Карабах – горы зовут нас

Тоска постепенно улеглась, дыхание выровнялось, и полковник окончательно проснулся. В палате никого не было, если не считать лежащего рядом солдата, который спал, натянув одеяло на лицо. Он взялся руками за поручни у изголовья кровати и осторожно стал подтягивать свое тело, чтобы оглядеть всю палату. Голова гудела, но боль была терпимая. Левая рука, выше локтя, была перетянута тугой повязкой. Скоро должен был начаться ежедневный обход врачей. Как всегда перед обходом, первой заходила в палату старшая медсестра, легонько трогая за руку раненых бойцов, будила их, потом раскрыв журнал проводила перекличку.

В последний раз, когда полковник очнулся после операции, в палате было шесть человек, все тяжело раненые. У постели парня, у которого был перебит позвоночник, всегда дежурил его отец, сейчас почему-то его не было. Может быть, он вышел по своим делам или пошел за принадлежностями, чтобы умыть своего сына, он это делал каждое утро.

Повернув голову влево, полковник увидел в окне забавную сценку. На ветках сидели два воробья и дрались за корочку хлеба. Маленький, с хохолком на макушке воробышек, державший в клюве небольшую корочку, ловко увертывался от своего собрата, пытающегося отнять у него заветное лакомство. Полковник так увлекся этой сценкой, что не сразу заметил вошедших врачей. Однако сразу уловил сладкий запах, чьих-то французских духов.

Этот тонкий аромат и свежие, сверкающие белизной халаты врачей, никак не подходили к убогой палате, стены которой не освежались наверно с того времени, как был построен этот госпиталь. Представляя раненых солдат, медсестра сыпала медицинскими терминами, которые были понятны, наверно, только ей, одной. Она докладывала сменному врачу, о состоянии больных, проводимых процедурах, а также делала записи указаний врача.

Вот они подошли к полковнику и замерли.

– Ну, как вы себя сегодня чувствуете, – спросил сухощавый с тонкими усиками врач, беря его за запястье и слушая пульс. Дежурная медсестра, найдя в журнале нужную страницу, касающуюся полковника, стала читать запись.

– Больной спал, беспокойно, несколько раз приходилось колоть ему успокоительное, так как практически невозможно было его утихомирить. Температура была стабильная 37.4, давление превышало норму 180 на 100. Дальше она стала читать название каких-то лекарств, предписанных полковнику.

– Ну что же, – сказал врач, отпуская руку, – все хорошо, надо будет перевести его, как решил профессор Рак в палату интенсивной терапии в летную экспертизу. Врачи удалились.

Буквально за ними в палату вошли несколько бородатых людей в камуфляжной форме. Лица их были черные от постоянного нахождения на солнце и ветру. Каждый держал перед собой какие-то кульки и свертки в руках.

Они с порога стали всматриваться в лица лежащих раненых солдат. Увидев полковника, рванулись к нему. Он не сразу узнал вошедших бойцов, невольно прикрыл глаза.

– Командир это мы, вы нас не узнаете? А меня, а меня, – посетители, перебивая друг друга, следили за взглядом полковника.

– Ну, кто же вас не узнает, таких чертей, – он постарался улыбнуться. Алиев Низами, Рустамов, а это кто, он указал глазами на стоящего в стороне невысокого роста бойца. Все расступились, пропуская вперед солдата с букетом цветов.

Только теперь он узнал Зибейду, эту отважную девушку, которая второй год была на передовой. Та смущенно подошла, положила цветы на тумбочку и наклонившись одарила полковника нежным поцелуем.

– Значит, не забыли еще меня, товарищ командир? – она провела рукой по повязке на его голове.

– Как же тебя можно забыть, если ты как репей, прилипла к нам еще в Шуше и с тех пор мы уже не можем избавиться от тебя – пошутил полковник, все заулыбались. Зибейда чисто профессионально стала расспрашивать раненных бойцов о ранении, где получили и как себя сейчас чувствуют. Раскрывая принесенные кульки, выкладывала на их тумбочки фрукты, сладости и бутылки с напитками. Ребята, такие родные, стояли, смущенно потупив в пол свои взгляды. Они впервые видели своего командира в таком положении и никак не могли справиться со своим волнением. Постепенно волнение улеглось, и они стали рассказывать про последние бои на Физулинском направлении. О погибших ребятах, о том кто, где воюет и на каких должностях.

