Карабах – горы зовут нас

Он был без головного убора. Его лысая голова, как светящийся шар был хорошим ориентиром.

Бесшумно, как тень, полковник бросился за ними, группа следовала по пятам. Минута и перед ним возникли спины хачиков. Полковник использовал неожиданность. Он в два прыжка настиг врага и с ходу прыгнул на горбатого. Короткий взмах, удар и нож по рукоятку вошел в ненавистную шею противника. На шум повернулся «лысый», но как-то неловко, поскользнулся и упал набок. Идущий впереди армянин тоже повернулся на шум, бросил мешок и кинулся на полковника. В руках его сверкнуло лезвие ножа.

Мгновенно перед полковником вырос боец и ловким приемом выбил нож из рук атакующего врага. Одним броском, он уложил его на спину, придавил к земле, прикрыв ладошкой рот. Подбежали бойцы и скрутили хачиков, заткнув рот кляпом. Лысый солдат, так и лежал на земле, фыркал, крутя головой по сторонам, не понимая, что же произошло. Оттащив труп в сторону от тропинки, группа собралась вместе. Один из разведчиков вытащив финку, приставил к горлу Лысова, тот перестал дергаться.

– Запомни, сученок, только пикнешь, то замолчишь навсегда, – разведчик выдернул кляп и повернулся к полковнику.

– Солдат, отвечаем только на вопросы, ты понял меня? – спросил полковник. Услышав русскую речь, армянский солдат заплакал.

– Я армянин, не турок, мы же братья, союзники, я на пост иду, – глядя на полковника, затараторил солдат.

– Ты сказал, что ты на пост идешь? – разведчик схватил армянина за шею.

Армянин молча кивнул, глаза налились страхом, он мелко дрожал.

– Сколько ваших хачиков, там, на посту? – наклонившись к армянину, задал он первый вопрос.

– Трое их, клянусь мамой, – прошептал тот.– Клянусь, только не убивайте.

–Заткнись, – стоящий рядом разведчик, ударил его по голове кулаком. Армянин в испуге зажмурился, в ожидании побоев.

– Где твой пост? – разведчик теребил солдата.

Тот крутил головой, не понимая, что от него требуют, потом, сообразив, сказал: – Отсюда метров сто пятьдесят не больше, там еще блиндаж есть.

– В блиндаже, сколько?

– Там пять или может шесть, я точно не знаю, мы с дядей Ашотом за продуктами ходили, – он показал на здоровяка.

– С таким Ашотом, ты, что тюльку гонишь, – разведчик замахнулся еще раз.

– Хватит с него, – полковник поднялся на ноги и отошел к группе. Бойцы, заняв круговую оборону, вели наблюдение.

– Сбор, – коротко приказал он, подойдя к солдатам. Группа в миг собралась рядом.

– Мужики, действуем молча, только ножи и лопатки, стрельбу не открывать. Там их, он указал на посты армян, – всего трое на посту и в блиндаже еще пять или шесть.

Разделимся на две группы. Со мной пятеро, мы в окоп, остальным в блиндаж, вопросы есть?– все молчали.

– Командир группы – позвал полковник.

– Я, здесь, командир, – из толпы отделился высокого роста боец.

– лейтенант Рустамов.

– Видади, поставь задачу, и давай отойдем. Только быстро, времени нет, надо до рассвета управиться. Отойдя от группы, полковник достал фонарик, толщиной в тонкий карандаш, подсвечивая себе, стал изучать карту. Подошел Рустамов.

– Готово, – коротко доложил он.

– Вот, смотри сюда, – полковник указал лучом на точку на карте.

– Здесь их блиндаж. Эта тропинка выводит нас прямо на нее. Не доходя метров сто до блиндажа, тропинка раздваивается и уходит вправо, я пойду по ней на пост. Работаем пятнадцать минут.

– Сверим часы. Он освятил циферблат своих часов.

– У меня три пятнадцать. Отходим на восток, сбор в квадрате шестнадцать. Понял меня?

– Да, командир.

– Тогда вперед Рустамов. Да, ты там осторожней, и без самодеятельности, а то я знаю тебя – он дружески похлопал по плечу разведчика.

– Командир, а с пленными что делать?

– Скажи своим, пусть доставят в штаб бригады, только осторожно.

Группа Рустамова ушла, подождав ровно минуту, двинулась и группа полковника.

Бесшумной тенью подползли почти вплотную к посту, где дежурили трое армян. Вытащив финки, приготовились. Полковник сделал знак, поднялся и рывком бросился в окоп. Стоны, хрипы и через минуту все затихло. Трое хачиков с перерезанными горлами лежали на дне окопа. В этот момент, где-то позади, загремели беспорядочные выстрелы.

Это с соседних постов, услышав шорохи и возню, открыли стрельбу, для острастки и, чтобы показать свою бдительность, но она ничего не могла изменить, Возмездие уже свершилось. Выпрыгнув из окопа, группа стала удаляться, подымаясь выше в гору, где стоял памятник. Символ матерей всех армян, тех, кого она родила и натравила войной на соседей.

Это не мать, что рожает сыновей и отправляет их убивать других, женщин и стариков. Такой матери нам на нашей земле не надо. Она должна быть свергнута. Полковник бежал, злость переполняла его душу. Голова раскалывалась от тупой боли, грудь ныла и не давала свободно дышать. Каждый шаг давался с трудом. Но он не обращал на это внимание, его душа желала мести. Проходила тихая белесая ночь. Белая пелена спускалась на землю. Туман еще больше загустел.

Остановились, передохнуть, и оценить обстановку. Выстроившись цепочкой, пошли по направлению бетонной сваи. Впереди группы двигался сапер, прощупывая щупом землю, за ним шел другой с миноискателем, прослушивая почву земли. Шли осторожно. Малейший шум мог обернуться смертью. Обойдя блиндаж, стали углубляться в тыл первой позиции противника. Поляна вокруг памятника было изрыта траншеями и ходами сообщения. Ее миновали незаметно, и вышли на поляну. Подходя к ней, услышали тонкий писк, условный сигнал своих разведчиков. Все были в сборе. Саперы быстро стали минировать постамент, но они понимали, что имеющимся тротилом уничтожить весь памятник не удастся, уж слишком он был прочный и монолитный. Однако цель, которую поставил перед ними полковник, должна была быть выполнена, и они делали свое дело. Остальные бойцы вместе с полковником заняли круговую оборону и вслушивались в тишину. Старший солдат из саперов подполз к командиру и доложил, что все готово, мины заложены, однако шнура хватит только на пять минут.

Полковник уже хотел подать команду на отход, как на подходе к памятнику послышались осторожные шаги. Бойцы насторожились в предрассветной тишине. Глухие голоса, звяканье металла – прошли в нескольких метра от смельчаков. Туман не позволил разглядеть пришельцев, но можно было предположить, что их было трое. Оставив саперов с рацией ждать команды, решили выследить их и уничтожить. Полковник собрал группу и повел ее в том направлении, откуда слышались голоса. Где их искать он не знал и поэтому свернул с тропы, повел своих солдат на противоположный склон, оттуда он решили наблюдать. На рассвете около памятника все стихло. Указав каждому бойцу, сектор наблюдения, стали вести разведку местности.

Вот колыхнулась ветка, и указала, что под ветками кто-то есть. Вон вздрогнула что-то темное за плоским камнем, это была спина лежачего человека. Стало понятно, что это снайперы занимают свои позиции, выискивая солдат полковника.

Тут он отчетливо представил, как в эту минуту, пока он ведет за врагами наблюдение, снайперы просматривают через панораму прицела окопы на противоположной стороне, ловя в перекрестие цель– его солдат.

Волнение охватило его. Отбросив в сторону осторожность, сделав знак группе, он ужом пополз туда, где колыхались потревоженные ветки. До цели оставалось не больше десятка два метров, как до слуха его донеслись звуки, которые ни с чем нельзя спутать, чиркнул металл о камень, послышался клацанье затвора. Значит, снайпер отыскал цель и сейчас решается чья-то жизнь. Убитых солдат не вернешь, значит, до выстрела надо действовать решительно и скоро. Он свернул чуть в сторону и взмахом руки стал подзывать своих бойцов. Он повернул голову, встретился взглядом с Рустамовым.

– Здесь они – тихо сказал полковник.

– Все на своих позициях. Скорей надо кончать с ними. Вот видишь большие камни, там кто-то лежит. Иди со своими бойцами прямо до камня, а я возьму правее, там, в кустах, у них тоже окоп. Брать только живыми, не стрелять. Полковник подполз к кустам, затаились. Голоса за кустами были не мужские, это все поняли, когда услышали, как одна из девиц подсказывала другой, как надо наводить прицел и, как делать спуск курка. Один из голосов был со своеобразным акцентом. На таком диалекте разговаривали в далекой Перми, но как она здесь оказалась, об этом полковник не мог даже себе предположить.

Второй голос был явно армянской девушки, которая говорила очень плохо, путая русские слова с армянским, карабахским акцентом.

Они возникли позади затаившихся снайперов с такой ошеломляющейся внезапностью, что вначале девушки даже приняли их за своих сослуживцев, но, услышав голоса, съежились и растерялись.

Автоматные стволы пребольно уперлись им в спины.

– Винтовки на землю – хриплым от гнева голосом приказал полковник.

– Живо! И не оглядываться.

– Да, кто вы такие? – более плотного телосложения, в камуфляжной куртке, что говорила с пермским акцентом, пыталась обернуться, но увесистый удар прикладом между лопаток уложил ее носом в землю.

Полковник приказал солдатам забрать винтовки, а пленницам заложить руки за спины. Быстро связали руки, заткнув рты кляпом, стали быстро удаляться.

И вот в это время, раздирая влажную тишину, левее их грохнул одиночный винтовочный выстрел, тут же второй. Это, значит, позиции снайперов, догадался полковник, уводя свою группу подальше от этого места.

Поднявшись на склон, увидели группу Рустамова. Они сидели полукругом, а в центре, со связанными руками в камуфляжном комбинезоне, сидел светловолосый парень с кляпом во рту.

Группы быстро спускались в ущелье, обходя памятник, справа. Удалившись на приличное расстояние, он дал команду по рации саперам. Предрассветную тишину разорвал грохот взрыва. Автоматные очереди из трассирующих пуль насквозь прошивали горное пространство, это вступила в бой группа прикрытия под командованием Алиева.

А когда из-за приземистого каменного Шиш– гаи выкатилось солнце и туман, съедаемый жаркими лучами, поплыл в тенистые ущелья под защиту скал, они медленно встали, шатаясь пошли к своим позициям, с чувством выполненного долга. Впереди шел небольшого роста солдат, который на привязи вел пленных. Приказав Рустамову доставить пленных в штаб и ждать его указаний, полковник поспешил на КП к рации, надо было выяснить, где группа Низами Алиева и, как ей помочь вырваться из западни. На КП наблюдателей от артиллерии сидел Миша Гридасов и координировал огонь. Увидев подходящего командира, тот улыбнулся, – Заградительным, прикрываем отход Алиева, – коротко доложил артиллерист.

– Передовой пункт докладывает, что группа вырвалась и отходит по лощине, так что все в порядке, командир.

– Добро, тогда я в штаб, а ты добивай тех, кто огрызается. Как успокоятся, передай управление командиру дивизиона и тоже приезжай в штаб, надо кое о чем поговорить, – отдал он распоряжение и пошел к машине.

Перед школой в Чаменли, где располагался штаб бригады, толпился народ. Всем хотелось посмотреть на армянских снайперов. В пустом классе на полу со связанными руками сидели три девушки и светловолосый паренек. Посередине на стуле сидел Рустамов и вел допрос. Увидев комбрига, тот встал со своего места.

– Молчат? Ну, что же пусть, у них будет еще много времени все вспомнить. Для них, Видади, война уже можно сказать, закончилась, так что не волнуйся. Пленные, поняв, что пришел кто-то из командиров постарше рангом, чем допрашивающий их офицер, попытались встать, но связанные руки мешали им это сделать.

– Развяжите им руки, и пусть из кухни принесут что-нибудь поесть. – отдал полковник распоряжение и устало присел на стул. Часовой у входа бросился выполнять команду, а Рустамов, достав из висячей на ремне ножны финку, разрезал веревки, освободив руки пленных. Девушки первым делом стали поправлять свои распущенные космы, будто это было самое сейчас главное. Парень смотрел на полковника, как затравленный щенок. Глаза его испуганно бегали из стороны в сторону. Видно было, что он еле сдерживается, чтобы не сорваться в крик и удариться в истерику.

– Поставьте парту в углу и стулья для дам, – с иронией в голосе, сказал полковник. Солдаты охраны дружно рассмеялись.

– Кто-нибудь из вас, хочет что-то сказать мне или вы предпочитаете играть со мной в молчанку? – когда все расселись, обратился он к пленным.

– Если можно, пусть нам дадут возможность сходить в туалет, – сказала девушка в камуфляжной форме с пермяцким акцентом, остальные молчали.

– Рустамов проследи, чтобы им дали возможность привести себя в порядок, накормите их, выдайте чистое обмундирование, а потом приведете в штаб, понятно? Пальцем никого не трогать, башку откручу всем, если узнаю, что у кого-то не выдержат нервы. Бригадного врача ко мне пришлите.

– Понял вас, командир.

Полковник вышел, ему самому надо было успокоиться, волнение ночного боя и гибель дорогих ему людей исчерпали все его внутренние силы, он едва держался на ногах. В кабинете директора школы, где был, развернут штаб, он скинул с себя всю одежду, развязал бинты и бросил их в угол. Потом долго умывался, смывая пот и остатки грязи на руках. Вытащил из шкафа чистую форму с полковничьими погонами, тельняшку и портупею. В дверь тихо постучались. Это пришел врач. Высокий худой, как жердь военврач стоял в проеме двери, согнувшись под тяжестью санитарной сумки. Полковник невольно улыбнулся,

– Ну, как тут воевать, все так и хотят спасти свою шкуру, а на фронт отправляют больных, хромых, косых и вот таких военврачей.

– Давай, родной мой, делай свое дело, да побыстрей,

– чтобы как-то подбодрить врача, сказал полковник. На удивление, как врач, он оказался просто профессионал. Его ловкие руки быстро сделали перевязку и укол, при этом незаметно прощупали каждую клеточку его тела.

– У вас сломаны два ребра, сильная гематома, и если ее не удалить могут быть последствия, так что медлить нельзя, – сказал врач, собирая свою сумку.

– Хорошо, после допроса пленных, поедем в госпиталь, а пока свободен. Полковник взял со стула гимнастерку и стал одеваться. Каждое неловкое движение вызывало головокружительную боль в груди. Но, не смотря на это, полковник не отказался от решения надеть военную форму для строя.

Через минуту с зеркала на него смотрел уже совсем другой человек. Ладно, подогнанная форма, стянутая ремнем портупеи, сидела на нем как литая.

– Как в добрые времена перед построением на полевой выход, – подумал полковник, но стук в дверь прервал его воспоминания. Вошел солдат из хозяйственного взвода с подносом. Он молча прошел к столу и стал расставлять принесенный завтрак. Разлил чай и также молча вышел. Маленький граненый стаканчик, наполовину заполненный прозрачной жидкостью, был прикрыт кусочком черного хлеба.

Полковник поднял стаканчик:

– Пусть АЛЛАХ примет ваши души в рай, – помолился он и выпил. Спирт, процарапал глотку и ежиком опустился в желудок. Аппетита не было, но он через силу поел овсяную кашу, заправленную тушенкой, выпил чаю, достав сигарету, закурил. Взяв со стола школьный звонок, он позвонил в него, тотчас вошел солдат и стал убирать остатки пищи.

– Скажи Рустамову, пусть приведет армянского снайпера.

Командир взвода разведки не заставил себя долго ждать. Открыв дверь, он пропустил вперед пленницу, которая двумя руками придерживала солдатские штаны, явно не ее размера. В больших штанах, в куртке до колен пленница была похожа на молоденького паренька в отцовском одеянии. Только густые черные волосы, распущенные по плечам, выдавали в ней девочку. Она осторожно прошла к стулу и присела на краюшек, как-то боком. Подняла на полковника испуганные глаза, в которых застыл страх, и быстро опустила их. Он долго смотрел на нее, прежде чем задал вопрос. Пленница сидела, зажав ладошки между колен, потупившись в пол, плечи ее мелко дрожали.

– Ты карабахская армянка или приезжая? – задал он первый вопрос. Плечи девушки дернулись, как будто он ударил ее плетью.

– Я из села Туг, тихим голосом ответила пленница, на ломанном русском языке, еще больше опуская голову вниз.

– Откуда знаешь русский язык?

– В школе проходили, потом соседи у нас были «азеры», которые учили меня. Она так и сказала «азеры», потом вспомнила, где находится и как-то скрючилась. Вскинула руки, прикрывая голову, как бы от удара.

– Тебя никто не бил?

– Пока нет.

– Почему ты сказала – пока, разве мы похожи на зверей или дикарей, чтобы бить женщин?

– Я не говорила этого.

– Но ты ждешь, что так будет, да?

– Нам говорили.

– Кто говорил?

– Фидаины

– А это кто такие?

– Добровольцы из партии «Дашнакцюцюн».

– Тогда все понятно. Эти звери не раз сами так поступали и думают, что мы такие же. Нет, милая, кавказские мужчины с женщинами не воюют. А вот ты, почему взяла в руки снайперскую винтовку, вот это меня сейчас больше всего интересует. Если не хочешь говорить не надо, тебя все равно я прикажу расстрелять, как солдата, а не как женщину.

После этих слов, пленница не выдержала и стала всхлипывать, рукавом вытирая слезы. В этот момент ему показалось, что перед ним сидит нашкодивший ребенок, который ждет наказание, понимая ее неизбежность

– Только не думай, что мне тебя жалко. И перестань распускать свои нюни. Вчера в бою я потерял семь моих самых близких людей, и все они погибли от снайперской пули, так что прекрати ныть. Если уж взялась за мужское дело, так будь добра и отвечай, как мужчина. Почему пошла в снайперы, а не в медсестры или радистки, а именно в снайперы? Ты что так ненавидишь азербайджанцев, да? Что они тебе плохого сделали, ну чего молчишь? – полковник все больше и больше распылялся. Может, изнасиловали тебя или твою мать, поэтому ты мстишь им? – он резко встал со своего стула и в плотную подошел к пленнице.

– Нет.

– Что нет?

– Меня никто не насиловал. Моего брата убили.

При этих словах стон вырвался из ее груди.

– Видади подай ей воды, пусть успокоится. Тот поднес стакан с водой пленнице, которая схватила его обеими руками и стала жадно пить. Ее зубы стучали по стеклу, вода проливалась и мелкой струйкой стекала по краям ее искусанных губ.

Полковник закурил.

– Горе, кругом у всех горе – думал он, глядя на эту пленницу и делая глубокие затяжки.

– Можно и мне сигарету, спросила она, не поднимая головы. Полковник подвинул пачку к краю стола.

– Кури, не жалко. Пленница взяла пачку сигарет, своими тонкими пальчиками вынула одну из них и потянулась к огоньку зажигалки Рустамова.

Волнение не позволяло ей сразу прикурить. Огонек зажигалки сдувался, и Рустамову пришлось несколько раз снова чиркать, пока девушке не удалось сделать первую затяжку.

– Где погиб твой брат, спросил Видади?

– Под Гадрутом.

– Давно?

– Три дня назад. Ребята с нашего села сказали, что видели его раненым, а потом он пропал. Я пошла туда и стала искать его, но никто не хотел мне помочь. Потом один фидаин, сказал, что брата забрали ваши солдаты.

– Ну, а как ты попала в снайперы.

– Один фидаин мне сказал, что я должна отомстить за брата и послал в Каракянд, к русским, чтобы меня научили.

– А откуда они взялись у вас эти русские девушки.

– Их из Еревана привезли. Таня сказала, что научит меня стрелять, а потом они тоже уедут.

– А куда они собрались уезжать, она не говорила?

– На другое место.

Она докурила сигарету и не знала, куда деть окурок, подняла глаза на полковника. Он подвинул ей пепельницу.

– Ну, и сколько же ты убила наших парней?

– Я не успела. Она так и сказала, – «не успела», еще до конца не понимая всю глубину кощунства.

– Только первый день меня взяли на позиции, а тут ваши, – она замолчала.

Не зная от чего, но полковник сразу поверил ее рассказу. Может быть оттого, что за годы войны насмотрелся на всяких, будь-то наемники, или отщепенцы общества, мразь всякая, зарабатывающая на смерти других. Видел и воюющих женщин снайперов из интернационального отряда «Белые колготки».

Не похожа была эта затравленная страхом девочка ни на одних перечисленных вояк. Пальцы ее тоненькие, не огрубевшие от постоянного соприкосновения с металлом. Кожа лица нежна, еще не обветренная горным воздухом.

– Ну и что же, – размышлял полковник, – скажи кому, что у нее в руках была СВД и все. Разорвут на части, и никто не спросит, стреляла она из него или нет. Уж больно много парней полегло от этих вот баб с винтовками. То, что сначала надругаются над ней, сомнения нет, вон как разведчик смотрит на нее, как похотливый жеребец, впервые увидевший кобылицу. Передай ее солдатам и все – не жилец она больше на этом свете. Тем более в застенках МНБ, куда доставляют всех пленных.

– Ну, что же делать мне с тобой, – спросил полковник после долгого раздумья. Пленница молчала. А кто еще из твоих родных, близких остался в Карабахе?

– Отец с матерью, старики они, да три сестры младшие. Брат у нас был единственный. Она снова залилась слезами.

– Командир отдайте нам эту сучку, и мы заменим ей брата, сказал, молчавший до этого Рустамов. Это и определило решение полковника.

– Слушай меня внимательно, девочка, я слишком много убил людей на этом свете, но только в бою, защищая свою жизнь. Но никогда не убивал безоружных, так что и сейчас не хочу марать свои руки в женской крови, – полковник взял со стола сигарету и прикурил. Долго сидел он погруженный в свои мысли, пока сигарета не обожгла его пальцы. Он спокойно затушил окурок, подошел к пленнице и сказал:

– Я отпускаю тебя девочка, с миром. Пусть ВЕЛИКИЙ АЛЛАХ будет мне судья. Понятно тебе?

– Вы, что, командир, не поверил, услышанному приказу, разведчик. Она же сука, завтра снова возьмет снайперку и уложит не одного из наших парней. Эта реплика разведчика еще больше укрепило полковника к его решении.

– Все! Я так решил, Рустамов, и пусть катится на все четыре стороны.

– Позови ко мне моего водителя и двух разведчиков, а сам можешь идти и забавляться теми пермячками, пока особисты не пронюхали о них и не забрали их у тебя.

Передав приказ вывести на линию фронта пленницу и отпустить ее на нейтральной полосе, полковник остался в кабинете один на один со своей совестью. Она мучила его, разгрызая всю душу, но он так и не мог понять, почему ему стало так жалко, эту несчастную девочку, попавшую в жернова этой страшной войны.

За окном смеркалось.

Уже на небе появились первые звездочки, когда в кабинет вошел водитель и доложил об исполнении приказа. Он стоял у дверей, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь что-то спросить, в руках у него была какая-та бумажка.

– Как там? – задал полковник неопределенный вопрос.

– Из мечети привезли погибших и ждут вас, для прощания. Дежурный по штабу просил передать, что все командиры прибыли на совещание. И еще, командир, я честно делал свое водительское дело и никогда ни о чем не просил вас, только поймите меня, я больше не могу, – он подошел и положил на стол бумажку.

– Тут рапорт о просьбе перевести в разведывательную роту, хочу отомстить за Тябрика и наших Джейранбатанских парней, что сложили голову за Родину, – он перевел дыхание, собираясь с мыслями, – и еще мужики просили сказать, – он замялся.

– Что просили, говори, не мямли.

– Правильно вы сделали, что отпустили армянскую девушку, вот и все.

Полковник поднялся со своего места и подошел к водителю. Бог не наградил его ни ростом, ни мужской силой, и он стоял перед полковником такой невзрачный, жалкий. Но в его маленьком теле было огромное мужество и отвага, не раз проверенная в боях.

– Передай мужикам нашим, что это решение подсказали они, так что без вас и вашей поддержки мне было бы не просто принять такое решение. Вы и только вы вселяете в меня веру в наше благоразумие. Я подпишу твой рапорт, Пусть АЛЛАХ даст тебе мужества. Он впервые обнял Хамбалу, за два года, что они были вместе и шли дорогами ада на этой проклятой войне.

Трель клаксона автомобиля среди ночи на улице Папанина, где располагался госпиталь, прервал воспоминания полковника. Он приподнялся, выключил настольную лампу, повернулся на правый бок, подтянул одеяло к самому подбородку и закрыл глаза. Усталость разом навалилась на него, и полковник уснул крепким сном еще не зная, что пройдет несколько месяцев, когда освобожденная им армянская девочка, рискуя своей жизнью, на своих хрупких плечах вынесет из плена и передаст представителям Международного Красного Креста одного из азербайджанских офицеров, прошедшего ад Карабаха.

Глава вторая

В строю едином

Друзей не выбирают – их находят

Верность к Родине порождает

верность к другу.

Бывают такие дни и недели, когда ничего существенного не случается и ничего особенного не происходит. Кажется, жизнь идет мимо, не касаясь тебя. Других людей она влечет на свою орбиту, ввергает в пучину событий, а тебя почему-то нет.