скачать книгу бесплатно
Другие – тушат, столь же искренне полагая любые жестокости вполне уместными в свете надвигающейся катастрофы.
Третьи… а вот последних большинство, и они готовы пойти за любой партией и любым лидером, который поведёт их куда-то. К светлому ли будущему, или к не менее светлому прошлому… не суть. Своего мнения они не имеют и колеблются вместе с линией правящей партии. Не будучи приспособленцами, они искренни в своих колебаниях…
… и вот это – страшно!
А я, вместо того, чтобы делать что-то для страны и Истории, сижу над тетрадкой и пытаюсь свести воедино данные домашней бухгалтерии, латая скудноватым бюджетом многочисленные дыры семейной экономики. Финансовые неурядицы ещё не постучались в наш дом, но сводить концы с концами непросто.
С началом войны цены сильно выросли, и в первую очередь на продукты первой необходимости. Хлеб и крупы подорожали в два-три раза, и всё кричит о том, что это не предел! Не слишком отстаёт мясо, яйца и молочка.
Инфляция пока сдерживается искусственными и не всегда популярными методами, вплоть до продразвёрстки у крестьян, начатой ещё в шестнадцатом. Не знаю… я не экономист и не могу судить здраво, но почему власти вместо кнута продразвёрстки не хотят применять ещё и пряник, понимаю плохо.
Вариантов, на самом-то деле, немало. Начиная от налоговых льгот добросовестным крестьянам в будущем, каких-нибудь специальных медалей и социальных ступенек, заканчивая, к примеру созданием сельскохозяйственных кооперативов на специально выделенных для этого Кабинетских[2 - Кабинетские земли – собственность императорской фамилии, управлявшаяся Кабинетом его императорского величества.] землях.
Немного… достаточно несколько процентов! Да хватит даже самого намерения передать часть Кабинетских земель в руки крестьянских общин, и у Романовых не будет более крепкой поддержки за всю историю Российской Империи! Но нет…
… не понимаю. Впрочем, я не экономист, не социолог и тем паче не политолог. Все мои рассуждения дилетантские и поверхностные, а ситуацию я рассматриваю с точки зрения человека двадцать первого века.
– Так… – отбросив посторонние мысли, возвращаюсь к исчерканной пометками тетради. Это не просто дебет-кредит с покупкой говядины и яиц, а настоящее уравнение со многими неизвестными.
Значительная часть моих доходов несколько… виртуальна? Да, наверное так можно сказать.
К примеру, часть доходов от букинистики составляют книги, и ценность некоторых томов достаточно велика. Но… конъюктура этого рынка очень специфична, и куда как сложнее той же торговли зерном. Даже в военное время!
Нужно учитывать массу факторов, в том числе и переменчивую моду на каких-то писателей или жанровые направления. А Революция? Несколько месяцев, и страну начнут покидать состоятельные люди, по мере возможностей увозя с собой всё самое ценное, в том числе, разумеется, и книги.
А сама Российская Империя? В ближайшие даже не годы, а десятилетия, книжный рынок, да и антикварный вообще, станет здесь уделом немногих коллекционеров. Внушительный пласт людей, которые в принципе могут что-то покупать и продавать, исчезнет на долгие годы.
Соответственно, в Европе и США сильно просядут цены на старинные и редкие книги, антиквариат, драгоценности и прочие предметы роскоши. Потом поток эмигрантов из Российской Империи станет шире, а господа-товарищи развернут торговлю предметами искусства, антиквариата и другими ценностями, и что характерно, за… хм, бесценок.
Другая часть моих средств вложена в антиквариат. Ну, как вложена… На Сухаревке я бываю часто, да и не только там. Порой натыкаюсь на интересные образчики старины, которые можно приобрести замечательно задёшево. Бывает, что и ошибаюсь… а ещё чаще мешает сознание человека двадцать первого века, и покупаю я вещицы, которые станут ценными лет этак через семьдесят.
Больших капиталов я на этом не нажил и вряд ли наживу, да и все мало-мальски ценные вещицы я стараюсь переправлять в Данию к матери. Но там далеко не всё просто…
А ещё нужен обменный фонд, которым я пытаюсь жонглировать в свою пользу. Не всегда финансовую. Иногда обычные запонки, красная цена которым не больше червонца, могут оказаться решающим аргументом для коллекционера, сподвигнув его на что-то, нужное мне.
Отдельно – вещи вовсе нематериальные, как например, обещание Макса Волошина[3 - Волошин Максимилиан Александрович (16 (28) мая 1877 – 11 августа 1932) – поэт-символист, художественный критик, переводчик, искусствовед, художник-акварелист. Его предками по отцовской линии были запорожские казаки, а по материнской – обрусевшие немцы. Родился в Киеве. Сын коллежского советника Александра Максимовича Кириенко-Волошина и Елены Оттобальдовны Глезер.], проживающего ныне в Крыму, «всенепременно» побывать на свадьбе моей сестры, намеченной на июль семнадцатого в Севастополе. Ресурс? Безусловно!
– … а если так? – быстро выписываю на тетрадном листке имена людей, бывающих у Волошина на его Коктебельской даче: Брюсов, Белый, Мандельштам… и начинаю припоминать их сильные и слабые стороны, привычки и особенности характера.
Большинство из них я знаю как минимум заочно, состоя в переписке. Я по-прежнему не вхожу в число людей искусства, по крайней мере в его настоящем, а не в богемно-интеллектуальном смысле.
С кем-то я пересекался как букинист и антиквар (последнее скорее как посредник и иногда эксперт), с кем-то как переводчик, ценимый за способность перевести текст не просто максимально точно, но и учётом особенностей региона, в котором родился, вырос или долго жил автор. Это далеко не так просто, а ведь порой перевод напрочь меняет смысл исторического трактата или поэтического образа.
С другими я знаком как домашний учитель их друзей или как член Гимнастического общества. А с некоторыми, как например, с ныне покойным Барсовым[4 - Елпидифо?р Васи?льевич Ба?рсов – русский историк литературы, этнограф, фольклорист, собиратель и исследователь древнерусской письменности, археограф.], и вовсе познакомился на Сухаревке.
– Так… – ставлю галочку напротив Белого[5 - Андрей Белый – русский писатель, поэт, математик, критик, мемуарист, стиховед; один из ведущих деятелей русского символизма и модернизма в целом.]. Его, увлекающегося оккультизмом ещё с гимназических времён, зацепить не сложно! По крайней мере мне, человеку, отец которого в той ещё жизни предпочитал всем телеканалам «Звезду» и «РенТВ».
Мистической дряни разного рода на Сухаревке валом! А я, вскормленный РенТВ и воспитанный Интернетом, благодаря курсу по искусству Университета Барселоны, смогу не только отличить одну дрянь от другой, но и придумать ей интересную и правдоподобную историю!
Стыдно ли мне? Да ни капли… Я точно знаю, что Белый собирался провести лето в Крыму, а от Коктебеля до Севастополя всего-то сто сорок два километра по прямой.
Откровенную ерунду я покупать не буду, а вещь «с историей» ценилась всегда. Собственно, порой история вещи более важна, чем её качество! А выдуманная ли она… какая, собственно, разница?!
– Куплю, сочиню что-нибудь интересное и отправлю в подарок, – решил я, – а потом, как бы между делом, и на свадьбу Любы можно пригласить… Да, решено!
Решив отчасти проблему приглашённых гостей с нашей стороны, несколько расслабился. Проблема эта, на самом деле, стояла более чем остро! Кто у нас со стороны невесты? Папенька… а это не лучшая реклама, знаете ли!
А вот если будет не только Юрий Сергеевич и пара-тройка гимназических подруг Любы, но и Волошин, Белый, да два-три профессора, отдыхающих на этот момент в Крыму и попавшихся мне на карандаш, то сторона невесты будет выглядеть вполне пристойно.
Расслабившись, я замурлыкал одну из моих любимых песен.
– Гей, десь там, де чорнi води[6 - Не сочтите за политоту, я и правда очень люблю эту песню, и слушал её в разных вариантах ещё несколько лет назад. https://www.youtube.com/watch?v=84Jsnpq2wZM (https://www.youtube.com/watch?v=84Jsnpq2wZM)],
Сiв на коня козак молодий.
Плаче молода дiвчина,
Їде козак з Украiни.
А в голове между тем уже вылезли другие проблемы, и первейшая из них – чёртов ресторан! Папенька, который по идее и должен оплачивать всё веселье, как-то хитро вывернул эту ситуацию… В общем, веселиться собирается он с сослуживцами, а расплачиваться предстоит мне.
Всё это, разумеется, под соусом того, как он гордится моей самостоятельностью. Обложил грамотно! Понятно, что опыт по части халявных застолий у дражайшего родителя невероятный, но…
– Вот зараза! – ругнулся я, начерно прикидывая бюджет и приходя в самое дурное расположение духа. Папенька делает уверенные шаги навстречу маразму и альцгеймеру, а вот поди ж ты!
