скачать книгу бесплатно
К костру подошли двое. В отблеске пламени Эрмар разглядел, что оба были очень молоды. Седоус почтительно кивнул и подвинулся. Старший из молодых людей протянул руки к огню и начал разговор:
– Что, капитаны, правду люди говорят, будто нынче вы и ваши люди сами по себе?
Седоус, ухмыльнувшись, подбросил веток в костер.
– Может, и так, господин Туларо, – проговорил он. – Завтра заместо батюшки войско поведете?
Туларо печально кивнул. Его большие темные глаза, почти не моргая, смотрели на огонь. Помолчав, он сказал:
– Мы с братом выехали из Гверна, как только узнали, что отец погиб. Без передышки скакали, и только вчера нагнали вас… Рассказывают, что с вами идут потомки Эртеров, о которых все позабыли. Врут или как?
Сарм оскалился и, теснее прижавшись к Лертэно, процедил сквозь зубы:
– Что-то в последнее время все интересуются нашим происхождением. С чего бы это? Ты как думаешь, Лер?
Лертэно не ответил, продолжая смотреть на небо. Ему почему-то вспомнился сгинувший муж хозяйки постоялого двора. Прав был тот неизвестный ему человек – о чем еще думать в такую ночь, как не о мерцающих огонечках на черно-фиолетовом полотне неба.
Эрмар спокойно произнес:
– Правду говорят, господин Туларо. Вот, трое нас осталось. Как вышли из Кальярда с Седоусом и Дерком, так и дошли до Сьера.
Туларо окинул взглядом Эртеров и, не придав никакого значения младшим, обратился к Эрмару:
– Многие к вам относятся с подозрением. Как-никак, а вы можете попытаться вернуть былую власть. Не смейтесь, кое-кто так всерьез полагает. Да хоть старый Варлис с сыновьями! Сильные семейства Гверна не допустят вашего возвращения, никому не хочется терять даже тени своей независимости.
– А вы что? Для чего пришли и такие странные вещи рассказываете? Видите же, что мы такое, и кому на самом деле можем угрожать. Или так, предупредить?
Туларо понимающе улыбнулся и проговорил:
– То, что я скажу, покажется вам безумием, но я слышал солдат, которые рады вашему появлению. Гвернские наемники пришли сюда сами по себе, как Седоус или Дерк, ни к кому не нанимаясь. Еще три месяца назад их договор с Эрелингами истек. Вы понимаете? Они пришли сюда за Эртерами.
Эрмар протестующе махнул рукой:
– Ничего больше не говорите, господин Туларо. Своими речами вы лишь смущаете моих братьев. Мне же давно все понятно. От Эртеров в нас осталось очень мало: у нас нет былой славы, силы, денег. У нас нет даже земли, на которую можно вернуться.
– Просто примите мои слова к сведению. И я хочу, чтобы вы знали, – семья Туларо, хоть мы и не богаты и у нас нет особого влияния, вас всегда поддержит… во всем. Я даю вам слово. Если я погибну, обязательство возьмут на себя мои братья.
Сарм захихикал и толкнул Лертэно в бок:
– Слышишь? Нам на верность, кажись, присягают.
Туларо, казалось, пропустил мимо ушей укол веснушчатого Эртера. Он встал вместе с братом и, поклонившись Эрмару, скрылся в темноте. Лертэно бросил травинку в костер и спросил:
– Эрмар, зачем он это говорил? Неужели нас захотят убить?
– Да кому мы нужны, Лер? Зачем говорил? Кто его знает, люди разные бывают. Если грамотный, начитался чего-нибудь о наших предках, вот в голову и лезут всякие бредни…
«Поскрёбыш» кивнул, вновь обратив взгляд к распахнутым темным небесам. А старший Эртер подул на замерзшие пальцы и, обращаясь к Седоусу, с горькой усмешкой произнес:
– Надеюсь, завтра – всё, конец.
Наемник поморщился и залихватски заправил ус за ухо.
– Э-э, не скажи, – промолвил он. – Кто-то да выживет. Твои-то мальцы – молодцы. Первыми должны были полечь, а вот выжили, еще злее и выносливее стали. Да и то вопрос, кончится ли война завтра.
– Мы дошли до Сьера, а Сьер всегда был мезеркильским.
– Хорошо ты, господин, рассуждаешь, нравится мне… На-ка, Сарм, возьми шлем, завтра тебе без него – никак.
Веснушчатый Эртер прижал шлем к груди и уткнулся носом в плечо Лертэно, стараясь унять дрожь. Младший брат покрепче его обнял и принялся напевать где-то услышанный мотив. Эрмар тихо подхватил, бессмысленно глядя на костер. Ему не хотелось думать, что их ждет утром. Он никого не смог уберечь от бесчестья, грязи и унижений. И если завтра им удастся погибнуть сообразно своему имени, то это будет подарком судьбы. Вот только младшие так не считали. Его синеглазый брат улыбнулся, и в свете пламени улыбка «поскрёбыша» была похожа на волчий оскал…
Лертэно выбрался из-под тяжелого тела. Голова кружилась, мокрые от крови и пота волосы липли к лицу. Юноша попытался подняться, но ничего не вышло. Пришлось встать на четвереньки. Невдалеке продолжался бой. «Поскрёбыш» разглядел среди солдат мятущийся штандарт Эрелингов со вспыхивающими солнцами на пурпуре. Он повернулся и с трудом поменял положение, оказавшись спиной к битве. Увидев среди мертвых тел изрубленного Сарма, Лертэно не смог сдержать рвоту. Чуть поодаль, в луже крови, положив руку на кальярдское знамя, лежал старший Туларо с размозженной головой. А рядом с ним – еще живой хрипящий Эрмар. Гвернские наемники со своими капитанами, готовые к обороне и отступлению, неподвижно стояли в десяти шагах от Лертэно и смотрели на уцелевшего потомка кальярдских королей. Младший Туларо, дрожа, прижимался к Дерку и не скрывал слез, оставляющих светлые полосы на грязном лице. Тут же, опершись на окровавленный боевой молот, не сводил с Эртера тяжелого взгляда странный неприятный человек в дорогом доспехе.
«Поскрёбыш» убрал мешавшую прядь с лица и, найдя какую-то грязную тряпицу, повязал ею голову. Он вдруг осознал, что битва проиграна. «Один, Господи, совсем один! – пронеслось в голове. – Не может быть, так просто не бывает… Нет, мама, мама есть». При мысли о матери, о ее прикосновениях, аромате мускуса ему захотелось броситься к гвернцам и спрятаться за спину Седоуса. Поборов первый порыв, Лертэно на четвереньках пополз к Эрмару. Левая рука нестерпимо болела. «Почему они так на меня смотрят?» – подумал он. Боль в руке раздалась по всему телу, Лертэно взвыл и припал на плечо. Седоус хотел было броситься к нему, но Дерк движением руки его остановил. Юноше ничего другого не оставалось, как, поскуливая, ползти дальше. Увидев его, Эрмар сделал попытку приподняться и что-то провыл. «Поскрёбыш», всхлипывая, потормошил его здоровой рукой и проговорил:
– Не умирай, пожалуйста, не оставляй меня. Сарма больше нет. Слышишь? Что со мной будет, если ты умрешь? Давай, я тебя подниму, и мы попытаемся уйти… я тебя выдержу, я теперь сильным стал, помнишь, как Седоус сказал?
Эрмар снова зашевелился и попытался дотянуться до кальярдского знамени. Когда же это ему не удалось, он приподнял голову и прерывисто проговорил:
– Там гибнет Мезеркиль… король в окружении… с ним… если плен… Кто-то должен туда пойти… прямо сейчас… ты… понял?..
Лертэно с изумлением посмотрел на него и перевел взгляд в сторону битвы. Знамя Эрелингов все еще развивалось над бойней. Эрмар, воя от боли, отчаянно замолотил рукой по земле. «Поскрёбыш» завопил:
– Эрмар, что ты?! Мы отступаем, короля не спасти… армия не вступается за своего государя! При чем тут мы?! Гверн стоит и не двигается с места… Никто уже не поможет, это конец!
Эрмар скривил в улыбке запекшиеся губы и покачал головой:
– Кто-то должен… ты должен, раз я не могу…
Лертэно посмотрел на гвернских солдат, те стояли и не сходили с места. Неприятный незнакомый аристократ продолжал рассматривать его с брезгливым, злым интересом. Юноша снова склонился над братом.
– Почему я? – прошептал он.
Эрмар с трудом выдавил:
– Последний… Иди!
Возможно, дело было в безрассудстве юности, а может быть, свою роль сыграла не до конца разбавленная кровь предков, огнем бежавшая по венам. Или то, что «поскрёбышу», действительно, нечего было терять. Какая разница? Вытирая слезы и сопли, пошатываясь, Лертэно встал на ноги, сжав в руке меч Эрмара.
Гвернские наемники молчали.
– Ну что же вы остановились?! Вы – храбрые сыны Гверна! – крикнул Лертэно, подивившись звонкости своего голоса. – Там на ваших глазах гибнет королевство, а вы думаете: не пора ли отступать? Собрались бежать?! Или Гверн – не Мезеркиль, или Рользат не пойдет так далеко на юго-восток? О нет, они дойдут… придут на наши земли! И что станется тогда со свободным Гверном, когда начнут грабить и убивать, уводить ваших жен и дочерей? Вы будете так же стоять и смотреть? Чего вы ждете?.. Мои предки вели ваших пращуров в бой, и ни один не дрогнул, отступив. Я – последний Эртер! – Превозмогая нестерпимую боль, он поднял и крепко сжал в левой руке кальярдское знамя. – Я не хочу видеть, как рользатские собаки рвут и топчут мое достоинство, самого меня – потомка кальярдских королей! И я, Эртер, говорю вам, славные сыны Гверна, – вперед!
* * *
На холме, над полем битвы, расположилось командование мезеркильской армией. Герцог Милертский и герцог Артехейский, братья гибнущего короля, первый маршал Форльдок и граф Вользуанский внимательно следили за боем. Семнадцатилетний Рэссимонд Артехейский, не скрывая злости, носился на гнедом жеребце по пригорку, выкрикивая проклятия рользатцам. Артори Милертский, положив руки в латных перчатках на высокую луку седла, высматривал в мешанине схватки старшего брата. Его точеное лицо было спокойно, даже в глазах, серых, как пасмурное небо, никто не углядел бы и тени тревоги. Он слегка склонил голову, прислушиваясь к словам первого маршала, который обращался исключительно к нему, едва обращая внимание на герцога Артехейского и графа Вользуанского.
– Ваше высочество, – Форльдок говорил прямо, не оставляя никакой надежды, – вы должны понимать, что битва проиграна. Его величество поддался, несомненно, благородному, но безрассудному порыву, когда сам кинулся в бой. Сейчас наши силы не равны. Мы потеряли лучших рыцарей, большую часть кавалерии. Рользатцам ничего не стоит прорвать левый фланг, а мне его некем восполнить. Можно было бы положиться на Гверн, но его войска практически обезглавлены, и Варлис пытается удержать своих людей от бегства. Надеяться на наемников бесполезно – на этот раз они сами по себе. Я не могу дать им приказ о наступлении, так как все капитаны «свободных сынов» отказались продлить договор с Эрелингами. Даже если они вступят в бой, это не решит исход битвы. Сантар и Бенна, конечно, на подходе, но одному Богу известно, сможем ли мы продержаться до их прихода и какие чудовищные потери понесем при этом. А если кто-нибудь побежит, то будет все равно: успеют герцоги или нет.
Рэссимонд подлетел к ним и с отчаяньем крикнул брату:
– Артори, мы должны спасти Эрвика! Это наш долг! Если мы сейчас же не бросимся ему на помощь, можно считать, что род Эрелингов опозорен!
Первый маршал угрюмо посмотрел на младшего принца и резко бросил:
– То, что вы предлагаете, ваше высочество, настоящее безумие, и ничто иное!
Принц покраснел, на его глазах навернулись слезы злости, и он с яростью выпалил:
– Если помните, барон, там наш брат!
Форльдок грустно улыбнулся и устало произнес:
– В свою очередь осмелюсь напомнить вам, ваше высочество, что сейчас рядом с королем мой старший сын.
Герцог Артехейский хотел было ответить, но герцог Милертский поднял руку и сказал:
– Успокойтесь, Рэссимонд. Барон Форльдок в чем-то прав. Есть ли вести от Эверкера, граф?
Ноарион Вользуанский покачал головой и неторопливо проговорил:
– Увы, я не получал пока никаких донесений из Сьера… Что же до сложившейся ситуации, я не отрицаю, что можно спасти и его величество, и господина Форльдока, но этим мы погубим армию и вместе с ней Мезеркиль. Как королевский советник, я предлагаю отступить, занять новую позицию и дождаться подкрепления от Сантара и Бенна, к тому же должны подойти союзные войска Неверинга.
Маршал зло усмехнулся.
– Неверинг должен был выслать нам подкрепление еще два месяца назад, – сказал он. – А до сих пор мы воюем только своими силами. Странные союзники, советник. Насколько помню, вы вели переговоры.
Ноарион не обратил внимания на укол и выжидающе посмотрел на герцога Милертского. Тот со вздохом произнес:
– Полагаю, что о последствиях пленения моего брата никто сейчас думать не хочет?
Королевский советник уверенно ответил:
– Ваше высочество, вам лучше, чем кому-либо, известно, что государь не допустит своего плена. Но… Но даже если это произойдет, у Мезеркиля останутся регент и армия.
Принц едва кивнул.
– Значит, приходится выбирать: спасать короля или королевство, – тихо проговорил он.
– Сейчас решение за вами, ваше высочество.
Артори взглянул на фигурку старшего брата, размахивающую руками и стремящуюся избавиться от напиравших со всех сторон рользатцев. «Обречен», – подумал принц и повернулся к остальным сановникам, расположившимся чуть поодаль, задержав вопросительный взгляд на графе Вользуанском. Тот лишь печально покачал головой. Принц вздохнул, понимая, – дальше тянуть бесполезно. Было ли отступление предательством брата? В глубине души он знал, что – да. Но им с детства внушали, что они обязаны быть выше всего человеческого, они – правители Мезеркиля. Ради спасения королевства должно пожертвовать родной кровью, раз того требуют обстоятельства. Иначе это будет предательством короны. Впервые он почувствовал острую зависть к Рэссимонду. Тот, не раздумывая, пошел бы на поводу чувств и дал бы приказ идти в атаку. Он же был старше, немногим старше… может быть, несколько умнее… Их дед и отец потратили столько сил, чтобы в армии установилась железная дисциплина, чтобы рыцари не бросались сломя голову в самую гущу схватки, руководствуясь лишь собственным азартом и жаждой крови, чтобы эти благородные идиоты умели сдерживать свой пыл и подчиняться приказам. И один ненужный порыв, один проступок разрушил все, что создавалось годами. Была собрана мощная армия, Рользат был отброшен к границе, и здесь, едва ли не под стенами Сьера, они должны потерпеть поражение или перейти в оскорбительное отступление по вине самого короля, рискнувшего одним из первых броситься в бой, и преступного опоздания родичей. Что ж, на все воля Господа. Было жалко упущенной победы, было неприятно брать на себя решение об отступлении и не хотелось смотреть на пылающего негодованием Рэссимонда, орущего о рыцарских доблести и чести.
Граф Вользуанский внимательно всматривался в гвернский фланг. Ему хотелось увидеть еще раз знакомую тонкую фигурку, которую он тайком от других и от самого себя выискивал среди солдат, начиная с отбытия из Артехея. Увидеть еще раз, пока не началось паническое бегство. Впрочем, он слышал, что «свободные сыны Гверна» не бегут, по крайней мере, никто не замечал гвернца, удирающего с поля боя. Если мальчик еще жив… Вдруг он улыбнулся и сделал знак рукой герцогу Артехейскому.
– Ваше высочество, – сказал он, – помните того юношу в Артехее, который утверждал, будто в нем течет кровь Эртеров? Смотрите, кажется, мальчишка хочет уговорить гвернцев прийти на помощь нашему королю. Неужели… Что же он им сказал, если они с такой прытью побежали за ним в самое пекло?
Видя, как гвернские наемники бегут в бой, Рэссимонд завопил, что было мочи:
– Гвернцы! Сами! Без приказа пошли в бой, а я – тут! К черту вас, маршал! Морксар, Барса, Арисиль, Эльм… За мной, Артехей!
Артехейская тяжелая кавалерия, топча на своем пути пехоту, кинулась за своим принцем. Бледный Форльдок ошарашенно смотрел, как армия выходит из-под контроля. Он посмотрел на столь же бледного герцога Милертского и проговорил:
– Ваше высочество, вы понимаете, что можете лишиться еще одного брата? Их нужно остановить.
Принц снял шлем и тихо произнес:
– Как?.. Граф, хотя бы вы сдержите своих людей и не смейте выходить из повиновения! Последняя надежда на то, что Сьер и Эверкер нас не подведут.
Вользуан, который немногим ранее ратовал за разумное отступление, вдруг почувствовал необычайный подъем и азарт. Он сдержанно поклонился и с улыбкой произнес:
– Ваше высочество, я повинуюсь своему королю. К тому же, не думаю, чтобы мои ребята были хуже гвернских наемников или артехейцев.
С принца слетело мнимое хладнокровие, он развернул коня и проревел:
– Я приказываю не двигаться с места! Пока король в окружении, вы повинуетесь мне. Стоять до моего приказа!
Граф перестал улыбаться и склонил голову. Позади нетерпеливо ржали кони вользуанских рыцарей. Герцог Милертский снова повернулся к битве, пытаясь вернуть себе спокойствие. В двадцать лет сложно вызывать уважение; любовь – да, восхищение – безусловно, но почти невозможно заставить сановников, еще помнящих короля-отца, признать авторитет вчерашнего мальчишки, второго сына. Он ломал их, когда получалось. А получалось не всегда. Но всё впереди. Выждать хотя бы эту бойню, вероятно, проигранную, если только не…
К Ноариону на взмыленной лошади подскакал раскрасневшийся всадник и что-то быстро начал говорить на ухо, указывая в сторону Сьера. Постепенно на лице графа появилась улыбка и даже заиграли какие-то краски. Он похлопал всадника по плечу и громко сказал:
– Повтори все то же самое его высочеству.
Всадник – румяный, здоровый юноша, – задыхаясь, быстро выпалил:
– Только что я получил вести от лазутчика из Сьера. Видимо, рользатцы сошли с ума. Город пустой, остался один гарнизон. Все рользатские войска здесь. Эверкер откроет нам северные ворота… И Бенна! Герцог Ишар на подходе!
Герцог Милертский не удержался, вспыхнув широкой улыбкой. То облегчение, которое он наконец-то испытал, граничило едва ли не с наслаждением. Обращаясь к королевскому советнику, Артори произнес:
– Вы хотели показать свою доблесть, Вользуан, – произнес он. – Так идите. Сьер открыт. На этот раз для вас.
Принц снова отыскал взглядом старшего брата. Да, Эртер и его гвернцы сделали невозможное, и Рэссимонд не подвел, успел. В глубине души промелькнуло легкое сожаление, настолько легкое, что можно было не придавать ему значения.
В тот день солнце удачи встало на стороне Мезеркиля. Войска, занявшие Сьер, наблюдали, как рользатцев сминает подошедшая армия герцога Бенна, как где-то вдалеке штандарты Сантара добавили лазури небесам. А потом… потом, как водится, вешали остатки рользатского гарнизона, рубили головы изменникам-мезеркильцам. С благородным шлейфом победы в город вошли мародерство, насилие и убийства, которые не могли остановить ни капитаны, ни маршалы. Король грозился смертью каждому, кто будет замечен в подобных преступлениях, однако это не возымело никакого воздействия. Когда же к разгулявшейся солдатне присоединились герцог Артехейский и Гьюрт Форльдок, первый маршал, уведомив государя, начал вешать мародеров и насильников на стенах Сьера.
Гвернские наемники расположились в южной части города, где процветала проституция и находились таверны крайне сомнительного характера, больше напоминающие дешевые публичные дома. Седоус жестко поддерживал дисциплину среди своих людей, коих после битвы за Сьер осталось меньше половины. Кого-то, несмотря на боевые потери, он просто-напросто зарезал. Относительный порядок в гвернских войсках сохранялся также из-за Лертэно, переставшего выводить солдат на «увеселительные» прогулки.
Как-то сразу «свободные сыны» признали последнего Эртера своим вожаком и беспрекословно начали ему подчиняться, чего с ними не бывало добрых сто лет. В силу своего возраста и опьянения славой юноша вообще не понимал, почему он должен в чем-то ограничивать людей, бросившихся за ним без раздумий на смерть. Поэтому он поначалу защищал незаслуженно обиженных Седоусом солдат. Однако старый вояка, оставшись с Эртером наедине, надавал ему таких оплеух, что у потомка «кальярдских королей» пошла носом кровь. Эта наука пошла на пользу, и Лертэно пересмотрел свои взгляды на военную дисциплину.
В тех же самых кабаках, где веселились южане-наемники, пропадали днями и ночами светловолосые Рэссимонд Артехейский и Гьюрт Форльдок. За ними, вырвавшими победу у смерти, неотступно следовали слуги, обязанные присматривать и защищать молодых господ. Впрочем, бедолагам это с трудом удавалось, так как солдаты их быстро напаивали и оставляли спать прямо на лавках.
Принц уже мало напоминал того изысканного молодого человека, которого Лертэно впервые увидел в Артехее. По окончании битвы за Сьер младшего брата короля, едва живого, вытащили из-под груды трупов. Его левая часть лица была рассечена ударом кинжала от скулы до подбородка. Кое-как рану промыли и зашили, оставив красоваться кривой багровый шрам, залатанный грубыми нитками. Оторавшись от боли, дорвавшись до винных погребов, принц с задором принялся вместе с солдатней грабить город.
Гьюрт, получивший на поле боя пару царапин, наплевав на запреты родителя, не отставал от лучшего друга ни на шаг. Старший сын маршала, надежда и гордость Форльдоков, предавался все тем же нехитрым развлечениям, что были в чести у простых вояк. В компанию к молодым аристократам затесался и Лертэно, которого Рэссимонд и Гьюрт почитали за спасителя королевства и называли братом. Столь громкие фразы они закрепили кровью, невероятно польстив самолюбию последнего Эртера. У неразлучной с тех пор троицы вид был откровенно дикий. И можно представить, какой ужас испытывали горожане, когда эти юноши, возглавляющие хмельную ораву солдат, с улюлюканьем проносились по улицам в заляпанной вином и кровью одежде, размахивая мечами и факелами.
В один из редких тихих вечеров (первый маршал наконец-то начал вешать, а Лертэно оценил оплеухи своего наставника) Гьюрт и Седоус играли в кости. Эртер, теребя сапфировую серьгу в левом ухе, завороженно наблюдал за маленькими кубиками, взлетающими над столом. Рэссимонд, облокотившись о плечо кровного брата, без конца проводил пальцами по шраму, иногда стараясь сковырнуть запекшуюся кровь, будто от этого рубец мог исчезнуть. Конечно, подобные увечья были делом обычным, повезло еще, что глаз цел, но все равно при взгляде на свое отражение принцу становилось не по себе и очень хотелось отыскать хоть одного живого рользатца.
Форльдоку никак не везло. В попытке отыграться он снова бросил кости и сказал:
