скачать книгу бесплатно
А я, вот честно, не понимаю ни-че-го…
Домой я возвращался, сжимая в кармане пиджака рукоять пистолета и подозревая всех и вся, готовый чуть ли не стрелять на поражение при первой оказии. Даже в ванную комнату, памятуя о первом этаже, пошёл с пистолетом, взяв притом ещё и запасную обойму к нему.
Признаться, я изрядно струхнул, да и… а кто, собственно, и не испугался бы?! Мазурики, это страшно, но в общем-то понятно и не то чтобы безопасно, но зло знакомое уже не так и страшно. У них есть свои «Иваны», с которыми можно договориться, а вернее всего – разговаривать через скупщиков краденого. Я, как букинист и немножечко антиквар, имею о них некоторые представления…
А здесь – нате! Убийство! Ладно ещё, если мои недоброжелатели просто в толпе были и случаем воспользовались… А если нет? Если убийство затем и было, чтобы обо мне слухи распустить?!
– Да ну, бред, – успокаиваю сам себя, проверяя прочность шпингалета и вытирая полотенцем голову подрагивающими руками, – точно случай! Совпало так!
Однако потряхивает… логика в таких делах слабо помогает. А я, хотя и несколько более тёртый жизнью, чем большая часть московских обывателей, и сам по сути обыватель. Училище и армия, это конечно та ещё жесть, но скажем так… упорядоченная. Структурированная. Бытие нелегалом в Испании тоже «по лайтам» прошло.
Ну да, были в моей жизни поножовщины и драки толпа на толпу, но всё это в безмозглой юности и на адреналине. А так, ждать непонятно чего и не понимать при этом, чего же мне собственно бояться…
– Стрёмная ситуация.
– … на стол накрывать прикажете, Алексей Юрьевич? – прервала мои размышления Глафира.
– А? – не сразу понял я, тупо глядя на служанку, застывшую смирным сусликом, – Давай, накрывай. Отец к обеду будет?
– Нет, – поджала губы служанка, – с сослуживцами обедать собирался.
– Хм… – потираю подбородок, озабоченный грядущим появление пьяного тела. У папеньки «встреча с друзьями» всегда этим заканчивается… Да собственно, вообще любая встреча.
Обедал без особой охоты, в голову лезла всякая конспирологическая дрянь вперемешку с предположениями, кому и как я мог перейти дорогу. А эта тема такая… не самая простая.
С одной стороны, я не то чтобы вовсе уж головастик, но и никак не серьёзная добыча, а так… карасик костлявый. Шипов и чешуи больше, чем мяса. Схарчить в общем-то несложно, но особого смысла нет. Серьёзные люди должны знать, что собственно запасов ценностей я в доме не храню, а несерьёзные…
– А вот здесь могут быть проблемы, – сказал я вслух.
– Вы что-то сказали, Алексей Юрьевич? – озадачилась Глафира.
– Сам с собой, – отмахиваюсь от неё и доедаю молча, обдумывая не такой уж невозможный вариант музуриков залётных, из числа тех же дезертиров, к примеру. Эта публика кровь лить не боится, но вот собственно уголовного ремесла почти не знает, а ведь в нём немало тонкостей! Слежка, наводка, проверка информации… продажа награбленного, наконец.
Случаев, когда такие вот резкие и дерзкие вырезали в Москве целые семьи по факту из-за мелочи, хватает. Кто-то что-то сказал, другие не поняли, третьи додумали… а итог известен. Из-за копеечных безделушек людей убивали, думая, что у них дома несметные сокровища хранятся.
– Очень вкусно, благодарю, – через силу улыбаюсь служанке, вставая из-за стола.
– А съели-то всего ничего, – вздыхает та.
– Мигрень, – глазами показываю на окно, где хорошо видны нависшие над городом тяжёлые тучи, – сама понимаешь.
– А… ну да, ну да… – мелко кивает та, моментально преисполняясь сочувствием, – вы бы полежали, Алексей Юрьевич!
– Вот чтоб я без тебя делал, – улыбаюсь ей, но женщина принимает мой мягкий сарказм за чистую монету и расцветает, убирая стол с сияющим видом человека, достигшего неких вершин. Аж неловко…
Запершись в спальне, пытаюсь думать, но всё время сбиваюсь на неизвестных злоумышленников, и ругнувшись на свою мнительность, раскладываю по комнате оружие, и только после этого несколько успокаиваюсь.
– Может, набрёл на что-то? – спрашиваю сам себя, валясь на скрипнувшую железную кровать, – Какой-нибудь фолиант, ценности которого я не понимаю… Да нет, бред! Обокрасть проще! Слухи-то зачем?
К какому-либо выводу я так и не пришёл, так что отставил на время упаднические мысли и принялся за переписку с мамой, но надолго меня не хватило.
– А может, действительно? – задумался я, – Отойти потихонечку от Сухаревки…
Некоторое время я помечтал, что могу спокойно заниматься переводами и лингвистическим анализом, но…
– Деньги! С-сука… – озлившись, я с хрустом разгрыз карандаш, зажатый доселе в зубах, – Да тьфу ты!
– Деньги за это не то чтобы большие, – продолжаю, отплевавшись и немного успокоившись, – в основном репутация. Всё это, конечно, взаимосвязано… но нет, без Сухаревки я проживу, но хреново…
Цены в последнее время поползли вверх вовсе уж без удержу, а папенька и сёстры, как нарочно, не замечали ровным счётом ничего.
Дражайший родитель витает в алкогольных парах, приправленных несколько сдвинутой уже психикой. Он давно не в адеквате, и такое впечатление, начал всерьёз верить собственным же завиральным байкам.
По крайней мере, он уже начал намекать мне (притом достаточно толсто), что у меня есть знакомые писатели, и он, Юрий Сергеевич, готов поделиться с ними бесценными воспоминаниями о своей необыкновенно интересной молодости. Интересуется притом настойчиво, сколько платят соавторам, и сомневается, хватит ли талантов Гиляровского для написания авантюрного романа о его, папеньки, приключениях.
Люба живёт предстоящей свадьбой и семейной жизнью, а любая попытка поговорить с ней, объяснить ситуацию как есть, заканчивается дрожащими губами, слезами и полным нежеланием принимать хоть что-то. Нина живёт отражением чужого счастья, и пусть пока ещё мальчишки это «Фу!», она уже мысленно примеряет на себя фату и… что там ещё девочки делают, не знаю.
В общем… я пытался, честно! Это не первая проблема, с которой я сталкивался, но после недавних слов старшей сестры, с какого-то перепугу решившей считать наше (моё в том числе!) детство чем-то идиллически-буколическим, плюнул. Она и так-то не интеллектуалка…
Собственно, если бы не Севастополь с его переизбытком молодых мужчин и незамужних девушек, шансы Любы на удачное замужество были бы не слишком велики. Всех достоинств, что происхождение аристократическое, да восемь классов гимназии окончила, а так…
Бесприданница при не самой интересной внешности и далеко не сахарном характере могла бы ожидать предложения руки и сердца скорее от заурядного мелкотравчатого чиновника, или может быть, какого-нибудь «вечного» студента, с соблазнительной перспективой погрузиться в народничество и народ. А с её-то характером…
От папеньки она унаследовала не только внешность, но и гонор, разве что с поправкой на возраст и пол.
Головная боль начала проходить, и на смену ей пришло отупение. То самое, когда физически всё нормально, а голова способна выдавать только шаблоны, притом самые примитивные, едва ли не животные. Помучавшись и попытавшись перебороть это, плюнул, и начал отрабатывать выхватывание пистолета из разных позиций.
Меня учили. Сперва в военном училище, потом в Испании пересекался с бывшим наёмником. Не то чтобы я сильно хотел, просто тот тип был кем-то вроде смотрящего в нашем гетто, а мне он благоволил. Ну и… иногда проще кивать и играть в поддавки, особенно когда тебе это ничего не стоит, а плюшки получаешь изрядные.
Энтузиастом практической стрельбы, да и стрельбы вообще я не стал, да и с военной подготовкой после гетто в общем-то завязал. Нет, было пара случаев…
Заключал как-то крупный для меня контракт с пожилым швейцарцем, и слово за слово… Опомниться не успел, а мы уже на личном стрельбище, и учить меня не абы кто, а призёр и победитель международных чемпионатов. Две недели стреляли, пили, ели, бродили по горам… и к слову, так и остались друзьями. Харизматичный дядька.
Н-да… чемпионом я не стал, но точно знаю, как надо, и что ещё важнее – как не надо.
– А с другой стороны, – пробормотал я, с тоской глядя на разложенные пистолеты и предвкушая сбитые до крови руки и не самое интересное для меня времяпрепровождение, – во времена перемен такие таланты более чем востребованы! К сожалению…
Начал как всегда медленно, вбивая движения в подкорку. Я делаю иногда эти упражнения, но так, от случая к случаю. С перерывами в несколько месяцев.
Я уже успел пропотеть и сбить руки, когда неожиданно в дверь позвонили. Похолодев, я вбил обойму в рукоятку и…
– … ой, барышни приехали! – суетилась в прихожей Глафира, сияя искренней радостью и помогая им разоблачаться.
«– Как нельзя вовремя» – мелькнула сардоническая мысль, и я вышел встречать сестёр.
– Алексей! – обрушился на меня вихрь объятий, тормошений и поцелуев, едва уловимо пахнущий духами, – Как мы рады тебя видеть!
– … завтра утром уезжаем, – делилась Люба, помалу кусая знаменитые пирожки Глафиры и закатывая глаза, показывая млеющей служанке, как она скучала без её стряпни, – я оказией воспользовалась и…
… дальше, очевидно, было то самое, женское, от чего у меня только белый шум в голове и отдельные слова, никак не вяжущиеся друг с другом.
– … а по подолу пустим… – поясняла Люба.
– … нет, нет и нет! – Нина энергично размахивает руками, изображая не иначе как флажковую азбуку, а далее снова женский шифр, в котором я понимаю только междометия.
«– Как мало человеку нужно для счастья, – старательно удерживая покерфейс, думал я, – замуж позвали, и всё, переменился человек». Не выдержав этого потока сознания, извинился самочувствием и ушёл к себе.
Достаточно быстро тон разговора переменился, и через закрытую дверь до меня начали доноситься фразы о счастье материнства, хихиканье и все эти словечки, которые в общем-то невинны, но тон…
… но хихиканье! Ужасно, право слово. Понимаю умом, что ничего «такого» в гостиной не говорят, но не могу отделаться от ощущения, что они тайком листают иллюстрированную «Камасутру», не меньше!
Потом они несколько угомонились и я вышел в гостиную. Люба, которую опять повело на ностальгию по тому, чего никогда и не было, начала вспоминать какие-то эпизоды из детства, густо приправляя их фантазией и розовыми соплями.
Я сдерживался, напоминая себе, что через три недели она выходит замуж, но помогало слабо. Особенно с учётом надвигающихся революционных событий…
Досиделись допоздна, и до появления папеньки. Растрёпанный, с мутными глазами и невообразимо воняющий алкоголем, перегаром, табаком, дешёвыми женскими духами и почему-то маринадами, он с трудом держался на ногах, вцепившись в дверной косяк.
– Юрий Сергеевич… – тут же захлопотала Глафира, подбегая к нему и норовя подлезть под руку, чтобы подпереть нетвёрдо стоящее тело.
– Я сам, – решительно отстранив горничную, с трудом выговорил дражайший родитель, и сделал первый шаг, расставив по-кавалерийски ноги.
– Эк, эк, эк… – говорил он при каждом шаге, приседая всё ниже и ниже, пока я не подхватил его под руки.
– А? – уставился на меня папенька, и опознав, полез с поцелуями и признаниями в любви.
– Наследник, – он нетвёрдо выговаривал слова, так что я скорее угадывал, – молодец… весь в…
Он отвлёкся, и я было испугался, что папенька обоссыться, но обошлось.
– Сын! – прошепелявил он, пьяно улыбаясь, – Наследник!
– Они-то что… – папенька кивнул в сторону дочерей, – замуж, и чужие люди. Будут стараться…
Мерзко хихикнув, он пальцами левой руки сделал колечко и ткнул туда указательным пальцем, продолжая хихикать и сально улыбаться.
– Мать бы порадовалась… – внезапно переменил он тему, погрустнев и обвиснув брылями, – мы с ней когда-то…
Не договорив, он сосредоточился и с необыкновенно интеллектуальным выражением на лице обоссался.
– Пошли в спальню, Нина, – сухо сказала Люба младшей сестре, сидевшей с окаменевшим лицом.
– А я ведь проигрался, сын, – доверительно сообщил мне дражайший родитель, хватая за руку, – много! Ты теперь дож… должен. П-нял? А карточный долг, он того… чести… П-нял?
Пристально посмотрев на меня и убедившись, что я «п-нял», Юрий Сергеевич уронил голову на грудь и заснул.
Глава 4
Артхаус, нокаут и долги дражайшего родителя
В гимнастическом зале тесно, и несмотря на раскрытые настежь окна и двери, душно. Солнечный свет, проходя через приветливо распахнутые оконные створки, подсвечивает стоящий клубами табачный дым, придавая ему какой-то нездешний золотистый ореол.
Посередине установлен ринг, вокруг, как в самодеятельном театре, в несколько рядов расставленные лавки и стулья, предназначенные для судей, репортёров, медиков и тренеров. Прочие, за недостатком места и избытком желающих, вынуждены стоять. Впрочем, этим никто не смущается, воспринимая все неудобства как единственно возможный вариант, не предполагая даже иного развития событий.
Народу в зале человек под триста, что по здешним меркам весьма значимое мероприятие. Любительские соревнования, даже относительно крупные, это пока такие вот междусобойчики, на которых собираются все причастные, а прочие вынуждены довольствоваться пересказами, газетными заметками и фотографиями, а то и рисунками.
Спортивных сооружений, способных вместить достаточное количество желающих, в Российской Империи просто нет, если не считать таковыми ипподромы и плацы. Некоторые организаторы проводили соревнования в арендуемых цирковых шатрах, или снимая для этой цели здание театра, но идея как-то не прижилась. Дурной тон, наследие Нижегородских ярмарок… фу!
Вообще, по летнему времени и при хорошей погоде, соревнования проводят на открытом воздухе, да так оно, собственно, и задумывалось. Однако же в Российской Империи на каждый чих принято брать разрешение в МВД, что далеко не просто.
С началом войны этот проржавелый железный дровосек активизировался, мутировал, и начал выдавать на-гора инициативы, связанные с запрещением, пресечением и наказанием. Самое интересное, даже чиновники МВД признают проблемы министерства и жалуются на невообразимо громоздкую бюрократическую структуру и бесчисленное количество устаревших и откровенно вредных законов.
Но эта гидра полицейского бюрократизма, мракобесия и произвола продолжала жить, процветать и отращивать новые головы взамен утраченных. Вследствие этого складывается странное впечатление, будто бы химера МВД живое, разумное и самостоятельное существо, а все эти чиновники, полицейские и прочий люд есть ни кто иные, как служители некоего культа.
С марта же ситуация стала вовсе печальной, и было уже несколько анекдотичных ситуаций, когда арестовывали свадьбу или похороны. Шума это наделало изрядно, но нисколько не изменило позиции властей.
Ситуация же, при которой соберётся несколько тысяч человек, так или иначе связанных со спортом, привела МВД в ужас, и не помогли даже связи основателей Гимнастического общества. Дядя Гиляй, свирепо раздувая усы и ругаясь так, что покраснели бы даже коренные обитатели Хитровки, поведал нам, что циркуляр пришёл с Самого Верха.
Он не сказал, насколько этот Верх был Самым, но люди подогадливей сопоставили прозвище «Царскосельский Суслик» (которое начало хождение в народе как бы не с лёгкой руки Владимира Алексеевича) и поняли всё даже сквозь вынужденную самоцензуру именитого репортёра. Любви и уважения к Самодержцу это не прибавило, так что даже сторонники абсолютистской монархии мямлили нечто нерешительное, сбиваясь и замолкая при подборе аргументов в пользу такого решения.
Вообще, чемпионат начался как-то наперекосяк, начиная с ограничительных мер по линии МВД, заканчивая организацией вообще. Как сглазили!
Сперва власти не разрешили проведение мероприятия в одном из парков Москвы. Потом в другом… Затем была отвергнута вполне здравая идея, провести его в одном из дачных посёлков, в достаточном отдалении от древней столицы. Не иначе, в МВД полагали, что возбудившись кровавым зрелищем, дачники примутся штурмовать пригородные поезда, и к городу подъедет уже спаянная революционная группа, нацеленная на уничтожение самодержавия и штурм Кремля.
Организаторы решили было провести чемпионат в здании реального училища, арендуемого Гимнастическим обществом, но будучи уже взвинченными до крайности, ухитрились переругаться по какому-то пустячному поводу. Люди воспитанные, ругались они более чем корректно. Они уже успели пожалеть о том и помириться, но бои в итоге проходят в спортивном зале одной из гимназий, где по такому поводу пришлось спешно оборудовать раздевалки и проводить достаточно большое количество подготовительных работ.
Народ собрался самый пёстрый, начиная от именитых спортсменов и журналистов, заканчивая «отцами-основателями», многие из которых далеки от спорта; меценатами, банкирами, наблюдателем от МВД и (вишенка на торте!) несколькими чиновниками Министерства Народного Просвещения. Последние – результат какого-то сложного соглашения между организаторами и Министерством Народного Просвещение, согласно которому наши соревнования проходят под эгидой этого самого Министерства.
Для нормального общества это более чем странное решение, но в Российской Империи привыкли к тупоумию властей, обходя самые идиотические указы с помощью таких вот странноватых методов. К слову, не удивлюсь, если окажется, что такой вот выход из положения подсказали сами чиновники МВД.
Именитые спортсмены, всё больше в бриджах, жилетках поверх лёгких рубах и легкомысленных кепках, перемешались с солидно одетыми господами в чесучевых костюмах, эксцентричных джентльменами в цилиндрах и чиновниками в мундирах. Есть и чудики, потеющие в шерстяных костюмах, почитающие их единственно возможной одеждой, приличной уважаемому человеку. Есть и несколько признанных борцов и силачей, одетых во фриковатом народном стиле, в смазанные сапоги, красные косоворотки и плисовые шаровары. Они окают, акают и всячески народничают напоказ, хотя у каждого второго за плечами если не гимназия, то как минимум коммерческое городское училище. Этакий патриотический тренд…
Всё это непрестанно перемешивается, переговаривается, жестикулирует, обильно потеет и дымит, как в последний раз. Смешение гардеробов, голосов, запахов и манер необыкновенно пёстро и своеобычно, этакий человеческий калейдоскоп.
Выглядит это артхаусно и необыкновенно живо, так что время от времени ловлю себя на том, что начинаю вертеть головой в поисках камеры. Всё-то кажется, что сейчас раздастся команда «Снято!» и взлохмаченный режиссёр примется раздавать указания, расставляя статистов и добавляя декораций.
Я не большой любитель фестивального кино, Феллини и Кустурицы с прочим андеграундом, но ей-ей, здесь и сейчас я начал понимать всю прелесть таких фильмов. Иногда, под настроение… ведь жизненно, чёрт побери! Жизненно!
А разговоры…
– … а за что?! – возмущается обильно потеющий сухопарый господин в старомодном чесучевом костюме из тех, что носят не от безденежья и экономии, а как некую дань молодым годам, когда трава была зеленее, вода мокрее, а женщины моложе, – Ну, ударил открытой ладонью, и что в этом такого!
– Может, – возбудился он, начав для убедительности стучать массивной тростью о пол в такт словам, – запретят ещё и за голову противника прихватывать?! Ногами бить и броски делать ведь уже запретили!
– Ну это вы лишку хватили, Валерий Емельянович, – живо возразил ему собеседник, такой же немолодой, но вполне современный господин, не чуждый модных тенденций и несколько даже злоупотребляющий ими для своего возраста, – утрировать не надо! Тоже… прихватывать запретят, скажете!
– Э, нет… – несколько бесцеремонно влез в беседу полноватый молодой человек, из тех теоретиков спорта, которые ищут себя везде понемногу, но нигде не находят, однако же ухитряются обзавестись некоторым апломбом, а в определённых кругах и авторитетом знатока, – не скажите! Спорт развивается, меняется, и вместе с ним меняются правила. Пройдёт время…
Я начал было прислушиваться, но сидящий рядом тренер забубнил как мантру:
