Мореходка

Плюнув с досады, «питерская шпана» поняла, что в этот раз «клиент» попался неинтересный. Вытолкнув Шуру из машины среди каких-то пустырей, они захлопнули дверцы и собрались уезжать. Шура, поднявшись кое-как с земли и встав «на карачки», пытался рассмотреть номер удаляющейся машины, но та остановилась, и амбал со словами: «Ах, ты ещё и номер хочешь запомнить!» – так врезал на прощанье, что Шура ещё долго потом считал звёзды в заплывших глазах, а сосчитав, кое-как отряхнулся, поднял из пыли помятый курсантский билет и побрёл искать дорогу в родное Училище.

XIX.

Следующий день начался как обычно. Рота жила своей повседневной жизнью. Мы скинулись Шуре, кто по сколько смог, и он утром поехал на вокзал и купил себе билет на поезд. А на сдачу купил пива и «проставился» ребятам. Когда вечером мы вернулись с тренировки, нас уже ждали. Оказывается, ребята, сидя за «пивасиком», обсуждали вчерашние события. Слово за слово, кто-то спросил у Шуры, запомнил ли он своих обидчиков. Шура сказал, что навсегда запомнил. Тут же созрел план мщения! Идея была проста и безумна: поехать на Московский вокзал и поймать этих грабителей! В лучшем случае – отметелить их от души, а потом сдать в милицию. В худшем – просто сдать в милицию. Идея возникла в подогретых пивом умах и жаждала своей реализации. Так, впрочем, как показывает история Человечества, начинались многие великие дела! Тут же был брошен клич! Желающие нашлись только среди курсантов нашей группы. Старшины были в числе сочувствующих, но сразу предупредили, что это авантюра, и они в ней участвовать не могут. Так как в случае непредвиденного развития событий их обвинят в организации противоправных действий с отягощающими для всех последствиями, а для них, в частности, полной обструкцией. Но нам совершить задуманное запрещать не будут и сделают вид перед начальством, что ничего об этом не знали. Нас, как спортсменов, ребята мобилизовали для силовой поддержки операции. Дело было добровольное, но согласились все. «Пепел Клааса стучал в наших сердцах!» (см. Шарль де Костер «Легенда об Уленшпигеле»).

Набралось нас человек двадцать. Перед нами стояло несколько проблем, которые надо было решить. Первая проблема была решена: нам не мешали совершить задуманное. Второй проблемой было найти «гражданку» (гражданскую одежду), так как курсанты в форме весьма приметны на общем фоне толпы и скрытность во время «операции» должна быть соблюдена. Решение нашлось просто: у каждого имелся спортивный костюм, состоящий из верхней части (спортивной «олимпийки») и нижней (тренировочных штанов). Поскольку такое количество «спортсменов» тоже привлекало бы внимание окружающих, то было решено всем одеть чёрные флотские брюки, а наверх надеть «олимпийки». Вид был, конечно, тоже стрёмный, но так в те времена ходила половина города. Следующей задачей было незаметно покинуть территорию Училища. Это можно было сделать только после того, как администрация Училища уйдёт домой. Выйти из Училища незаметно предполагалось через запасной трап Экипажа №2, дверь которого выходила на улицу и была заварена электросваркой. Но наши курсанты периодически взламывали эту дверь для совершения «самоходов» в город. Потом её опять заваривали (опять же, сварщиком был курсант нашей роты), и всё повторялось сначала. С предыдущими задачами мы успешно справились, теперь надо было добраться до Московского вокзала. Решили ехать на троллейбусе. Остановка была недалеко от Учебного корпуса. Стоим, ждём троллейбуса. Подходит. Тормозит. Потом резко увеличивает скорость и несётся дальше, до следующей остановки! Ну, мало ли, может быть служебный, или что-то ещё … Второй троллейбус подъезжает. История повторяется. Тут мы понимаем, что наш вид не внушает водителям доверия. Мы, хотя и были одеты в разноцветные «олимпийки», но всё равно выглядели какими-то одинаковыми: цветной «верх», чёрный «низ» и у всех короткая стрижка. Хорошо ещё, что ремней с бляхами не видно из-под «олимпиек»! Это наше главное «оружие». Ремень с бляхой в умелых руках – страшная вещь! В боевое положение он приводится практически мгновенно: надо его выдернуть из брюк, поднять за бляху левой рукой, а ребром ладони правой руки ударить по внутренней поверхности свободного конца ремня, чуть выше застёжки с крючком. От удара ремень стремительно обвивает правую ладонь. Остаётся только зажать ремень в кулаке, и «смертельное оружие» готово! Полметра «кожи» с тяжёлой бляхой на конце – натуральный «кистень»! Им можно легко проломить голову «супостату»! Но тут надо учитывать, что и «супостат» может применить такое же оружие против тебя! Поэтому до этого ситуацию лучше не доводить!

Короче, не хотят нас везти, опасаются внешнего вида. Да мы и, действительно, сильно смахиваем на какую-то банду! Была применена военная хитрость. Часть нас отправилась на метро, другая часть укрылась в подъезде. На остановке осталось только двое. Подходит троллейбус. Открываются двери. Двое курсантов входят на первую ступеньку площадки и держат двери. А остальные стремительно вылетают из подъезда и мгновенно оказываются внутри салона троллейбуса. Всё! Можно ехать! Изумлённый водитель закрывает двери и начинает движение.

Я был в составе группы, добирающейся до Московского вокзала на метро. Мы договорились встречаться в Центральном зале вокзала. Когда мы поднялись наверх, то я нос к носу столкнулся с моей любимой тётушкой, которая провожала там кого-то из родственников. Мы оба обалдели от такой внезапной встречи, но я ей быстро обрисовал ситуацию. На что тётя просила меня быть осторожным, но я ей сказал, что нас здесь много и волноваться не стоит, а я ей потом позвоню. Да-а, Ленинград – город маленький!

XX.

Московский вокзал встретил нас сиянием огней, свистками маневровых тепловозов и гулом огромной, перемещающейся во всех направлениях толпы пассажиров. Собравшись вместе в Центральном зале, мы слегка опешили от вида всего этого бурлящего, окружающего нас со всех сторон, многоголосого пространства. Пивной хмель уже выветрился, и разгорячённые головы слегка поостыли. «Кого ловить? Как ловить? Где ловить?» – все эти вопросы предстояло нам решить, причём незамедлительно. Было решено сделать так. Мы разбиваемся на группы по 2-3 человека. Шура в чёрных очках в составе такой группы ходит по вокзалу и ищет своих обидчиков. А остальные группы смотрят на Шуру. Как только он их опознает, то подаст сигнал, и мы все к нему прибежим. Легко сказать – трудно сделать! Народу – тысячи! Ходим, смотрим. Ничего не случается. В конце концов оказываемся на стоянке такси, где вчера всё начиналось. Кругом море таксомоторов, толпы пассажиров с чемоданами. Полнейший хаос вокруг. Да ещё и стемнело, белые ночи ещё не начались в полной мере. В общем, ждал нас бесславный конец!

И тут вдруг нас настигла Удача! Кто-то из ребят увидел на заднем стекле одного из такси бутылку шампанского! Такси стояло не в общей куче остальных машин, а чуть в стороне, на тротуаре. И девица там какая-то крутилась рядом. На вид так себе, накрашенная «шмара вокзальная», лет около двадцати. «Шура, смотри! Она?» Шура снял чёрные очки: «Она!!!»

Эта картина, как в замедленном кино, сейчас прокручивается в памяти!

Со всех концов стоянки такси у Московского вокзала, разрезая толпу, как ледокол, крушащий заполярные льды, к одиноко стоящей машине с зелёным огоньком под лобовым стеклом неслись через ночь группы одинаковых, неуловимо похожих друг на друга, коротко стриженных молодых людей! Перепрыгивая через чемоданы и цепные ограждения, они стремительно окружали машину плотным человеческим кольцом, вырваться из которого не было уже никакой возможности! Эта картина сопровождалась единым выдохом «а-а-х!!!» обалдевшей людской толпы, которая мгновенно отхлынула от окружённой нами машины и вжалась в стены вокзала. Девица и какой-то здоровяк в ужасе вскочили в машину к водителю такси и закрылись в ней, подняв стёкла. Наклонившись к лобовому стеклу, за которым на переднем сиденье было видно бледное, как смерть, перекошенное лицо виновницы вчерашнего ограбления, Шура положил руку на капот машины и сказал: «Ну, что, сука, узнаёшь?!» Ребята пытались открыть двери, но водитель их заблокировал и завёл мотор. Все мы ещё плотнее сгрудились вокруг машины, не давая ей тронуться с места. Водитель приоткрыл окно и заикающимся голосом стал быстро спрашивать: «Эй, мужики, вы чего? Что случилось-то?» Шура ответил ему: «Что-что? Эти гады меня вчера ограбили и чуть не убили!» Водитель сразу пошёл в отказ: «Я их не знаю! Давай, садись, сейчас в милицию поедем! Разбираться будем!» Шура от такой наглости, аж, поперхнулся! «Ща-ас! Сяду, держи карман шире! Давайте, вылезайте!» Но в такси все забаррикадировались, как в танке, и вытащить их у нас не было никакой возможности. Пришлось нам обратиться к милицейскому патрулю на Московском вокзале. Сержанты быстро вникли в суть дела, вызвали подкрепление, и вот уже два наряда милиции вывели всех из машины и, под удивлённые взгляды окружающих наша взволнованная толпа пересекла стоянку такси и перешла на другую сторону Лиговского проспекта, где располагалось в то время отделение милиции. Помещалось оно на первом этаже старинного здания с огромными освещёнными окнами, выходящими на Лиговский проспект. Нас всех попросили подождать, пригласив с собой только Шуру и ещё одного нашего «свидетеля». Мы стояли под окнами небольшой, но живописной ватагой, и выходящие из арки милиционеры иногда интересовались, что мы тут делаем. Узнав суть дела, они одобрительно хмыкали и оставляли нас в покое. С улицы нам прекрасно было видно, как девицу усадили на стул перед столом оперуполномоченного, как раз перед окном. Нас она не видела, так как на улице уже достаточно стемнело, а мы в освещённом окне видели её прекрасно, хотя и не слышали ни звука. Было понятно, что идёт допрос. Сначала девица держалась нагло, даже закурила. Но минут через пятнадцать с неё слетела вся эта бравада, и она, размазывая тушь и слёзы по щекам, что-то лепетала допрашивающему её оперу, а потом уткнулась лицом в руки, упертые локтями в колени, и затряслась в беззвучных рыданиях. Ещё минут через двадцать к нам вышел Шура и рассказал, что он написал заявление о нападении на него и ограблении, и по его заявлению будет заведено уголовное дело. Ещё через несколько минут вышел опер в гражданском костюме, удивился, что нас так много, сказал, что подозреваемые «раскололись» и похвалил нас за то, что мы сделали. Выяснилось, что милиция давно уже ищет банду грабителей, которые используют такси, но все пострадавшие не могли толком описать нападавших на них, и дело не сдвигалось с мёртвой точки. А теперь, похоже, оно будет возбуждено и всех нас завтра вызовут в районную прокуратуру. Уточнив адрес Училища, он сказал, что завтра утром из прокуратуры туда позвонят и нам надо будет прибыть к следователю для дачи свидетельских показаний. А до завтра мы свободны. И, попрощавшись, ушёл обратно в отдел милиции.

XXI.

Мы победили! Чувство ликования переполняло нас, когда мы шли на троллейбусную остановку на Старо-Невский проспект. Начинался второй час ночи. Метро давно закрылось, и добраться на чём-либо в Систему было для нас уже проблематично. Мы вышли на остановку. Уже имея опыт посадки в транспорт, основная часть нас зашла в подъезд, а несколько человек остались на остановке. Пассажирского транспорта на улицах почти не было. Все маршруты отправлялись в парк. Нам это было на руку, поскольку троллейбусный парк Невского района располагался как раз на улице Седова, на которой и расположена наша Система. Вот к остановке подъезжает пустой троллейбус с погашенным освещением в салоне. С передней площадке выходит одинокий пассажир, прощаясь с водителем (вероятно, его знакомый). За те две секунды, пока он выходил и водитель закрывал двери, из подъезда вылетают человек шесть и успевают вскочить в салон троллейбуса. Обалдевший водитель захлопывает переднюю дверь, и троллейбус, резко увеличивая скорость, скрывается вдали. Так первая партия уехала! Ждём следующего. Второй троллейбус был, вероятно, последним на маршруте. Там тоже никого не было, но свет в салоне был. Когда водитель открыл двери, мы, теперь уже все, влетели в салон! Водителю мы сказали, чтобы не волновался: мы из мореходки и нам до троллейбусного парка надо доехать. В Ленинграде каждый второй житель города – моряк, поэтому водила улыбнулся и сказал: «Ну, тогда без остановок!» И мы понеслись по ночному городу, неся в Училище радостную весть о нашей Победе!

Проникнув в Экипаж №2 тем же путём, что и выходили, мы поднялись по запасному трапу на свой этаж. Рота не спала: ждали нас. Первый вопрос был один: «Ну, как?» – «Поймали!» – отвечали мы с гордостью и под радостный рёв встречавших нас товарищей, с чувством выполненного долга проходили через толпу однокурсников в свои кубрики. Разговоров было много, часов до трёх ночи. Спать мы ложились, когда новая заря уже начала окрашивать небо в розовый цвет. Начинался новый день.

XXII.

Утро принесло нам ощущение, что день сегодня будет не похож на другие. Но пока всё было спокойно, и мы, как обычно, занялись текущими делами. Нас даже успели построить после завтрака для развода на работы. Но тут во двор Учебного корпуса вбежал запыхавшийся отец-командир, и едва переводя дух, набросился на старшину: «Что у вас тут было? Так – рас так!!! Почему меня к Начальнику Училища вызывают? Так – рас так!!! Какие, (нах!), свидетели?! Мать – перемать!!!» Старшина роты вместе со старшиной группы доложили ему, что вчера на вечерней поверке все присутствовали, никаких происшествий в роте не произошло. А то, что было ночью – они не в курсе, так как спали в расположении роты согласно распорядку дня. Командир сказал, чтобы они не делали из него идиота, а сказали прямо, всё как было, так как сейчас ему надо что-то докладывать Начальнику Училища. Вкратце уяснив суть произошедшего, он бегом направился в кабинет Начальника. Через полчаса, уже успокоившийся и с нормальным цветом лица, он приказал всем, кто участвовал в «ночной операции», переодеться по форме номер три, получить увольнительные билеты и следовать в прокуратуру Центрального района. После нашего возвращения старшинам обо всём ему доложить. Выполняйте!

Мы помчались переодеваться, и через час были уже в здании прокуратуры. Там нам сказали подняться на второй этаж и обратиться в такой-то кабинет. Коридоры были узкие, кабинеты маленькие. И вся наша ватага просто не помещалась не только в кабинете, но и в коридоре. Часть нас стояла на лестнице. Следователь – молодая девушка, изумлённо спросила: «Это что, вы все, кто ловили преступников?» – «Нет, не все! Часть ещё на лестнице стоит!» – отвечали мы. «Ну, мне столько народу не надо! – улыбнулась девушка. – Зайдите трое, кто-нибудь, мне надо будет ваши показания записать». Мы выделили троих, и они стали официальными свидетелями по этому уголовному делу. Потом ребята нам рассказали, что скорее всего осенью, состоится суд, и всех, кто давал свидетельские показания, вызовут на судебное заседание повестками. Через два часа мы уже вернулись в училище и докладывали отцу-командиру о происшедшем.

После обеда командир построил роту и прочитал нам всем «Кузькину мать!» Он сказал, что понимает, что нами руководили чувства товарищества и взаимовыручки, но чтобы мы зарубили себе на носу, что «каждый умирает в одиночку!» И что нам надо ещё окончить Училище, и что за каждого из нас он отвечает лично, и чтобы такое больше не повторялось! А за дисциплину в роте он спросит со старшин, и пусть они пеняют на себя, если что-то будет не так, как положено! Все поняли?!! «Так точно!» – весело гаркнули мы, понимая, что наказания за «самоход» не будет. Недаром гласит древняя мудрость: «Победителей не судят!» А мы чувствовали себя Победителями!

XXIII.

Но пока «победителям» приходилось совершать трудовые подвиги. Работать летом – сущая пытка! Всё цветёт, благоухает и зовёт на природу. А ты тут имитируешь кипучую деятельность «отсюда и до обеда». Хорошо, что тренировки по гребле позволяли нам вырваться из Системы и хотя бы ненадолго вдохнуть этот воздух Свободы! Тренировались мы с большой охотой! Можно было причалить в удобном месте и искупаться в своё удовольствие. На воде загар на кожу ложится во много раз быстрее, чем на берегу: отблески от волн дают дополнительный эффект. Поэтому мы становились бронзовыми, крепкими и здоровыми парнями, с гордостью носящими морскую форму. Форма №2 предписывает ношение белой форменки с пришитым к ней синим воротником с тремя белыми полосками, тельняшки и чёрных брюк. А также фуражки с белым чехлом. Чёрные ботинки дополняют картину. Поскольку мы были уже не «салагами», а «годками Флота Российского», то могли позволить себе некие «вольности» в отношении обмундирования. Белые форменки ушивались в талии, облегая наши торсы. Из фуражки вынимались пружины, и боковые поля верха фуражки опускались вниз, а передняя часть тульи заламывалась немного назад. Получалась флотская «мица». Если же выдавалась летняя фуражка, то она не содержала матерчатого верха и представляла собой облегчённый вариант из околыша с лаковым козырьком и подпружиненного белого чехла, надеваемого на своеобразные «крылья» на тулье, сделанные из материала типа рогожи. Она была гораздо легче обычной «мицы», и в ней было не так жарко. По жаре было гораздо приятнее ходить вообще без фуражки, поэтому вне Училища мы одевали их по необходимости. Белые курсовки на рукаве пришивались не особо прочно, чтобы их можно было отпороть в случае стирки форменки. Тельняшка в жару была лишней, поскольку была довольно тёплой. Поэтому все покупали в Военторге тельняшки-маечки, а те из нас, кто хотел вообще обойтись без тельника, вырезали из старья треугольник с тремя чёрно-белыми полосками и пришивали его внизу выреза белой форменки, имитируя наличие тельника под ней. Некоторые обрезали и тельняшки-маечки, до уровня подмышек. Получался этакий «топик», напоминающий женский бюстгальтер. Это «творение» так и называли – «лифчиком». На форменке прекрасно смотрелись наши спортивные награды (у меня лично с правой стороны груди красовался честно заработанный мною значок «1 разряд» по гребле на байдарке), а те, у кого таких наград не имелось, довольствовались комсомольскими значками на закрутке, которые обрамлялись в оправу из переделанного знака классности мичманов. Они содержали развивающийся военно-морской флаг и золотистые крылышки по бокам. Крылышки мы отпиливали, оставляя флаг, и просверливали в середине знака отверстие, куда вставлялась закрутка комсомольского значка. Вид сразу становился солиднее и импозантнее. Как говорили на флоте: «Моряк должен выглядеть так, чтобы девушка, взглянув, даже если бы и не отдалась ему, то подумала бы об этом». Для поездки в отпуск все покупали себе шитые золотой канителью морские «крабы» на фуражку. Пряжки ремней заменялись на военморовские, со звездой в середине якоря. Покупались летние чёрные туфли на каблуке и шились лёгкие чёрные «клёши». Вот теперь курсант был готов провести оставшиеся летние месяцы в родных краях! И появиться перед бывшими одноклассницами во всём флотском блеске, а перед одноклассниками (теми, кто не попал на весенний призыв в Армию) демонстрировать флотскую удаль, блестя тремя широкими галками золотой тесьмы шитого курсового знака на левой руке.

XXIV.

Попадая домой, пережив первые радости встреч после долгой разлуки с родными и близкими людьми, ты вдруг понимал, что целый год провёл вдали от этой прежней спокойной полусонной жизни, которая продолжалась в твоём родном городе без тебя. И, если бы ты не поступил в Училище, сейчас бы маршировал где-нибудь на плацу учебной роты в зелёном х/б и сапогах. Или учился в местном учебном заведении, или осуществлял вторую попытку поступить туда после неудавшейся первой, таким образом пытаясь избежать осеннего призыва. Или работал бы на какой-нибудь неквалифицированной работе в ожидании того же осеннего призыва. Крутил бы романы с бывшими одноклассницами, ходил с ними на танцы в городской парк. Пил бы разливное пиво из кружек у бочек, стоящих у продовольственных магазинов, и повторял жизнь своих родителей, всю жизнь проживших в этом городе и не знавших жизни другой.

Поэтому, обойдя оставшихся в городе друзей, узнав все новости и побывав на танцах в городском соду, ты начинаешь скучать понемногу по той, другой жизни, которая ещё не настала, но всегда была в твоих мечтах. Радуешься, что ты сумел найти дорогу к этой своей Большой Мечте и следуешь к ней верным курсом. Ты вспоминаешь, что за неделю до отъезда в отпуск старшина второй группы, уроженец Туапсе, Коля Теньков, попросил тебя, как признанного художника роты, нарисовать ему на белой футболке «настоящего моремана», чтобы сразить своих сухопутных поклонниц высокохудожественным образом моряка. И рисунок на ткани футболки так удался, что твой друг Сева, из славного города Кишинёва, из той же второй группы, не поленился и перенёс его на прозрачную кальку во всех подробностях. Таким образом спасая шедевр от забвения. Потом вручил тебе эту кальку с напутствием изобразить это, уже один раз нарисованное, в туше на бумаге. И вот ты, вооружившись инструментами: бумагой формата А3, тонкими плакатными перьями и пузырьком с чёрной с тушью, начинаешь творить образ, который бы выражал всю суть морской жизни курсанта мореходного училища. Три дня тебе не оторваться от этого листа бумаги, на котором появляется прорисованный во всех мелких деталях, коренастый, с мозолями от канатов на мускулистых руках, затянутый в ушитую до последней степени морскую форму №2, побывавший не в одном дальнем заграничном плавании Морской Волк. Стоящий у входа в пивной бар и всем своим видом показывающий, что «моряки всё пропьют, но Флот не опозорят!»

И тогда твой отец, увидев готовый рисунок, будет сожалеть, что ты так и не окончил детскую художественную школу. А потом унесёт этот рисунок на работу и размножит его на ротаторе в достаточном количестве, чтобы ты смог подарить его всем своим друзьям по мореходке. А ты, закончив работу, рванёшь на Волгу, к своим товарищам по спортивной секции гребли ДСО «Трудовые резервы». И, узнав у сторожа на пустующей гребной базе, что все находятся на спортивных сборах в Лисицком Бору (в тридцати километрах от города ниже по течению Волги), ты уедешь на рейсовом «Метеоре» на пару-тройку дней к своему любимому тренеру. И к ребятам, с которыми прошёл на вёслах не одну сотню километров за три года занятий, съел с ними ни один пуд соли на спортивных сборах и выжал из промокшей на тренировках тельняшки мешки пота.

Ребята и тренер с восторгом встретят тебя, поселят с собою в палатке, обеспечат лодкой, сляйдой и веслом, накормят в столовой турбазы, и ты почувствуешь себя дома! Так как опыт жизни в коллективе, который ты приобрёл на занятиях в спортивной секции, в полной мере пригодился тебе потом в мореходном училище. А немногим позже, когда ты приедешь домой в свой следующий отпуск, тренер подарит тебе собственноручно сделанную им из шпона и дерева под лаком, уменьшенную модель спортивного байдарочного весла Laminate, с надписью на лопасти: «Вадиму на память» и подписью с «птичкой» – Иванов В.А. (Валентин Александрович).

Но это – потом. А сейчас ты отдыхаешь душой и телом, которое впитывает в себя всё, что может дать человеку Родная земля, Родные просторы и родные по крови и по духу Люди, связь с которыми ты пронесёшь через всю свою жизнь. И всегда будешь возвращаться туда, где ты родился, где тебя помнят и ждут, и всегда тебе рады!

Часть вторая: «Горе от ума!»

XXV.

Теперь ты курсант третьего курса! Настала пора оправдывать три «галки» на рукаве, которые ты проносил всё лето, красуясь в отпуске перед барышнями. Это там ты был бывалым и неотразимым! А теперь, стоя в общем строю роты, ты снова привыкаешь к флотскому порядку, и всё, произошедшее с тобой в отпуске, тает, как приятный, но короткий сон. Распорядок дня Ленинградского Мореходного Училища ММФ СССР неумолимо требует своего исполнения. И ты, являясь неотъемлемой частью этого огромного механизма Системы, крутишься целый день, выполняя приказы начальства. Единственное преимущество в том, что для второкурсников априори ты уже являешься неким авторитетом. И это – капля мёда в бочке дёгтя, в которой тебе предстоит барахтаться целый учебный год.

Четвёртый курс РТО, блеснув в самом начале сентября своими нашивками с четырьмя «галками», исчез из Училища, отправившись на сельскохозяйственные работы по уборке урожая картофеля в одно из подшефных хозяйств Ленобласти. Пятый курс, с золотым иконостасом до локтя из пяти широких нашивок на курсовом знаке, не спеша возвращался с плавательной практики, постепенно вливаясь в ряды личного состава Училища. Для этих высоких, загорелых, просоленных всеми морскими ветрами и уверенных в себе мореманов мы были чем-то далёким и нематериальным, как призраки былых времён их курсантской юности. Это объяснялось тем, что они заглянули в свою будущую жизнь. Это так же, как если бы грешнику при жизни показали Райские кущи! Они были очарованы увиденным, и предстоящие полгода в Училище, были для них Чистилищем, после которого они завершали свой «земной» путь и переходили в иную, «морскую» реальность.