скачать книгу бесплатно
Но Программа КПСС оставалась главным стратегическим документом партии и советского народа, определявшим пути и этапы коммунистического строительства. Соответственно в партийной пропаганде, во всей системе политического просвещения и в учебных курсах вузовских общественных наук продолжалось глубокое и всестороннее изучение партийной Программы и ход ее выполнения.
Зная реальное положение дел в развитии экономики и других сфер советского общества, лекторы ЦК КПСС и ответственные работники Госплана СССР на всесоюзных и республиканских семинарах лекторов партийных комитетов и Общества «Знание» реалистически подходили к освещению этого важнейшего политического вопроса. Основываясь на результатах, достигнутых за годы, прошедшие после принятия Программы КПСС, они делали аргументированные выводы о волюнтаристских сроках построения коммунистического общества в СССР за два десятилетия, определенных Хрущевым.
Участники этих семинаров, возвращаясь в регионы, ориентировались в своих выступлениях по этому вопросу на полученные сведения.
Такой «арсенал», созданный по материалам всесоюзных и республиканских семинаров лекторов, имелся и у меня. Максимально ориентируясь на него, я освещал этот самый животрепещущий вопрос в своих выступлениях.
Заключительным в серии семинаров, проводившихся в Краснодарском крае осенью 1979 года, был областной семинар идеологического и партийно-хозяйственного актива Адыгейской области.
В своей двухчасовой лекции я изложил суть проблемы. Многосотенная аудитория, заполнившая до отказа вместительный зал заседаний областного Дома политпросвещения, с большим вниманием слушала лекцию, содержавшую критический анализ складывающегося реального положения с реализацией двадцатилетней программы создания материально-технической базы коммунизма, построения основ коммунистического общества в СССР, решения других задач, предусмотренных Программой КПСС.
Соответственно, последовал обоснованный на фактах реалистический и аргументированный вывод о том, что за два десятилетия, определенных Программой, нам не удастся выйти на намеченные рубежи. Как показало время, это было нереальным, неосуществимым в столь короткий срок.
Не успел я перейти к ответам на вопросы, как услышал голос секретаря обкома партии, обращенный к аудитории: «Всё, что здесь говорил вам Иван Павлович Осадчий, – это его личное мнение. Именно так надо воспринимать его выводы и оценки. Областной комитет партии не имеет официальных документов ЦК КПСС на сей счет, и мы будем продолжать настойчиво бороться за безусловное выполнение Программы КПСС. На этом закончим работу семинара. Мы посоветовались в президиуме и считаем, что нет необходимости дискуссировать по вопросам, поднятым товарищем Осадчим в его выступлении».
Таким образом, секретарь обкома КПСС дезавуировал главное в моей лекции: критический, реалистический анализ положения дел с выполнением Программы КПСС, выводы и оценки, вытекающие из него.
После семинара меня пригласили в кабинет заведующего Домом политического просвещения. Руководители идеологической работы в области высказали свою неудовлетворенность и недоумение по поводу моей позиции, считая, что она демобилизует партийные комитеты и коммунистов в борьбе за выполнение Программы КПСС.
«Какими бы данными вы не располагали, непозволительно делать оценки и выводы, пока они не сделаны партией, её Центральным Комитетом» – такой был итог нравоучений, полученных мною тогда от руководителей Адыгейского обкома КПСС.
При этом, видя мою взволнованность и смущение, они в заключение сказали: «Ни ЦК, ни крайком КПСС мы не будем информировать о вашем субъективном выступлении. Но совет наш учтите, иначе у вас могут возникнуть серьезные неприятности.
Вы человек грамотный и хорошо понимаете, чем это может вам грозить…»
Такова вот случилась история с этим моим выступлением. К счастью, единственная такого рода.
…Вот она бессмертная «правда», саркастически обнаженная величайшим поэтом советской эпохи Владимиром Маяковским:
Нам с тобою думать неча, —
Если думают вожди…
Слепая вера в гениальность вождя, непоколебимая вера в каждое его слово, в непререкаемость и непогрешимость сказанного или сделанного им, – одна из главных причин крушения КПСС…
К горькому сожалению, этот «грех» продолжает жить и ныне, что чревато новыми ошибками и поражениями партии коммунистов.
Верно говорят многие мыслящие люди, что гении, величайшие таланты, мудрые люди рождаются крайне редко. А ведь именно этими качествами должен обладать тот, кто заслуживает чести быть названным партийным, народным вождем.
…Рассказал я здесь о выступлении в Майкопе лишь для подтверждения изложенного. Этот эпизод произошел за три года до смерти Брежнева и за четыре – до мужественного и мудрого признания Ю. В. Андропова, высказанного им в статье «Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР», опубликованной в журнале «Коммунист» в 1983 году.
Спустя четыре года Ю. В. Андропов, избранный Генеральным секретарем ЦК КПСС, в 1983 году, откровенно, мужественно и мудро скажет следующее: «Мы еще не знаем в должной мере общество, в котором живем…, на какой стадии социалистического строительства находится наша страна…» Из-за безвременной смерти Ю. В. Андропов не успел дать ответ на этот вопрос.
Я разделяю вывод российских ученых социалистической ориентации, сделанный в тезисах к 80-летию Великого Октября (1987 год): «При всех своих достижениях, Советский Союз вплоть до его разрушения не вышел за рамки раннего социализма, не завершил решение задач переходного периода…»
Глава вторая. Краснодар (1967–1990). Годы, прожитые не зря
…Ректор Краснодарского педагогического института Константин Александрович Новиков принял меня тепло и сердечно. Он уже знал о моем решении оставить партийную работу и перейти в очную аспирантуру для завершения кандидатской диссертации и её защиты.
Лично мы были знакомы уже более семи лет. Познакомились в Москве в январе 1960 года, в дни работы III Всесоюзного съезда Общества «Знание». Оба являлись его делегатами от Краснодарской краевой организации.
В то время Константин Александрович был ректором Майкопского педагогического института и возглавлял Адыгейскую областную организацию Общества «Знание», а я – ответственным секретарем Туапсинской организации. Не раз встречались на конференциях и пленумах правления Краснодарской краевой организации. Оба входили в состав правления.
Когда Константин Александрович был назначен ректором Краснодарского педагогического института, я уже работал секретарем Туапсинского горкома КПСС и являлся аспирантом-заочником кафедры истории КПСС пединститута.
Вопрос о возможности перевода меня в очную аспирантуру или на преподавательскую работу в пединституте возникал не однажды. И вот пришел день, когда этот вопрос надо было безотлагательно решать…
Константин Александрович обстоятельно расспросил меня об изменениях в руководстве Туапсинского горкома КПСС, о семье и жилье. С пониманием отнесся к моему решению. И тут же заметил: «Приказ о переводе Вас в очную аспирантуру, по согласованию с Минвузом, уже подписан. Но для Вас и семьи это будет трудный год. Аспирантская стипендия мизерная. Вам и одному-то на нее не прожить. Надо подумать о назначении вас по приказу на должность старшего преподавателя кафедры истории КПСС. Там оклад тоже небольшой. Но, во-первых, у вас пойдет вузовский преподавательский стаж, а, во-вторых, несколько десятков рублей при вашем положении совсем не лишние. Давайте вместе подумаем об этом».
Я сразу ответил в тон ректору: «Давайте подумаем…»
– Комната в нашем общежитии на улице Тельмана вам будет предоставлена буквально завтра, – добавил Константин Александрович. – Вот все, чем я могу Вам помочь. Когда завершите работу над диссертацией и защитите ее, – жизнь у Вас войдет в нормальное русло.
Как я уже писал в первой книге, мой научный руководитель Павел Петрович Измайлов умер после тяжелой болезни где-то года два спустя после зачисления меня в аспирантуру. Обязанности научного руководителя добровольно взял на себя заведующий кафедрой истории КПСС Иван Иванович Алексеенко. Вопрос о моем переводе в очную аспирантуру решался при его активном участии. Он же познакомил меня в один из приездов в Краснодар с первым проректором пединститута Гаврилой Петровичем Ивановым. Эти три человека и были моими «крестными» на этапе моего прихода в пединститут и в последующие годы работы в нем, ставшем в 1970 году Кубанским государственным университетом…
В один из ближайших дней после этой встречи с ректором состоялась еще одна встреча с ним по вопросам моего труда и бытоустройства. В ней участвовали Г. П. Иванов и И. И. Алексеенко. Они поддержали предложение ректора о назначении меня по приказу старшим преподавателем кафедры истории КПСС (должность нашли вместе).
Ректор и первый проректор попросили И. И. Алексеенко определить для меня такой объем учебных поручений, чтобы я имел возможность максимально сосредоточиться на завершении работы над диссертацией и ее защите. Был также согласован вопрос о предоставлении мне нескольких творческих командировок в Москву для работы в центральных государственных архивах и научных библиотеках.
Таким весьма обнадеживающим было начало моей новой жизни.
Руководство пединститута, ректорат и партком, секретарем которого многие годы был Александр Иванович Бакурский, решили также максимально использовать мой большой опыт комсомольской и партийно-политической работы. Спустя несколько месяцев я был избран первым заместителем секретаря парткома пединститута по идеологии и впоследствии многократно избирался на эту должность.
Ко времени моего прихода в пединститут в нем работали мои близкие друзья-единомышленники: Владимир Павлович Фролов – доцент, а затем заведующий кафедрой философии, и Кирилл Асенович Аджаров – заведующий кафедрой и секретарь партбюро юридического факультета.
Владимир Павлович – из когорты друзей, найденных мною в Брюховецком районе. После окончания философского факультета МГУ он работал заместителем заведующего отделом пропаганды и агитации Брюховецкого райкома партии. Приехал туда уже на рубеже моего отъезда в Туапсе. Мы тогда только познакомились, прониклись глубочайшим уважением друг к другу и вскоре крепко-накрепко подружились, стали братьями роднее родных. И не только мы относились по-братски друг к другу, но и многие считали нас действительно братьями. У нас было общее отчество, и это тоже сближало. А фамилии как-то в расчет не брались.
Квартира и семья Володи Фролова стали для меня родным домом.
Теплом и заботой был я согрет в семье Владимира Павловича. Их излучали и супруга его Мария Кузьминична, и дочь Светлана. Неделями и месяцами я жил у них на всем готовом…
По-братски близкими и сердечными были наши отношения с Владимиром Павловичем до последнего дня жизни. Когда его не стало, мне всегда не доставало его душевной щедрости, верных советов, помощи и поддержки…
Владимир Павлович не только сам проявлял трогательную заботу обо мне и моей семье. В том, что наш сын Коля пошел на философский факультет Московского государственного университета – огромная заслуга Владимира Павловича, окончившего его с отличием вскоре после Великой Отечественной войны. В том выпуске было много фронтовиков, как и он сам…
Владимир Павлович не только согревал меня бескорыстной помощью и душевной щедростью. Он подарил и многих своих друзей-однокурсников. Его имя служило паролем для них. Когда бы я ни обратился к ним, они всегда были готовы прийти на помощь.
Представляя меня своим друзьям, он, по их словам, давал мне такую аттестацию: «Иван Осадчий – обязательный человек». Это качество он считал самым важным для человека. Обязательному человеку чужды равнодушие, безразличие, разрыв между словом и делом. Одним словом, «обязательность» – свидетельство высокой порядочности и надёжности. Владимир Павлович обладал редчайшей чуткостью, умением понимать состояние человека, делить с ним и радость, и беду. Как и Владимир Павлович, я особо ценю человека по его обязательности в любом деле, малом и большом, и в обыденной повседневной жизни.
Назову поименно (не могу не назвать) друзей В. П. Фролова, ставших и моими добрыми товарищами:
Василий Петрович Агафонов, заместитель начальника Управления преподавания общественных наук Министерства высшего образования СССР, заведующий кафедрой философии Лесотехнической академии в Мытищах. На протяжении многих лет он приходил на помощь во всех сложных ситуациях, возникавших в жизни.
Жанна Павловна Крючкова, редактор политической литературы Госполитиздата. Её квартира в течение ряда лет служила для нас гостеприимной обителью…
Геннадий Михайлович Гусев был самым молодым из однокурсников Владимира Павловича. Об этом он сам мне рассказывал: «Я пришёл на философский факультет МГУ со школьной скамьи. В то время, в первые послевоенные годы, со мной учились многие вчерашние фронтовики. У меня за плечами были свежие знания, приобретенные в школе, которую я окончил с золотой медалью. У них – фронтовая закалка, мужество, смелость, твёрдость духа и характера, неуёмная жажда знаний. Я робел перед ними, но они относились ко мне как к равному, даже с подчёркнутым уважением, обращаясь ко мне за консультацией по забытым школьным предметам.
Владимир Павлович был и на факультете, и на курсе, и в нашей учебной группе, пожалуй, самым авторитетным. Не случайно он являлся нашим бессменным парторгом»…
Геннадий Гусев был самым близким другом В. П. Фролова. Они дружили семьями и часто встречались, навещали друг друга. Он очень дорожил дружбой с Владимиром Павловичем. И, потеряв его, считал себя осиротевшим.
После окончания философского факультета Геннадий Гусев был приглашен на работу в ЦК ВЛКСМ. Затем много лет трудился в ЦК КПСС. Впоследствии был референтом Председателя Президиума Верховного Совета СССР, члена Политбюро ЦК КПСС В. И. Воротникова. Многие годы входил в состав редколлегии «Роман-газеты» и ряд лет являлся её главным редактором…
Он откликался на все мои просьбы, чаще всего, – по вопросам бронирования мест в московских гостиницах для меня и семьи…
За неделю до кончины Владимира Павловича, мы с сыном встречались с ним. Он обстоятельно интересовался предстоявшей защитой Колей кандидатской диссертации, давал советы, вручил отзыв кафедры философии Кубанского университета на автореферат диссертации. А перед самым нашим уходом спохватился: «В Институте повышения квалификации я познакомился с заведующим кафедрой философии Владимирского пединститута Федором Васильевичем Цанн-Кай-Си. Я позвоню ему и попрошу поучаствовать в защите. Ведь Владимир рядом с Москвой».
Вечером того же дня сообщил: «Договорился. Федор Васильевич обязательно будет на защите и выступит в качестве неофициального оппонента. Автореферат он получил, прочитал и хорошо отозвался о нём…».
Забегая вперёд, скажу, что Ф. В. Цанн-Кай-Си слово своё сдержал…
Разве мог я предвидеть, что это было наше последнее общение с Владимиром Павловичем, последняя встреча. Ничего не предвещало беды… Неделю спустя Владимира Павловича не стало. Он изредка жаловался на боли в сердце. Потом был инфаркт. Но Владимир Павлович справился с ним и вернулся в строй. И вот на выходные он поехал в кубанскую станицу Варениковскую, на родину супруги Марии Кузьминичны. После позднего плотного ужина разразилась острая боль в груди. Вызвали «скорую». Новый инфаркт. На этот раз роковой…
В последний путь провожали Владимира Павловича его многочисленные друзья, товарищи по работе, преподаватели и студенты университета. Из Москвы прилетел на похороны своего самого первого и любимого друга Геннадий Михайлович Гусев. Долго держался, но не в силах был совладать с постигшим горем, – разрыдался. – Как и я, и многие, стоявшие у его гроба. Осиротела не только семья, родные и близкие Владимира Павловича. Осиротели и мы, его друзья-товарищи, коллеги и ученики…
Многие годы моим другом-единомышленником являлся Кирилл Асенович Аджаров. Он был не только крупным ученым в области международного права. Он по праву считался одним из лучших лекторов-международников не только в крае, но и во всем Советском Союзе. Часто бывал в Туапсе. К горести моей и всех, кто знал его, он тоже рано, безвременно ушел из жизни…
В большой университетской семье у меня появилось великое множество друзей-товарищей, с которыми нас роднило глубокое взаимное уважение и взаимопонимание. Назвать всех просто невозможно. Назову только отдельные имена.
На юридическом факультете, где начиналась моя учебно-педагогическая деятельность в университете, помимо уже упомянутого К. А. Аджарова, это были: декан факультета А. А. Хмыров и его заместитель Б. М. Бахарев. Удивительной порядочности люди. К горькому сожалению, Б. М. Бахарев тоже очень рано ушел из жизни.
На моей родной кафедре истории КПСС, которой заведовал И. И. Алексеенко, работала группа способных преподавателей, ставших моими «товарищами по оружию»: И. С. Казюкин, В. А. Мирзо, И. Б. Алещенко, работавший секретарем Краснодарского крайкома КПСС по идеологии, а затем – ректором Краснодарского пединститута; В. Ф. Прудкогляд, В. В. Криводед, А. Ф. Норицына и А. Ф. Чиченина; из молодых – В. Д. Сафонов и Ю. А. Пеницын, парторг кафедры Н. Н. Давыдов; заведующая кабинетом Лидия Герасимовна Еремеева.
На кафедре научного коммунизма, которой мне впоследствии довелось заведовать, безупречно трудились К. М. Мартыненко, ставший профессором и сменивший меня на должности заведующего кафедрой, С. А. Колесник, Т. Г. Хижняк, Д. Г. Щербина и другие. Добрыми соратниками по работе были преподаватели других кафедр общественных наук – философии и политэкономии.
Трудно кого-либо выделить особо из коллектива исторических кафедр исторического факультета, на котором мне пришлось работать многие годы. Назову лишь для примера таких авторитетнейших ученых, какими были доктора исторических наук, профессора Н. В. Алфимов и Ф. Н. Телегин, а также В. И. Черный, А. Г. Иванов – сын Г. П. Иванова и другие.
За годы работы в Кубанском университете мне пришлось в разные годы преподавать на дневном, вечернем или заочном отделениях практически всех факультетов. Помимо юридического и исторического факультетов, больше других работал на филологическом факультете, факультетах иностранных языков и биологическом; реже – на математическом, физическом, музыкально-педагогическом и художественно-графическом. Эпизодически (в порядке замены) – на химическом и географическом.
Особые, теплые, добросердечные отношения были у меня с деканом факультета иностранных языков Владимиром Ильичом Тхориком. Они выходили далеко за рамки служебных.
Много общего было у нас с деканом биологического факультета Арнольдом Петровичем Тильбой. Этому способствовало не только глубокое уважение и взаимопонимание. Оказалось, что с его родным братом Владимиром Петровичем Тильбой мы были хорошо знакомы в бытность моей работы первым секретарем Хасанского райкома комсомола Приморского края. В те годы В. П. Тильба был директором рыбокомбината «Зарубино». Узнав об этом, Арнольд Петрович рассказал (или написал) брату обо мне. И тот отозвался теплым душевным письмом. Было приятно услышать человека, с которым меня уже разделяло более чем два десятилетия…
С бескорыстной, неоценимой помощью названных мной прекрасных людей я начинал новый этап жизни в Краснодаре. Они сделали очень много, чтобы я поскорее вошел в вузовскую жизнь, приобрел новых хороших и верных друзей-товарищей, чтобы большая институтская, а впоследствии – университетская, семья стала для меня близкой и родной. Каждый со своей стороны, они активно поддерживали меня и в многотрудной научной работе-борьбе, выпавшей на мою долю…
Особо хочу сказать о Гавриле Петровиче Иванове. Его участие в моей судьбе было неоценимым, и потому остается незабываемым. Он не только «без проблем» всегда откликался на мои просьбы, но и сам проявлял исключительное внимание к моей жизни, особенно к моей сложной научной судьбе. Я постоянно находил у него взаимопонимание, моральную поддержку и разностороннюю помощь. Касалось ли это планирования моего учебного процесса или научных командировок – любой вопрос он решал мгновенно…
Гаврила Петрович выезжал на защиту моей кандидатской диссертации в Ростовский университет и на её повторное рассмотрение на секции истории КПСС Экспертного Совета ВАКа, когда мои неукротимые «оппоненты» добились этого. Его поддержка как первого проректора университета была очень важной. В обоих случаях ученых интересовала характеристика меня как человека, как вузовского преподавателя и ученого. Слово Гаврилы Петровича было весьма значимым.
И это не всё. Выезжая со мной для участия в «научных баталиях», Гаврила Петрович брал на себя все хлопоты, заранее предупреждая меня: «Гостиницу я заказал и оплачу». На мои попытки возразить он неизменно отвечал: «Спрячь свои несчастные рубли». Тоже было и при оплате за питание в гостиничных кафе.
В обоих случаях, когда мы ехали с Гаврилой Петровичем по моим диссертационным делам, машиной ли в Ростов или поездом в Москву, он брал с собой объемистый чемодан, заведомо наполнив его продуктами, фруктами, овощами, бутылкой-двумя коньяка и говорил при этом: «Послезащитный банкет, как принято в таких случаях, устраивать нельзя. Пронюхает твоя „шатия-братия“ (так он называл моих „противников“), – добра не жди. Разведут такое „кадило“, от которого задохнуться можно. А в гостиничном номере, в „узком кругу“, поужинаем, отметим защиту. Я уверен, что всё будет хорошо». И вслед добавил: «Ты здесь ни причем. Это буду делать я по должности, как проректор университета, в котором ты работаешь, в знак уважения и признательности».
…Не раз бывало, когда я собирался в научную командировку, Гаврила Петрович, вручая мне командировочное удостоверение, прикладывал 30–50 рублей: «Возьми. Пригодятся на непредвиденные расходы». Возражать было бессмысленно.
…Запомнился один случай, который доскажет то, что я здесь не сказал. Как-то в день нашего отъезда по моим диссертационным делам, Гаврила Петрович был очень занят университетскими вопросами и заехать домой за вещами не успевал. Дал свою машину и попросил съездить за ними к нему домой. Я хорошо знал семью Гаврилы Петровича – его супругу Валентину Дмитриевну и сыновей: старшего Александра – со времени его пребывания в аспирантуре, и младшего Юрия – студента юридического факультета, на котором я преподавал историю КПСС.
Высказал Валентине Дмитриевне слова извинения, благодарности и признательности за то, что Гаврила Петрович, в ущерб семье и отдыху мается со мной по командировкам. И услышал в ответ: «Иван Павлович, о чем Вы? Он для Вас готов сделать всё. Он за Вас волнуется больше, чем за семью. Такой он человек…»
Имя и облик Гаврилы Петровича необыкновенно добросердечного, внимательного и отзывчивого человека, его бескорыстная душевная щедрость живут в моей памяти все минувшие годы. И будут жить, пока живу я…
Таким же внимательным, добрым и отзывчивым человеком безграничной душевной щедрости остается в моей памяти и Гурген Карапетович Долунц. Предметом его докторской диссертации было исследование революционной деятельности Сергея Мироновича Кирова на Северном Кавказе. А это значит, что Гурген Карапетович глубоко знал историю борьбы за победу социалистической революции и утверждение Советской власти в этом регионе. Потому он всегда весьма компетентно и объективно оценивал мои научные диссертации и публикации, посвященные этой теме. Откликался на них своими отзывами, оглашал внешний отзыв кафедры истории КПСС Краснодарского политехнического института, которой он заведовал, на мою кандидатскую диссертацию при ее защите в Специализированном Совете по историческим наукам Ростовского государственного университета; выступал на повторной защите мною кандидатской диссертации в ВАКе. Такое не забывается…
Он сделал очень много для достижения мною поставленных целей в науке. Гурген Карапетович сыграл также большую роль в определении моей супруги Нины Тимофеевны на работу в политехнический институт, на вновь создаваемую кафедру хлебопечения. Память о нем, как о человеке огромной душевной щедрости и отзывчивости, живёт в моём сердце и всегда будет жить…
…Теплотой, вниманием и заботой были согреты и наши отношения с Иваном Ивановичем Алексеенко, на долю которого выпала нелегкая судьба быть моим «добровольным» научным руководителем на этапе подготовки и защиты кандидатской диссертации. Его участие было неоценимым во всей моей научной судьбе и в преподавательской деятельности. Даже тогда, когда по непонятным, необъяснимым мотивам он был освобожден от заведования кафедрой истории КПСС.
Случилось это непредвиденно и неожиданно. Было созвано внеочередное заседание кафедры. Нам представили незнакомого человека: «Маститый ученый, доктор исторических наук, профессор Степичев. Ваш новый заведующий кафедрой. Иван Иванович уйдет в старшие научные сотрудники для завершения работы над докторской диссертации и ее защиты…»
Все мы, преподаватели кафедры, в недоумении только «пожали плечами». Потом узнали, что Степичев приехал к нам из Сибири, где работал в вузе в такой же должности. Не иначе, как в Отделе науки ЦК КПСС или в Минвузе была «своя рука» (земляк, друг, приятель). Кто-то властно похлопотал о его переводе и трудоустройстве в Кубанском университете. Сразу же ему вручили и ключи от трехкомнатной квартиры.
Этот «маститый» ученый был надменным, чванливым и высокомерным. Короче, нам «не ко двору». На кафедре у нас был коллектив простых, скромных, добросердечных и знающих предмет преподавателей. Царила атмосфера взаимопонимания и взаимовыручки. И вдруг… такой «чиновник».
Вскоре в этом убедился не только коллектив кафедры, но и руководство университета, и Отдел науки крайкома КПСС. Степичев, как неожиданно объявился, так очень скоро, год-два спустя, уехал из Краснодара в Рязань, на такую же должность…
Иван Иванович вернулся на свою «законную» должность заведующего кафедрой.
Кстати, квартиру Степичева предоставили мне. И мы, до этого два года обитавшие в студенческом общежитии на улице Тельмана, тут же переселились в неё.
…В то «степичевское» время мы особенно сблизились и сдружились с Иваном Ивановичем и его семьей. Встречались не только на работе, но и в домашних условиях.
У Ивана Ивановича и его супруги Марии Федоровны была хорошая традиция: вечерние прогулки. И не только в выходные, а бывало и в будние дни заходили к нам «на огонек». Жили они на Гидрострое, примерно в полутора-двух километрах от нас. Но по тем годам, да еще к единомышленникам, – это не расстояние.
Приятные, незабываемые встречи помнятся и поныне. Своими, родными для нас, нашей семьи были не только Иван Иванович и Мария Федоровна, но и их прекрасные дочери Оля и Лена.
…К горькому сожалению, Ивана Ивановича уже нет в живых. Но память хранит все доброе, что излучал этот скромный, душевный и отзывчивый человек и ученый.
Впоследствии в когорту моих друзей-соратников вошел Константин Матвеевич Мартыненко. Меня познакомил с ним Гаврила Петрович Иванов. Произошло это на защите мною кандидатской диссертации в Ростовском государственном университете в 1968 году. Г. П. Иванов пригласил его на «репетицию» в связи с предстоящей защитой им кандидатской диссертации…
В то время К. М. Мартыненко, насколько мне помнится, работал редактором Усть-Лабинской районной газеты. Как и предполагалось, успешно защитив кандидатскую диссертацию, он перешел на преподавательскую работу в Кубанский университет. Без раскачки принялся за написание докторской диссертации. И с этой задачей достойно справился…
Наши пути-дороги сошлись на кафедре научного коммунизма в 1983 году, после защиты мною докторской диссертации и избрания на должность заведующего кафедрой.
В марте 1990 года пленум Краснодарского крайкома КПСС утвердил меня своим полномочным представителем в составе Подготовительного комитета при ЦК КПСС по подготовке Российской конференции КПСС.
11 мая того же года крайком КПСС выдал мне командировку в ЦК на десять дней для работы в Подготовительном комитете. Исполняющим обязанности заведующего кафедрой на время моей отлучки стал Константин Матвеевич. Да так получилось, что не на время, а бессрочно. Поскольку бессрочной оказалась моя командировка в ЦК…
Перед отъездом я зашел на кафедру. Помнится, Константин Матвеевич сказал мне: «По-хорошему завидую Вам. Ваше имя будет в числе тех, кто стоял у истоков создания Компартии РСФСР».
Тогда все «истые» коммунисты были убеждены, что Российская Компартия может предотвратить нарастание кризиса в КПСС и в целом в стране. И советская держава, преодолев все накопившиеся трудности и проблемы, пойдет дальше путем совершенствования социализма. О худшем исходе не было и мысли.
Произошла, однако, чудовищная катастрофа, которую учинило с нашей советской Отчизной иудейское племя горбачевых, яковлевых, ельциных и прочих ренегатов-предателей, «отцов российской демократии», «вождей» «пятой колонны», взращенных в недрах советского общества…
Мне и сейчас тепло становится на душе каждый раз, когда сын передает приветы от бывших моих соратников по работе – Константина Матвеевича Мартыненко, Юрия Андреевича Пеницына, Виктора Алексеевича Занина, Олега Тимофеевича Паламарчука, Бориса Степановича Солодкова, Игоря Николаевича Ремизова, Владимира Ильича Тхорика, других преподавателей-обществоведов края; моих питомцев из университета, в частности, от Валерия Латынина – выпускника юридического факультета, многих других.
Надежными, внимательными и отзывчивыми были ученые-обществоведы других краснодарских вузов: Федор Павлович Зырянов, заведующий кафедрой истории КПСС Кубанского сельскохозяйственного института и Алексей Иванович Манаенков, заведующий кафедрой истории КПСС Краснодарского института культуры; Игорь Яковлевич Куценко, заведующий кафедрой научного коммунизма Краснодарского политехнического института, доктор исторических наук, профессор; доценты кафедры истории КПСС Краснодарского политехнического института М. Г. Аутлев и В. П. Норицын; доцент кафедры истории КПСС Кубанского сельскохозяйственного института В. А. Артюшин. Всех не перечесть. Но все они живут в моей памяти.
…Помощь и поддержку всегда находили мы и в семьях моих брюховецких друзей по комсомолу: Дмитрия Денисовича Матрошилова и Ивана Васильевича Кулинченко, тоже перебазировавшихся в Краснодар.
