Вестник погибели

– Частные встречи – это другое, – возразила Тефнут. – Я про более глобальные мероприятия.

– Ты же знаешь, чем это чревато, – вздохнула Нунция. – Это некононично.

– Знаю. Но всё равно горько.

«Конон» – кодекс поведения, которого придерживались инкубаторские Кононовы, был принят не просто так. Он в буквальном смысле был написан кровью. На что способны страх и ненависть фанатиков, они узнали рано. Слишком рано.

Нунция вспомнила, как им позволили – под негласным надзором, конечно – отметить за городом что-то вроде школьного выпускного. Выпускным это мероприятие можно было назвать очень условно, ведь находясь в интернате, они никогда не ходили в обычную школу. Позже, когда их уже признали дееспособными, «биологически совершеннолетними» гражданами, они точно также редко появлялись и в вузах – лишь для галочки, сдать тесты и получить новый учебный план. Тем не менее, им очень хотелось, чтобы было как у всех, как у нормальных людей, чтобы весело и неформально. Им пошли навстречу. В тот вечер на территорию развлекательного комплекса, где они танцевали и радовались жизни, проникли несколько радикально настроенных активистов. Если верить материалам следствия, они были членами экстремистской секты, исповедовавшими веру в то, что спасённые с человеческой фермы дети были «выводком от семени антихриста». Непрошеные гости были вооружены.

В тот вечер семья потеряла двадцать восемь братьев и сестёр. Ещё часть были ранены, но выжили. Увы, не у всех регенерация работала так же хорошо, как, например, у Клио, которая смогла за месяц отрастить себе вместо отстреленной новую кисть руки. Большинству пострадавших потребовалось долгое лечение и реабилитация. Как обычным людям. Погибших похоронили в сквере за стеной инкубатора. На обычном кладбище не решились, из опасений, что могилы будут осквернены.

Второй раз это произошло, когда они решили порадовать отца, сделать ему сюрприз. С бывшей женой и сыном Алексей Кононов жил раздельно. Вскоре после эпопеи с расследованием дела о «человеческой ферме» он вышел на пенсию в статусе советника при координационной группе, в которую входили разные непубличные службы и ведомства. Ему дали квартиру нового типа, мобильную, её стало можно таскать туда-сюда, пристыковывая к исполинским штангам жизнеобеспечения, которые стали массово устанавливать по всей стране. Теперь на службу он уходил реже, в основном, если случалась командировка или вызывали в столицу. Но дома ему не сиделось, он часто пропадал где-то, не отчитываясь перед Нунцией, хотя иногда и брал её с собой, «мир посмотреть». После нескольких неудачных переездов, вместе с Нунцией они выбрали, наконец, побережье Азовского моря. Жили уединённо, сначала на Тамани, неподалёку от древней Германассы и домика, где останавливался Лермонтов по пути на Кавказ, а потом, разочаровавшись в «башенном» стиле жизни, переселились под Мержаново, просто припарковав жилище на берегу. С электричеством проблем не было – солнечных батарей и ветрогенератора хватало. А вот пополнять запасы питьевой воды приходилось в опустевшем посёлке, расположенном неподалёку. Он был законсервирован ещё во времена оптимизации расселения и покрылся зарослями. В нём функционировала только артезианская скважина, площадка для посадки аэромобилей и терминал для складирования доставленных дронами грузов.

Нунция помнила тот день отчётливо, до тошноты и содрогания. Общий сбор назначили на полдень, чуть в стороне от посадочной площадки, чтобы сюрприз не был раскрыт, пока все не прибудут. Солнце палило так, что даже воробьи попрятались в тень. Многие братья и сестры уже прибыли, и маялись от жары, дожидаясь остальных. Нунция готовилась: заранее сварила огромную бадью компота. Наполнив им несколько термосов побольше, она прицепила их на коромысло и почти бежала, предвкушая, с каким наслаждением они станут пить её угощение, и как здорово все они потом проведут время с отцом.

Когда она добралась, на месте сбора были мертвы уже все, кто успел прибыть, кроме сестры Бастет. Нунция вызвала отца, и до прилёта скорой сдавливала разорванную грудь сестры, стараясь остановить кровь. Пока длились эти десять минут, ей было страшно оглядываться. Там, в чахлой посадке, раздавался хруст и какая-то возня. Возможно, те, кто устроил побоище, были ещё рядом и наблюдали, но по неясной причине, не стали довершать начатое.

Бастет выжила. Отец полетел в госпиталь вместе с ней и был рядом, пока шла операция. С тех пор сестра Баст не произнесла ни слова. Когда её проведываешь, она молчит, задумчиво глядя на мир из инвалидного кресла. Иногда она одаряет посетителя грустной улыбкой. Врачи не знают, в чём дело – её речевой центр в мозге не пострадал, голосовой аппарат тоже. Возможно, после того, что произошло, ей просто нечего больше сказать этому миру. Отец, и до этого впадавший в периоды меланхолии, после того случая окончательно замкнулся, и порою Нунция стала замечать, что он пьян. Спиртное не продавалось, так что вероятно он тайно гнал дистиллят сам, стесняясь своей слабости.

Нападения и похищения случались и позже, но уже не массовые. Большая часть последующих покушений провалилась. Уцелевшие Кононовы, спасённые из «инкубатора», осознали, что шанс на жизнь им выпал не навсегда, и научились защищаться.

– Я захватил с собой кое-что, – сказал Ариман.

Он вынул из рюкзака небольшой серый прямоугольник, толщиной в палец, погладил его и поднял крышку, оказавшуюся старым жидкокристаллическим экраном со стеклянным покрытием.

– Раритет, – заметил он. – Мощная была штука. Можно было хоть чёрта лысого на ней сварганить. Давай флешку.

– Стоп, – сказала Нунция. – Разве мы не должны дождаться остальных?

– Я думаю, нас уже достаточно, – произнёс визуализировавшийся в коммуникаторе Аримана силуэт Реи. За её плечом маячил брат Сабазий. Он наклонился, чтобы его было лучше видно, и приветственно помахал собравшимся в номере. – Мы не можем рисковать. Это большая ответственность. Проинформировать остальных о том, что содержится в послании отца, мы сможем позже.

– Это не может быть ловушка? – уточнил Сабазий. – Может, разберём её у нас в лаборатории?

– Я справлюсь своими средствами, – сказал Ариман. – Не волнуйтесь, всё под контролем. Рея, тут наши разговоры точно никто не перехватит?

– Исключено. Режимный объект, ни один пучок волн сюда не проникнет извне и не ускользнёт наружу.

Ариман вставил находку Нунции в разъём и выполнил какие-то манипуляции, чтобы убедиться в безопасности носителя. Потом обвёл присутствующих многозначительным взглядом и включил воспроизведение видео. Оказалось, что демонстрация ролика возможна только на экранчике этого старого устройства, которое и оказалось той самой «записочной книгой». Чтобы было видно и Рее с Сабазием, наблюдавшим удалённо, он сел к ним спиной и развернул допотопный раритет.

– Запись идёт.

Надтреснувший глуховатый голос за кадром принадлежал отцу. Его самого в кадре не было видно. Камера на гибкой подвижной опоре, подчиняясь съёмочному алгоритму, плавно двигалась по дуге, показывая лицо их сестры Бастет. В зависимости от положения камеры тени по-разному ложились на её посеревшую после кровопотери кожу, поэтому создавалось впечатление, что на лице происходит борьба эмоций. Однако это была иллюзия: лицо оставалось невозмутимым. Нунция подумала, что съёмка происходит в палате интенсивной терапии, куда поместили Баст после операции. Сестра парила в кресле для передвижения малоподвижных пациентов. Было заметно, что держаться прямо ей стоит серьёзных усилий.

– Мои дорогие братики и сестрички, – произнесла Баст умиротворённым, почти бесстрастным тоном. – Осознав себя живыми в этом мире, каждый из вас наверняка задумывался, для чего мы сюда пришли. Кто нас создал. И главное, зачем.

– Она говорит! – ахнула Тефнут.

– Не перебивай, – сказал Ариман. Я не хочу упустить ни одной детали.

Невидимый в кадре отец прокашлялся.

– Потом пришло время для новых вопросов, – продолжила Баст. – Почему нас хотят уничтожить? Чем мы это заслужили? Разве мы кому-то причинили вред? Может, мы дышим серой или пьём кровь? Нет. Мы всеми силами стараемся стать частью человеческого мира. Его полезной частью. И уж, по крайней мере, мы не намерены кому бы то ни было причинять зло. Да, мы появились необычным способом, и наше взросление выглядело слишком экзотичным, но разве это такое уж большое препятствие для того, чтобы принять нас, как есть? Я знаю, что каждого из вас это гложет. Знаю и другое, несмотря на потери и скорбь по нашим ушедшим близким, мы не ожесточились и не отчаялись.

Нунция ждала, что годами молчавшая сестра произнесёт дальше. Откровения пугали её не меньше, чем неизвестность. От волнения она даже неловко всхлипнула, но никто не обратил на неё внимания.

– У многих из нас со временем проявились аномалии в физиологии, анатомии, метаболизме или работе мозга. Некоторым они помогают, другим мешают жить. У меня до недавнего времени не было ничего такого. После того, как я пережила резню на побережье, рядом с домом отца… После того как посмотрела в лицо нашим губителям… Если это свершили те же, кто едва не покончил с нами, когда мы были ещё зародышами, то почему они делают с нами это? Кто стоял за теми ослеплёнными фанатиками тогда, во время первого массового убийства на выпускном? Кто учинил расправу на берегу? Может, раз отец помешал им тогда, теперь они вернулись, чтобы довершить начатое? Я отвлеклась, простите. Так вот, когда я лежала там, на песке… Чувствуя как под пальцами Нунции пульсирует моя кровь, и жизнь покидает меня… Я поняла, что мне нужно делать. Я увидела путь, который должна пройти, чтобы узнать, в чём наше предназначение. Погрузить сознание туда, где можно найти все ответы. Для нас знание – это единственная возможность спастись. Иначе они не оставят нас в покое. Не требуйте объяснений – пока я не готова. Для этого ещё будет время. Сейчас я начинаю своё путешествие, с верой, что ничто не помешает мне достичь цели и вернуться, сохранить трезвость и не расплескать суть. Мне понадобится такая степень сосредоточенности, на которую обычные люди не способны. Здесь, в палате, я обрела этот дар, и теперь не имею права отступить.

Ариман поставил воспроизведение на паузу:

– Так вот почему она всё это время молчит! Она в буквальном смысле не здесь, а в какой-то медитации!

– Брат, быстро включи!

– Ладно, ладно…

Бастет на записи продолжила:

– Возможно, моё поведение и состояние покажется вам странным. Уверена, вы сможете с этим справиться. Рассчитываю, что некоторая отстранённость, которая будет проявляться внешне, обратима. Жизненно важно, чтобы меня воспринимали, как овощ. Только так они могут решить, что я не представляю угрозы, и, возможно, оставят попытки меня устранить. А папа не проболтается. Правда же, пап?

– Обещаю, доченька. Хоть мне и будет трудно.

– Вот и славно. Во мне родилось некоторое предчувствие – интуиция или квантовый расчёт, если угодно – что моя миссия закончится тогда, когда случится следующий большой кризис. Гораздо серьёзнее, чем те, через которые мы проходили раньше. Надеюсь, когда это произойдёт, я, как птичка в клювике, доставлю ответ, как нам справиться. До встречи, дорогие.

Освещение и обстановка в кадре поменялись. На этот раз в кадре был отец, который снимал сам себя. Он выглядел лет на десять моложе, чем когда она видела его в последний раз перед убийством, ещё без тёмных морщинистых дуг под глазами, седой лишь на четверть, а не на две трети. Он был в форме и шагал по ровному скалистому плато, покрытому правильной, словно искусственная кладка, сеткой трещин. За его спиной виднелись причудливо искорёженные силуэты низких деревьев на фоне серого неба. Сердце Нунции ёкнуло – она бывала в тех краях, где нашли человеческую ферму, и мгновенно узнала этот тревожный северный ландшафт. Отец навещал колыбель их рождения.

– Я решил, что неплохо бы подстраховаться, – сказал он. – Я вам не говорил, но… На меня было уже несколько покушений. Нас, пограничников, так просто не возьмёшь, ха! Но мне будет везти не всегда. Возможно, меня не станет раньше, чем Бастюша закончит. Тогда вам придётся присматривать за ней вместо меня.

Отец спрыгнул с возвышенности вниз и перевёл камеру на упакованный консервирующим гелем остов бункера, в котором располагалась когда-то их колыбель. Вход был разворочен.

– Они закончили начатое, – вздохнул он с горечью. – Уничтожили здесь всё, что о вас напоминало. А никому и дела нет, все забыли уже.

Он снова перевёл камеру на своё лицо.

– Однажды вы всё узнаете и поймёте. Но я вряд ли застану этот день. Если вы смотрите это, значит вы стали сиротами. Будьте бдительны и защищайте друг друга. Что бы там ни говорили ваши ненавистники, я знаю, что вы нужны этому миру. Мне кажется, что кризис, о котором говорила Бастюша, не за горами. Люблю вас и верю, что вы будете счастливы. Прощайте, дети.

На этом послание закончилось. Больше никаких файлов на носителе не оказалось.

– Пришли мне копию, – попросила Рея. – Прошу прощения, мы пока будем офф. Тут внезапный визит одной шишки из правительства. Требуют срочно продемонстрировать работоспособность прототипа, над которым работал отдел, так что мы на время выпадем из суеты. Относительно того, что мы увидели… Как всегда, сработала эта вредная родительская фишка: ради мнимой безопасности семьи – скрывать от членов семьи как раз то, что нужно для их безопасности. Но это уже не поправить. План такой. Вас отвезёт в столицу моё служебное аэротакси. По-моему, пора навестить сестрицу Бастет, а то, как бы её «путешествие» не прервалось так же странно, как и жизнь отца. Действуйте, а я позже позабочусь о том, чтобы аккуратно проинформировать остальных.

– Мы не можем утверждать, что его убили, – бросила Тефнут вслед исчезающему силуэту Реи. – Доказательств так и не предъявлено.

– Тэф, его убили, это очевидно, – сказал Ариман. – Ты просто ещё слишком молода, чтобы это понимать.

– Ну хватит уже! – попросила Тэфи. – Ты сам недалеко от меня ушёл. Когда отец нашёл нас, ты в колбе больше напоминал головастика, чем человека.

Нунция так умилилась их шутливой перебранке, что снова накинулась на них с обнимашками.

– Как я соскучилась! Как я вас люблю!

Ариман чмокнул её в щёку и сдержанно отстранился:

– Повремени с эмоциями. Ты была в курсе покушений на отца?

Нунция на миг замешкалась с ответом. Постоянно находясь рядом с отцом, она, естественно, о многом была информирована лучше других. И не всеми своими знаниями она делилась с остальными – по разным причинам.

– Нет. Но иногда, по косвенным признакам, догадывалась, что что-то случилось. Однажды он уехал в гости, в парадной форме. А вернулся уже в новом костюме, на день позже обещанного.

– Может, у него были отношения, и он просто переоделся у…

– Вряд ли. Я бы о таком знала. И ещё, потом я нашла в ванной средство от ожогов.

– И ты молчала?

– Когда вернулся, он на меня так посмотрел, что я всё поняла. Отец не хотел, чтобы вы лишний раз беспокоились.

– Беспокойство никогда не бывает лишним.

– Он часто навещал Бастюню? – поинтересовалась Тэфи.

– Стабильно, несколько раз в год.

– Они виделись чаще, чем с кем-либо из нас!

– Мне это не казалось странным, с учётом того, в каком она состоянии.

– Понятно. Рея права. Давайте проведаем сестру Баст.

– Я совершенно свободна. Давайте.

– Что, всей толпой?

– Нас всего трое. С учётом того, что нас, возможно, готовятся убить, я не отказался бы позвать на помощь ещё кого-то, кто сможет прикрыть нас, если понадобится.

– Давайте позвоним старшему. Кронос демобилизовался в звании полковника, как я слышала.

– Тогда уж и Аресу.

– Арес занят. Я хотела с ним пересечься на днях, но он сейчас в какой-то зарубежной миссии, и вернётся не скоро.

– Ладно. Тогда, может, Ишкура, раз он постоянно в Питере?

– Хорошо. Я позову Ишкура, а ты – Кроноса. Нунция, у тебя есть предложения?

– Я против того, чтобы собираться большой группой, – проговорила Нунция, хмурясь. – Это никогда ничем хорошим не заканчивалось.

– Принято. Тогда остановимся на том составе, что был озвучен.

Ариман вызвал айди Ишкура. Тот работал инструктором по конному спорту и почти всегда был на связи. Но на этот раз брат долго не отвечал. Наконец, в комнате стал слышен приглушённый уличный шум, но видеосвязь Ишкур почему-то не включал.

– Ты на громкой, мастер конницы. Включайся, поздороваешься с сёстрами.

Ответа не последовало. Слышен был только невнятный шум и какая-то возня.

– Алё, Ишкур, у тебя всё хорошо?

Прошло несколько томительных секунд, потом изображение на коммуникаторе внезапно включилось. В окне визуализации проявилась дёргающаяся голова запыхавшегося Ишкура. Он, видимо, бежал по лесу или парку.