– И денег жалко, и обидно… – встав со стула, я подошёл к окну и некоторое время бездумно глядел на улицу, где в пыли рылись сонные куры.
– Грамотно… – ещё раз повторил я, – вот как хитро? вывернул всё! Зараза! Выходит так, что если я отказываюсь оплачивать застолье, то тем самым я как бы отказываюсь от эмансипации. Пусть частично, пусть ненадолго… но крови мне это выпьет немало!
– А если соглашаюсь… – я потёр подбородок, на котором юношеского пушка нет и в проекте, – то тем самым даю слабину, но уже с перекосом в другую сторону. Тогда Юрий Сергеевич пиявкой присосётся к моему кошельку. Попытается, по меньшей мере. Н-да… дилемма!
Настроение испортилось, и по всему выходит, что в принципе вывернуться из дурной ситуации, в которую меня загнал дражайший родитель, я в общем-то смогу… Вот только нервов он мне при этом намотает, на хорошую канатную фабрику хватит!
– А ещё одноклассников, – бормочу расстроено, – хотя… стоп!
Начала осторожно наклёвываться мысль о том, что все эти мероприятия можно и совместить! А поскольку мои сверстники и так называемые друзья детства почти сплошь гимназисты, то в рестораны им путь заказан! Что остаётся? Пикник…
Не та пролетарская ерунда на траве, с варёными яйцами, кваском и огурчиками[7 - Да, ГГ несколько зажрался и стал больше соответствовать эпохе и происхождению. Бытие определяет сознание!], а вполне серьёзное мероприятие, но…
– … это обойдётся мне намного дешевле.
– Гей, гей, гей, соколи, – снова начал напевать я, воодушевлённо листая записную книжку. Знакомых с дачами, в том числе и собственными, у меня полно, и многие из них не раз и не два приглашали меня «Без всякого стеснения, и непременно с друзьями и родными!» В устах человека искусства такие слова значат не слишком много… но всё же.
Другие приглашали не столь охотно, но могут «одолжить» пустующую дачу в обмен на чтобы то ни было. Придётся ходить, посылать с «мальчиками» письма и всячески потрудиться, но проблема решаема!
… и кажется, есть возможность обойтись «малой кровью», то бишь обменять на дачу и услуги кухарки букинистику и антиквариат, который в свете приближающихся событий становится в моих глаза всё менее ценным.
– Оминайте гори, лiси, доли
Дзвiнь, дзвiнь, дзвiнь, дзвiночку
Мiй степовий дзвiнь, дзвiнь, дзвiнь
Плаче, плаче, дiвчинонька
Люба моя ластiвонька
А я у чужому краю
Серце спокою немае…
Досидевшись за бумагами до затёкшей шеи и начавшейся было головной боли, опомнился уже к обеду. Да и то, если бы не заботливая Глафира, приоткрывшая дверь кухни и начавшая полотенцем гнать аппетитные запахи (а я несколько раз заставал её за этим занятием!) в «чистую» часть квартиры, залипнуть за работой я мог бы и до сумерек.
– Юрия Сергеевича не будет, – распевно поведала мне служанка, ставя на стол супницу с одуряюще пахнущей ботвиньей, – с вечера ещё предупредил, что не придёт на обед.
– И то радость… – если слышно пробормотал я, усаживаясь за стол, накрытый на меня одного. Глафира, сделав на эту мою ремарку «правильное» лицо воспитанной служанки, принялась подавать еду, выкладывая попутно всякие забавные новости и слухи, принесённые с рынка.
Это у нас что-то вроде негласного уговора. Если папеньки дома нет, новостями делится Глафира, создавая звуковой фон и заменяя отсутствующее пока радио и телевизор. Ну а если дома дражайший родитель, звуковой фон создаёт он, с упоением пересказывая в тысячный раз байки о временах своей лихой молодости, с каждым годом становящиеся всё завиральней и нескладней.
Потянув носом, под пчелиное гуденье Глафиры принимаюсь за еду. Девочек сегодня тоже нет, и если честно, меня это не слишком огорчает!
Я не то чтобы не хочу их видеть, вот уж нет! Отношения наши далеки от идиллических, но новые правила игры сёстры поняли и приняли. Ровные у нас отношение, и меня это вполне устраивает. Я рад их видеть и общаюсь не без удовольствия, но…
… иногда хочется просто тишины и пустоты. Чертовски надоело совместное проживание с людьми, которых ты не сам выбирал в соседи! Будь они даже хоть сто раз родственниками…
Люба сейчас даёт частные уроки и склоняется к тому, чтобы принять приглашение родителей одной из учениц и уехать вместе с ними на дачу до конца месяца. Но как бы то ни было, она пропадает с утра и почти до вечера, занимаясь с детьми не только как учительница, но и выступая в роли бонны. Сколько ей за это платят, я решительно не в курсе, но подозреваю, что немало.
Ну и вроде как (я стараюсь не вникать) одновременно идёт подготовка к свадьбе. Здесь вообще всё сложно, подготовка идёт одновременно в Москве и Севастополе.
Я честно пытался понять и даже пережил стадию «А вот здесь кружева пустим…». Сломался на экзистенциальных рассуждениях сестры о важности места свадьбы в семейной жизни, роли правильно подобранной шляпки для пола будущего ребёнка и необходимости найти строго определённый сорт бумаги для изготовления пригласительных открыток. Отсутствие нужной бумаги, как я понял, ставило крест на счастливой супружеской жизни, обрекая сестру на позор, страдания и кармические муки в грядущих перерождениях.
Пугала даже не сама экзистенциальность кружев, шляпки и места и свадьбы, но и построение разговоров, в которых Люба перескакивал с тему на тему с грацией горной серны, а я решительно не успевал за изысканными полётами её логики!
В общем… я свёл Любу со своими знакомыми из числа людей искусства, пообещал тем за хлопоты и участие некоторые интересные вещицы из своих запасов, да выделил на всё про всё триста рублей. На этом моё участие в подготовке к свадьбе и закончилось.
Попытки привлечь меня были и в дальнейшем, но я рыкнул, рявкнул и был назван «букой» и «таким же, как и все прочие мужчины». Нина, всесцело поддерживающая сестру, во мне «разочаровалась» и «она думала обо мне лучше, чем я того заслуживаю».
Вздохи, выразительные глаза и тому подобные вещи оставили меня непробиваемым… По крайней мере, внешне!
В общем, к апрелю во мне «окончательно разочаровались» и оставили в покое. Непробиваемость далась тяжело, но девочкам от меня нужны были не столько деньги (хотя и не без этого), сколько личное участие во всякой ерунде, которая вот прямо сейчас приходила в их головы. Вся эта бесконечная суета, обсуждение, эмоции…
А то, что это помешало бы мне зарабатывать деньги, так это «ерунда» и «мещанство»! Так и живём…
После еды и я долго и вдумчиво пил чай с травами, заливая в себя одну чашку за другой, и пытался сосредоточиться на работе, но нет! Ни настроения нет, ни пожалуй, возможности.
Опять начала стучаться в виски мигрень, и я решил за лучшее не провоцировать. Улёгшись на кровати со списками нужных и полезных людей, с полчаса перебирал их, откладывая не без сожаления один за другим.
По летнему времени, большая часть моих контактов отсутствует в Москве. Дачи, поместья, курорты Крыма и Кавказа… Есть и оригиналы, предпочитающие боевые действия, но таких не слишком много.
В Лейб-Гвардии Уланском Её Величества полку воюет Гумилёв, и воюет, судя по наградам, лихо. А остальные… всё больше по запасным полкам да в земгусарах[8 - Летом пятнадцатого года сделано, казалось бы, благое дело – по инициативе «снизу», был создан «Земской Союз помощи больным и раненым воинам». «Явление», тут же распространилось на всю Империи, со скорость кишечной палочки в дизентерийный год и, тут же – по давней российской традиции, стало обрастать бюрократическими структурами.Вскоре, произошло объединение «Земского Союза» и «Всероссийского Союза городов» – «ЗемГора».Служащих этих структур, носящих похожую на военную форму и холодное оружие при поясе – кортики и, прозвали в народе «земгусарами».Делали они, казалось бы, благое дело, но так нелепо и неумело, что очень быстро погрязли в скандалах и коррупции.] обретаются.
Здраво, как по мне. Позиция «Солдатушки-ребятушки, нашему царю показали фигу. Умрём все, как один!» всегда была для меня непонятной.
Другое дело, что некоторые из этих богемных… особей агитировали, и продолжают агитировать за войну до победного конца. К таким у меня другое отношение…
Одно – Макс Волошин, который последовательно высказывался против любой войны. Другое – рифмоплёты и агитаторы, кричащие о «Священной» и «Второй Отечественной[9 - Отечественной Войной называли Войну 1812 года. Соответственно, ПМВ в газетных передовицах и речах ораторов часто объявлялась Второй Отечественной.]» из уютных петербургских и московских кабинетов, на собраниях земгусаров в глубоком тылу и прочих стратегически важных для фронта местах.
Я продолжаю с ними здороваться, улыбаться при встрече и вести, буде такая необходимость возникнет, вежливую переписку. Публики такого рода достаточно много, и намеренно усложнять себе жизнь я не собираюсь. Они, как это часто бывает, при власти, авторитете и жизненных благах.
Другое дело, что дела иметь с ними я буду, а вот именно что дружеских отношений, это уже вряд ли! Может, некоторые из них в будущем как-то реабилитируют себя делами, тогда да… Есть, в конце концов, и искренние болваны! Я бы даже сказал, немало…
Листаю машинально, отпустив поводья своих мыслей. Иногда это приводит к интересному результату, а иногда и…
– … вот оно! – я ещё раз прочитал имя, соотнёс его с имеющей информацией и удовлетворённо улыбнулся. Какого чёрта я буду тратить время на нудные размышления, где и как я могу найти дачу, если есть люди, для которых информация, это профессия?!
– Гей, гей, гей, соколи, – замурлыкал я, вставая с кровати и быстро одеваясь, – так, а где мои ботинки для фехтования? А…
Искомое быстро нашлось, и я продолжил собираться.
– Оминайте гори, лiси, доли,
Дзвiн, дзвiн, дзвiн, дзвiночку,
Степовий жайвороночку…
– Уходите, Алексей Юрьевич? – поинтересовалась Глафира, выглянувшая из кухни.
– Да, – вбиваю ноги в полуботинки и подхватываю саквояж со спортивной одеждой, – в Гимнастическое Общество дойду по делам, ну и так… разомнусь заодно.
– К ужину ждать? – поинтересовалась служанка.
– К ужину… – задумываюсь я, а потом вспоминаю привычки Владимира Алексеевича и решительно мотаю головой, – не стоит!
– …Жаль, жаль за милою,
За рiдною стороною.
Жаль, жаль серце плаче,
Бiльше ii не побачу.
Трамвай, как назло, полз медленно, раскачиваясь и норовя рассыпаться на части, отчаянно трезвоня извозчикам и пешеходам, не торопящимся убраться с пути. Всё поездку я бездумно пялился в окно, так и этак поворачивая предстоящую беседу в зависимости от того, кого именно я встречу в здании Общества. Но наконец, трамвай остановился на Садово-Кудринской, неподалёку от здания реального училища, где и снимает помещение Гимнастическое Общество «Сокол».
Переодеваясь в пахнущей казармой маленькой раздевалке, здороваюсь с завсегдатаями, многие из которых на слуху у обывателей и столетие спустя. А пока…
… переговариваются напротив меня братья Старостины[10 - Братья Старостины: Николай, Александр, Андрей и Петр были известными на весь СССР футболистами. Они играли в сборной СССР и в московской команде «Спартак» и неоднократно выигрывали различные турниры.], со старшим из которых я приятельствую, а остальным покровительствую. Н-да… странно немножко, и от таких флешбеков меня иногда коротит, и кажется, что мир вокруг виртуальный и совершенно, вот ни капельки не настоящий…
Но потом проходит, и я уже привычно веду переписку с Цветаевой, напоминаю Мандельштаму о долге, и даю уроки бокса старшему из братьев Старостиных, который пока просто Колька, и не скоро ещё станет Николаем Петровичем.
Странно понимать, что эти вполне будничные деяния автоматически сделают меня персонажем из учебников истории. Из тех, кому посвящено один-два абзаца в развёрнутом исследовании о по-настоящему известном человеке.
– Давно тебя не было, – подсел Коля, пожимая руку.
– Далеко, – пожимаю плечами и наклоняюсь завязать обувь, – пока от Милютинского переулка до Садовой доберёшься, уже всякое желание к спорту пропадёт.
Хмыканье в ответ, но в этот раз хоть спорить не стал. Я склоняюсь к идее, что если дорога до спортзала занимает в общей сложности сорок минут и больше, то лучше искать местечко для занятий поближе! Ну или просто дома заниматься, что я собственно и делаю.
А Коля из тех, о ком говорят «Бешеной собаке семь вёрст не крюк!» Здоровья и упорства в нём на троих хватит, и по молодости он пока не понимает, что люди разные, и что далеко не все ставят спорт в своей жизни на первое место. Да даже на второе…
– Пришёл позвенеть клинками? – сменил он тему.
– Да, – встаю с лавки и Коля заторопился:
