Суета. Роман в трех частях

– А что разве при нынешнем твоем положении люди не мрут? – он наконец отогрелся и слегка привстал, чтобы полностью осмотреть мэра. – Или хочешь сказать, что жена психопатка – это нормальность? Я к примеру, так не считаю и тебе не советую так ставить свои решения. Это, что получается, если не в огонь, то в иллюзию… К чему все эти театральные постановки?

– Да вот сам не знаю, зачем да почему. Все же должно быть как-то проще, особенно с моими-то деньгами, а тут как будто все в очень странном сне. Говорит мне недавно: «Вам бы Господин почаще ванну принимать», представляешь? Видите ли, ей перестал нравится мой обыденный запах. Да меня некоторые персоны с ног до головы готовы грязного облезать, а она от чистого нос воротит. Нет, нет, тут явно что-то не ладное. Я это, по крайней мере чувствую, – он вытащил ключи из кармана и бросил на стол. – Так я могу на тебя рассчитывать?

– Да, безусловно, – министр тяжело вздохнул, – помогу, чем смогу, – он в последний раз встряхнул пиджак от оставшейся грязи и легонько хлопнул рукой по плечу мэра, забыв про свою недавнюю травму.

– Что у тебя с рукою? – глава заметил его окровавленную ладонь. – Да ты же весь истекаешь, посмотри на себя, – он схватил его руку и принялся внимательно рассматривать рану. – Похоже на порез, – министр хотел было успокоить коллегу, но тот его перебил. – Срочно под воду! – прокричал он. – Светлана! Светлана! – он окинул взглядом второй этаж зала, что виднелся под определенным углом из прихожей. – Где это бестолковая девка?!

– Вы что-то хотели, господин? – послышался робкий голос из зала. Из угла показался милый женский образ, с темными глазами, аккуратным миниатюрным носом и скромной манерой вести диалог.

– Хотел ли я? – мэр с выпученными глазами и окровавленной рукой министра подбежал к девушке. – Ты посмотри на это! – она слегка одёрнулась от крика. – Может у него давно крови не осталось, а ты ходишь не пойми где! В этом доме любят порядок, а таких вот беспризорных тут не держат, запомни это раз и навсегда, а теперь возьми министра и бегом на носочках под воду, помоги ему с этим.

– Добрый вечер, господин, – стеснительно обратилась она к министру, – позвольте вашу руку, – она схватила ее в участках, где не было темно-бордовых сгустков. – Вы где-то порезались?

– Если честно, я сам не имею ни малейшего представления об этом, – ответил он, – мне бы просто руку сполоснуть, – девушка сжала его ладонь крепче, чтобы кровь не просачивалась наружу и повела вдоль длинного коридора в ванную комнату.

– Постойте, – окликнул их мэр. – Как решите вопрос, проходите в зал, господин, – в его голосе чувствовался далеко не один бокал полусладкого. – А вы, Светлана, – он с тоскую взглянул на нее, – вы Светлана, знайте, вы самое ужасное, что когда-либо было в моей жизни, – глава развел руками и тут же растворился в дверном проеме, что отделял прихожую с основным залом.

– Не слушайте его, дорогая. Он просто пьян.

– Да нет же, я понимаю, – она довела министра до конца коридора, где слева стояла комната с душем и ванной. – Я понимаю, что он ненавидит меня. Но к сожалению, изменить что-то я не могу. Просто на просто это не в моих силах, – она дернула ручку двери на себя. – Проходите, господин.

– Ну послушайте, – он снял пиджак, засучил рукава сорочки и наклонился над ванной, что была сделана полностью из мрамора, – с чего вы такое вообще взяли? Где доказательства того, что вас человек ненавидит? – девушка нажала на кнопку возле душа, где мелкими золотыми буквами было высечено «теплая» – в тот же момент забрызгала вода.

– Да какие там доказательства, господин. Все и так видно, – она взяла лейку душа в руки и принялась бережно смывать кровяные подтеки с ладони министра. – Я к этому уже привыкла, поэтому не сильно-то и обращаю на это внимание. Поначалу было трудно, меня в тот момент спасла госпожа, постоянно разговаривала со мною и в какой-то момент ее голос стал для меня превосходным успокоительным… – Светлана отложила лейку, взяла мягкое полотенце белоснежного цвета и аккуратно приложила его к ладони. – А вы, значит у нас господин Коспалов. Мне про вас госпожа рассказывала.

– Что же это она интересно вам нарассказывала? Хотя я и так догадываюсь – человек плохой, ненадёжный, к тому же хам. Вот ее три главных слова, характеризующих мою личность. Обидно конечно, но, как вы сказали – «Изменить что-то я не могу», да и надо ли оно вообще кому, – министр отложил полотенце на маленький столик возле ванны, из ладони больше не сочилась кровь. – Спасибо вам большое, Светлана. Без вас пади и погиб так от истощения.

– Вы так не торопитесь с выводами, министр. Госпожа может и говорила вам такие вещи когда-то в глаза, но это не значит, что в ее мыслях вы именно такой. Скажу вам по секрету – за все время, она не сказала про вас и плохого слова. Разумеется, когда эти самые разговоры были наедине. Даже сегодня, – она вытащила из кармана маленький свёрнутый клочок бумаги и передала министру. – Возьмите – это от нее. Только прошу вас, прочтите от посторонних глаз. Господину такое явно не понравится – разгневается опять.

– Светлана, вы меня поражаете в самое сердце, – он взял клочок бумаги и попытался раскрыть его. – Поймите меня правильно, я не преследую мысли кого-то унизить в этом доме, особенно хозяина.

– Не утруждайтесь с этим, господин, – она убедилась, что с его ладонью все в порядке. – Я, пожалуй, пойду – нужно проследить поваров, а вы как будете готовы проходите за стол. Скоро подадут первые блюда, – она приоткрыла дверь.

– Спасибо вам, – горничная молча кивнула и удалилась по своим делам.

Он нервно развернул листок бумаги. На одной из сторон аккуратным почерком по середине было выведено: «Я все еще вас жду. На третьем этаже». Коспалов быстро скомкал лист обратно и положил в правый карман брюк; посмотрелся в зеркало, отряхнул пиджак и с чувством восторга и трепета отправился из ванны прямиком в зал, через который можно было попасть на другие этажи.

Проблемой оказался хозяин дома, что выжидал министра с бокалом вина, уже почти за накрытым столом.

– А вы куда это пошли, господин министр? – мэр заметил его среди мечущихся из стороны в сторону поваров, которые то и дело выносили из кухни блюда, что были похожи больше на произведения искусства; он привстал со своего места и показал рукой место напротив. – Присаживайтесь. Мы так долго с вами не сидели вместе за одним столом, – Коспалов мастерски спрятавший нарастающую панику принял предложение и уселся за большой стол из белых камней и бирюзовых вставок. – Ну и замечательно. По такому радостному поводу, думаю, нам стоит с вами пригубить. Хотя я мог этого и не говорить, ведь данное событие – неизбежно, – он не громко хихикнул, а после обратился к поварам. – Принесите нам еще одну бутылочку и поживее.

– Строго вы с прислугой, я смотрю.

– А как по-другому с ними еще? Вот ты говоришь, – он сделал небольшую паузу, – вы говорите шофер у вас недостаточно хорош, недовольны им. Это все потому, что своих рабов нужно не слушать и не ставить их на одну линию с собой. Нужно быть в этом вопросе более строже. Это поначалу может показаться странным и в каких-то моментах жестоким, но я вас уверяю, со временем к этому привыкаешь и после, это даже приносит удовольствие.

– Я не понимаю, к чему такие методы. Это же получается абсурдная тирания. Я бы еще понял, если это происходило в другой среде, но, а здесь-то, здесь-то вам с кем что делить? Шофера может я так не принижаю, да и не смог бы, наверное, но я бы и не сказал, что он садится кому-то на шею. У нас с ним обычные деловые отношения, как у директора и разнорабочего в магазине. Я всегда думал о том, что настоящее отходит от некой жестокости, причем как мне кажется, жестокости необоснованной и глупой.

– Ну вот видите, господин Коспалов, вы уже защищаете свою прислугу, хотя буквально минут двадцать назад, вы были готовы испепелить его, стоя у меня на пороге. Как это по-вашему называется? По мне так, это проявление слабости, а не человечности. Запомните – каждый должен знать свое место, – он радостно ударил кулаком по столу. – А вот и вино! – Повар поставил перед ними два пустых бокала и по очереди разлил бутылку. – Вот скажи мне, тебе нравится у меня работать?

– Нравится, господин, – быстро ответил юноша в белом фартуке.

– Вот же, коллега, хоть я бываю и жесток, но я всегда справедлив. Это всем и нравится, ведь так? – повар ежесекундно кивнул, мэр поднялся со стула и приобнял его. – Дорогой мой, как же вы мне все нравитесь, особенно сегодня, – его взгляд переместился на министра, – поэтому вы, господин Коспалов, если и хотите, чтобы к вам ваши же подчиненные относились подобающе, не бойтесь их и не страшитесь жестокости. Ведь, бояться и так запуганного примата, есть самая большая ошибка и есть самая большая глупость. Я говорю истину? – повар кивнул повторно. – Свободен!

– Ну а вы не думали о том, что эти самые ваши «рабы» объединяться и устроят вам бойню. Вы же все-таки доверяете им свой дом, свою еду, в некоторых моментах даже безопасность. Кто в такие случаи может вам что-то гарантировать?

– Я вас умоляю! Бросьте такие монотонные и скучные речи, – он взял бокал в руку. – Поймите, у таких персон, страх преобладает над жизнью. Отсюда их глупость, повиновение… Это значит, что самой личности внутри никакой нет – обычное пустое тело, которое выполняет приказы. И вы думаете, – мэр вновь засмеялся, – что подобного рода «тела» смогут что-то организовать? Для организации нужна голова, а этого к сожалению, у них и нет. Честно признаюсь, я устал об этом говорить – давайте лучше выпьем, – он с нетерпением сделал глоток, а после того, как понял, что мало – выпил бокал залпом и с грохотом упал на стул.

Несколько минут между ними стояла тишина. Порой они лишь переглядывались друг с другом или с поварами, которые, как казалось министру, будут продолжать нести блюда до самого утра. От этих мыслей или мыслей немного иных, под столом затряслась его правая нога.

– Помните, я говорил вам про новости, – разбавил тишину Коспалов, – дело в том, что мне придется покинуть город на неотложный срок.

– Дорогой, вы мой, ну как же так? Хотите сказать, оставите меня без правой руки, во времена краха и внешнего, и внутреннего. Вы не можете этого сделать. Может вам за речи обидно мои? Ну так я приношу глубочайшие извинения за это, хотя и не считаю свои слова для кого-то оскорбительными.

– Послушайте, дело совершенно не касается вас. Оно целиком и полностью связано только со мной и моими мыслями. Трудно такое говорить, конечно, – министр потер запотевшие ладони и с тяжелым грузом вздохнул, – я больше не вижу смысла во всем этом…

– Простите? – с удивлением переспросил мэр. – Что не видите?

– Ну как же, чувство преследует постоянно. Чувство того, будто я не на своем месте и будто просто зашел в приоткрытую дверь, где одни незнакомцы. Понимаете, я перестал понимать суть того, что я делаю. Вся эта чертова политика с ее проектами и автомагистралями довели меня до такого состояния и больше я не желаю всего этого, правда. Уеду за город, построю дом, если получится заведу семью, но это вряд ли конечно… Вы на меня только злобу не таите – я все понимаю прекрасно, – министр приподнялся с дрожью в ногах. – Если сейчас не случится толчка – мы упустим равновесие, начнется война. Я не переживаю за нашу боевую силу, но это же все равно потери и потери в больших количествах и здесь нужен настоящий руководитель – полководец, который не раздумывая примет правильное решение в любой ситуации. Может я устал просто ото всего и мне нужен отдых, но истина в том, что от меня в будущем будет мало пользы. Человек, у которого в голове пустота и отрешенность вряд ли сможет принимать какие-либо адекватные решения на поле боя.

– Успокойтесь, вы так господин – это обычная усталость. Такое бывает со временем, когда полностью отдаешься своему ремеслу. Знаете, мне льстит мысль о том, что мое окружение довольно фанатично подходит к своим обязанностям. Вы молодец, и вы как никто другой заслужили отдых, – он вытащил из кармана пиджака свою курительную трубку. – Жена запрещает мне это делать в доме, но при таком раскладе – грех не покурить.

– Вы может меня неправильно поняли.

– Можешь не волноваться – понял я тебя правильно. Это обычная практика – человеку постоянно чего-то не хватает в жизни, – он закурил трубку и откинулся на спинку большого стула. – Понимаешь, когда человек испытывает подобного рода чувства, он пытается отыскать очаг проблемы и в большинстве случаев начинается все с глупых обвинений в непонимании его миром и заканчивается нелепой самокритикой. А суть в том, что человек не виноват, что он человек. Таким сделала его судьба и это необходимо принять. Он не может без этого, не может без чувства, колющегося внутри. Главный пример – народ. Вспомни, когда мы сделали открытые выборы, они потребовали большего, хотя до этого несколько сотен лет жили и без этого. Мы пошли на уступки – дали свободу слова, а они что? Они опять пришли обратно со своими чертовыми плакатами – свободу полную им мол подавай. Подписали указ, дали часть того, что просили – на некоторое время угомонились и даже преступность понизилась, но человек есть человек… Буквально через год пришли снова с плакатами, говорят: «Нам и этого не хватает». Дали им свободу, на сей раз не только на бумаге и что ты думаешь? Сейчас они пишут про то, что раньше было лучше. Как, объясни это можно понять? Это не поддается законам логики, здесь глупая человеческая натура просыпается – лишь бы вот что-то изменить, разрушить, потом построить, а после сидеть в муках и думать о том, как все плохо, причем винить в этом плохом будут нас. Поэтому то, что происходит с тобой, это банальное желание что-то изменить, тебе приелась данная обстановка и тебе просто нужно отдохнуть, – мэр оглянулся назад. – Жалко окна закрыты – не посмотреть на вид.

– Там все перекрыл туман, – тихо подхватил Коспалов. – Я ведь когда-то любил эту работу. Принимал ее за смысл. Может и вправду все это время оно было не моим.

– Первый раз слышу о тумане… Ну и черт с ним, – мэр долил остатки вина к себе в бокал. – Прости, дорогой, на тебя не хватило, – Коспалов сделал вид, что все нормально, – а вообще работа у нас, хочу сказать, очень даже интересная, – он залпом опустошил бокал. – Ну вспомни банально наши собрания раньше, что ни собрание, то какие-то новости. Помнишь, как сожгли почти все экземпляры запрещенной прозы, а после приказали пепел скормить осужденным в камерах, – на его лице понемногу начала проступать улыбка, – Забавно все же было – интересно. К примеру, сегодня, сижу у себя, подписываю бумаги, вдруг врывается в кабинет какая-то женщина с выпученными глазами, видно, что с небольшими отклонениями, причем как в голове, так и в теле. Еле пролезла в проем – встала передо мной и смотрит. Я стараюсь ее конечно же успокоить, пытаюсь выяснить в чем проблема. Она значит выдыхает и начинает жаловаться, что у нее муж алкоголик, что трое суток не появляется дома – не знает, что делать дальше, к тому же любовь безумная. Спросил ее про работу, она говорит, что не узнавала. И тут я медленно встаю, смотрю в ее глаза и произношу: «Тетя, ваши дяди на работе. Так что идите домой и ждите», сел обратно, ну тут ее уже подхватила охрана, но напоследок она все уже успела со слезами на глазах сказать «спасибо».

– Так ее муж был действительно на работе?

– Да откуда же мне знать, – глава резко убрал курительную трубку в карман, – это вообще не имеет значения. Может он сбежал от нее, что намного вероятнее – такая истеричка, я бы не стал такую терпеть.

– Так в чем тогда смысл твоих слов?

– В том-то и дело, что смысла нет, а она все равно плачет и говорит спасибо. Я свою функцию выполнил? Выполнил. Гражданка осталась довольной. Да, есть вероятность, что где-то под мостом вскоре найдут обмерзшее тело… Но есть и другое развитие: он приходит от любовницы и говорит, что любит эту сумасшедшую женщину…

– Я смотрю вы все о женщинах беседуете, господа, – речь главы прервал женский голос, что исходил со второго этажа. Из-за низкого тембра, этот голос воспринимался, как волшебная сказка со строгим почерком и был довольно сильно узнаваем в кругах министров.

Она вальяжно спустилась вниз, при каждом шаге слегка оголяю ногу из-за новомодного кроя белоснежного платья. Ее миловидный образ словно пронесся мимо министра и остановился рядом с мэром.

– Рад вас видеть вновь, госпожа Лескова, – торжественно произнес Коспалов.

– Не могу сказать того же вам, министр, но с дикой охоткой произнесу «здравствуйте», – она пристально осмотрела зал. – Вы что, курили без меня?

– Да как бы я посмел, дорогая моя, – мэр вскочил со своего стула, как ужаленный поросенок, – Вот, господин Коспалов подтвердит мою невиновность.

– Единственное, что господин Коспалов может подтвердить, так это свою наглость и чрезмерное самолюбие, – Анастасия демонстративно пододвинула стул и села рядом с супругом. – Так значит вы, господа, не нарушали правила нашей небольшой игры? – она взглянула на мэра, тот услужливо помотал головой. – С охотой верю, что вы держите свое слово. А с этими-то что сегодня?

– Повара, дорогая скоро закончат свою смену.

– Меня это не особо волнует, поверь. Мне больше интересен вопрос, когда мы начнем ужинать и к чему у нас на столе столько тарелок и приборов? – почти весь стол был завален фарфором. – Они так издеваются над тобою?

– Я даже как-то и не замечал всего этого. Господин Коспалов, а вы видите весь этот хаос? – тот кивнул. – А вот я получается только заметил, – мэр привстал со стула и потер подбородок. – Что же с этим делать?

– Как что – увольнять, – резко сказала Анастасия. – Надеюсь ты не собираешься это терпеть в своем доме.

– Ну а как увольнять, всех что ли получается? Хотя, о чем это я – разумеется это правильный выход. Вот сейчас только дождусь кого-нибудь из кухни – сразу разнесу всю эту стаю, – как назло поток поваров закончился и дверь кухни не открывалась, из дома будто исчезли все, включая простых горничных. – Сейчас, сейчас. Погодите, сейчас они выйдут и все изменится.

– Да никто не выйдет. Они все там сидят и смеются над тобой. Обставили дурака, да еще каким методом, прямо под носом… Может вы стареете, господин? – с издевкой начала она. – Или может вы всегда были таким?

– А может вам, милая моя, проще будет закрыть рот и молча сидеть, пока я решаю вопрос. Для вас это же просто, вы ведь к этому привыкли.

– Ну и пожалуйста, – она отвернулась от него. – Что я могу сделать для вас, господин Коспалов?

– Знаете, вы конечно простите за мое любопытство, но ходят слухи, что при постройке данной усадьбы, были сконструированы стены. Стены, так сказать, не простые. Я был бы благодарен вам, если вы, как хозяйка этого дома, продемонстрировали столь причудливое изобретение.

– Думаю, это мы можем устроить, – она поднялась и подошла к маленькой тумбочки возле большой рамы, что была наглухо забита. – Это здесь, – Анастасия открыла шкафчик и вытащила из него небольших размеров кнопку. – Подойдите, министр ко мне.

– Я не думал, что это так выглядит.

– Ну знаете, каждый представляет это по-своему, – она протянула руку с кнопкой. – Держите, – он торопливо выхватил аппарат. – Теперь смотрите на стену, что перед вами. Когда будете готовы – задумайте любой понравившейся вам цвет в голове и нажмите на кнопку. Важно, не прекращайте думать об этом цвете ни на секунду. Обычно с первого раза это не получается… Попробуйте.

Коспалов около минуты думал над цветом, а после резко закрыл глаза и нажал на кнопку. Стены поменяли свой вид. От удивления, министр чуть не выронил инструмент из рук.

– Вот же чудеса, – сказал он, – как это вообще возможно?

– Наука, дорогой вы мой, штука сложная, но порой очень забавная. Особенно, когда она направлена на «повеселить», а не на «разрушить». Вы точно думали об этом цвете?

– Не совсем, госпожа. Но подобного рода оттенок так же является моим любимым, – он сделал пару шагов вперед, чтобы получше рассмотреть стену. – Все же такое странно наблюдать. Когда мне про это рассказывали, – он вернул обратно кнопку Анастасии, – я конечно понимал, что это прогресс, но даю честное слово, о таком я и не представлял.

– Вы! – вскрикнул мэр в сторону кухни. – Вы все уволены! Убирайтесь прочь из моего дома! – он взял одну из тарелок со стола и со всей накопившейся злобой швырнул в стену. – Как вы мне все надоели – кучка грязи на асфальте, поколение рабов во времена свободной жизни! Привыкли только обвинять других, на себя же посмотреть – так мы все святые, угодные этой земле, а люди, что из вне – другие, нам жизни портят, да судьбы калечат!

– Дорогой, прошу тебя, не нужно распыляться на все это, – Анастасия предпринимала попытки успокоить своего обезумевшего супруга.

– Я кажется просил тебя закрыть рот! – мэр пнул стоящий рядом с собою стул. – Или что, придумаешь очередную забаву, чтобы выставить меня дураком? Да тебе лишь забавы в жизни побольше, а остальное само как-то решится. Зачем смотреть на весь мрак, зачем пытаться вникнуть в его сущность, когда живется столь сладко. Да твоя жизнь, дорогая, стоит намного меньше, чем все ее окружение, а этого, понимаешь, не должно быть. Чему ты научилась за все это время? Нелепо изображать свою любовь ко мне? Так и это у тебя не получается… – он продолжал бить фарфоровые тарелки, бросая их об стену, одну за одной. – Может мне тоже все наскучило, вон как, Коспалову. Может пора уже принимать решения, не оглядываясь по сторонам на других.

– Так тебе притворства мои не нравятся? – в ее голосе не было ни капли тревоги или волнения. – Если ты прекрасно знаешь о том, что я тебя не люблю, тогда зачем все это нужно было устраивать? Видимо мне тоже пора принимать решения самостоятельно.

– Вот я посмотрю, какие ты решения примешь. Личностью из себя возомнила? Для этого нужно было жить все эти годы иначе. Это не может произойти по щелчку пальца, как ты привыкла!

– По крайней мере, дорогой, я не выплясывала перед тобой, зная о том, что чувств внутри никаких нет совершенно, а вот ты, человек голубых кровей, мужчина – почему-то унижался и терпел. Получается. Безответная любовь? Ну уж прости, что все так вышло… Правда, мне нисколечко не жаль. Ты мне отвратителен и лучше я сгнию, чем пробуду еще день рядом с тобой.

Мэр слегка содрогнулся от услышанного. В какой-то момент он даже стал понимать, что трезвеет и поэтому потянулся за очередной бутылкой под столом, но как оказалось, все давно было уже выпито.

– Я так хочу опрокинуть весь этот стол, но не могу, – он поднял стул и присел, с горьким вздохом, поднеся правую руку ко лбу. Мэр задумчиво уставился в одну точку, на минуту превратив зал в храм спокойствия, после вытащил курительную трубку из кармана и сказал. – Все это конечно хорошо, друзья мои, вот только жить так дальше нельзя.

– Ну а что, по-вашему, нужно делать? – вклинился в разговор слегка опешивший министр.

– По всей видимости, в данной ситуации только одно решение и это самое решение в какой-то момент успокаивает. Нужно все менять. Абсолютно! И дом, и жену, и окружение, может даже имя. Просто понимаете, у меня такое чувство, что в настоящем я забрел в тупик. Логичнее, что вернуться назад намного лучше, чем безответно биться в стену и ожидать, пока кто-то там что-то сделает. По крайней мере, для себя, я понял уже давно, что вот эти игрища в сомнительные ожидания ничем хорошим не заканчиваются. Да сглупил, ибо когда-то полюбил и просто на просто хотел, чтобы этот человек был рядом и испытывал тоже самое. Сейчас это и любовью-то назвать трудно, так, привычка. Мне самому порой тошно от этого, а что делать? Как жить дальше, если ты понимаешь, что человек, который для тебя олицетворяет жизнь, существует иначе. Будто встретились два человека, которые друг другу не доверяют и не будут доверять ни при каких обстоятельствах. Самое страшное, так это следовать за таким и принимать это, как счастье. Представляете? Решил избавиться от одиноких ночей и радуешься дням в одиночестве. Забавно.

– Мне кажется, нам всем, стоит начать принимать решения, – сказал решительно Коспалов. – К примеру, я – мне все надоело, я это и говорю. Пока я не придумал, как от этого избавиться, но я хоть что-то делаю – покидаю должность.

– Вы увольняетесь, министр? – тревожно спросила Анастасия. – Но как же вы… Хотя, наверное, не важно. Вы меня убили.

– Он бежит не от усталости, а от того, что скоро начнется война, – засмеялся мэр. – Вот тебе и министр, вот тебе и друг. Наверное, из-за таких слагают романы, те, что повествуют о чести и мужестве.

– А что здесь такого особенного? Может я погибать не хочу, может у меня есть еще планы на эту жизнь. Вы-то не пропадете, убежите в бункера прятаться, когда наверху будут сжигать все дотла. А я уж простите в окопе против этих бледнокожих помирать не собираюсь.

– Вот именно это нас отличает с тобою, мой друг. Ты боишься потерять этот мир, а я не боюсь, я принимаю. Такие персоны для войны – сущие проблемы. Несколько минут и смерть в муках, может даже от собственного оружия… Да, все как-то не так должно было сегодня пройти. Я не должен был этого делать, вы не должны были этого говорить… а теперь, когда все произошло, мы будто стали чужими. Может это и было, только мы не замечали или не хотели замечать, – мэр вскарабкался на стол и прокричал. – Я видел свое отражение в зеркале, и оно мне было по нраву, а сейчас почему-то там другой человек! – после этих слов, его тело моментально рухнуло на пол, оставив после себя осколки от фарфоровых сервизов.