Мемуары дядюшки Бережного

Александр Пальчун

Мемуары дядюшки Бережного

Таежный лекарь

– Эх, Андрюша, я в свое время столько повидал, что тебе и не снилось!

Григорий Семенович Бережной сидел в плетеном кресле под старой грушей во дворе своего дома. Он изредка попыхивал трубкой, к которой пристрастился после выхода на пенсию. Когда приезжали родственники или гости, Григорий Семенович охотно делился воспоминаниями. Вот и сейчас он наставлял племянника – молодого человека лет тридцати. Андрей окончил институт по специальности «Бухгалтерский учет и анализ» и теперь работал в местном статуправлении.

– Андрюша, вот ты только начинаешь свою жизнь, а у меня в твои годы в трудовой книжке было двадцать пять записей. А теперь – все сорок. Кем я только не работал! И на стройке, и на железной дороге, одно время даже был репортером в маленькой газетенке. По моей трудовой географию изучать можно. И везде я выкладывался в полную силу, не щадил здоровья.

– Удивительная биография! Дядюшка, а правду говорят, что вы никогда не болели?

– Враки все это, Андрюша! Как это не болел? И скарлатиной болел, и коклюшем. Сам я, конечно, этого не помню – три года мне тогда было, но мама врать не стала бы.

Андрей, обладатель медицинской карты в два пальца толщиной, с восхищением смотрел на любимого дядюшку, извлекавшего из трубки клубы паровозного дыма.

– Так вы и не знаете, каково оно болеть? Когда тебя всего корежит, и трясет от температуры, как на вибростенде.

– В этом смысле, Андрюша, я и в самом деле обделен. Пацаном даже мечтал заболеть. Друзья мои хворают, лежат в домашних кроватках, а мне с самого утра надо переться в школу. Несправедливо.

Мы с Петей Скобликовым – моим соседом, ты его знаешь – в то время учились в одном классе и надумали получить освобождение от уроков. Скобликов притащил из дому градусник, который мы натерли о шерсточку до отметки тридцать восемь. Скобликов положил его во внутренний карман пиджака и бесстрашно шагнул в школьный медкабинет. Пожаловался на головную боль, и медсестра протянула ему свой термометр. Минут через пять Скобликов отдал ей свой, заряженный на болезнь, школьный же от расслабленной руки упал под рубаху.

Из кабинета мой товарищ вышел победителем – с освобождением от уроков.

Настала моя очередь изображать больного. Для полной уверенности в результате я натер градусник до тридцати девяти. Но как на грех, в тот день в школу я пришел без пиджака, удобного для манипуляций с градусником. Пришлось позаимствовать пиджачок у Скобликова.

Медицинскую сестру, вероятно, удивило появление второго ученика в одинаковой полосатой одежде – довольно редкой школьной расцветки.

Когда я протянул свой, заранее приготовленный термометр, она взглянула на него, потрогала мой лоб ладонью – лицо мое в тот момент, действительно горело, но только от волнения.

«Верни градусник!» строго сказала медсестра. Затем пригрозила, что сообщит о моем проступке классному руководителю. А за градусником пусть придут родители!

Из кабинета я вылетел красный от стыда и побежал по коридору, словно от погони.

Скобликов не меньше меня был потрясен результатом моего медицинского обследования – он лишился единственного в их семье градусника. Поэтому настоял, чтобы я возместил потерю – и мне пришлось купить ему измерительный прибор из собственных карманных денег.

С тех пор, Андрюша, я никогда не переступал порог медицинского кабинета. А если на двери увижу надпись с фамилией доктора, то убегаю от нее, как в детстве.

– Все равно, дядюшка, удивительно! Дожили до пенсии, и практически не болели.

– А дед мой, Митрофан Павлович, болел?! Прожил сто лет и даже горчичников не знал. Все время ходил, похохатывал и насвистывал. Мне далеко до него – я расстраиваюсь, когда вижу, что происходит вокруг.

– Говорят, антидепрессанты в таких случаях помогают.

– Глупости говорят! Если я нервничаю, то включаю телевизор и смотрю какую-нибудь оздоровительную программу. Теперь на каждом канале завели своих клоунов в белых халатах.

– Вот уж не думал, что телевизор кому-то помогает.

– Еще и как! Посмотрю минут десять, посмеюсь над ними, и всю мою нервность как рукой снимает! Мне этот совет по укреплению психики рекомендовал Витя Мурашко.

– Наш знаменитый доктор?

– Да. Мой давний друг и светило медицинской науки. Кстати, могу познакомить –живет неподалеку.

– С радостью познакомлюсь – много наслышан о нем.

– А вот не знаешь того, что это я его сделал доктором.

– Дядюшка, ну что вы такое говорите? Как вы могли его сделать доктором? Он институт окончил, ординатуру.

– А до этого? Мы с ним на стройке работали. Я в то время решил поправить свое материальное положение – поехал в Иркутскую область, в Бодайбо, в старательскую золотодобывающую артель. По тем временам там хорошо платили. Отработал я один сезон, показал свои способности, и на следующий год меня назначили начальником участка, который еще достраивался – потребовался мой строительный опыт.

А Витя Мурашко напросился ехать со мной, так сказать, под мое крылышко. Работал он у нас плотником – парень толковый, смышленый. Почему бы не взять проверенного человека – такой нигде не подведет. К тому же он перед этим в ДОСААФ окончил курсы трактористов и мог бы работать бульдозеристом – это самая нужная в артели профессия.

На участок мы с Мурашко вертолетом прилетели самыми первыми. Вот тут-то я и понял, каково оно быть таежным начальником! Если в артели под рукой нет нужного специалиста, то хоть ложись и помирай. В том, что прилетят сварщики, мониторщики и бульдозеристы, я не сомневался. А вот где раздобыть хотя бы завалящегося доктора? Прошлый сезон у нас работал один пьяница – весь спирт выпил за две недели. А теперь – мне сообщили по рации – неожиданно уволился. Вероятно, не понравилось ему без алкоголя завывать по-волчьи в тайге.

А я от такой новости и сам едва не завыл! Под моим руководством будет полсотни человек, а лечить их некому. До ближайшего поселка с больницей триста непроходимых в летнее время километров. И тогда я, – Григорий Семенович широко улыбнулся, – уговорил Мурашко на первое время сделаться доктором.

– Что значит сделаться доктором?

– То и значит! Вот ты, например, когда идешь к терапевту, то откуда тебе известно, в какой подворотне он купил свой медицинский диплом? Ты пришел к специалисту, и вот он сидит перед тобой – в белом халате, в золотых очках, что-то глубокомысленно пишет. Для тебя он авторитет.

– Да какой же у плотника может быть авторитет!

– Знаешь что, Андрюша! Ты эту антирелигиозную пропаганду забудь! Белый халат от прежнего пьяницы у нас остался. Был градусник, тонометр, стетоскоп – хрипы в легких слушать. А еще – несколько брошюр и незаменимая для нашего случая медицинская энциклопедия. Так что половина авторитета у Мурашко уже была. А вторую мы с ним сами изготовили.

Когда прибыла первая партия старателей, Мурашко два дня не выходил из домика, в котором мы поселились с ним отдельно от остальных рабочих. Я сразу же объяснил прибывшим, что у нашего доктора маленькая неприятность – случился приступ аппендицита. Рация у нас, мол, села – генератор еще не работал – поэтому вертолет вызвать не могли. Вот и пришлось доктору самостоятельно вырезать себе аппендицит перед зеркалом, а я ему ассистировал.

От этого авторитет Мурашко сразу взлетел до небес. Мне тоже уважения прибавилось – все-таки ассистент.

Слушая рассказ, племянник осуждающе качал головой.

– Да ты послушай сначала войди в мое положение, – продолжил разговор Григорий Семенович. – Что мне оставалось?!

Для достоверности после якобы проведенной операции мы красной шариковой ручкой разрисовали Мурашко его давнишний шрам от аппендицита, вырезанного еще в детстве. Вокруг все обмазали йодом. Натурально получилось – такой впечатление, что только что стащили с операционного стола. Как ни крути, а в баню-то Мурашко ходить надо! А она у нас общая, без отдельных кабинок.

Некоторые работяги даже советовали доктору повременить с баней, пока рана не заживет как следует. Но тот лишь свысока поглядывал на них – нашли кого поучать! Да после той операции у Мурашко появился такой авторитет, что наши старатели и их родственники до сих пор со всей страны к нему на консультации прилетают.

– Да как же он лечил, без специальных знаний?! – Андрей все еще не мог поверить услышанному.

– По-всякому бывало. Конечно, первое время случались проколы. Мотористу, пришедшему с головной болью, он неосторожно сказал: «У тебя шарики за ролики заехали». А тот возмутился: «Уж не механиком ли вы доктор, до этого работали?!»

Поначалу Мурашко врачевал, опираясь на медицинскую энциклопедию, которую штудировал и днем и ночью. Выслушает больного, измерит давление, обстукает колени молоточком и велит явиться через час. Только работяга за порог, Мурашко сразу же ныряет в книгу – ищет подходящие симптомы и способы лечения.

Но тут, Андрюша, справедливости ради надо сказать, в тайгу народ прибывает закаленный. А если, не дай бог, который и заболеет, то в такие дни ему платят всего десять рублей, тогда как другие получают по тридцать, а то и по сорок пять – смотря сколько на трудодень выйдет.

– Но получить десятку, тоже неплохо, – заметил племянник.

– Это как посмотреть. Телевизора и книжек нет. Лежи одинешенек в бичарне – так у нас жилища назывались – и слушай, как мыши под полом бегают. А если начальник заподозрит, что сачкуешь под видом болезни, то сразу же отправит «на крыло» – то есть улетишь с первым попутным вертолетом совсем без денег. Так что в артели не принято болеть. Там даже от неизлечимых хворей избавляют.

– Как такое возможно?

– А вот так. Работал у нас один сварщик наивысшего разряда – удивительный специалист, мог консервную банку заварить. Но имел он один недостаток – где-то пристрастился глотать «колеса» – таблетки для поднятия настроения. За пару месяцев истребил он все свои запасы, привезенные из дому, а без них загрустил – ходит, ноги заплетаются. Начал он у друзей клянчить обезболивающие и прочие таблетки – глотал все без разбору. И тогда в артели придумали, как избавить его от зависимости. Сообщили бедняге, что у моториста, якобы есть чудодейственные таблетки, но он, жила, глотает их втихаря, с друзьями не делится.

Разумеется, наш сварщик начал клянчить таблетки у моториста, а тот уверяет, что такого добра никогда не держал. Но сварщик не унимается, стал обхаживать моториста, во всем угождал ему – перемывал детали в солярке, таскал тяжеленые блоки на стеллаж и обратно. А моторист стоит на своем – нет таблеток и все. Но сварщик-то знает, что есть, на колени готов упасть.

И моторист «не устоял». Открыл он железный шкафчик, где хранил инструменты, вынул аптечку, достал из нее огромную белую таблетку, которую накануне выстругал из куска мела. Для достоверности, как и полагается в таблетках, посередке сделал риску для деления на две части.

– Держи, – сказал моторист. – Только больше не приходи – это у меня последняя.

– И что ты думаешь, Андрюша, – продолжил Григорий Семенович. – Заглотил токсикоман меловую таблетку и словно на свет народился. Повеселел, взбодрился, скачет, как молоденький петушок. Но ненадолго. Через пару дней опять начал угасать духом и снова приплелся к мотористу за чудодейственным средством. Тот две недели кормил его меловыми таблетками, и сварщик всяких раз воскресал.

Но вскоре мотористу надоела вся эта канитель. В очередной раз, когда токсикоман явился за спасительной дозой, моторист протянул ему большой кусок мела: «Я что тебе фармацевт – лекарство готовить?! Держи мел и сам строгай. А если лень выпиливать таблетку, то можешь прямо так грызть!»

– От такой неожиданности, Андрюша, – продолжил Григорий Семенович, – наш сварщик мгновенно выздоровел, хворь как рукой сняло. А ты говоришь – плотник не может помочь. Моторист в промасленной робе вылечил! А Мурашко принимал больных в белом халате. И соображалка у него хорошо работала.

Как-то пришел к нему повар с жалобой, что голова кружится.

– Ничего подобного, – заявил Мурашко, – на месте у тебя голова. Никакого кружения визуально не наблюдается. Иди отоспись, и все пройдет.

– Тут и без медицины понятно, – вздохнул Григорий Семенович. – У любого голова закружится, если полгода три раза в день без выходных готовить на пятьдесят человек! Да еще в четыре утра подниматься, чтобы хлеб выпекать!

– Все равно невероятно, – все еще сомневался племянник. – Иной раз и опытные врачи ошибаются с диагнозом.

– А Мурашко не ошибался! Если не находил в энциклопедии болезни, подходящей к жалобам, то сам придумывал какую-нибудь латинскую тарабарщину. Задолго до ковида начал инфекции изобретать! А если оказывался в затруднении, то расспрашивал у больного, когда тот родился, в каком году, в каком месяце? А сам в это время держал на коленях медицинскую энциклопедию и раскрывал ее на странице, совпадающей с днем рождения пациента. Там чаще всего находилась подходящая болячка и ее описание.

Но самым эффективным средством для оздоровления Мурашко считал воздержание от пищи. Чаще всего такой рецепт и выписывал. Если на прием приходил какой-нибудь обжора, то Мурашко сходу заявлял: «Я не ветеринар, лечить такую свинью, как ты! Жрать меньше надо!» И тут же назначал диету – голодание и постную пищу. Не было случая, чтобы предписание не помогло.

Еще, Андрюша, ты должен понимать, что в артели сухой закон. Ближайший водочный магазин за триста километров, куда летом не доехать. А если не пьянствовать, не обжираться, вкалывать как следует, да еще иметь такого доктора, как Мурашко, то никакая болячка не прицепится. На моем участке показатели заболевания были самые низкие в артели.

– Неужели совсем никто не болел?

– За полгода, конечно, всякое случалось. Если уж попадался очень сомнительный случай, то Мурашко отправлял больного на вертолете в район. При этом разводил руками: «Тут уж и я бессилен – рентгеновского аппарата у меня нет».

А однажды он сам серьезно захворал – осунулся и похудел, как мой кошелек после выхода на пенсию. Полетел в район. Мне пришлось объяснять ребятам, что доктор отправился пополнять лекарственные запасы. В Бодайбо его быстро поставили на ноги. А когда прилетел, то по секрету сообщил мне, что в больничке познакомился с хорошенькой медсестричкой. Осенью женился на ней, а следующим летом поступил в мединститут, который окончил с отличием. Говорят, потрясал там профессуру медицинскими знаниями. Стоило назвать какое-нибудь заболевание – пусть самое экзотическое – он тут же выдавал все его симптомы и метод лечения – в тайге наизусть вызубрил медицинскую энциклопедию.

– А вот и сам Мурашко! – воскликнул Григорий Семенович. – Заходи, дорогой! Мы как раз о тебе говорим.

В калитку стремительно вошел худощавый старик в развевающемся, словно от ветра, пиджаке.

Давние приятели обнялись. Григорий Семенович указал на племянника.

– Знакомься, племяш мой – Андрей. Научи его, как беречь здоровье. Только в артель не посылай – он мне и тут пригодится.

Вскоре на столе садовой беседки задымился самовар – гордость Григория Семеновича. Появилось все, что полагается к чаю, в том числе и вишневое варенье. От водочки доктор Мурашко отказался.

– Еще рановато, – заявил он. – Да я и на пенсию ушел потому, что в нашей поликлинике начинают пьянствовать с самого утра. То у кого-то День рожденья, то крестины, то сын в институт поступил. А если отказываешься, смотрят на тебя, как на белую ворону. Еще и уверяют, что алкоголь способен заменить утреннюю зарядку. Тоже мне специалисты! Только по вечерам и только в компании хороших друзей! Насморка у больного вылечить не могут, а берутся рассуждать о высоких материях. Философы!

– Кстати, – сказал Григорий Семенович, – ты философию упомянул. На этот счет Андрюша интересуется, если жизнь после смерти?

– Преждевременное любопытство. Не забивайте головы пустыми вопросами. Придет время – узнаем.

– А в каком виде лучше всего принимать лекарства , – спросил Андрей, – в таблетках, в уколах или капельницей?

– Лучше их вообще не принимать. В тяжелых случаях, конечно, предпочтительней капельницы. Особенно тем, кто постоянно капают дома на мозги. А также тем, кто не может вздохнуть полной грудью – слишком много силикона в нее вкачали.

– Вы не одобряете косметические операции у женщин?

– Я вообще никаких операций не одобряю, особенно на которые соглашаются по глупости. В нашей больнице от таких операций один плотник уже не справляется. Завели второго. Не больница, а столярная мастерская – даже в операционной сосновые стружки слышно.

– Витя, дорогой, – улыбнулся Григорий Семенович, – что-то ты последнее время стал ворчливым. Не веришь в нынешний прогресс, а сегодня медицина развивается стремительно.

– А кладбища еще стремительней, – ответил Мурашко. – А все потому, что медики стали оказывать платные услуги. У продажных женщин научились. Только что в белых халатах. Халатное отношение к народному здоровью.

– Белохалатное, – уточнил Григорий Семенович. – Зато диагноз теперь ставят моментально. Не хуже, чем ты в артели.

– Теперь еще быстрее. С порога видят, насколько тебя можно обуть. Так что, Андрюша, не рекомендую появляться в платной клинике в хорошем костюме и с дорогими часами на руке. Хорошо еще, если пострадает один кошелек. Могут втянуть в такую карусель, что живым не выберешься.

– Я вижу, не одобряешь ты платное здравозахоронение? – засмеялся Григорий Семенович.

– Как я могу одобрять его, если видел все изнутри?!

– А как же основная заповедь – «не навреди»?

– Вот она только и осталась – это фундамент нынешней медицины. Не навреди доктору – не вздумай выздоравливать быстро! Приходи и лечись годами, только не забывай платить. Конкуренция-то между клиниками не хуже чем между табачными лавками.

– А ты осуждаешь коллег, – укорил товарища Григорий Семенович. – Коммерция – дело нелегкое.

– Тут я согласен – непросто уговорить пациента в ненужной операции. Клиент теперь пошел привередливый, случается, что и отказывается. В результате прибыль падает, а владелец клиники вынужден увольнять не оправдавшего доверие хирурга.

– Вы хотите сказать, – вмешался Андрей, – что платная медицина не всегда помогает?

– Как это не помогает?! Еще и как! В первую очередь – собственникам клиник. Они молятся на пациентов как на кормильцев.

– Я тут недавно побывал в одном из таких заведений, – поделился своим наблюдениями Григорий Семенович.

– Какого черта тебя туда понесло?! – возмутился Мурашко.

– Соседа своего Скобликова проведывал. Он поехал в Москву – местным не доверяет. А там огромный медицинский центр – корпусов больше, чем пятиэтажек в нашем микрорайоне. На воротах шлагбаум, посторонние авто на территорию не пропускают. И вот что я заметил. У инфекционного или пульмонологического отделения стоят потрепанные машины. Стало быть, персонал зарабатывает сущие медяки – только глаза покойникам закрывать. А вот рядом с онкологическим корпусом – машины премиум класса, одна другой дороже. Как это понимать?

Неожиданно Мурашко заморгал.

– Аллергия, – неубедительно объяснил Доктор. – Всякий раз появляется, когда слышу о платном здоровье. Откуда у нас появилась такая медицина? Ведь ее основная задача не поставить человека на ноги, а перевернуть на голову и вытрясти из карманов последние копейки. Мы в артели вот с ним, – доктор кивнул на Григория Семеновича, – бесплатно лечили, иной раз с помощью одного градусника.

– Да и с ним не всегда позволяли болеть, – добавил Григорий Семенович, вспомнив свой неудачный визит в школьный медкабинет.

– А теперь еще телемедицину выдумали. Из бесплатной превратили в беспалатную! – возмутился Мурашко.

– На расстоянии деньги заколачивают! – заметил Григорий Степанович. – А ты за сорок лет не сумел наврачевать себе приличных хоромов – живешь в доме, что от родителей остался.

– Помолчал бы! На свой дом посмотри. А знаете что? Давайте-ка все-таки выпьем что-нибудь покрепче. Гори оно все синим пламенем!

– Чистого спирта нет, – сразу предупредил Григорий Семенович. – Есть перцовочка. Как она тебе?

– Хорошее средство… только будем соблюдать дозировку.

Призывной помощник

Григорий Семенович сидел на маленькой переносной скамеечке у дверей сарая и перебирал заднюю втулку велосипеда. Велосипед стоял перед ним вверх колесами. Андрей сидел рядом, наблюдая за работой.

– Дядюшка, – сказал Андрей, – что-то я раньше не видел этого велосипеда.

– Скобликов по дешевке продал. Теперь вот думаю, не украл ли он его где-нибудь? Иначе бы торговался.

– Вы постоянно осуждаете соседа. А он человек заслуженный – даже в мирное время, будучи в армии, медаль получил.

– Андрюша, ты еще не знаешь Скобликова. Мы вместе выросли и работали в одном стройуправлении. Это такой проныра, что и словами не передать. Медаль-то он получил, только в армии не был.

– Как это не был?! Я сам видел его военный билет – мне Петр Алексеевич показывал. Там вписана медаль! И звание у него «сержант».

– Одно у него звание – прохвост! Я знаю, как он заработал эту медаль – был на его проводах в армию.

– Значит, все-таки он служил?

– Слушай и не перебивай. Да, Скобликову, как и всем нам, после восемнадцати лет, пришла из военкомата повестка. Он, конечно, хотел отпетлять, жаловался врачам в призывной комиссии на придуманные болячки. Его внимательно слушали, обстукивали в различных местах и выписывали правильный диагноз «К воинской службе годен».

Как и заведено в таких случаях, родители устроили ему пышные проводы в армию. Тогда было принято – торжественно отправлять оболтусов на перевоспитание. Иной раз гуляли веселее, чем на свадьбе, где избавляются от засидевшейся девки.

Еще перед застольем дядюшка Скобликова – Никодим Павлович – предупредил будущего воина.

– Петенька, не слишком налегай на алкоголь – не опозорь родню. Два года потом будут вспоминать, а то и всю жизнь. Моя вон до сих пор не может успокоиться!

А у Скобликова в то время был лучший друг Даниил Рогожин – верный и отзывчивый товарищ. Он, как умел, утешал призывника перед будущими армейскими испытаниями. Но тот не мог успокоиться.

– Посмотри, – возмущался Скобликов, – меня еще перед призывом заставили постричься! А что будет, когда привезут в часть? Оболванят налысо!

– Да тебе идет короткая стрижка. И перед кем тебе в армии красоваться? Хочешь, и я постригусь – в коротких волосах нет никакой обиды.

Сказано – сделано. Рогожин постригся в знак солидарности с товарищем. Вот что значит мужская дружба! Баба никогда бы не обкорнала себя ради подруги!

А дядя Никодим Павлович опять талдычит насчет умеренной выпивки.

– Петенька, ты уж постарайся – знай меру. Но с другой стороны, и трезвенником сидеть за столом неприлично – неуважение к гостям. Подумают, что осуждаешь их. И посоветовал тогда дядюшка поставить на стол перед Скобликовым бутылку с водочной этикеткой, но наполнить ее водой.

Так и сделали. По одну сторону, рядом с призывником, посадили сердобольного Рогожина, чтобы он заведовал водяной бутылкой и подливал из нее только призывнику и никому больше. По другую – невесту Антонину, обещавшую дожидаться героя из армии.

Обязанности виночерпия Рогожин исполнял добросовестно – рюмка перед товарищем не пустовала. Скобликов залихватски опрокидывал стопку за стопкой с кипяченой водой. При этом крякал и морщился, как заправский пьяница.

Волей-неволей гостям, в том числе и Рогожину, приходилось поддерживать компанию призывнику. Но перед Рогожиным-то стояла не поддельная водка! Одним словом, Рогожин наклюкался не хуже иного жениха на свадьбе. А Скобликов по завершению застолья картинно хватил последнюю рюмку об пол – на счастье!

– И сбылось это счастье, – продолжил рассказ Григорий Семенович, – но не сразу. По дороге в военкомат, где их ожидал автобус, из-под ворот выскочила черная кошка. Скобликов, будучи совершенно трезвым комсомольцем, невольно перекрестился. А пьяный Рогожин давай вопить на всю улицу, что не гоже завтрашнему воину обращать внимание на бабьи приметы, и собрался было запустить в кошку камнем.

– Ты не попадешь, – остановил его Скобликов. – Я сам. Подержи рюкзак.

И надо сказать, он довольно метко угодил в четвероногую примету, которая мяукнула и шмыгнула под забор.

– Быть тебе снайпером, – предсказал дядюшка. – И не иначе, как получишь медаль!

К военкомату, где призывников ожидал автобус, компания, провожавшая Скобликова, прибыла последней. Майору Приходько, отвечавшему за доставку новобранцев на областной призывной пункт, к этому времени уже надоело укрощать разгулявшуюся толпу. Он с помощью прапорщика выдергивал новобранцев из рук пьяных родственников и заталкивал их в автобус. По ошибке под горячую руку попал и Рогожин. Во-первых, он был пьянее всех – верный признак будущего воина. Во-вторых, отличался короткой стрижкой. Но главное – на плече его болтался вещмешок с кружкой, ложкой и прочим походным имуществом.