Слушая их рассказы, полковник чувствовал, как к нему возвращаются силы, как тело наливается теплом, и душа его успокаивается. Сколько бы они так просидели, неизвестно, если бы не пришла старшая медсестра и не попросила их помочь перевести полковника в летную экспертизу в другой корпус.

Сделав полковнику обезболивающий укол, вколов снотворного, чтобы он не волновался, подождали, когда он уснет, только потом стали готовить его к переезду, но полковник этого уже не чувствовал. Он мирно спал, тихонько постанывая во сне.

Когда на небе вспыхнули звезды, и луна стала дозором обходить ночное небо, полковник проснулся. В палате, а это уже была просторная комната, никого не было. Светильник на тумбочке у изголовья, горел тусклым светом. Напротив койки, в углу, стоял телевизор, с окон свисали плотные шторы. На подоконнике стояли горшочки с красивыми цветами. Дверь тихонько, приоткрылась и в проеме показалась голова в высоком белом колпаке.

– Вы уже проснулись, товарищ полковник, – пропела голова звонким голосочком.

– Как видите, моя милая.

– Вас хотел видеть профессор Рак, он сидит у нас в отделении. Я сейчас доложу, что вы уже проснулись, – голова скрылась за дверью. Буквально в следующую минуту, дверь резко распахнулась, и вошел «Очкарик» с большим кульком в руках.

– Ну, как вы, полковник, себя чувствуете, надеюсь, вы скоро поправитесь. Он стал вытаскивать из кулька принесенные продукты. На тумбочке появились бутылка коньяка, баночка черной икры, несколько аккуратно нарезанных бутербродов с ветчиной. «Очкарик» расставил все, что принес, потом взял лимон, отойдя к столу, стал нарезать тоненькими ломтиками, при этом рассказывал, как проходила операция, как он чистил «мозги» полковника от ненужного мусора и что на память об операции взял себе один маленький металлический осколок, чтобы показать своим коллегам в Москве. Закончив приготовления, он подошел к полковнику, осторожно приподнял его и помог сесть, облокотившись на спинку кровати.

– Ну что, давай по одной – предложил «очкарик» и стал разливать коньяк по стакан. Он аккуратно пододвинул наполненный наполовину стакан полковнику и положил сверху кусочек лимона.

– Рад был встретиться с вами, правда не так, как сейчас, но я думаю, что это первый и последний раз, все у вас будет хорошо, – «очкарик» поднял свой стакан и стал медленно цедить коньяк, наслаждаясь ароматом напитка. Он поставил свой стакан на стол, взяв корочку лимона, понюхал ее и положил в рот. Потом бережно приподнял голову полковника, поправил ему подушку:

– Выпей командир, божий нектар, он укрепит тебя. Полковник протянул руку и взял свой стакан,

– Будем жить, – он подмигнул врачу, – спасибо вам профессор, надеюсь, я своими криками не больно досаждал вам?

– Если не считать того мата, которым вы награждали нас, то все нормально, полковник, – улыбнулся профессор, доставая сигареты.

– Если, вы разрешите, можно и мне закурить, вот уже десять дней, если судить по календарю, я не курю, а так хочется, что аж во сне снится сигарета.

– Только не в затяг, – пошутил «очкарик», прикуривая и ему сигарету. Утром я улетаю к себе в Россию, так что пришел проститься с вами. Не мог улететь не попрощавшись. Конечно я не сентиментальный человек, но то, что мне пришлось здесь увидеть, потрясло меня. Сколько горя принес нам этот проклятый Горбачев, развалив такую огромную страну, и натравив людей, друг на друга. Понимаете, полковник, – профессор замолчал, подбирая слова,

– Давно вас хочу спросить, – профессор посмотрел прямо в глаза полковнику. Правда, что в захвате Шуши, где вы были командиром, участвовали российские войска. Так, по крайне мере, утверждают все мои коллеги– врачи, когда речь заходит о войне в Карабахе. Конечно, если вы не хотите, то я не смею настаивать, но вы поймите и меня. Я сам вот уже двадцать пять лет ношу погоны, прошел Афганистан, где сделал сотню операций и не только русским солдатам и офицерам, но и многим из Азербайджана и Армении. И теперь выходит, что там я их спас, чтобы потом они убивали друг друга, здесь, на своей же Родине, в угоду каких то политических амбиций.

Понимаете, – профессор потянулся за бутылкой, стал разливать остатки спиртного по стаканам, – меня пригласил, мой друг, полковник доктор Сахавят. Мы с ним вместе воевали в Афгане. Так вот, он позвонил и просил срочно приехать, я еще тогда не знал, что это все ради вас. Он просто сказал, что много раненых в голову, и что ему нужна моя помощь. Так вот, – он взял стакан и залпом выпил, закурил. Я даже не вспомнил, что Азербайджан уже другая страна, она для меня осталась такой же родной, как и Россия. Наутро взял билет и прилетел сюда. Провел несколько десятков операций. Спас многих бойцов, а на душе осадок, когда слышу, что российские войска участвуют в войне в Карабахе на стороне армян. Так что, полковник, прошу вас быть со мной откровенным, – он тяжело опустился на стул, рядом с кроватью полковника.

– Понимаете, господин профессор, все в этой жизни смешалось так, что не знаешь, кто твой истинный друг, а кто нет. Мне тоже пришлось двадцать лет служить в Советской Армии. Плечом к плечу переносить все тяготы армейской службы вместе с русскими, армянами, украинцами, но никогда, слышите, доктор никогда не мог представить себе, что буду воевать со вчерашними моими однополчанами, с теми, кого когда-то учил водить и стрелять из танка. Сегодня они сжигают города и деревни на моей Родине. Если вы хотите знать всю правду, я не скрою ее, от вас, какой бы горькой она не была – он приподнялся на локте и посмотрел на профессора, как бы убеждаясь в том, что тот действительно хочет узнать, что творится на войне. Профессор достал из пачки две сигареты, прикурил их и одну подал полковнику. Курили молча.

– Теперь уже не секрет, что план захвата города Шуши, стал результатом тщательно спланированного сценария, разработанного армянскими террористическими организациями, действующими во французском городе Лион и в столице Ирана – Тегеран, начал свой рассказ полковник.

С российской стороны в планировании принимали участие офицеры Генерального штаба России во главе с полковником Зиневич и возглавляемая им оперативная группа. Как сегодня уже стало известно, первый план под названием «Свадьба в горах» касательно Шуши был разработан в Тегеране. Первоначально атака на Шушу армянских формирований была запланирована на 21 марта 1992 –го года, но в связи с проблемами в обеспечении безопасности населения Ханкенди, – это столица Нагорного Карабаха, штурм города был отложен. Широкомасштабное наступление должно было начаться или 24 апреля – в день надуманного армянского геноцида, или 9 мая – в день победы над фашизмом. Несмотря на договоренность, достигнутую между президентами Армении Тер-Петросяном и исполняющим обязанности президента Азербайджана Ягубом Мамедовым, при посредничестве Иранского президента Хашеми Рафсанджани, соглашение о прекращении огня, ситуацию к началу мая изменила в пользу Армении. К этому времени они захватили практически весь Карабах, за исключением Шушинского района – полковник перевел дыхание, воспоминания о тяжелых днях нахлынули на него с новой силой. Он попросил сигарету и стал жадно затягиваться, пытаясь успокоиться.

– За 10 дней до начала наступления, в Армении, – затушив сигарету в блюдце, которую подвинул ему профессор, продолжил он свой рассказ, – провели мобилизацию и сформировали несколько полков резерва. Согласно плану мобилизации было призвано 11 тысяч военнослужащих и после проведенных мероприятий, все они были переправлены в Карабах.

В ночь с 7 на 8 мая в 2 час 15 минут началась массированная артподготовка, которая продолжалась до 6 часов утра. Одиннадцатитысячная группировка армян на главном Шушинском направлении, перешла в наступление со всех доступных направлений – Гырхпиллякян, Дашалты, Шушикянд и Гаджитала. Командовал группировкой полковник Аркадий Тер – Тадевосян, командовавший армянскими силами в Нагорном Карабахе, а советником у него был представитель ГРУ полковник Зиневич. Из показаний пленных, захваченных накануне наступления, было известно, что на стороне армян воевали российские спецподразделения, в частности солдаты спецназа ГРУ, дислоцированные в Лагодехи (Грузия) и переброшенные в Карабах по приказу из Москвы. Командиром механизированного батальона был капитан Козак, ну а об остальных офицерах и прапорщиках батальона говорить не стоит. Почти все роты были укомплектованы русскими солдатами. Параллельно с наступлением на город, армяне нанесли удары по населенным пунктам Карагяфт, Косалар, Зараслы, Гайбалы и предприняли штурм высоты Беюк Кирс.

Для захвата стратегической дороги, соединяющей осажденный город Шуша – Лачин, наступали до 3 тысяч армян. Где-то к семи часам утра 8 мая были захвачены все важнейшие посты по всем направлениям. Однако, после проведенной перегруппировки, мне удалось провести контратаку и к 12 часам мы восстановили контроль над городом. Упорные бои шли под Косаларами и на высотах Кайбала, Беюк Кирс. Противник, неся огромные потери, под натиском добровольческих отрядов, вынужден был отступить, оставляя на поле боя убитых и раненых. Только в населенном пункте Косалар, при контратаке, армяне оставили 134 трупа на поле боя.

В самом городе, батальонам удалось восстановить утраченные позиции, за исключением позиции «Нижняя заправка». Массированный обстрел города продолжался в течение 12 часов, но гарнизон держался мужественно и стойко. Защитники города, несмотря на большие потери в ночных боях, продолжали удерживать свои позиции в надежде на подход помощи из близлежащих районов.

Тяжелые бои продолжались до 20 часов вечера 8 мая.

К концу дня из 850 защитников города в живых оставалось 232 человека. Батальон специального назначения № 777 в бою потерял до 70% личного состава, более 200 человек из добровольческих батальонов сложили головы, но не отошли.

К вечеру 8 мая было решено эвакуировать жителей и раненых в город Лачин. Для этого были мобилизованы оставшиеся отряды, которые должны были очистить дорогу, захваченную армянами. К утру в Шуше оставалось только 30-40 солдат, 1 установка БМ-21 «Град», 1 танк и 1 БТР. Кровопролитные бои шли в Халфяли, Гайбалы и Косалар.

Я сам слышал по рации, как командир батальона, Козак докладывал Зиневичу, что потерял около 12 единиц бронетехники и решил прекратить наступление, но тот передал Козаку приказ, что Москва настаивает на продолжении натиска и штурма города. Тридцать шесть часов беспрерывных боев, истощили силы защитников города. Шли вторые сутки боевых действий, но Баку молчал.

Молчало и наше Министерство Обороны, которое обещало оказать помощь. Посланные отряды ОМОН внутренних войск, под руководством Министра Внутренних дел Таира Алиева и командира ОМОН Ровшана Джавадова остановились в трех километрах от Шуши, но в город не спешили войти, хотя по дороге шли беженцы, вывозились тела раненых и погибших защитников крепости.

Предательство и слава всегда соприкасаются на войне, так было всегда, не минула эта участь и нас, защитников города Шуша.

Перед самым наступлением на город, его покинули все руководители городской власти: глава исполнительной власти Шуши, Низами Бахманов, начальник полиции города Вахид Байрамов, комендант города Алекпер Алескеров, руководители предприятий и сельских советов.

Комендант города Алескеров, потом признался, что его, под предлогом совещания в Министерстве Внутренних дел, вызвали в город Баку, но это оказалось провокацией, и когда он узнал о наступлении, то поспешил в Шушу, но было уже поздно. После сдачи города Шуша, он был захвачен неизвестными лицами в Баку и расстрелян на стадионе. Еще один оставшийся нераскрытым факт – убийство главы шушинского филиала «Аманат Банка» и хищение 15 миллионов рублей (по тогдашнему курсу около 10 миллионов долларов).

Во время выезда инкассаторской машины из Шуши, главу филиала банка убили ударом топора по голове, и после этого до Тер-Тера машину с деньгами стали сопровождать глава исполнительной власти Шуши Низами Бахманов и заместитель начальника районного отдела полиции Эльданиз Гулиев. Уже после оставления города Шуша, в городе Закатала был расстрелян Эльданиз Гулиев. Его водитель долго скрывался, но после того как он был арестован и дал показания о вывозе денег, был убит неизвестными лицами прямо в своей камере в тюрьме.

Усталость навалилась на полковника, но он уже не мог остановиться, воспоминания хлынули потоком, увлекая его и доктора в круговорот прошедших событий. Взяв сигарету, он сделал несколько затяжек, – а то, что русские натворили в Ходжалах, хотелось бы вам услышать, профессор? Но я думаю, вы обязаны знать, и не пытайтесь меня остановить, – видя, как нахмурился лоб врача, сказал полковник.

– 26 февраля 1992 года армянские бандформирования напали на город Ходжалы и стерли его с лица земли. Совершив чудовищный акт геноцида моих азербайджанцев. В ходе Ходжалинского геноцида было убито 613 человек, 1000 мирных жителей стали инвалидами. Было убито 106 женщин, 63 малолетних ребенка, 70 стариков. Представляете себе, профессор, что там творилось, и это зимой когда в горах ночью стоят трескучие морозы. Мало того, восемь семей были вырезаны полностью, не пожалели никого ни старого ни малого. 25 детей потеряли обоих родителей, 130 малолетних детей остались сиротами потеряв одного родителя. В городе этими варварами были захвачены и помещены в концентрационные лагеря более 1500 человек, судьба 150 человек так и канула в неизвестность. Особой жестокостью и с немыслимым зверством армянские фашисты относились к женщинам и молодым девушкам, насилуя и вырезая кресты на их телах. В нападении участвовали 2-ой мотострелковый батальон 366-го полка под командованием майора Оганяна Сейрана Мишеговича, третий батальон командира майора Евгения Набокихин, первый батальон под командованием капитана Читчян Валерия Исаевича в общей сложности свыше 50 офицеров и прапорщиков полка, являющийся штатной единицей 123-й дивизии Советской Армии, мой дорогой профессор.

Самое обидное, – продолжал рассказывать полковник, после того, как немного успокоился и отдохнул – часть жителей, пытавшихся спастись бегством, были убиты в заранее организованных засадах. Об этом вы можете прочитать, на информационном сайте Российского центра «Мемориал», если, захотите, конечно. Там сообщается, что в город Агдам из Ходжалы были доставлены 200 трупов с фактами надругательства. При проведении судебно-медицинской экспертизы врачи установили, что причиной смерти 171человека явились пулевые и осколочные ранения.

В Шуше были солдаты этого 366-го полка, которые после Ходжалинских событий не могли больше находиться в полку и перешли на нашу сторону рассказав, о зверстве армян и русских. Это не все профессор, необходимо отметить, что в течение 200 лет азербайджанский народ постоянно подвергался этническим чисткам и политике геноцида со стороны армянских шовинистов.

В советский период с 1948 по 1953 год из Армении были депортированы 150 тысяч моих соотечественников, а в 1988 году еще 230 тыс. Трагедия в Ходжалах в конце 20 века, стоит в одном ряду с такими ужасными трагедиями века, как Хатынь, японских городов Хиросима, Нагасаки и Сонгми во Вьетнаме. Факты геноцида приводят человека в ужас, когда слушаешь очевидцев тех событий. Армяне издевались и над оставшимися в живых людьми: скальпировали, отрезали головы, детям выкалывали глаза, вспарывали животы беременным женщинам.

В Ходжалах даже применяли химическое оружие, – а вы говорите, что вам не приятно слышать, что в этой жестокой бойне участвовали русские солдаты и офицеры, да еще получали за свое зверство кровавые деньги.

В это время в Баку шла борьба за президентское кресло. Противостояние между сторонниками Аяза Муталибова и Народного фронта было сосредоточено не на линии фронта, а перед Верховным Советом.

Захват Ходжалы и Шуши был организован с участием военно-политических кругов России, чтобы не допустить дистанцирования Азербайджана от России. В первые дни после захвата города Шуши, российские генералы и политики различных уровней ясно давали понять, что город может быть возвращен, в случае согласия Баку подчинить свои вооруженные силы единому командованию СНГ, а также при осуществлении пророссийского курса во внешней и внутренней политике.

Вернувшийся к власти 14 мая 1992 года Президент Муталибов назвал захват Шуши «капризом военного времени» и дал понять, что город будет освобожден 14 мая российскими войсками, дислоцированные на своих базах в Азербайджане, которые в случаи прихода его к власти перейдут в контрнаступление и освободят город Шуша. Однако менее чем через сутки Аяз Муталибов был свергнут.

В народе говорят: «Смерть – это тот мост, который пройдут все, смерть – это та чаша, которую все выпьют». Верно. И это удел каждого из нас в отдельности, но не всех вместе. Потому что мы – народ, а народ – вечен. Надо пройти по мосту не только для того, чтобы умереть, но и к новой жизни и счастью. Испив чашу горечи и смерти, мы обязаны перед будущими поколениями наполнить ее вечной живой водой наших родников. Напоенный ею, весь Азербайджан станет садом, и везде будет расти дивный цветок Хары– бюль-бюль – символ Шуши– закончил полковник свой рассказ. Пот выступил на лбу и крупными каплями стекал по лицу, видно было, как он устал. Он закрыл глаза и вскоре уснул. Профессор, потрясенный рассказом полковника, встал со стула и тихонько вышел из палаты, оставив раненого одного.

Глава седьмая

Сюда не залетают чайки

Окруженным может быть только тот,

кто захочет быть окруженным

(У. Дзы– китайский полководец)

Уже в конце февраля в горах Карабаха пахло весной. Все чаще светило солнце, теплом согревая солдат в окопах. Снег на горах искрился так, что глазам делалось больно. Стояли тихие, безветренные дни с особо чистым хрустальным воздухом. К вечеру ветер приносил запах талой воды, которая быстрыми ручьями стекала в Сарсангское водохранилище. Деревья полностью стряхнули с себя снег, ветки распрямились и приобрели живую гибкость. Декабрь и январь в этом году были холодными и жестокими. Многие солдаты были обморожены и простужены. Тропинка, протоптанная на время обороны связистами и патрульными, раскисшая за теплый день, уже окрепла, заледенела. Снег не скрипел. Вечерний воздух был хоть и морозный, но какой-то добрый, с привкусом талой воды.

Полковник с радистом пробирались на самый отдаленный пост. Прошло всего три дня, как он выехал из дома, а, кажется, что прошла уже вечность. После ранения, судьба, помотав по теплым кабинетам, снова загнала его в эти горы, покрытые чистым, как хрусталь снегом, голубыми елями и горным прозрачным воздухом.

Мокрые ветки обдавали его водой, одежда быстро промокла. Грубые солдатские ботинки скользили по листве и камням. Полковник скоро выдохся, но он обошел все посты, заглядывая в каждый окоп и переговорив с каждым командиром разрозненных отрядов. Когда ночь вошла в свои владения, и накрыла своим черным одеялом вершины гор, и все кругом покрылось мраком, он решил вернуться в Атерк, чтобы осмыслить увиденное и принять решение на бой.

Шел февраль 1993 года.

Армия отступала по всему фронту. Войска были брошены на произвол судьбы. В Баку, который уже раз за последний год, делили власть. Был отстранен от должности самый маразматичный Министр обороны Рагим Газиев. За кресло шла драка, «прихлебателей». На Карабахском фронте творился хаос.

Нет власти, а значит каждый сам по себе. Армяне хитрые и коварные враги, они хорошо пользовались такими моментами и делали свое черное дело. Успехи наших войск в летней наступательной операции, при которой было освобождено почти 2/3 Карабаха, были в течение нескольких дней утрачены. Войска отступали, оставляя позиции без боя.

Командир корпуса, «полковник» Сурят Гусейнов, не поделив власть, обиделся на Министра внутренних дел Искандера Гамидова и приказал своим войскам бросить позиции в Карабахе и вернуться домой.

Находящиеся в центре Карабаха, части 703 бригады оказались окруженными.

Из истории войн доподлинно известно, что никакое окружение, никакое бегство, никакие несчастья и неудачи так не деморализуют солдат – как бездарное руководство. Так было, так и есть и, наверное, так и будет всегда, пока существует мир и война. Но не было даже такого руководства.

Что могут ждать люди в окружении– и наступления своих войск, и выручки, или приказа пробиваться самим, и чуда, и гибели – или всего вместе?

В конце февраля 1993 года большая группировка была окружена. Командование, предвидя такое, заблаговременно покинула свои подразделения, бросив солдат на произвол судьбы.