. Привычный мир, обычная и потому вдруг ставшая такой милой жизнь была на расстоянии вытянутой руки, вот только вытянуть руку получалось лишь через решетку. А здесь – страх, ужас, не оправданный, не имеющий никакого смысла риск. Ради чего? Всего лишь чтобы все стало как прежде. Бывают ли задачи, отвратительней, несправедливей, тяжелей?

Нужно было действовать. Беглец вспомнил, что там – за решеткой, в той жизни – всегда был человеком действия. Он рисковал, делал, потом думал. Боялся – не без этого. Правда, и боялся он другого… Но вот и здесь: забежал же в комнату, поднялся на второй этаж, заглянул в бесовскую уборную – и все быстренько, без сомнений… И вправду – он ведь хочет уйти отсюда. Ну так в чем дело? Зашел – отдал букет, и все.