Душа и краски

– Ты в порядке? Кажется, ты не слабо ударилась головой, – продолжала Лила, заметив мою реакцию.

– Плохо помню, – тихо ответила я, схватившись за голову.

– Я позову соседку, она врач на пенсии. Пусть тебя осмотрит, – предложила Лила.

– Хорошо, – ответила я.

Лила выбросила опустевшие упаковки мороженого, отправила чашки в раковину и вышла из дома, оставив меня с головной болью на диване. Участок, где жила соседка, находился недалеко, она быстро вернулась вместе с пожилой женщиной, чьи глаза были лишены эмоций.

– Так, это она? – произнесла женщина с короткими светлыми волосами.

– Да. Ее зовут Луна, – ответила Лила.

Женщина подошла ко мне и взялась руками за мое лицо. От нее пахло чем-то сладким, тот аромат меня успокоил. Она посмотрела в мои глаза, проверив реакцию зрачков, осмотрела синяк на виске и измерила пульс, взяв меня за руку.

– Легкое сотрясение, ничего страшного. Надо приложить холод к виску и выпить таблетку аспирина, – ответила она, оторвав от меня свои морщинистые руки.

– То есть, ничего страшного, только она не может вспомнить, как оказалась в моем фургоне, – сказала Лила.

– В твоем фургоне можно нефть найти, ничего удивительного. Ты же оставляешь его открытым, – продолжила старушка, собираясь уходить.

– Спасибо, что уделили немного времени.

– Не за что. Только если приведешь домой побитых инопланетян, меня на помощь не зови. Хорошо? – сказала женщина и удалилась из дома.

Дверь захлопнулась, нас снова было двое.

– Она, конечно, ворчливая, но добрая. До сих пор припоминает мне, как ей пришлось ставить капельницы моим подвыпившим друзьям, – объяснила Лила.

– Наверное, веселая история? – предположила я.

– Да, очень, – подтвердила Лила, моя содержимое раковины.

Я обернулась, чтобы посмотреть в окно. Было уже достаточно поздно, темно, а где-то на горизонте за деревьями краснела полоса заката. А прямо за окном было видно калитку, траву и кусты.

– Тебе надо таблетку выпить. Вот, пока я не забыла, – произнесла Лила, оставив для меня на столе серебристый блистер и неполную чашку воды.

– Хорошо, – ответила я, повернувшись обратно.

Лила отправилась в гостиную, а я принялась рассматривать упаковку с таблетками. Всего было десять отсеков, двух не хватало. Я выдавила одну себе на ладонь и положила в рот. Мой язык ощутил невыносимую горечь, и я залпом выпила, стоящую рядом воду.

Через некоторое время мне стало легче, все мои мышцы расслабились, я упала на бок. На диване было удобнее, чем в фургоне, не трясло, не было душно и грязно. В воздухе продолжал витать легкий запах моего ужина, а за окном уже было достаточно темно. Я закрыла глаза и уснула, впервые по своей воле организм отключился, чтобы набраться немного сил. Это было еще одно приятное ощущение, которое мне пришлось испытать. Медленное погружение в сон, чем-то похожее на полет или покачивание на волнах.

Когда я уже крепко спала, в кухню вернулась Лила. Ее палец легким нажатием включил свет, загорелись четыре лампы в плафонах люстры. Но я не отреагировала на это.

– Эй!? Спишь? – произнесла почти шепотом она, наклонившись надо мной.

Конечно, я никак не отреагировала. Я даже не почувствовала, как она подняла мои ноги на диван и накрыла пледом. У меня слишком много сил отнял тот день.

– Спокойной ночи, – пожелала мне Лила и удалилась из кухни, выключив свет.

Сама же она еще не собиралась спать и поднялась наверх, в свою спальню. Там был небольшой творческий беспорядок: весь стол был завален красками, карандашами, кистями и другими приспособлениями для рисования. Весь второй этаж можно было считать творческой мастерской, там Лила вместе со своей бабушкой часами могла не отходить от мольберта. Вторая комната наверху как раз принадлежала ее пожилой родственнице. Там тоже был беспорядок.

Я продолжала крепко спать на кухне, а Лила рисовала. Ее рука, в которой была кисть, немного испачкалась зеленой краской, но она этого даже не заметила. Продолжила наносить мазки, забыв про время. Та картина была готова почти под утро, а Лила уснула на своей кровати прямо в одежде.

Я же проснулась рано, и мне снова хотелось есть и пить. Я поднялась, еще толком не распрощавшись со сном. Ноги отправились к холодильнику, который казался для меня чем-то загадочным. Моя рука аккуратно открыла белую дверцу, за которой скрывались стеклянные полки с кастрюлями и упаковками. Внутри него было прохладно, я ощутила это и немного взбодрилась. Потом мой взгляд опустился ниже, туда, где находились контейнеры с овощами и фруктами. Меня снова привлекли цвета, и я достала из левого отсека небольшой помидор.

Он был таким гладким, приятным на ощупь. А потом я почувствовала его запах, поднесла ближе к лицу, получше принюхалась и откусила немного. Его вкус был мне уже знаком, он мне нравился, я продолжила есть, не торопясь. Ела и разглядывала содержимое холодильника.

Пакет молока, кусок сыра, упаковка масла, две кастрюли, еще бутылки и еще упаковки. А на дверце находились ячейки для яиц, которые были не полностью заполнены. Красная упаковка, небольшие белые стаканчики, желтый тюбик и зеленые бутылки. Я доела помидор и заглянула в кастрюли. В большой была жидкая субстанция, в которой плавала зелень и еще что-то, а в небольшой – более густая белая с пленкой на поверхности.

Я подвинула ее ближе к себе и пальцем дотронулась до пленки, которая тут же порвалась. Мой палец испачкался в каше, которую я облизала. Вкус мне понравился, это было нечто нежное. И я продолжила поглощать ту массу, погружая в кастрюлю свои пальцы, что стали немного липкими.

Внезапно я вспомнила, как мы ужинали за столом, и мне стало чего-то не хватать. Тем предметом, определенно, была ложка. Но я слишком поздно до этого додумалась – мой голод исчез, и я поставила кастрюлю на место. Холодильник закрылся, а моя рука продолжала быть липкой.

Следом как-то автоматически я подошла к раковине и открыла воду. Мои ладони оказались под прохладной струей, которая смывала остатки еды, а глаза не могли оторваться от этого зрелища. Мои пальцы окутывала прозрачная жидкость, сквозь которую была видна моя кожа. Но следом я закрыла кран, поток прекратился, а на ладонях остались только капли, которые стекали и падали в слив.

Мне хотелось понять, куда я попала, куда меня привез тот старый фургон. Я решила снова осмотреть дом, зашла в гостиную, где снова увидела знакомые мазки на картинах, подошла к книжному шкафу. И моя рука сама потянулась к одной из немногочисленных красочных обложек, то был роман, типичное женское чтиво о высоких чувствах.

Мои пальцы принялись листать страницы, которые оказались серыми, шершавыми и тонкими. На них были диалоги героев, которые признавались друг другу в любви и выясняли отношения. Многое из этого содержания мне было сложно понять, но слова считывались моим мозгом более уверенно. Я полистала еще немного и убрала книгу на место. Мои глаза еще пару раз пробежались по полкам, а потом боковое зрение заметило приоткрытую дверь, за которой находился санузел.

Я потянула за ручку и вошла. Мне хватило света, чтобы рассмотреть окружающую обстановку. Справа от меня стоял унитаз с закрытой крышкой, а впереди находилась небольшая ванна, над которой висела полупрозрачная штора. На полу лежало два небольших прямоугольных коврика с коротким ворсом.

Вдруг я заметила движение на стене над раковиной, впервые увидела зеркало и немного испугалась. За гладкой поверхностью, словно, внутри стены кто-то стоял, но в темноте мне было сложно разглядеть себя. Я и внешне еще толком не знала, какой я была, помнила только внешность подобных мне. И я отправилась обратно в гостиную, где заметила белую квадратную клавишу рядом с дверью, ее нижний край был немного заляпан красками.

Я дотронулась до нее, раздался легкий щелчок, а в ванной включился свет. Я снова вошла, внутри ничего не изменилось, просто стало светлее. Мои ноги снова ощутили ворс ковриков. И уже без страха я оказалась у раковины, где в зеркале увидела себя. Себя с пшеничными волосами чуть выше плеч, с густой челкой и нереальным изумрудным цветом глаз. Осознание, что это была я, пришло не сразу. Сначала моя ладонь всей своей поверхностью прикоснулась к зеркальной поверхности, потом я посмотрела на свою руку и ее отражение. Потом я заметила плитку за собой в зеркальном пространстве.

Я дотронулась до своего лица, до своих щек, до лба, до губ и до носа. Кожа была теплой и гладкой, через нее прощупывался череп. Я отошла немного назад, пытаясь увидеть себя во весь рост. Одежда Лилы мне была немного велика, я принялась снимать ее с себя. Юбка свалилась с моих бедер, майка тоже упала рядом. Я стояла и смотрела на свое тело.

Чистая кожа была лишена родимых пятен, только на плече и на виске синели последствия ударов. Ровная осанка, плечи, проступающие ключицы, грудь, руки и ноги. Я начала привыкать к своей внешности, натянула обратно на себя вещи Лилы, и снова посмотрелась в зеркало, поправляя на себе майку.

Вдруг мой взгляд опустился вниз. На мне не было обуви, которая осталась у дивана на кухне. Я пошевелила большими пальцами на своих ступнях, ощущая вес тела и напряжение мышц, которые немного болели после ночной прогулки. Лень начала себя проявлять – мне захотелось прилечь. Я вышла и ванной, намереваясь отправиться на кухню и устроиться на диване, но меня снова отвлекли картины. Я вспомнила о том, что не все успела увидеть.

Босиком я отправилась на второй этаж, ощущая ступнями деревянную поверхность ступенек. Снова взглянула на знакомые работы и снова очутилась между двух комнат. Двери были открыты, за ними виднелась старая мебель. Я вошла в одну из них, внутри никого не было, а у окна стоял мольберт, накрытый куском светло-серой ткани. Рядом в углу стоял письменный стол, на котором в творческом хаосе разместились кисти, краски и другие художественные инструменты.

В другой части помещения стояла небрежно заправленная кровать, на которой лежали две белые подушки и синий плед. Рядом стояла тумба, на которой лежала палитра, усыпанная каплями масленой краски. А за спиной у меня находились три бирюзовые дверцы, то был большой шкаф.

Я подошла к окну и увидела старую яблоню, за которой скрывалась небольшая беседка с деревянной крышей. Рядом с ней росла вишня, а левее расположилось еще одно строение, у которого были полупрозрачные стены, за которыми что-то зеленело. Вдруг деревянные доски пола заскрипели в соседней спальне, я отправилась на тот недолгий звук. То проснулась Лила, которая стояла у такого же окна, как и то, у которого секунды назад стояла я.

– Доброе утро, – сказала она сонным голосом.

– Доброе утро, – ответила я.

Стены и пол в ее комнате тоже были деревянными, только обстановка немного отличалась. Кровать стояла по-другому и была уже, перед ней был стол, тоже заваленный приспособлениями для рисования. А в другом углу стоял небольшой шкаф, одна из створок которого была приоткрыта. Внутри висел приличный гардероб, десятки вешалок с платьями и юбками.

Я подошла к окну и увидела за занавесками деревянный забор, за которым стоял двухэтажный дом с серой крышей. Рядом с ним росли деревья, как и перед забором. А под окном разместились кусты с еще нераскрывшимися бутонами и небольшой уличный душ, сделанный из досок и старых дверей.

– Так как ты попала в мой фургон? – неожиданно спросила Лила.

Этот вопрос заставил меня вспомнить минувшие события, слова и образы наполнили мою голову, пытаясь сложиться в целое. Я вспомнила картины, город и фургон с коробками.

– Я заметила внутри картины…. – сказала я.

– Ты это про картины, которые на коробках лежали? – уточнила Лила.

– Да, но было слишком темно.

– Если хочешь, можешь посмотреть на них? Они до сих пор в фургоне, – произнесла она, надев легкий халат.

– Конечно, – коротко ответила я.

Мы спустились по лестнице на первый этаж, вышли наружу и оказались перед фургоном, который я впервые увидела спереди. Вид у него был помятый, левая фара треснула, а бампер держался на ржавой проволоке. Лила открыла дверцы и залезла, а я подошла и заглянула внутрь. Мне было видно, как она двигала коробки и перекладывала полотна. Она явно что-то искала, искала сверток, который передали для ее бабушки. Он лежал с другой стороны меж коробок, Лила не сразу его заметила.

– Поможешь мне отнести кое-что в дом? – спросила она.

– Хорошо.

– Держи, – сказала Лила, протягивая мне найденный сверток и одну из картин.

Сама же она несла в руках четыре полотна, в каждой руке по две, так чтобы соприкасались только задние стороны. Мне же досталось самое крупное произведение из всех, на нем была изображена река в пасмурную погоду. Серые тучи, листва, которую трепал ветер, рябь на поверхности воды и капли дождя, пронизывающие всю картину.

Мы вошли обратно в дом и отправились с этим грузом в гостиную. Лила разложила картины, что несла, на столе, а потом взяла у меня сверток, который был положен на пол, а полотна разместились на столе. И мне удалось рассмотреть то, что мне так хотелось увидеть. Рыжий кот на заборе, рыбаки на берегу, яблоки на траве и бабочка, приземлившаяся на книгу.

– Кота и яблоки рисовала я, остальные – моя бабушка. Они висели на выставке на прошлой неделе, теперь там другие наши работы, – произнесла Лила.

– Лунная? Я видела, – сказала я, вспомнив галерею.

– Да, – сказала она и задумалась.

Казалось, она забыла о нашей первой встрече, о том монологе про луну. Мы молча стояли у стола и смотрели на картины, а потом пошли завтракать. На этот раз мы ели овсяную кашу, которую ранее я уже пробовала. Лила много говорила про выставку, про своих друзей и свою бабушку, с которой у них было много общего. Особенно это касалось рисования и другого творчества, как оказалось, они обе начали творить, когда умер дедушка. Лиле тогда было всего пять.

Дед ее был военным, рано вышел на пенсию и приобрел участок, на котором был построен дом, в который я попала. Характер у него был тяжелым и конфликтным, его могла взбесить любая мелочь. Но это компенсировалось уважением к бабушке, подарками и походами в театр. Беседка и теплица были построены им, в доме ремонтом занимался тоже он. Шкаф в спальне бабушки собирал он сам с нуля.

Лила все говорила и говорила, а я слушала, поглощая новую информацию. Человеческая жизнь оказалась интересной, меня цепляло что-то в этих рассказах, меня цепляли ее эмоции, с которыми она мне все это описывала. Ее голос был приятен моим ушам, он был таким четким и мягким. Только мне нечего было рассказать о себе, я начала это понимать, когда узнала, что на портрете, что висел рядом, была она в восьмилетнем возрасте.

Мое же прошлое могло напугать любого, я этого еще не понимала, но и не собиралась ничего о себе говорить. Я осознавала, что отличалась, но мне хотелось быть похожей на людей. До меня дошло, что я не совсем являлась частью этого мира. У меня не было детства, не было воспоминаний, родителей, друзей. Я появилась на свет уже такой, организмом, похожим или даже идентичным с человеческим.

Я продолжала слушать Лилу, мне хотелось что-то сказать в ответ, но я молчала, даже не задавала вопросов, продолжая поглощать содержимое своей тарелки. А потом мы пили кофе с печеньем, но уже в гостиной у телевизора, разместились на диване и смотрели старый сериал про полицейскую собаку.

Телевизор вызвал у меня бурю эмоций, что почти не отразились на моем лице. Герои, диалоги, действия. Мне хотелось понять, как устроен этот ящик, особенно, когда Лила щелкала по каналам. Особенно, когда менялись герои и сцены, реклама меня не раздражала, а Лила во время нее бегала на кухню отнести опустевшие чашки, ну и за одно прихватила еще немного печенья.

– Может, расскажешь о себе? – спросила она меня, когда после сериала по экрану побежали титры.

– Ну, я приехала из другого города, еще не успела ни найти жилье, ни с кем толком подружиться, – ответила я, пересказав факты о преступнике, что узнала из сериала.

Лила мне поверила, разрешила мне еще немного побыть в ее доме. Я была для нее загадкой, которую она не спешила разгадывать, угрозы она во мне не видела. Ей также просто не хотелось оставаться в совсем одной, нужна была компания. Даже компания такого существа как я. Правда, слушать у меня получалось хорошо, а говорила Лила много, даже, когда у нее что-то было во рту.

Вдруг зазвонил телефон, и она поспешила взять трубку.

– Ало. Привет….Все хорошо…..А у тебя? – говорила она с кем-то.

Звонила ее бабушка, чтобы узнать, как обстояли дела в теплице. После этого короткого разговора мы снова вышли на улицу – Лила должна была что-то полить. Она набрала воду из шланга и с желтой лейкой отправилась к сооружению, за чьими стенами росли овощи.

Я следовала за ней, разглядывая все вокруг. Особенно мне понравилось то, как сквозь крону пробивался солнечный свет. А потом я заметила еще и насекомых, бабочек, которые кружились у кустов. Я сразу поняла, что уже видела их раньше, на картине. Это были те самые крылатые создания, только вживую наблюдать за ними было интереснее.

– Иди сюда, – позвала меня Лила.

Она была внутри теплицы, куда я и отправилась. Внутри было жарко, я это почувствовала, как только зашла сквозь небольшую дверь. Не было ветра, было душно и очень влажно. Капли воды стекали по прозрачным стенам, справа росли огурцы, слева – томаты, а между этих грядок расположился проход в виде дорожки из декоративных камней. Пахло зеленью и еще чем-то земляным, Лила поливала уже второй ряд, струя воды вырывалась из лейки и падала в лунки, где мгновенно впитывалась, придавая почве более темный оттенок.

Снаружи дышать было легче, мои легкие сразу же наполнились прохладным воздухом, когда мы вышли. Лила поставила лейку на место, и мы отправились в беседку. Поднялись по двум ступенькам в деревянное сооружение, где по середине разместился стол, и с трех его сторон стояли скамейки. Лила села ближе к стене, а я устроилась напротив и разглядывала балки и перекрытия.

– Так, откуда ты приехала? – спросила Лила.

Надо было что-то сказать, я медлила, перебирая факты и слова в голове.

– Из Икара, – вдруг произнесла я.

– Икара? Это, наверное, небольшой город?

– Да, – подтвердила я.

– Знакомое название, – продолжила она.

А Икар был сыном Дедала в древнегреческой мифологии, а еще так называлась корпорация, в чьих стенах меня создали. Правда, в тот момент я вспомнила только ее название, которое неоднократно звучало на выставке.

Меня спросили – я ответила. А потом мне Лила долго рассказывала про соседку, которая меня осматривала, про других соседей и про здешние места, которые можно было посетить. Я слушала, пополняя свой словарный запас.

В тоже время меня уже начали искать, уже заметили, что одного не хватало. У руководителя была паника, он кричал на весь зал, проклинал всех, кто попадался ему на глаза. Мое тело было слишком дорого, даже не просто дорого, неприлично дорого, также подробности его создания были под строжайшим секретом. Нельзя было поднимать шум, исчезло же человекоподобное существо, выращенное в искусственных условиях. Определенно, поднялась бы паника и не только, не все бы оценили такой прорыв в науке.

В тот же день уволили и всех охранников того здания, были наняты детективы, что начали внимательно просматривать видео с камер и осматривать лестницу, по которой я спускалась. Это были хладнокровные люди, которые не задавали лишних вопросов, а просто хорошо делали свое дело за приличную оплату.

Я же не догадывалась о последствиях своего побега, я просто ушла, желая увидеть, что находилось за пределами выставочного зала. Ушла и даже не думала возвращаться, но меня им нужно было вернуть. Если честно, я сама не была готова узнать правду о себе. Я об этой правде даже не задумывалась, я просто наслаждалась моментом и обществом своей новой первой болтливой знакомой, не догадываясь, что меня могли лишить свободы, воспоминаний или даже жизни. Я сидела в беседке, слушала и начала задавать вопросы, получая новые знания.

Лила же была не против провести время со мной. Если бы не я, ей бы пришлось два дня провести в одиночестве, чего ей никак не хотелось. Мне же тоже было приятно общество, я начала в нем чувствовать потребность, как в жажде, голоде или сне. Как и в желании посмотреть на картины, увидеть новые цвета и мазки. Я становилась человечнее с каждым часом, проведенным с Лилой. Мы говорили, обедали, смотрели сериалы и обсуждали их, а на закате отправились прогуляться по окрестностям.

Лила одолжила мне свитер, когда немного похолодало. Она открыла калитку, и мы отправились за пределы земельного участка. Пошли в лес, преодолев несколько метров по камням и траве, преодолели мост, через высохшую реку, от которой остались только заросли камышей, и небольшое поле подсолнечника.

Потом нас окружили тысячи высоких деревьев и других растений. Под ногами можно было увидеть листья земляники, небольшие синие цветы и шишки, которые вызывали у меня дикий интерес. У них была такая необычная форма, словно из дерева высекли бутон, который стал раскрываться как звезда.

У Лилы за спиной был небольшой зеленый рюкзак, увешанный значками в виде животных, еды и других объектов. В нем лежал небольшой толстый альбом и пенал с десятками карандашей. Она достала все это, когда мы набрели на поляну, где летали стрекозы, комары и другие насекомые.

Она села прямо на траву, положив альбом себе на колени, рюкзак разместился рядом. На нем лежал открытый пенал с карандашами. Лила начала рисовать, а я села рядом, наблюдая за ней и за солнцем, которое закатывалось за горизонт.

Закат не переставал вызывать у меня восхищения своей красотой, небо наполнялось всеми красками, становилось как радуга с красной полосой у горизонта, плавно переходящей в оранжевую и потом немного в желтую. А следом шел еле уловимый зеленый оттенок, после которого небо было привычного дневного цвета, который становился все темнее и темнее, переходя в фиолетовый, на чьем фоне уже начинали появляться звезды.

Мой взгляд убежал на страницу альбома Лилы, которая была непривычно молчалива. Она рисовала кусок поляны, ее очертания прояснялись на белой бумаге, а я впервые увидела, как возникала картина, как вообще кто-то рисовал. Еще и с таким увлечением и таким серьезным выражением лица.

Лила словно погрузилась в эту работу, словно ушла куда-то на какое-то время. Ее руки меняли карандаши, которыми она штриховала и проводила по странице. Под легкий шуршащий звук то, что росло перед нами, переносилось в маленький мир ее альбома.

Темнело, даже в свитере я немного начала замерзать, а Лила заканчивала свой рисунок. На траве появились блики, а я, наконец, увидела, для чего нужна была пластиковая штука с маленьким лезвием. Рядом с рюкзаком появилась небольшая горка стружки от карандашей, она то росла, то ее раскидывало меж травы легким ветром. Ластик тоже перестал быть для меня белым куском, когда пальцы Лилы стирали им лишнее.

Лишнее стерлось, все, что нужно было перенести с натуры, было перенесено. Последние штрихи были нанесены, а на лице Лилы начало пропадать серьезное выражение, она вернулась из своего творческого погружения. Вернулась, альбом и пенал отправились обратно в рюкзак, а мы отправились обратно в дом.

Солнце уже зашло, трудно было видно, что находилось под ногами. Я подняла глаза, и все внутри меня замерло. Надо мной было бездонное черное небо, усыпанное белыми огнями. Туч не было, их унесло куда-то далеко, открыв мне это все. Я стояла рядом с мостом, оставалось идти совсем немного, но я не могла больше двинуться ни на сантиметр.

– Эй? Не отставай! – вдруг прозвучал голос Лилы.

Он вернул мне движение, я опустила глаза и увидела впереди свет в ближайших домах. Мое тело вспомнило, что ощущало холод, и я пошла дальше, аккуратно ступая по мосту, потом по траве и по камням. А переступив через порог дома, я стала чувствовать себя спокойнее. Исчезла дрожь, которая проносилась по моей спине. Лила включила свет на кухне и поставила чайник, а я устроилась на диване рядом с рюкзаком.

– Хочешь посмотреть альбом? – предложила она, заглядывая в свою сумку.

– Да, – сорвалось с моих губ.

Я не могла отказаться от такого предложения, конечно, мне было интересно, что скрывалось за обложкой. И наконец, альбом был у меня в руках. Его края были немного потрепаны, но на страницах мне удалось увидеть то, чего я не ожидала. Там были наброски, больше половины альбома набросков, эскизов и зарисовок. Но главное, что за завершающими штрихами мне удалось разглядеть тонкие линии начала, каркас, с которого строился сам рисунок.

Лила разобрала диван в гостиной, на нем было достаточно места для четырех человек, но его заняли только мы вместе с подносом, на котором стояли чашки и миска с печеньем. Мы снова смотрели сериалы, это продлилось примерно час, а потом начался фильм. Алиса в стране чудес. Мы смотрели ее до глубокой ночи и вместе заснули на диване.