скачать книгу бесплатно
Каждый спящий прекрасен, каждая вещь в этом тусклом свете прекрасна,
Всё страшное и кровавое позади, и мир во всем.[4 - Строки из верлибра «Спящие» – одного из двенадцати стихотворений вошедших в первую публикацию сборника «Листья травы» в 1855 году. (Примеч. авт.)]
Элиоту нравилось любоваться дремлющим городом. Ночь набрасывала на корыстолюбивый и суетливый мегаполис пелену умиротворения и тишины. Под ее покровом всё в мире казалось прекрасным в свете луны и звезд. Ночь была исцелением для его болящей души.
Каждый раз, когда Элиот смотрел на далекий месяц, в его душе зарождалось теплое чувство надежды, и он ощущал каждой клеточкой тела, что где-то под этим бескрайним ночным небом находится та самая девушка, что жила в его воображении. Была ли она фантазией или призрачным воспоминанием из забытого прошлого – он не знал. Но ее образ не шел у него из головы, и он верил, что она где-то рядом. Может, в одном из манхэттенских небоскребов или на Статен-Айленде, в Бронксе, Куинсе, или их разделяет только бруклинский Проспект-парк.
Так размышлял Элиот, когда седой старик месяц внезапно раздвоился и поплыл перед глазами. Элиот ощутил едкий трупный запах. Глаза закатились за веки, обнажая белоснежную склеру. Тело окаменело. Угасающий рассудок, казалось, был заперт в саркофаге неподвижной плоти. Элиот не мог пошевелить конечностями, они словно налились свинцом, были чем-то инородным. Сознание окончательно улетучилось, и Элиот повалился на решетчатый железный пол пожарной площадки, выронив из рук книгу и бутылку бурбона. Стеклянный сосуд покатился вниз, звеня, ударяясь о ступени металлической лестницы, пока не достиг земли и наконец не разбился. Нейроны головного мозга разом взбунтовались и вызвали судороги по всему телу.
3 сентября 2022
Суббота
Эпилептический приступ длился три минуты.
Одной из основных причин, почему Элиот и большинство других пользователей воидов соглашались внедрить под кожу инородный предмет, было то, что умный помощник отслеживал приближение приступа многих хронических заболеваний и заранее уведомлял о нем носителя. Ни эпилепсия, ни астма, и никакая другая болезнь, проявляющаяся в виде внезапных приступов, уже не представлялась страшной в силу того, что припадки стали предсказуемыми, их можно было своевременно предупредить или подготовиться к ним. Более того, если носитель вовремя не отключал экстренный сигнал, умный помощник делал вывод, что у владельца начался приступ, и тогда часы звонили сначала по указанному доверительному номеру, а затем в ближайшее отделение больницы. Но в тот полуночный час сеньора Гарсия, старушка-мексиканка, соседка Элиота по лестничной площадке, указанная им в качестве доверительного лица, не получила звонка. То, что Элиот отключил умные часы, было с его стороны халатностью по отношению к здоровью.
Во время припадка эпилепсии мужчина пережил галлюцинацию. Он наблюдал видение, в котором стоял у сцены офф-бродвейского театра[5 - Вне Бродвея (англ.) – сценические площадки в Нью-Йорке с вместимостью от 100 до 499 посетителей.]. В качестве декораций выступало полотно с изображением картины Уильяма Блейка «Число зверя есть 666».
На сцене разворачивалось действо.
Дышу, грудь ядом наполняется,
А «метка зверя» на руке кольцом.
Запястие мое сжимается
Сиим неумолимым палачом.
Грядет эсхатон,
Земля сотрясается,
Небо налилось свинцом.
Конец приближается,
Конец приближается!
Успей примириться с Отцом.
Эти строки в лихорадочном порыве выкрикивала с подмостков молодая девушка с мягкими симметричными чертами лица и фарфоровой кожей. Каштановые короткие пряди были забраны за розовые ушки. Такие прелестные, они напоминали перламутровые ракушки, найденные на морском берегу.
Раздался оглушающий трубный глас. Среди медного рокота послышалось цоканье копыт. Девушка ахнула в неподдельном испуге и упала на колени, закрыв руками лицо. В тот миг Элиот заметил, что правое запястье девушки было сморщено шрамом от ожога.
Гул усилился. Шторы, окаймляющие сцену, затрепетали. Видение оборвалось.
Конвульсии прекратились, выпустив тело мужчины из неумолимого капкана. Долго он пролежал на решетчатом полу пожарной площадки, боясь пошевелиться. Каждая мышца изнемогала. Элиот не вставал до тех пор, пока не содрогнулся вновь, но уже не в припадке, а от холода. Он влез обратно в теплую комнату и затворил окно.
Мужчина отыскал «дневник болезни». Элиот был вынужден каждую неделю посещать психотерапевта с тех пор, как у него диагностировали генерализованную амнезию и симптомы обсессивно-компульсивного расстройства. В детстве родители были излишне требовательны к нему, вследствие чего он и сам стал строг к себе. Но после потери памяти эта «строгость» и любовь к порядку переросли во вполне очевидный невроз. Тревога за свою жизнь стала неизменным его спутником, и Элиота постоянно тянуло мыть руки и проверять, выключены ли конфорки плиты. Утратив часть воспоминаний, он ощутил, будто ничего не контролирует в своей жизни, и это чувство дало толчок к еще большему желанию всё держать под контролем.
Первым поручением психотерапевта было завести тетрадь, в которой Элиот должен был описывать течение болезни, фиксировать подвижки или проявления обсессивно-компульсивного расстройства, в ней же он вел счет преследовавшим его пятеркам, тройкам и единицам.
«Если ваше сознание так упрямо, нам нужно достучаться до подсознания», – говорила Мишель Кинг, психотерапевт. Она использовала все известные ей приемы, чтобы помочь Элиоту избавиться от навязчивых мыслей и выудить из него воспоминания о потерянном отрезке жизни. Также она настойчиво просила мужчину сразу после пробуждения записывать всё приснившееся в дневник. Женщина была убеждена, что это помогло бы отыскать что-то связанное с забытым прошлым. Но Элиот не видел снов или, по крайней мере, не запоминал их. Если какие-то картины и тревожили его ночью, они таяли с первыми лучами солнца, не оставив в памяти следа. Теперь он обнаружил другую ниточку, ведущую в царство подсознания, – галлюцинации во время эпилептических приступов.
Худощавой, подрагивающей рукой Элиот зафиксировал в тетради строчки стихотворения, а после распластался на матрасе и потихоньку стал проваливаться в беспамятный сон. Сознание угасало постепенно, как свет в комнате с кучей ламп, которые тушились невидимой рукой, один за другим опускающей рубильники. Мужчина не хотел больше ни о чем думать, да и не мог. После приступа мысли стали бессвязными, как речь младенца.
Мишель однажды высказала предположение, что потерей памяти мог послужить сильный эпилептический припадок. Такое уже бывало с Элиотом. Первый приступ эпилепсии случился у Элиота в двадцать три года. Тогда он еще жил в Уильямсбурге, ему подняли жалование, и он купил свою первую машину – Testa модели Икс. Приступ застиг его за рулем. Было начало декабря, шел дождь, асфальт был скользким, и Элиот с усиленным вниманием вглядывался в дорогу, как вдруг его мозг словно вспыхнул, в голове разверзлась пропасть, и сознание в нее провалилось. Судорога схватила тело в тиски. А затем он очнулся на больничной койке с гематомами и перемолами. Он помнил лишь желтый свет придорожных фонарей и как дождь рябил на лобовом стекле, а дворники резво кидались из стороны в сторону, смахивая капли. Подслушав разговор медсестер, он узнал, что в автокатастрофе, виновником которой он стал, пострадало еще двое: женщина и мужчина. К ответственности он не был призван, так как то был очевидный несчастный случай, но прав лишился и с тех пор пользовался общественным транспортом.
***
Утро подкралось неожиданно, вырвав Элиота из забытья раздражающей трелью телефона. На дисплее высветилось имя: Бен Уоллес. Нехотя, неторопливо Элиот провел пальцем по экрану, принимая звонок.
– Чего так рано? – проворчал он.
– Ты в курсе, который час?
Элиот промолчал.
– Куда тебе! Часы-то отключены. Я сначала звонил на них.
– А, да, – Элиот вспомнил, что отключил воиды давеча вечером. Именно поэтому он не услышал сигнала будильника и спал, когда за окном уже давно плясали солнечные лучи. – Так чего ты хотел? – сердито брякнул он.
После приступа падучей у Элиота обыкновенно появлялись приливы гневливости и он становился раздражителен.
– Пригласить тебя завтра к себе на ужин.
– Какой повод?
– Завтра к нам приезжает сестра Софи, Агнес. Хочу вас познакомить.
– Ты снова переквалифицировался в сваху? – ядовито процедил Элиот.
– Дело тут не столько в сводничестве, сколько в грядущей конференции. Агнес работала в головном офисе VOID в Калифорнии на протяжении года и теперь вернулась в Нью-Йорк. Она могла бы рассказать что-нибудь, что могло бы оказаться полезным.
– О какой конференции речь? – недоумевал Элиот.
– Гудмен должен был отправить тебе файл. Загляни в почтовый ящик.
Не кладя трубки, Элиот включил часы. На экране возникло звездное небо, а на нем начерталось «VOID». Само слово означало «вакуум» или «пустота», однако заглавные буквы, скорее всего, скрывали в себе аббревиатуру. Механический голос продекламировал: «VOID. Expanding the scopes of reality[6 - Расширяя границы реального (англ.).]». Когда девайс наконец включился, искусственный женский голос заговорил:
– Добрый день, мистер Мармел! Вот, что произошло, пока вы были отключены. Уведомление первое: вчера, в 22:13, вам пришло новое сообщение от Сергея Гудмена. Проверьте почту. Уведомление второе: Бен Уоллес трижды пытался вам дозвониться. Сегодня в 12:03, 12:05 и 12:11. Напоминание первое: сегодня в 15:00 вы записаны на прием к Мишель Кинг.
Мужчина ткнул пальцем в иконку белого конверта, окаймленного красной полосой. Открылся почтовый ящик. Во входящих сообщениях подсвечивалось непрочитанное письмо.
– Ну, прочел? – нетерпеливо спросил Бен.
Элиот вскользь пробежался по строчкам извещения, пытаясь уловить смысл.
– Да, – ответил он.
– Это только общая информация, – продолжал Бен, – подробнее нам расскажут на собрании в понедельник. Но ты уже должен быть в курсе.
– В котором часу мне быть у тебя? – спросил Элиот.
– В шесть.
Мужчина нажал кнопку голосового ввода.
– Завтра в 18:00 ужин у Бена Уоллеса, – повторил он, чтобы часы зафиксировали напоминание.
***
– Один макиато для Элиота! – подозвал звонкий голосок Бекки. На ней висел зеленый фартучек с сиреной на груди. Она приветливо улыбалась, оголяя маленькие ровные зубки, и протягивала мужчине белый бумажный стаканчик.
До приема у психотерапевта оставалось полтора часа. Элиот решил употребить время с пользой и поработать в ближайшей к дому кофейне. Взяв ароматный напиток, который приятно теплился в ладони, он сел за стол. Ему предстояло подготовить новую статью для ежемесячника, в котором он писал на тему информационных технологий. Черновик нужно было сдать на рассмотрение редактору уже в понедельник, а Элиот еще не придумал темы. В прошлом месяце предметом его изысканий была «Технологическая сингулярность, как потенциальная причина вымирания человечества», а до этого он написал статью под заголовком «Сходство программирования и поэзии».
Элиот еще не совсем оправился после недавнего припадка. Он ощущал вялость в теле и пребывал в унылом расположении духа. Голова была тяжелой, а обрывки мыслей кружились вихрем, словно подброшенные в воздух конфетти, и никак не хотели связаться воедино.
На столе перед ним было разложено несколько журналов. Его внимание привлек Bloomdale Businessweek, деловой еженедельник, на обложке которого была напечатана фотография человека в безупречном сером, под стать цвету глаз, костюме. Под белоснежным воротником был повязан кричащий красный галстук, демонстрирующий властный настрой его владельца. Лицо мужчины выражало сдержанность, спокойствие и какую-то отчужденность.
Что-то зажужжало в голове Элиота, словно в проводах, соединяющих мозговые нейроны, произошло замыкание. Предпринимателя с обложки он видел впервые, но помнил его. В непроглядной тьме забытого года просиял еще один любопытный персонаж. «Интервью с Маршалом Макналти, основателем компании VOID», – гласил текст под снимком.
Элиот сделал глоток макиато и принялся листать журнал, пока не обнаружил интересующую страницу.
На прошлой неделе репортеру Bloomdale Businessweek удалось взять интервью у самого немногословного и, не побоюсь этого слова, скрытного предпринимателя современности. Маршал Макналти, тридцати семи летний бизнесмен и основатель компании VOID, – личность, интересующая многих, ведь доверяя его изобретению, мы соглашаемся вводить себе под кожу инородный предмет. До сегодняшнего дня публике ничего не было известно об этом человеке, ведь мужчина отказывался от любых бесед с прессой. Снимок, предоставленный на обложке журнала, – единственный доступный в сети портрет основателя компании. Мистер Макналти избегает фотожурналистов. У него нет профилей ни в одной из существующих социальных сетей.
– Мистер Макналти, почему на вашей визитке не обозначено никаких средств связи? – спросил наш репортер.
– Потому что таковых нет. У меня нет ни телефона, ни почтового ящика. Со мной можно связаться только через моего посредника и только по моей собственной инициативе. Если у вас оказалась визитка с моим именем, скорее всего, мой секретарь наладит с вами контакт в течение следующих двадцати четырех часов.
– Это правда, что договор на работу в вашей компании заключается только на год и никто из ваших сотрудников не задерживался на больший срок?
– Главный принцип VOID – конфиденциальность. Я вынашиваю долгосрочные инновационные проекты и не планирую всецело кого-то в них посвящать. По крайней мере, в ближайшее время, – добавил Маршал, слегка понизив голос и как бы задумавшись, – поэтому мои сотрудники работают со мной не более года и владеют лишь обрывочной информацией о моих планах, из которой сложно вывести общую картину моих проектов.
– К чему такая секретность, мистер Макналти? Вы занимаетесь чем-то незаконным? – добродушно пошутил наш репортер.
– С законом у меня всё в порядке, – на полном серьезе ответил создатель воидов. – Я лишь хочу защитить свои идеи от плагиата со стороны конкурентов.
– Почему вы не пользуетесь мессенджерами или почтой?
– Я предпочитаю вербальное общение. Сеть – это пространство, из которого ничто не исчезает бесследно.
– Полагаю, по той же причине вас нет ни в одной социальной сети?
– Я не понимаю, к чему они мне. Я не хочу выставлять свои мысли или свою жизнь на всеобщее обозрение. Я недоумеваю, почему многие так в этом нуждаются. Я не желаю, чтобы кто-то лез ко мне в голову. Я не нуждаюсь ни в одобрении, ни в критике, ни в признании моего мировоззрения со стороны. Я не хочу, чтобы кто-то препарировал мой внутренний мир. Я молча меняю окружающий мир своими изобретениями. VOID – не просто производитель часов. У нас в запасе множество куда более грандиозных задумок, и скоро мы удивим вас.
«Любопытная личность этот Маршал Макналти», – заключил Элиот, дочитав интервью. – «Почему его лицо пробуждает во мне какое-то смутное воспоминание?»
Он достал дневник болезни и записал:
3 сентября. Наткнулся на фото Маршала Макналти в журнале. Его лицо кажется мне знакомым.
«Мог ли я встречаться с ним в период с 11 августа 2021 по 22 июля 2022?» – продолжал размышлять Элиот. – «Как могло произойти это знакомство? Случайно пересечься с таким затворником невозможно. Стало быть, он сам связался со мной. Но зачем бы ему это понадобилось? Если его секретарь действительно контактировал со мной, у меня должна быть визитка».
Элиот полез в карман за портмоне, но, с трудом выудив, уронил его. Бубня ругательства, мужчина наклонился, но поднимаясь, ударился затылком о столешницу. Тем самым он потревожил стоящий на столе кофе и пролил его. Элиот чертыхнулся. Белая футболка была в коричневых пятнах. Мужчина с досадой поглядел на запачканное одеяние. Уже нужно было отправляться на прием, так что времени возвращаться домой не было. Он подошел к Бекки за помощью.
– Я немного запачкался, – он развел руками.
Бекки рассмеялась и дала ему черную футболку с зеленым логотипом, изображающим сирену.
– Сколько с меня?
– Возьмите даром. Как-никак, вы наш постоянный гость, – улыбнулась девушка.
Поблагодарив, Элиот покинул заведение.
***
В 14:53 Элиот был у кабинета Мишель Кинг, дожидаясь, когда его пригласят. В коридоре клиники, на обеих противоположных стенах, на расстоянии трех футов друг от друга висели картины в стиле абстракционизма, призванные увлечь созерцателя своей вычурной неправдоподобностью и помочь абстрагироваться от насущных проблем. Стены были окрашены в мятный цвет, который, как предполагалось, должен был успокаивать, но наводил тоску. Разглядывая копию «Лебедей, отражающихся в слонах» Дали, Элиот хотел бы отвлечься от того, что его волновало. Но это было невозможно, потому что предмет его беспокойства, был благополучно забыт, хоть и оставил необъяснимое чувство тревоги.
Наконец, в пять минут четвертого, из кабинета миссис Кинг вышла заплаканная женщина. Она каждую субботу приходила на прием за час до Элиота и всегда выходила со слезами на глазах. Они обменялись неуклюжими приветствиями. О ее психологической проблеме Элиот не знал, да и не интересовался. Элиот не имел привычки лезть в чужую душу и в своей позволял копаться одной только миссис Кинг, и то без охоты. Я не хочу, чтобы кто-то препарировал мой внутренний мир, – вспомнил он слова Маршала Макналти и было вновь полез за портмоне, чтобы посмотреть, не залежалась ли там визитка компании VOID. Но тут дверь кабинета миссис Кинг открылась, и показавшаяся голова психотерапевта пригласила мужчину внутрь.
Кабинет Мишель Кинг выглядел вычурней сюжетов на картинах Дали. На полу во всю площадь комнаты был расстелен ковер преимущественно красного и оранжевого цветов с этническими орнаментами африканских аборигенов. Кушетка для пациентов была заправлена таким же, как и ковер, аляповатым покрывалом. Белые стены едва проглядывали за многочисленными картинами и полками, уставленными книгами и бюстами античных философов, статуэтками древнеегипетских и древнегреческих божеств, а также фигурами будд и синтоистских богов счастья. Два больших, во всю высоту комнаты, окна были завешаны плотными бордовыми шторами. В кабинете был приглушенный свет. Он казался каким-то грязным, потому что исходил от торшера с зеленым абажуром и, смешиваясь с красными элементами декора, висел в воздухе болотно-коричневым туманом. Пестрая и изобилующая множеством диковинных вещиц комната более походила на шатер шамаханской царицы или цыганки-предсказательницы, нежели на кабинет психотерапевта. Каждый раз, попадая в это дикое пространство, Элиот невольно полагал, что сейчас вместо терапевтической беседы, они с Мишель займутся ворожбой. Впрочем, Элиоту было сложно судить о необычности того места, ведь у других психотерапевтов он не бывал. Как бы то ни было, Мишель, женщина с эксцентричными предпочтениями в дизайне, была опытным специалистом психоанализа и гипноза, о чем свидетельствовали дипломы и сертификаты, которых на стенах было более дюжины.
– Решили сменить стиль? – дружелюбно улыбаясь, спросила миссис Кинг, глядя на новую футболку Элиота.
Мишель сидела напротив Элиота в коричневом кожаном кресле. У нее были буйные каштановые кудри с медным отливом и паутинки морщинок возле смеющихся голубых глаз. Женщина уже миновала пол столетия, но еще сохраняла свежесть лица и бодрость духа. Она напоминала Элиоту какую-то актрису, но он не мог вспомнить какую.
– Я сегодня какой-то рассеянный, – признался Элиот. – Проснулся в обед, пролил на себя кофе и пропустил свой электропоезд.
– Вы все равно подоспели вовремя, – заметила психотерапевт.
– Пунктуальность – одно из немногих моих хороших качеств. Было бы обидно ему изменить.
Элиот разместился на кушетке сидя – предварительно поправив покрывало так, чтобы на нем не было ни единой складки, – и облокотился спиной о стену, к которой та была приставлена.
– В вас море приятных качеств! – возразила Мишель.
– Ваши слова продиктованы вашей специальностью или вы действительно так считаете? – съязвил Элиот. – Можете не отвечать, – он махнул рукой. – Если первое, вы солжете.
Женщина только улыбнулась в ответ.
На журнальном столике перед кушеткой в хаотичном порядке были расставлены фигурки слонов из эбенового дерева. Элиот знал, что Мишель намеренно разбросала их перед его приходом, чтобы испытать его. Его тянуло расставить слоников в круг или в ряд, но он сдержался и лишь нервно постукивал пальцем по колену.
– Как ваши компульсии? – осведомилась Мишель.
– Я реже мою руки. Вчера, возвращаясь домой с работы, я держался за поручень электропоезда. Когда вышел из вагона, сразу же полез в рюкзак за антибактериальными салфетками, но отдернул себя и стерпел. Других прогрессий пока нет.
