Вестник погибели

– Может, вам и спокойнее. Но я буду чувствовать, что кто-то постоянно подсматривает в щель моей туалетной кабинки. Это унизительно.

Клим Кононов помнил этого парня. Его звали Адонис, он приходил навещать Нунцию, когда она ещё не настропалила отца жить отдельно. С тех пор он, казалось, не изменился – в отличие от самого Клима, который обзавёлся небольшим животиком и ранними морщинами.

– К тому же, Клим Алексеевич, у нас, как известно, не бывает ничего более постоянного, чем временное. Вы не хуже моего знаете, что импланты не снимут.

– Для вашей безопасности…

– Я вполне и сам могу о себе позаботиться.

– Понимаю вашу горячность. Чувство уверенности нельзя подменять беспечностью. Многие воспитанники интерната, с которыми вы вместе росли, также были уверены, что им ничего не угрожает. До того, как стали жертвами чудовищного насилия.

Клим понял, что надавил на нужную точку. Адонис поперхнулся тирадой, которая готова была сорваться с его губ, и спросил:

– Вы хотите сказать, это снова началось?

– У меня есть данные, что может начаться в любой момент. Те прискорбные эпизоды, которые имели место в прошлом, могут стать не последними. Сегодня вы и ваши однокашники обладаете куда большими возможностями, чем в тот период, когда вы были детьми… в социальном смысле. У многих это вызывает зависть. Или страх.

– У вас, например, первое или второе?

Клим Кононов изменился в лице. Адонис Кононов встал.

– Я не позволю вставить в меня имплант. Это исключено.

Клим Кононов развёл руками.

– Принято. Это ваш выбор. Но я должен действовать по протоколу. Из него следует, что в случае отказа вы будете помещены в пункт временного размещения, где о вашей безопасности позаботятся профессионалы.

Адонис продолжал стоять по струнке, выдерживая взгляд Клима. Дёрнулась лишь одна жилка на скуле. Клим расстегнул воротник, но это не помогло. Пот градом катился ему за ворот, в ноздрях возник затхлый запах сырости, как будто кабинет находился в тропических зарослях после ливня.

– Кончай свои штучки, – глухо, как будто в сторону, сказал Клим. – Они здесь неуместны.

Адонис вышел, нарочито не притворив дверь. В помещение проникла волна свежего воздуха, и Клим судорожно вдохнул. Сколько ни работай с этим контингентом, к таким сюрпризам нельзя привыкнуть. Ничего, теперь пусть этот душнила творит свои фокусы в ПВР.

– Следующий, – скомандовал Клим Кононов, сверяясь с именем в ячейке базы данных.

Побег

Вход не охранялся, только камеры наблюдения деловито шевелились на тонких ножках, всматриваясь в лица явившихся сюда к полудню Нунции и Тефнут. Пансионат был памятником архитектуры XIX века. Он не всегда служил местом для ухода за сложными пациентами. Вначале, давным-давно, его построили как дом призрения, потом он был какой-то конторой, наконец, его переоборудовали под интернат для детей-сирот. Когда под Вяйняпогой нашли ферму с младенцами, комплекс отдали для того, чтобы разместить спасённых детишек. После того, как их признали биологически совершеннолетними гражданами и позволили покинуть его стены, здание пару лет пустовало, пока ему не нашли новое применение.

Штукатурка на двухметровых кирпичных опорах кое-где облупилась, но ажурная кованая ограда, увенчанная пиками, всё так же чернела из-под листьев декоративного плюща. Эта винтажная преграда первой вставала для каждого из них на пути к свободе – и с лёгкостью преодолевалась, несмотря на запреты. Нунция вспомнила, как Танит, убегая от охранника, зацепилась краем пальто, и, напоровшись на одну из острых пик, разорвала бедро от колена до таза. Ей наложили ужасающий длинный шов, который потом долго не заживал, а она даже не пикнула, несмотря на то, что ей не кололи обезболивающее. Это была её маленькая аномальная способность. Спи спокойно, сестрёнка. Ты ушла одной из первых, ещё до того, как случилась первая массовая расправа. Кто-то не смог смириться с тем, что теперь ему придётся сосуществовать с такими, как ты.

Само двухэтажное здание, построенное в классическом стиле, пряталось в глубине двора. Фасад был из тёмно-красного кирпича, окна тоже были выкрашены красным. Резные деревянные двери парадного входа довольно сильно рассохлись и не использовались, действующий вход был с торца. Над пансионатом, утопавшим в тусклой сентябрьской зелени, довлела тень исполинской штанги жизнеобеспечения, рассчитанной, наверное, на десятки тысяч мобильных квартир. Нунция подняла ладонь козырьком и присмотрелась. Аэротягач как раз уносил отстыковавшееся от штанги жилище. Кто-то переезжал.

Бывший интернат был Нунции первым домом, первым безопасным местом, местом, где она второй раз в жизни встретилась с отцом. Алексей Кононов не сразу решился посетить интернат, в котором содержали спасённых им детей. Но после того как сделал первый визит, стал постоянным гостем. Писал ходатайства, обивал пороги, конфликтовал.

Нунция помнила, как он впервые обратил на неё внимание. Ей было скучно, она буднично листала монографию Джона Уилера «Геоны», делая на полях заметки. Он подошёл к ней, взглянул на обложку, одобрительно кивнул и показал большой палец.

– Впервые вижу девочку, которая предпочитает физику какому-нибудь языкознанию. Тебе правда нравится? Я думал, этим предметом больше интересуются мальчики.

– Дядя Алексей, у вас же есть сын, правильно?

– Да. Его зовут Клим.

– И как, ему больше нравится физика, или языкознание?

– Подловила ты меня! – рассмеялся отец. – Да он у меня вообще не большой любитель учиться. Уроки из-под палки делает.

– Это грустно. Если бы я могла, я бы попробовала с ним позаниматься. Вдруг получится его увлечь.

Отец растерялся и ушёл, неуверенно помахав рукой на прощанье. А вскоре, в один из таких же прекрасных сентябрьских дней в её комнату вместе с заведующим вошли несколько незнакомцев. Они спросили, согласна ли Нунция стать приёмной дочерью Алексея Кононова. Тогда они жили вместе с Реей, Бастет, Ашерой и Танит. «Да, хочу, больше всего на свете! Мы все хотим!» – хотелось ей кричать. Но она сдержалась. Она встретилась взглядом с каждой сестрой и прочитала там одобрение и согласие, пусть с ноткой грусти, пусть с перчинкой зависти – и всё же, раз повезло только ей, они желали ей добра. В тот день она навсегда покинула свою комнату, взяв отца под руку, хоть он поначалу и стеснялся идти так с девицей, ростом с него. Ашеру она больше никогда не видела. Она погибла вечером выпускного, на который Нунция опоздала, так как ждала отца из командировки. Могила Ашеры была слева от входа, у самой ограды, так что первый взгляд падал на табличку с её фото. Красавица, как и все они. Здесь, за оградой интерната, покоились все жертвы фанатиков – кроме одной. Танит была первой погибшей из их группы – и потому единственной, похороненной на обычном кладбище. Тогда ещё не было понятно, что нападение на неё станет только первой ласточкой, и не знали, что место её упокоения ждут непрекращающиеся выходки вандалов и попытки осквернения. Потом-то поставили усиленную ограду, камеры. Но то, что она похоронена не рядом с остальными, неправильно. Нужно бы перенести её прах сюда, к своим.