скачать книгу бесплатно
– Погасите свет, – крикнул кто-то. Тайхман отбросил фонарик ногой. Ему вдруг показалось, что он оглох; он знал, что мужчина рядом с ним по-прежнему выкрикивает имя женщины, но почему-то не слышал этого. В ушах его громко стучало, как будто кто-то огромной палкой колотил по барабанной перепонке, стараясь пробить ее.
Когда появились двое мужчин, чтобы унести раненую женщину, Тайхман сначала испугался. А потом обрадовался. Он не знал, сколько времени пролежал рядом с ней. Мужчины, быстро перевязав ногу, положили пострадавшую на носилки и задвинули их в машину «Скорой помощи». Они захлопнули дверь, уселись на переднее сиденье и уехали. Когда хлопнула дверца, к Тайхману снова вернулся слух.
Рядом с ним лежал мужчина, кричавший «Гертруда», и глядел на брошенную ногу. Санитары забыли взять ее с собой. Тайхман пнул ее, и она упала в воду. Раздался всплеск, тут мужчина встал, назвал свое имя, которое Тайхман не расслышал, и протянул ему руку.
Тайхману хотелось вытереть запачканные в крови руки о штаны, но мужчина сказал:
– Не волнуйтесь, это моя кровь.
– О, – произнес Тайхман. Больше ничего ему на ум не приходило.
– Это была моя дочь, – пояснил мужчина. – Мой единственный ребенок, понимаете?
Только позже до Тайхмана дошло, что мужчина говорил о своей дочери в прошедшем времени. Пока он раздумывал, умрет женщина или нет, – а ему казалось, что она все-таки выживет, – рядом с ними остановился легковой автомобиль. Из него вышел человек в форме.
– Здесь что-то произошло? – спросил он.
Тайхман не ответил. Вопрос показался ему таким глупым, что он чуть было не вытер окровавленные пальцы о лицо военного.
– Здесь кровь, – произнес тот и нахмурился. – И много крови, правда?
«Жаль, что я выбросил в море оторванную ногу», – подумал Тайхман.
– Что случилось? Здесь кого-то убили?
В эту минуту вернулся человек, которому принадлежал фонарик.
– Где мой фонарь?
Он лежал в луже крови. Человек поднял его.
– Там ее туфля.
Тайхман поднял туфлю и засунул в карман куртки.
– Я хочу знать, кого здесь убили? – резким голосом спросил человек в форме.
– Вон там ее отец, – ответил Тайхман.
Человек в форме сел в машину. Шофер завел мотор, но он снова вышел из нее и сказал:
– Мы должны стиснуть зубы, товарищи, мы…
– Что вы сказали? – спросил Тайхман, который ничего не понял.
– Выключи мотор. Надо беречь бензин, – велел шоферу военный, а потом повернулся к Тайхману: – Мы воюем и должны стиснуть зубы. Но мы победим.
Он забрался в машину и уселся рядом с шофером. Когда мотор снова заработал, он крикнул:
– Бог покарает Англию!
Человек с фонарем выкрикнул в ответ:
– Хайль Гитлер! – а Тайхману сказал: – Смотри-ка, чиновник, а интересуется жизнью народа.
– Может, и интересуется, – согласился Тайхман, – но он сэкономил бы гораздо больше бензина, если бы не велел глушить мотор. На холостых оборотах он потребляет меньше горючего, чем когда его заводят.
– Завидую крепости ваших нервов.
– Почему?
– Ну, знаете ли… Впрочем, хайль Гитлер!
Вернувшись на «Милуоки», Тайхман спросил ночного стюарда, можно ли принять ванну.
– Разумеется, можно, – ответил тот.
Стюард провел его на палубу А, где располагались каюты первого класса с ванными, и сказал:
– Оставьте вашу одежду здесь. Я пришлю китайца, и он ее почистит, пока вы будете мыться.
– Отлично, – кивнул Тайхман. – Можете передать ему, чтобы не торопился, – я просижу в ванне не меньше часа.
Тайхман открыл горячую воду. Ванна была сделана из зеленого кафеля, да и вся комната была выдержана в зеленых тонах – это ему понравилось. Сначала он смыл кровь с рук, потом разделся и оставил одежду в каюте.
Полчаса Тайхман нежился в горячей воде. Ему очень понравилось – такого он еще никогда не испытывал. На лбу у него выступили капельки пота, а чистая горячая вода возвратила силу и покой. Душистое мыло пахло каким-то экзотическим цветком, и, прежде чем намылиться, он размял его в руках, словно это был пластилин. Затем он тщательно намыливался, пока все его тело не покрылось густой, похожей на хлопья пеной, и лег в воду. Спустя некоторое время вытащил затычку и собирался уже включить душ, как обнаружил коробочку с ароматическими солями. Тайхман снова наполнил ванну водой, высыпал туда соль и снова залег. Потом он выпустил воду и принял душ, чередуя холодную и горячую струи. В самом конце он включил одну холодную и простоял под ней несколько минут.
Открыв дверь в каюту, Тайхман увидел, что китаец поставил туфельку раненой женщины рядом со свежевычищенными ботинками. Он понимающе улыбнулся, но не успел Тайхман открыть рот, как его желтое лицо исчезло. Тогда Тайхман распахнул иллюминатор и выбросил туфельку в море.
Его одежда была вычищена, а на брюках заутюжена складка. Он положил на стол десять марок, и, присоединившись к своим товарищам в баре, стал накачиваться алкоголем.
От выпивки ему стало легче. Он пил с таким чувством, будто попал в передрягу и сумел выжить. Так и надо воспринимать все события, втихомолку философствовал он. Только так и выживешь на войне. Потом он закурил сигару и, хотя его подташнивало, докурил ее до конца.
– Эй, парень, – сказал ему кто-то. – Чего это ты там фыркаешь? Уже соскучился по мамочке?
– Нет, это от дыма.
В Штральзунде их приняли не особенно любезно.
У ворот вокзала новобранцев встретили сержанты из училища, которые велели им построиться в колонну. Они прошли через город строевым шагом, с вещевыми мешками за спиной. Жара стояла невыносимая. Хейне хотел было взять такси, но сержант запретил, заявив, что он пришел на флот, а не в Армию спасения. Хейне предложил ему проехаться вместе с ними в такси, но и это не помогло. Пришлось идти пешком. «Теперь им осталось только заставить нас петь», – подумал Тайхман, но до этого дело не дошло – сержанты следили только за тем, чтобы новобранцы не сбивались с ноги. Тем временем стало известно, что училище находится не в Штральзунде, а в Денхольме.
Денхольм – это заросший травой песчаный остров, на котором располагались казармы, столовая, несколько спортзалов и арсенал да росло несколько деревьев и кустов. Больше здесь ничего не было. По утрам сюда приезжала группа женщин в шерстяных чулках или с босыми ногами. Они работали на кухне, а после обеда возвращались к себе домой в Штральзунд. Новобранцы скоро выяснили, что все они замужем.
Первые недели, пока роты только формировались, жизнь была еще относительно сносной. Новобранцам не позволялось покидать остров, но они могли купаться и ходить под парусом на тендерах, стоявших в бухте.
На четвертый день Тайхман попал в переплет. Его тендер сделал неожиданный поворот и заехал в рыбачью сеть, потом его чуть было не протаранил ял.
– Катались бы лучше в своей ванне, придурки! – заорал Тайхман на его пассажиров. Две неудачи подряд привели его в ярость. Ял, по его мнению, должен был отвернуть, поскольку шел слева.
На следующий день новобранцам запретили ходить на тендерах. Тайхмана вызвали к дивизионному адъютанту, и тот сообщил ему, что за рулем яла сидела жена командира порта, которая запомнила номер его лодки. Оскорбленная словом «придурки», она требовала, чтобы Тайхман извинился перед ней в письменном виде. Он заявил, что не знал, что на борту яла были женщины. Но ему не помог даже довод о том, что они были плоскогрудые, и в одежде для парусных гонок их невозможно было отличить от мужчин. Адъютант настаивал, чтобы Тайхман извинился. Покаянное письмо, содержавшее фразу «так что ваше мальчишеское телосложение ввело меня в заблуждение», помог ему написать Хейне.
