скачать книгу бесплатно
Вдруг ко мне подходит мужчина и протягивает мелочь:
– Вот. Возьмите хотя бы это…
Прелестно! Я отрицательно мотаю головой, начиная смеяться:
– Нет, нет, спасибо! Деньги мне не нужны.
Нет, нужны, конечно, но я – не нищая, а опыт автостопа получаю. Всесторонний. Так что вот.
Мужчина между тем смотрит на табличку «Рязань» и говорит:
– Я в Рязань не еду! До Бронниц и – всё, сворачиваю.
С тоской и надеждой смотрю на трассу:
– Ну… в ту же сторону, верно?
Быстро приняв решение, мужчина говорит:
– Ладно, поехали.
Бодро подхватываю рюкзак и семеню следом за ним, к машине. Он берёт рюкзак, кладёт его в багажник. Кажется, я улыбаюсь до ушей, внутри себя – точно. Проеду ещё чуть-чуть, а там видно будет, лишь бы подальше от Москвы.
– Садитесь назад.
Открываю заднюю дверь машины, забираюсь внутрь. Впереди сидит женщина, а на заднем сидении двое детей: один лежит в автокресле, а второй оказывается милейшей белокурой девочкой с выразительными ясными глазами. Я здороваюсь, аккуратно сажусь сбоку, начинаю громко разговаривать с ними и только потом замечаю, что второй ребёнок спит.
– Это моя сестра, – улыбаясь, замечает девочка. – А не «ребёнок».
Ой. Убавляю громкость. Действительно… Сестра девочки оказывается такой же светленькой и очаровательной. Обе – белокурые милейшие создания.
Мы едем, разговариваю тише.
Андрей и Кристина, так зовут моих замечательных спасителей, спрашивают про автостоп, не забывая задать классический вопрос: «А не страшно?». Сознаюсь, что «страшно», но аргументов опять не хватает.
Здесь хорошо – чистейшая атмосфера благополучной семьи, и я в этой среде отдыхаю душой: мне даже кажется, что мы сможем уехать от тучи. Весело и спокойно болтаем с девочкой сзади, и иногда я отвечаю на вопросы её родителей. Историй у меня пока мало – так же, как и километров.
…Бронницы начинают маячить на горизонте слишком быстро: время всегда летит стрелой, если попутчики хорошие. Назревающие сумерки за окном неумолимо трансформируются в ночь. Вот и развязка.
Андрей останавливает машину на полосатом островке безопасности, нарисованном на дороге, и мы с ним выходим. Достаёт рюкзак. Бесконечно благодарная, впрягаюсь в лямки, прижав к себе картонную «Рязань»; прощаемся. Андрей, махнув рукой, садится обратно в машину. Жду, пока машина уедет; потом перейду дорогу, и «буду решать проблемы по мере их поступления», как любила говаривать моя свекровь. Однако машина не уезжает.
Спустя полминуты из неё выходит Кристина и говорит:
– Мы не можем Вас тут так оставить. Садитесь. Переночуете у нас.
Что? Не верю своему счастью!
– Соглашайся уже! – вопит Джая в голове, потому что я постоянно отказываюсь от помощи, даже если она искренняя.
– О, я согласна, спасибо! – киваю головой.
– В кои-то веки… – говорит Джая, закатив по обыкновению глаза.
Андрей в это время открывает багажник и забирает мой рюкзак, и я сажусь в машину, с наслаждением погружаясь обратно в это светлое тёплое пространство.
…В пригородном доме оказывается так же светло, несмотря на навалившуюся за окном ночь. Пахнет деревом и уютом. Стены разрисованы весёлыми детскими рисунками.
– Соседские дети помогали нашим, – смеётся Кристина: она занята приготовлением ужина, и по дому распространяется дивный запах домашней еды.
Многократные попытки выведать рецепты разных блюд у меня неизбежно заканчиваются какой-то «кашей-малашей», и остаётся только наслаждаться кулинарными изысками тех гениев, кому это дано.
Пока готовится что-то райское, меня пускают в душ, где текущая тёплая вода смывает все неприятности прошедшего дня. Я люблю и комфорт, и путешествия одинаково сильно, – только совмещать не получается.
…Сижу за столом с тарелкой божественно вкусной еды – это мясо с картошкой и капустой – и не верю в происходящее. Только недавно я опасалась, что навсегда останусь между ограждением и решёткой автостоянки, поетая собаками, и вот: сижу в тёплом доме, наслаждаясь приятной атмосферой домашнего уюта нормальных семейных людей.
Не то, что я.
Кристина спокойно улыбается, Андрей, как уверенный и спокойный папа, руководит дочками. В этой семье царит полное взаимопонимание и гармония, и хочется сидеть тихо, чтобы ничего не испортить. Завидую им обоим, им всем. Наверное, так выглядит Счастье. Счастье – это семья.
Девчонки забираются по лестнице на второй этаж, спать.
Внизу мы ещё какое-то время разговариваем о жизни, путешествиях и медведях, а снаружи резко накатывает мощный дождь, перемежающийся раскатистым громом и завыванием ветра, и от этого в доме становится ещё уютнее.
Ближе к ночи мне выделяют диван – Андрей раскладывает его на всю ширину, несмотря на мои протесты. Сами они уходят спать наверх. Сплю в спальнике, спрятавшись в него с носом, хотя мне изначально хотели дать и постельное бельё тоже. Всю ночь продолжается сильный дождь. Вот бы я сейчас возле трассы-то, да в палатке с «дугой на сопле» ночевала… Чур меня, чур…
Утром я собираюсь, и на прощание Кристина говорит мне:
– Ты не пропадай. Пиши, хоть иногда.
Рассказы о медведях, похоже, впечатляют не только меня.
Андрей отвозит меня обратно на дорогу и уезжает.
…Иду вдоль трассы, машины едут со средней скоростью. Сбоку дороги выделена небольшая полоса, и я пробую голосовать, выставив картонку.
Практика показывает, что важно само её наличие – на ней можно ничего не писать вообще, ведь в большинстве случаев, водители всё равно не видят буквы. Иногда даже притормаживают и вытягивают шею, чтобы разглядеть написанное. Во мне рождается мысль написать универсальную табличку со словом «Туда» и пририсовать стрелку. По-моему, это просто атрибут автостопа.
Рядом тормозит легковая машина, иномарка.
– Я только до Луховиц еду, – отвечает мне водитель – представительный, но грустный мужчина средних лет.
Киваю головой. Здесь позиция для «стопа» не самая шоколадная, так что я согласна. Ехать – не стоять. Солнце ещё высоко, успею поймать кого-нибудь ещё.
Сажусь внутрь, закинув рюкзак назад.
Водитель оказывается журналистом крупной газеты. У него уставший, спокойный, какой-то смирившийся вид. Слава Богу, даже не спросил: «А не страшно?», а то никак не могу придумать, что на это отвечать.
– Я посадил Вас потому, что мне нравятся неординарные люди, – поясняет он.
Удивлённо смотрю на него. Кто тут неординарный? Я? Вот те раз. Путешествовать – это же нормально, он же сам журналист!
– Вы в этом году были на море? – спрашиваю его, не зная, как отвечать.
– Дважды, – отвечает он тем же ровным тоном. – На Японском. И на Чёрном.
Завидую его морям и профессии заодно. Рассказываю про фестиваль и про то, как тяжело выехать из Москвы. Про Алтай молчу, по-прежнему опасаясь «сглазить», так что я, типа, еду в Рязань.
Уже потом нахожу одну из его статей, где оказывается, что полтора года назад он был в Алтайском крае и встречался с губернатором края. С ним они говорили про Михаила Калашникова, создателя знаменитого автомата – «простого алтайского парня», как он сам себя называл. Был Михаил Калашников семнадцатым ребёнком в обычной крестьянской семье.
Кстати, Алтайский край и республика Алтай, – с некоторых пор это два разных региона. И административные центры у них разные: Барнаул и Горно-Алтайск. У меня по географии всегда была тройка, и то – из жалости, так что самое время начать восполнять эти пробелы. По крайней мере, когда я купила метровую по ширине карту России и гордо расстелила её на полу, то была уверена, что озеро Селигер, до которого ехала в прошлом году на велосипеде и в великой усталости, находится не иначе как на середине России.
– Ну, пол-России проехала, стопудово! – гордо восклицала я, ползая по карте и сощурив глаз.
Уверенность моя подкреплялась степенью усталости, больным коленом и количеством пролитого в ходе велопутешествия пота. Но посередине карты оказался Байкал, а озеро Селигер маленькой голубой лужицей нарисовалось в полутора сантиметрах от Питера, да и то после длительного обследования карты с лупой и сморщенным от натуги лицом. Полтора сантиметра? Шутите?
Вот когда я ощутила настоящий культурный шок от осознания величины России – она не просто огромна, – она ошеломительно, оглушительно огромна! Восемь часов полёта, если пытаться пересечь её на самолёте. Восемь!
За разговором быстро доезжаем до города Луховицы, и там я высаживаюсь и вытаскиваю свой рюкзак. Прощаемся.
Эх, клёвый дядька. Не женатый…
…Когда я выбираюсь из одной машины и нужно ловить другую, то всегда устраиваю передышку: мне нужна пауза, чтобы вернуться в себя. В чужой машине приходится подстраиваться под настроение водителя, поддерживать разговор, и это тоже требует определённых усилий. Разговоры забирают энергию, и для её экономии очень полезно иногда помолчать.
Какое-то время иду вдоль дороги, потом ставлю рюкзак в тень от придорожного дерева, а сама плюхаюсь рядом. Даю себе пять минут. День такой солнечный, хороший. Водитель отвёз меня прямо на выезд из города – небывалая удача для автостопщика – и водители здесь едут медленно, осторожно. Обочина широкая, в бутылке есть вода, – что ещё надо для счастья? Ляпотища…
Встаю, голосую: несколько машин проезжают мимо, потом автобус. И вот: одна из легковых машин изрядно проезжает вперёд, а затем сдаёт назад и останавливается рядом со мной, так что мне даже не приходится бежать за ней с рюкзаком. Сую нос в салон через полуоткрытое окно машины, из которой громко орёт музыка, и ей заунывно вторит кот.
– Вам куда? – пытаясь переорать этот содом, кричит радостный водитель.
– Рязань! – так же громко ору я.
– Садитесь!
Рюкзак я кладу назад и там же замечаю переноску.
– Кот? – спрашиваю я так же громко.
– Ага! – подтверждает водитель, кивая. – Он так и будет орать всю дорогу.
– А Вы куда едете? – на всякий случай спрашиваю я.
– В Кузнецк, – отвечает водитель.
Мы оба продолжаем орать, иначе не слышно, потому что музыку он не убавляет. Извлекаю из рюкзака свою карту:
– О! Мне туда и надо!
Он соглашается подвезти меня до Кузнецка, после чего включает музыку ещё громче. Видимо, та громкость, что была, считалась тихой.
Едем. Сознаюсь о своей специальности. Попутно выясняется, что кот – вислоухий шотландец, и я начинаю ором рассказывать про гипертрофическую кардиомиопатию кошек и предрасположенность шотландцев к сердечным болезням. Мол, стрессы для них очень опасны, а громкая музыка – это сильный стресс. Водитель отвечает:
– Да он привык!
Кот меж тем, видимо, на стрессе портит воздух.
– С-с-сука! – весело орёт водитель.
– У него пелёнка-то там есть? – хочу уточнить я.
– Нету!
Бедный кот. Если случится то, о чём я думаю, то весь кот, мотаясь в тесной переноске, рискует оказаться вымазанным сами знаете в чём. Водитель, видимо, думает о том же. Он останавливается, открывает переноску, вытаскивает оттуда худого длинного серого кота и сажает его на обочину дороги, держа за подмышки, словно маленького ребёнка. И ждёт. Мимо с шумом едут машины.
– … Да он так не пойдёт! – предупреждаю я, тоже выйдя из машины.
– Нет? – искренне удивляется мужик.
– Нет. Он же КОТ.
Удивлённый кот задней частью сидит в траве: теперь он обескуражен не только громкой музыкой, но и проносящимися мимо машинами. Как бы не удрал. Подождав ещё немного и убедившись, что ничего не происходит, мужик кладёт кота обратно в переноску. Безвольный кот ничего не предпринимает: послушно втекает задом внутрь корзинки.
Мы едем дальше под аккомпанемент той же громкой музыки: как и коту, мне приходится смириться. Вдруг я слышу песню, которую пели ребята на фестивале: это Ляпис Трубецкой «Я верю».
– Обожаю эту вещь! – кричит мужик.
– Я тоже! – кричу я.
Он врубает музыку ещё громче.
Подпеваем все втроём: мужик, я и кот.
«Я верю в Иисуса Христа,
Я верю в Гаутаму Будду,
Я верю в пророка Мухаммада,
Я верю в Кришну, я верю в Гаруду…»
Кот просто кричит: «Мяу!».
Промахиваем Рязань. Заскочить туда я собиралась, услышав стихотворение одного из, как он сам себя охарактеризовал, «молодых, талантливых, гениальных, изумительных, но очень скромных поэтов». Заунывным голосом, нараспев гениальный, но скромный поэт читал: «А где-е-е-то та-а-ам в Ряза-а-ани… Расту-у-ут цветы-ы-ы с глаза-а-ами»… Потом знающие люди сказали, что не цветы вообще-то, а грибы, и даже есть памятник этим глазастым грибам. И второй причиной моего интереса к Рязани оставался Серёжка, с которым мы переписывались, но, как это часто бывает, оставались знакомы только виртуально.
Серёжка делает в каждом слове по десять ошибок, переставляет буквы местами, сливает слова в одно, заменяет значения непонятно на что и при этом в конце каждого предложения ставит смайлик, означающий философский вид «ну всё же понятно!». Мне было интересно: так ли он говорит в жизни, как пишет в интернете.
– Серёжа, я ничего не понимаю из того, что ты пишешь! – жаловалась, хохоча, я на другой стороне экрана.
На что он отвечал:
