Карабах – горы зовут нас

После госпиталя, полковнику представили отпуск, отстранив от всех дел, а для него сидеть без стоящего дела было настоящим адом. Он хорошо понимал, что существует наказание бездельем, но для него оно оказалось самым страшным, для деятельного, энергичного человека.

Вечером 14 февраля 1993 года, Начальник оперативного управления Генерального штаба собрал в своем, кабинете офицеров отделов и стал своим монотонным голосом вводить в оперативную обстановку на Агдаринском направлении, которая была противоречивая.

После изложения информации он объявил, что двум офицерам необходимо выехать на фронт и на месте уточнить сложившееся положение. После этого наступила пауза. Офицеры понимали всю сложность обстановки и приказ выехать на фронт встретили молчанием. Отводили взгляд, стараясь не смотреть на начальника.

Нарушив тишину, тот продолжил:

– Так, кто может выехать и на месте помочь местным командирам? – спросил начопер прекрасно понимая, что времена Александра Матросова прошли, и никто добровольно голову в петлю не сунет.

Сам по себе он был неплохим офицером. Закончил академию, работал в крупных штабах. В нем сочетались исполнительность и трудолюбие, но бог его обделил смелостью и поэтому в течение второго года войны дальше кабинета МО и ГШ не выезжал. Он был чисто штабным офицером, про которых вспоминают только тогда, когда надо сделать хороший доклад или подготовить красивый отчет. Его зам, был подстатьи ему приспобленец был еще тот. При всех переплетениях в Баку, они оставались на своих местах, сменив уже четырех МО, которых президенты меняли как перчатки, после сдачи армянам очередных прифронтовых районов. Заместитель начальника оперативного управления ГШ тоже имел академическое образование, но оно было хорошее в мирное время, а на войне, кроме высшего образования, нужна была еще средняя сообразительность, которой бог обделил его. Взгляд начопера остановился на заместителе.

Увидев взгляд шефа, тот мгновенно подскочил и четким поставленным голосом заявил:

– Товарищ полковник, разрешите доложить вам лично свои соображения?

После такой решительности своего зама, поступила команда вернуться в свои кабинеты и ждать указаний.

Пройдя к себе, полковник открыл сейф и достал автомат, связанные воедино два магазина от ручного пулемета, по 45 патронов в каждом, две гранаты и общую академическую тетрадь, с конспектами по тактике, с которой он никогда не расставался.

Домой звонить не хотелось, так как там и без звонка была напряженная обстановка. Жена жила в ожиданиях третьего ребенка, шел девятый месяц, и со дня на день должны были ее увезти в госпиталь. Младшие детишки, привыкшие к одиночеству, помогали матери, как могли, не решаясь спрашивать про отца.

Дверь в кабинет резко открылась, и вошел начопер управления ГШ, увидев разложенное оружие, остановился, и молча присел на край стула. Наступила тревожная пауза.

Начальник управления никак не мог пересилить себя и отдать приказ, да и полковник не торопил его. В эту минуту ему хотелось закричать на него, ударить, унизить, спросить:

– Почему ты такой, разве мать тебя родила таким трусом, разве тебя не учили смелости и отваге, разве ты не помнишь, как погиб Шикар Шикаров, твой друг, однокашник? – но ничего он этого не сделал и не сказал, просто взяв вещевой мешок, стал складывать в него свое имущество.

– Понимаешь, – не выдержал начальник, – у моего заместителя недавно родился ребенок, и он не может оставить жену в таком положении, – да и справка у него есть, что тоже болен, – он засуетился, доставая из кармана какую-то бумажку.

Вот эта бумажка и вызвала яростный гнев полковника. Забыв всю субординацию и понятие дисциплины, он резко пнул стол, выхватив ячейку из стола с бумагами, перевернул ее и высыпал на стол все ее содержимое. Дальше было как в тумане. Он тыкал начоперу в лицо списки погибших своих солдат в Шуше, списки без вести пропавших, вперемешку с письмами их родителей. Справки от престарелых родителей, у которых единственного сына выловили на улице и отправили в Карабах. Что-то кричал, о своих малолетних детях, которые второй год не видят своего отца, только в госпитале, после ранения, о жене, которая не знает ни одного азербайджанского слова и ждет третьего ребенка.

Вспышка ярости прошла так же внезапно, как и наступила, обессиленный он присел на стул. Все это время, пока он кричал, тот не проронил ни одного слова, только бледнел и отчаянием кусал губы. Алая кровь, выступившая у него на губах, заставила успокоиться полковника. Тишину нарушила трель телефона. Дежурный по МО разыскивал начальника управления ГШ.

Тот встал и хотел что-то сказать, но полковник не дал ему это сделать:

– Пошли со мной одного из своих офицеров, свободно владеющих азербайджанским языком, так как по опыту знаю, как придется трудно там, на фронте, без родного языка и не обижайся на меня, все мы люди, все мы человеки, – как можно мягче закончил он свою мысль.

Начопер ушел, сказав, что он пришлет офицера, а полковник сел писать письмо жене и детям, хотя прекрасно знал, что не отправит его, как и те, которые он написал на фронте, и сейчас, перетянутые тонкой ленточкой, они хранились в сейфе.

Но не успел он достать чистый листок бумаги, как из разведывательного управления пришел майор Олег Нестеренко и сообщил, что должен выехать в Агдарю и, если товарищ полковник не против его присутствия, он бы хотел поехать вместе с ним на одной машине, так как ему служебную не дают.

Взяв сигарету, он устало закурил, выпуская клубки дыма, внимательно рассматривал стоящего майора. Парень высокого роста, крепкого телосложения. Смотрит прямо, взгляд не отводит. Голубые глаза, русые выгоревшие на солнце волосы, смуглая кожа на лице, крепкий подбородок и плотно сжатые губы, говорили о том, что он многое уже повидал и был не из робкого десятка. Выдержав пару минут, в ходе которых он оценивал этого парня, невзначай, так, между прочим, заметил, что ему не нужны попутчики, но если он ищет приключений, то он их может обеспечить.

Олег скривил на лице подобие улыбки и сказал, что всегда жаждал этого и если поездка будет веселой, то он пойдет за вещами. После его ухода, пришел капитан Касымов, который почему-то при входе, сдернул с головы свою фуражку. Он доложил, что начальник управления приказал ему выехать с полковником на фронт в роли переводчика и помощника, если есть такая необходимость. Пряча глаза и теребя в руках фуражку, Касымов сообщил, что он, конечно, не против, поехать, однако он никогда не держал в руках оружие. В Советской Армии был заведующим солдатским клубом, по профессии учитель и, между прочим, у него есть справка о том, что состоит на учете в госпитали как язвенник. Весь его вид говорил только об одном, «вы можете меня расстрелять товарищ полковник, но до фронта я не доеду, так как у меня обязательно будет если не понос, то золотуха точно».

Чтобы как-то скоротать время и немного расслабиться, полковник сделал суровое лицо и тоном, не терпящим пререканий, приказал:

– Значит так, получить автомат, каску, бронежилет, патроны из расчета два боекомплекта, 900 штук. Получить сухой паек, сроком на трое суток.

У вас должны быть и шинель и бушлат. Кроме этого, напишите письмо близким, запечатайте конверт и принесите мне, да не забудьте указать, что вернетесь домой не раньше, чем через полгода, понятно? – полковник при последних словах заметил, как побледнел Касымов.

– На все тебе 30 минут, выезд в 4.00 утра. Поторапливайся, – не глядя на капитана, он небрежно махнул рукой, давая разрешение тому удалиться. Услышав приказ, глаза капитана потускнели и не выражали никакого жизненного интереса. Было такое впечатление, что он мысленно прощался с этим светом и был на полпути в иной мир.

Сцена немного позабавила полковника и он, улыбнувшись, взял листок чистой бумаги и размашисто написал:

– «Дорогие мои лягушата, прошу вас, простите меня, но обстоятельства складываются так, что я не смогу сегодня с вами поужинать. Приехали дяди с большими погонами и приказали всем оставаться на работе и домой сегодня не ходить, так как дел очень много. Но я надеюсь, что вы будете умненькими и благоразумненькими, будете слушать маму и все скушаете. Только прошу вас, немытые фрукты не есть. Эльхан остается в семье за старшего. Я очень вас всех люблю. Целую. Ваш папа».

Дописав, он вынул конверт, сложив аккуратно листок, вложил его туда и заклеил. На конверте поставил дату 14.02 93 года, положил на полку сейфа, где уже лежала стопка таких же писем, и закрыл его. Ключи от сейфа бросил в стол и огляделся. Предчувствие подсказывала ему, что теперь он долго не войдет сюда, и старался запомнить этот кабинет, где провел три последних месяца, после ранения. Через минут двадцать, пока полковник курил, пришел майор Нестеренко. Молча положил на пол вещевой мешок, приставил к нему укороченный автомат Калашникова с рожками от пулемета и доложил, что к движению готов. Глядя на его спокойные действия, полковник усмехнулся.

– Что-то не так? – майор не мог понять его радости.

– Да нет, все так, – сказал он и положил на стол такие же магазины.

– А мы, кажется, с тобой из одного учебника черпаем свои уроки, так нет, майор? – заметил полковник и предложил ему сигарету. Майор, сославшись на то, что только что курил, вежливо отказался.

– Ты знаешь, Олег, – начал издалека полковник, – хочу тебя сразу предупредить, – туда, куда мы едим, нас там не ждут и наверняка рады не будут, так что ты будь осторожней. Я те места знаю, народ там своеобразный и не любит нашего брата, русских офицеров, – он сознательно сказал именно «русских» причисляя и себя к ним, дабы не обидеть Нестеренко.

– Не знаю, какую тебе поставили задачу, но сам на рожон не лезь, советуйся, – лады? А пока расслабься и приготовься к представлению, – ты сейчас увидишь клоуна.

Не успел он закончить, как зазвонил телефон.

– Да – коротко ответил полковник, и лицо его просветлело. Он молча слушал, человека на той стороне и усилием воли старался сохранить спокойствие. Но чем больше он делал над собой усилие, тем больше чувствовал, что сейчас лопнет от смеха.

– Пошлите его ко мне, Ризван муаллим, – сказал он в трубку и бросил ее на телефон. После чего, он повернулся к Нестеренко:

– Ну что, дорогой мой товарищ, представление начинается. Оркестр туш, пожалуйста. В дверь постучали:

– Маэстро, нервных и беременных прошу удалиться, сейчас состоится внос тела. Входите, – крикнул полковник. При этих словах, дверь в кабинет распахнулась, и вошел капитан Касымов. Двое пар глаз внимательно стали рассматривать новоиспеченного воина– добровольца. Был он одет в армейскую шинель, поверх которой, на все ремни был пристегнут бронежилет советского образца, весом около 13 кг. На голове шапка, над ней, как горшок, торчала солдатская каска. За спиной, тревожный мешок и автомат. На офицерском ремне, висели подсумок для рожков автомата и два чехла с ручными гранатами. На боку болталась офицерская полевая сумка с компасом. Из кармана шинели торчали меховые варежки. На бронежилете висел фонарик. В руках вошедшего офицера, была мешковина с чем-то тяжелым. Под всем этим грузом, ноги капитана подкашивались, и ему не без труда удавалось сохранять равновесие.

– Товарищ полковник, капитан Касымов к движению готов, – доложил новоиспеченный воин – «гроза армянских захватчиков» и положил на стол конверт.

– Что это?– еле сдерживая улыбку, спросил полковник.

– Так это письмо родным, чтобы не ждали, – капитан смущенно опустил глаза.

– Вы Касымов все получи, что вам приказывали? – голос предательски звенел.

– Понимаете, – начал он мямлить, – патронов два боекомплекта не дали, сказали, не положено, а сухой паек, только рыбные консервы и то только надвое суток. Я им объяснял, что вы приказали, а они говорят, что на войне больше не понадобиться. Мол, если не убьют за это время, тогда сами, мол, добудете.

– Вот, товарищ Нестеренко, видите, что творится? Эти тыловые «чмошники» не понимают героического порыва наших офицеров и на их крови делают себе деньги, – полковник говорил уверенно и жестко, прохаживаясь по кабинету, можно было подумать, что он отрабатывает свою роль в выездном театре.

– Когда надо выезжать на битву с врагами! – полковник повернулся к майору, – они засели в своих норках и не хотят помочь трудовому народу. Что творится, вы только посмотрите. Капитан Касымов рвется на фронт, а они его не хотят обеспечить. Полковник подошел к столу и взял сигарету, прикурил. Снова нервно зашагал по кабинету, выпустив дым в потолок и собравшись с мыслями, продолжил свою тираду.

– Нет, так я это дело не оставлю, Я до Министра дойду. Силы покинули его, и он развалился на стуле.

– Касымов, ну-ка попрыгайте, – приказал он капитану. Тот сразу не понял и стал смотреть, то на полковника, то на майора.

– А зачем? – вырвалось у него.

– Делай, что тебе говорят, вопросы будешь задавать потом. Касымов сделал усилия над собой, собрав всю свою силу воли, попытался оторваться от пола, но не тут то было. Ноги не выдержали тяжести и разъехались в разные стороны, капитан не удержался и распластался на полу.

– Вот так приблизительно, наши и воюют, товарищ Нестеренко. Полковник резко встал и подошел к капитану, который делал усилие подняться.

– Живи, капитан! Трусами не рождаются – им становятся. Теперь, забери свое письмо, и чтобы духу твоего я не видел,

– полковник взял со стола конверт и бросил в Касымова. В это время, дверь в кабинет открылась, и вошел начопер. Он внимательно посмотрел на Касымова и ничего не сказал. Губы его дрожали, желваки на лице забегали из стороны в сторону. Он схватил капитана за плечи и помог ему встать.

– Вот ты скажи мне, можно с таким, как ты воевать, – глядя в глаза капитану, спросил начальник оперативного управления. Тот молчал. Тишину нарушил Нестеренко: – Так я пойду к машине и там подожду вас, товарищ полковник.

– Иди Олег, я сейчас.

Майор, взяв свои вещи, вышел.

Спросив разрешение, вышел и капитан Касымов.

– Я вот что тебе скажу, – полковник в упор смотрел на начопера, – пока ты будешь, набирать себе подобных в оперативное управление, мы ни когда не выиграем войну. В Шуше, против меня, воевал штаб во главе с генерал-лейтенантом Тер-Григорянц, наверно, помнишь такого. Он был заместителем Министра обороны СССР маршала Язова. У него в помощниках находились, генералы Варданян – начальник инженерных войск СССР в Венгрии, генерал Тер-Тадевосян, воевал в Афгане, в штабе планирования боевых действий и куча русских прихлебателей. Так вот, они профессионалы, и чтобы с ними воевать и побеждать, надо знать на одну строчку больше их. На один шаг думать быстрее их – иначе докатимся до Куры, понял, мой дорогой друг, – он посмотрел на начопера в упор. И еще, когда у тебя просят помощи, не надо отворачиваться, ибо придет время и помощь понадобится тебе. Судить легче, чем самому делать или воевать, прощай, Аллах тебе судья, – выпалил полковник, не дожидаясь ответа, подхватив свои вещи, вышел.

Внизу его ждал служебный УАЗ из батальона охраны. Солдат, подхватил вещи полковника и положил на заднее сидение, где дремал Нестеренко. Стараясь не греметь дверкой, полковник сел на переднее сидение и приказал:

– Седлай солдат, поехали на работу. Он так и сказал – «на работу», ибо это была настоящая работа, где не надо льстить, притворяться и лебезить.

Впереди его ждала настоящая мужская работа, бить врага, что он мог делать, как говорили его друзья, – хорошо. Когда машина выехала за ворота МО, полковник спросил солдата о маршруте движения и, убедившись в правильности ответа, откинулся на сидение, закрыл глаза.

Всю дорогу, как и подобает « настоящим» военным, офицеры добросовестно проспали, вручив свои судьбы молодому солдату из батальона обеспечения. Солдату было лет 19-20 и он по своей молодости искал приключений. Ну и конечно, мечтал в живую увидеть войну, боевиков, поучаствовать в схватках, о которых в Баку рассказывали такое, что не каждый фантаст мог себе даже такое представить. После его нескольких наивных вопросов, полковник не стал его переубеждать, а просто предупредил, что если он не замолчит, то он его оставит там навеки и воин навсегда забудет, как выглядит Каспийское море. Солдат был сообразительным и до самого города Агдаря, не проронил ни одного слова.

Как всегда в прифронтовой зоне никто ничего не знал, и все ссылались на то, что все командиры сбежали, а оставшиеся солдаты без командиров, «героически» сражались против армянских «боевиков».

Так расспрашивая встречных и поперечных, они к 12 часам все-таки нашли штаб 703 бригады, где собралось руководство Генерального штаба, во главе с генералом Нуреддином Садыковым. Войдя в кабинет, полковник доложил о своем прибытии и с разрешения генерала прошел к столу, где сидели офицеры различных управлений Генштаба, присел на свободный стул.

Генерал не стал скрывать сложившуюся обстановку и после короткого вступительного слова прямо сказал:

– Это я вызвал вас сюда, полковник, хотя прекрасно осведомлен о вашем здоровье. Я также знаю, обо всех передрягах, в которые вы попали после Шуши. Но знайте, мне больше некому верить, кругом вранье, трусость. Генерал говорил, глубоко затягиваясь сигаретой, и старался не смотреть на полковника. С тех пор, как они виделись в последний раз с Садыковым, прошло достаточно времени. И теперь всматриваясь в его лицо, полковник отмечал ту глубокую перемену, что произошла с генералом. ОН постарел, его лицо изможденное от систематического недосыпания, было испещрено глубокими морщинами, которые собрались тугим узлом на широком лбу, стянулись у глаз. Проседь обрамляла его смуглое, загорелое от горного солнца, лицо. Руки потрескались, что указывало на то, что генерал не изменил своей привычки и принципиально не носил зимой перчаток. Докурив сигарету, тот взял новую и прикурил от первой.

– Там, на плотине, военная полиция, там же вы встретитесь с подполковником Зейдуллаевым из управления разведки. Он уже предупрежден о вашем приезде. Они введут вас в обстановку, сейчас я вам не могу точно дать информацию, так как верить никому нельзя. Садыков остановился, глубоко затянулся сигаретой и замолчал. По нему видно было, что в душе этого уже не молодого человека, шла настоящая моральная борьба. Умница, кандидат военных наук, преподаватель военной кафедры разведки в академии имени Фрунзе он бросил все там, в далекой Москве и приехал на Родину защитить ее, но…

По глазам генерала было видно, какие муки он испытывает сейчас и здесь.

– Там остались более 450 солдат и офицеров, – генерал старался не произносить этого страшного слова, в «окружении». Нет единого командования, некому отдать приказ и не с кем согласовать взаимодействие, Садыков тяжело вздохнул и затянулся от новой сигареты. Она была уже четвертая, закуренная, с начала их встречи.

– Надо, понимаете, надо прорваться туда и сделать все возможное и невозможное. Генерал остановился перед полковником, не решаясь сказать самого главного и страшного. Просто стоял и сверлил его взглядом. Присутствующие ждали развязки. Полковник встал, и подошел к генералу, молча протянул ему руку. Крепкое рукопожатие все, что он мог сейчас для генерала сделать. Прямо взглянул тому в глаза и, не сказав ни слова, вышел.

У машины его ожидал Нестеренко в кругу бородатых солдат, которые громко что-то ему объясняли.

– Что за шум, а драки нет, – весело спросил полковник, подмигнув Олегу, давая понять, что пора ехать. Нестеренко повернулся к подошедшему полковнику.

– Вам было бы интересно послушать их, они, – он показал на солдат, – как узнали, куда мы хотим проехать, говорят, что армяне высадили десант на перевале и сожгли большую колонну автомобилей, которые везли боеприпасы и пополнение. Дорога забита остатками сгоревших машин, так что не сможем проскочить. Полковник оглядел присутствующих, и не сказав ничего в ответ, открыл дверцу машины.

– Садись Олег, у нас много работы.

– Говорят, на Мурове сейчас нас дожидаются и желают угостить вкусной форелью, – полковник говорил громко и весело, чтобы присутствующие не смогли понять его решения.

– Ладно, мужики, живы будем, свидимся, помирать нам рановато, – Нестеренко попрощался с бойцами и сел на заднее сидение.

– Так что пока, – крикнул он в открытое окошко уже отъезжающей машины. Когда он захлопывал дверку уазика, кто-то в толпе не выдержал.

– Да это же « Сорвиголова», из Шуши, мужики я его знаю, – тыкал пальцем в полковника солдат, в длинном, не по росту бушлате. Дальше было уже не интересно.

Водитель дал по газам, и машина рванулась с места. Трясясь по фронтовой дороге, они поехали в сторону Сарсангской плотины, где в данный момент проходила линия фронта. Навстречу двигались повозки беженцев, шли раненые солдаты, поддерживая друг друга.

Темные грозовые тучи собирались над Карабахом, обещая снегопад. Холодный горный воздух веял смертью. На плотине было столпотворение. Машины с боеприпасами, которые сутки ждали команды, куда их доставить, были покрыты горой снега. Солдаты, окруженных отрядов, без командиров не знали, что им делать, разложив костры, сбились в кучу и ждали. А что ждали, никто из них не мог бы объяснить, то ли прорыва, то ли им самим прорываться на выручку товарищей.

Подполковника Зейдуллаева они нашли в окружении Геранбойских добровольцев, которые, перекрикивая друг друга, материли командование бригады, министерство обороны, а в придачу и руководство страны, вместе со всеми их родственникам и знакомыми. Как только машина полковника остановилась, к нему бросились солдаты в надежде узнать, что делать. Подошел командир отряда «Гуртулуш» Шахин Тагиев.

– Ты из Баку приехал, да? И что ты думаешь делать? Там у меня весь отряд остался, понимаешь? Они все погибнут, а я не могу туда проехать. Вот видишь мою «Ниву», вся в дырках. Он не слушал никого, а только напирал на полковника. Потом, схватил его за рукав бушлата, потащил к «Ниве». Полковник не сопротивлялся. Он по опыту знал, как надо вести и говорить с таким, как Тагиев. Пока они шли к машине, полковник не переставал повторять про себя свою любимую поговорку – « сдержанность – признак ума и силы, признак ума и силы, признак»……

Тагиев рванул на себя дверцу «Нивы» и пригласил полковника полюбоваться и самому убедиться в сказанном. Нестеренко, сдерживая толкающихся и просто соглядатаев, пропустил вперед полковника. Тот сел в салон автомобиля и стал внимательно его рассматривать. В потолке зияли дырки, не менее десяти автоматных пробоин. На первый взгляд можно было решить, что стреляли сверху, с высоты и под наклоном. В заднем окне было еще два маленьких отверстия.

– Ну что ты скажешь, а? Как туда пробиться, там же мои солдаты остались, – Тагиев не унимался и явно играл на публику. Такая манера выражения характерна для большинства трусливых людей и спорить или убеждать здесь кого-либо было бесполезно и небезопасно.

Половник молча вышел из машины, достав сигарету, закурил. Выпустил клубок дыма и многозначительно изрек:

– Шахин, ты в рубашке родился, как ты только живой остался. Аллах, наверно, тебя спас.

При этих словах, Тагиев повернулся к собравшимся вокруг солдатам, и выкрикнул:

– Вот видите, я хотел проехать, но не смог.

– Пусть приедет сюда Министр обороны и сам выручает наших солдат. Это он виноват в этом. Это они сидят в Баку и посылают нас на смерть, – кричал своим сиплым голосом Тагиев. Толпа зашумела, пошли оскорбления всем, кто живет и работает в столице.

Полковник, отойдя от толпы, пригласил Зейдуллаева и Нестеренко следовать за ним, и пошел к костру, который дымился в стороне от дороги. Когда они уселись у костра, полковник повернулся к Зейдуллаеву.

– Коротко доложи обстановку за последние сутки и прошу тебя без эмоций, – обратился он к офицеру

– В районе населенного пункта Умудлу, – стал докладывать разведчик, – противник высадил небольшую диверсионную группу.

Это неуловимые, дерзкие диверсанты, которые своими действиями, убедили всех, что являются высокими профессионалами своего дела. Явно она не армянская. Почерк их действий напоминает действия спецгруппы «Альфа» из России. Группа маневрирует по всему периметру района окруженных войск и уничтожает всех, кто пытается проскочить или выехать из Атерка. За последний день они уничтожили 12 машин с боеприпасами, которые пытались проскочить перевал. Подбили также медицинскую машину с ранеными, где было семь раненых солдат и военврач. Вчера мы подымали вертолеты для прочесывания района, но группу накрыть не удалось. Да еще этот командир батальона «Гуртулуш» – Тагиев со своей простреленной «Нивой». Паника достигла предела, и теперь никто не хочет пойти на прорыв окруженным войскам.

– А знаешь, – полковник прервал Зейдуллаева, – стреляли из кабины, пули выпущены из автомата с калибром 5.45 мм, так что Тагиев не дурак, это его алиби на завтра, если кто-то из его отряда выйдет живым и потребует объяснений.