– Что происходит? Ты цел?

– Я – да, – сказал он, восстановив дыхание. – Но, кажется, меня только что хотели похитить или задержать. Одному я сломал руку, а второго оглушил. И отнял у них поражатели. Похоже, это какие-то спецназовцы в штатском.

– Где ты сейчас?

– В парке возле ипподрома. Вы не против созвониться попозже? Мне кажется, за мной погоня. Сколько ж их…

Вызов прервался.

– Происходит что-то нездоровое! – мне срочно нужно отлучиться, – сказал Ариман. – Я выйду на связь, как только выясню, в чём дело.

– Будь осторожен и держи нас в курсе, – попросила Тефнут. – Кошмар какой-то.

Когда Ариман скрылся за дверью, она послала вызов Кроносу.

Послышались щелчки, лязг, ругань, потом рык Кроноса:

– Дай сюда!

Окно вызова совершило несколько пируэтов, подстраиваясь под положение абонента. Наконец, стало видно, что происходит с той стороны. Кронос сидел на куче тел, одетых в форму полицейской охраны, и пытался зафиксировать их, чтобы ответить на вызов.

– Ты не вовремя, Тэф, – выдохнул он. – Что нужно?

В общих чертах, лицо Кроноса было таким же, как и у остальных, но его туловище казалось раза в три объёмнее, а мышцы рук напоминали скрученные в косу древесные корни.

– Что у тебя происходит, брат? – спросила Тефнут.

– Меня задержали. Взяли дома, отобрали коммуникатор и привезли сюда. Якобы для доверительной беседы. Я вёл себя мирно, будучи уверен, что это недоразумение. Но тут позвонила ты. По доброй воле дать мне ответить они не соизволили, пришлось попросить настойчивее.

– У тебя проблемы с законом?

– Если и были, я о них не знал. Хотя, теперь, после оказания сопротивления, проблемы точно будут. Что-то случилось?

Тефнут поколебалась секунду, наблюдая за попытками охраны освободиться.

– Крон, прости, но с учётом того, что тебя, возможно, будут допрашивать, я не стану сообщать тебе информацию, которую собиралась. Позже всё узнаешь.

– Если всё обойдётся, – сказал Кронос. – Кстати, вдруг вам интересно, тут кукует уже дюжина наших. На Кононовых кто-то открыл облаву. Подозреваю, Нунция, что за этим стоит твой сводный брат. Ладно, я отключаюсь, пока меня не подстрелили. Надеюсь, всё разрешится и нас отпустят. А если нет – постарайтесь сюда не попадать. Я готов посидеть в камере и без свиданий… Да, да, ребята, спокойно, я поднимаю руки и иду к стене!

Когда контакт с Кроносом оборвался, в номере воцарилась мёртвая тишина.

– Будем пробовать связаться с кем-нибудь ещё? – спросила Нунция.

– Кажется, я уже знаю результат. Бессмысленно.

– Думаешь, придут даже за Реей, Сабазием и Клио?

– Возможно. Только манера визита будет помягче. Всё-таки с именитыми учёными и незаменимыми инженерами нельзя обращаться так, как с обычным воякой.

– Кронос тебе не обычный солдафон!

– Кронос бессмертный, да. Не придирайся к словам. Но его аномальная живучесть всё же представляет собой не такую ценность, как сейсмический демпфер, или рабочая модель пилотируемого космического аппарата, способного выйти за пределы Солнечной системы. Это другое.

– Надеюсь, Рея всех вытащит, как обычно.

– Сама – вряд ли. Но у неё адекватное руководство, которое сможет уладить проблему. Если, конечно, это инициатива Клима Кононова, а не кого-то иного.

– Хочешь сказать, их влияние могло проникнуть так высоко?

– Хочу сказать, что к Бастет нам придётся наведаться без силовой поддержки. Надеюсь, мы навестим её до того, как сотрудники Агентства по мониторингу за экзогоминидными инвазивными носителями разума – то есть смотрящие за нами – навестят её в пансионате.

– Я боюсь не Клима, – сказала Нунция, вспоминая сопли сводного брата, которые тот размазывал от бессильной обиды, когда не мог выиграть у неё в шахматы. – Я боюсь, что его могут использовать против нас они.

Пауза

Майклу Коэну потребовалось не более пары часов, чтобы адаптироваться к земным условиям. Несколько обязательных рекреационных процедур, медицинский осмотр, и следом за тем – посадка на рейс до штаб-квартиры «Горгоны». Успех первой фазы эксперимента окрылил владельца компании, и он попросил руководителя проекта «Гроздь» вернуться из лунного центра управления на Землю. Предстояли переговоры: Фобосу не терпелось как можно быстрее приступить к реализации очередного этапа проекта. Коэна эта спешка раздражала. Он не хотел торопить события. К тому же, до того как запустить финальную часть эксперимента, Коэн намеревался закончить одно дельце, не связанное с проектом «Гроздь».

Внизу, у трапа самолёта, ликовала толпа встречающих. Миллиардер был среди них.

– Вы прямо с корабля на бал! – улыбнулся Эрнандо Фобос, заключая учёного в объятиях. – Намечается грандиозный банкет.

– Если быть точным – с лунного челнока. Я тронут. Меня встречают как римского триумфатора.

– Коим вы, по сути, и являетесь.

– Благодаря вам. Так что в церемониальной колеснице моё место рядом с вами.

– Интересная мысль, насчёт колесницы. Надо будет позаимствовать в Голливуде. Пригодится, когда будем праздновать успешные испытания двигателя.

– Тогда можете уже озадачить их – потому что установка прошла финальное тестирование и готова к испытаниям. Если вторая фаза эксперимента пройдёт успешно, то в качестве первого межзвёздного лайнера можно будет использовать сам комплекс. Немного громоздкий для столь дальнего перелёта, но функционально – не будет никаких препятствий.

– Да, всё идёт чётко по графику. Только знаете… Чего тянуть? Давайте сделаем это завтра, Майкл.

– Эрнандо, разве не вас ещё недавно посещали сомнения? Может быть, они были небезосновательны?

– Грешен, признаю. Но теперь это позади. Все ваши прогнозы сбываются безукоризненно. Даже декоративные чёрные дыры надуваются и схлопываются в точном соответствии с расчетами. Убедившись в вашем гении, я не вижу причин дальше медлить и перестраховываться. Право же, Майкл, не упрямьтесь. Мне не терпится протрубить на весь мир о том, что у нас в руках прототип звёздного паруса.

– Дайте мне немного времени, – сказал Коэн, устраиваясь в роскошном авто, направившемся к резиденции миллиардера – в отличие от большинства людей своего калибра, Фобос предпочитал передвигаться не по воздуху, а по земле.

– Вы говорили, что для второго этапа проекта всё готово. Выходит, вам нужно что-то перепроверить?

– Можно сказать и так. Иное прозвучало бы слишком метафизично для научного мировоззрения.

– Вот как. Я бы хотел услышать.

На лице Коэна мелькнула тень раздражения, но затем он совладал с собой. Теперь, раз уж чёрт дёрнул за язык, нельзя оставлять недосказанность в отношениях с таким партнёром, как Фобос.

– Вам может показаться странным… Что я похож на барышню, которая раскладывает пасьянс, готовясь к свиданию. Тем не менее, я признаюсь, что интуиция подсказывает мне немного выждать, а я привык прислушиваться к внутреннему чутью. Простите, это глупо.

– Отчего же, мне это близко. В бизнесе часто действуешь точно так же, – заметил Фобос. – Если я не знаю, какое принять решение, мне достаточно переспать со своими сомнениями. Так что подождём до утра, да? Что скажете, для вас такой паузы будет достаточно?

Майкл Коэн почувствовал, что сыт по горло пресмыкательством перед этим человеком. Ради высшей цели он терпел уже слишком долго. Что ж, потерпит ещё. Нельзя допустить, чтобы на пороге подлинного триумфа всё сорвалось из-за такого пустяка, как личная неприязнь.

Действовать по протоколу

Клим Кононов устало откинулся в кресле. Ему казалось, что регулятор климата вместо прохлады источает духоту, а подчинённые работают спустя рукава, шепчутся за спиной и крутят дули в кармане. Хотелось забраться под холодную струю горного водопада и не выходить, пока ощущение какого-то липкого и противного налёта на теле не исчезнет.

– Никаких изменений в вашем гражданском статусе нет. Всё остаётся по-прежнему, кроме этой небольшой условности. Повторю ещё раз: установка имплантов для специализированного мониторинга – временная мера. Как только угрозы для вашей безопасности будут устранены, импланты можно будет, по вашему желанию, снять. Хотя я бы не рекомендовал. Так спокойнее.