Когда были набраны четыре роты, началась учеба. Тайхман, Штолленберг и Бюлов попали в первый взвод второй роты, а Хейне – в четвертый. Они оказались в одной роте только потому, что приехали в Денхольм одними из первых.
Хейне первым из роты попал на заметку к начальству. Капрал, выдававший обмундирование, бросил ему форменку, которая с трудом на него налезла, брюки, штанины которых волочились по земле, и изношенный джемпер, крича при каждом броске: «Годится!» Хейне тут же швырял ему вещи назад, приговаривая при этом: «Не годится!» Он произносил эти слова с невозмутимым спокойствием, словно так и полагалось поступать в подобном случае. Капрал взревел. Это был кадровый моряк, для которого Хейне был всего лишь куском дерьма, и он считал, что это дает ему право на него орать.
Хейне сказал:
– Что вы злитесь? Заберите это барахло, а мне выдайте нормальную одежду.
В ответ на это капрал обозвал Хейне щенком.
– Если вы не заткнетесь, я съезжу вам по морде, – заявил Хейне. Угроза прозвучала внушительно, но оказалась совершенно не к месту, да еще была произнесена так громко, что ее услышал сержант, руководивший выдачей обмундирования.
– Сообщите мне вашу фамилию, – потребовал он. – Я доложу о вашем поведении командиру.
В субботу в десять часов утра Хейне отправился к командиру роты.
В это время в училище всегда устраивалась большая приборка. Новобранцы облачались в старье, надевали матросские шапочки и полотняные туфли, и Хейне в таком наряде ровно в десять часов явился в канцелярию. Увидев его, капрал роты спросил:
– Что ты здесь делаешь?
– Явился к командиру роты для получения взыскания.
– А, так это ты тот самый шутник, который устроил скандал во время выдачи обмундирования? Ты что, собираешься предстать перед командиром роты в этом тряпье? У тебя, наверное, с головой не в порядке. – Капрал глубоко вздохнул. – Дуй, пока не поздно, в казарму и надевай форму. Пулей лети.
Хейне сбегал в казарму и вернулся в сером стальном шлеме и с винтовкой за плечами.
– Всемогущий Боже! – вскричал капрал. – Зачем ты приволок сюда это железо?
– Я думал, так полагается…
– Пусть думают лошади, у них головы побольше наших. Оставь этот дрын за дверью.
Капрал вошел в канцелярию, и Хейне услышал, как он сказал старшему сержанту:
– Там пришел курсант, который заставляет нашего командира ждать.
Хейне удлинил ремень винтовки и повесил ее на крючок на двери канцелярии. Потом постучался и осторожно открыл дверь. Внутри он увидел капрала, старшего сержанта, командира своего взвода и офицера с двумя звездочками на погонах. Наверное, это и есть командир роты, подумал он. Ротный только в пятницу вечером вернулся из отпуска, и новобранцы его еще не видели.
Хейне снял свой стальной шлем таким жестом, словно это был цилиндр, слегка поклонился в сторону ротного и сказал:
– Хейне из Гамбурга, к вашим услугам.
В комнате повисла напряженная тишина. Хейне посмотрел на присутствующих и увидел, что капрал отвел глаза, издав легкий стон. Старший сержант мрачно глядел в угол, а командир взвода, переминаясь с ноги на ногу, украдкой поглядывал на ротного.
Ротный улыбнулся. Он ответил Хейне в таком же духе:
– Разрешите и мне представиться – капитан-лейтенант Вегенер, командир вашей роты.
– Рад с вами познакомиться, – произнес Хейне.
– Я тоже очень рад. Должен вам сказать, что за все время моей службы еще ни разу не встречал более штатского человека, чем вы.
Хейне растерялся:
– Сожалею, что вел себя плохо.
– Вовсе нет, – возразил ротный. – Вы вели себя не плохо, а просто совсем не по-военному. Разве вам никто не сказал, в каком виде надо являться к командиру за взысканием?
– Никак нет.
– Ну хорошо, на этот раз я вас отпускаю, но если вы еще раз нарушите дисциплину, то простым разговором со мной не отделаетесь. Понятно?
– Так точно.
Хейне надел шлем, неумело отдал честь и вышел из комнаты с выражением исправного служаки на лице. На радостях, что легко отделался, он слишком сильно хлопнул дверью, и приклад винтовки громко стукнул.
Хейне хотел было в панике убежать, но тут в коридор вышел ротный:
– Разве вы не знаете, что винтовка для солдата – все равно что невеста? А вы собираетесь бежать, бросив ее на произвол судьбы.
Хейне поколебался, а потом сказал:
– Но ведь я оставляю свою невесту в хороших руках, господин капитан-лейтенант.
Ротный не выдержал и рассмеялся.
Под крючком, на который Хейне повесил винтовку, была прикреплена табличка: «Только для командира роты».
– Со мной, мой друг, вы можете себе позволить такие штучки, но с другими командирами настоятельно советую держать язык за зубами, а то неприятностей не оберешься.
Ротный как в воду глядел. Командир взвода и капрал припомнили Хейне все. Они не смогли забыть, как он представился ротному, а пуще всего их задело то, что он разговаривал с капитан-лейтенантом так, будто их вообще не существовало. Они придирались к нему по малейшему поводу, а повод предоставлялся довольно часто. Хейне стоически переносил все придирки, хотя ему приходилось чаще ползать, чем ходить. Он понимал, что главная причина их неприязни заключалась в том, что он умнее их, но это было слишком слабым утешением.
Тяжелые времена настали и для Тайхмана. В роте он был вторым по росту, и это сильно осложняло ему жизнь во время занятий по физической подготовке. Ему нужно было больше времени, чтобы лечь на пол и встать с него.
– Скоро мы обкорнаем эту жердь, – кричал Райман, капрал первого отделения, заставляя Тайхмана в одиночку маршировать вокруг учебного плаца с винтовкой на плече.
После двенадцати кругов у него язык лежал на плече, а Райман спрашивал:
– Небось думаешь, что к тебе придираются? Или считаешь, будто тебя заездили?
– Так точно, господин капрал, – с улыбочкой отвечал Тайхман. Он всегда улыбался, доводя этим Раймана до белого каления.
– Ошибаешься, друг мой, глубоко ошибаешься. Это тренировка, всего лишь тренировка.
Исключительно ради тренировки они заставляли новобранцев забираться по отвесной стенке, ползать по-пластунски и бегать многокилометровые кроссы в противогазах. Всякий, кто слегка откручивал фильтр, чтобы не задохнуться от своего собственного пота, получал три дня гауптвахты. Только ради тренировки они заставляли отделения взбираться бегом по крутому склону с примкнутыми штыками, а в самом крутом месте командир отделения кричал: «Ложись!» Во время подобных тренировок несколько человек обязательно получали штыковые ранения. После того как пострадавших отправляли в лазарет, старшина Земмлер, командир первого взвода, произносил традиционную речь о качествах, присущих немецким военным в целом и военным морякам в частности, и в каждом предложении не менее двух раз присутствовало слово «стойкость». Он стоял перед взводом, напустив на себя невинный вид, и добрым, сочувствующим тоном произносил:
– Товарищи, я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. За эти три месяца я должен научить вас всему тому, чему в армии учат целый год. Строевая подготовка – очень важное дело, это азбука солдата, его алфавит, так сказать. И всякий, кто думает, что на флоте будет легче, глубоко ошибается. А теперь вернемся к нашим занятиям. Полагаю, что у вас, как у будущих офицеров, достаточно серого вещества в голове, чтобы понять, зачем вам нужна строевая подготовка. Выйдя из стен этого училища, вы станете образцовыми пехотинцами, я бы даже сказал, виртуозами пехотного дела. Можете в этом не сомневаться. Так что, пожалуйста, не усложняйте мне жизнь своим небрежным отношением к оружию.
