скачать книгу бесплатно
– Ее победишь… Идемте! Бяша обижается…
Песок делили с вечерним приливом, вода несмело подбиралась к ногам, цеплялась за пустые бутылки и целлофан. Девчонки визжали. Бяша наотмечался – расхристанное тело разметалось ангелом. Лавка заставлена остатками фуршета: пластиковые стаканчики, салатики и доза ядовитого «Юпи». Суровая бабулька поодаль метала молнии, но заставляла паучка-пикинеса откладывать какашки. Псен греб, но стремился к коллективу. Дашку с Ленкой встретили складным ревом:
– Где вы, блин, ходите? – Отобрали ликер; стаканчики сдвинуты на центр; разлили густую жидкость. Запахло горелой вишней.
– Эх, богато!
– Италия, едрить!
– Фома, ты чудо!
– Может, и Мальбара есть?
– Вздрогнем!
– Бяша, с новым годом! – Светка Тимохина толкнула именинника каблучком. Тот повернулся на бок, собрав покрывало, махнул рукой:
– Гр-р!
– Одобрено! – перевел Громыко. Чокнулись. Выпили. Каждый замер, не упуская послевкусия. Первым оценил Саня:
– Даже запивать не надо.
– Точно! Сироп! – поддержали его. Но «сироп» быстро кончился, начали снаряжать гонца за водкой – Громыко зашелестел подарочными деньгами.
– Скажем Бяше – по пьяни потерял, – предложил он. Дашка незаметно оказалась за кругом, буза шла мимо. Стаканчик опрокинулся. Она вынула альбом, положила на колени. Проверила пса – в порядке. Царапнула ногтем лохматую морду.
– Не грусти! – Море обогнуло закатное солнце, в сиреневой дымке утонули острова, свет сломался в облаках, превратил воду в расплавленную платину – вечер просится на карандаш. Дашка поделила лист, линия провисла, в фокусе вогнутой линзы – солнечный круг. Покопалась в коробочке с мелками – жестяная банка из-под монпансье вмещала уйму обломков. Пальцы перебирают камни: этот треугольный – зеленый, цилиндр с косым срезом – красный, бесформенная галька – желтый… Дашка торопилась, жадно ловила тускнеющие краски.
– Филонишь? – Сашка оставил гитару, усевшись на песок, показал глазами на пятно ликера. Дашка закусила губу – не до тебя! Вечер уплывал, от секунды к секунде готовился заполниться чернилами. Какой?! Даша в панике схватила мелок, набросала трещину света. Закат остановился. Вот так! Солнышко, вода, запредельные контуры берега – потусторонний мир. Воздух густеет, янтарь навсегда фотографирует песок, воду, причальную стенку, ребята застывают с поднятыми бокалами и открытыми ртами. Даже этот похотливый болван…
– Даш!.. – позвал Саня.
– Не дам! – отразила Дашка.
– Чего ты? – Она неохотно покинула горизонт, пронзила холодом:
– Не мешай! – Саня сдулся до размеров мошки, набережная – картонная поделка, а единственно реальный – альбомный лист. Звуковой галлюцинацией толчется: «Моя ви-ишневая девятка». И голос Димки Сомова: «Не трогай ты блаженную. Сыграйте, Шура!». Ленка ладно кроет матом… Дашка сделала над собой усилие. – Не мешай… Пожалуйста… – надавила паузой. – Потом, ладно? – Белые пальцы, сжав щепотью сиреневый мелок, безучастно рассыпали крошки поверх островов…
Саня посмотрел с ненавистью, губы капризно сжались.
– Тварь!
Ребята притихли, Дашка безразлично кинула.
– Хорошо… – И все: Санечки не стало – крикливый карлик за толстым стеклом. Ребята здесь, а он там. Фома пинает гитару, шипит протяжно: «Козлище»! Пацаны тащат его за куртку и опрокидывают рядом с Бяшей. Он плачет…
Дашка собрала мелки; сдув песчинки, отряхнула с альбома воду; грифель не потек. Мокрющий пес скулит из-под бурундуков. Попрощалось солнце, огромный зрачок закатился за край. Ветер легко пронзил плотную вязку свитера. Дашка упаковала сумку, подошла к «столу», нашла стаканчик с водкой и лихо замахнула – впервые в жизни. Легче не стало, тошнотворная сивуха попросилась обратно. Сомов сунул в руки бутылку «Юпи»:
– Запей! – Дашка послушалась.
– Нормально?
– Угу.
– Точно? – Сомов заглянул в лицо.
– Да, нормально, – Дашка шмыгнула носом. – Спасибо, Дим.
– Пожалуйста, – буркнул тот. – Голову запрокинь!
– А?..
– Кровь, – Сомов протянул грязную салфетку. Ее перехватила Фома и намочила в море.
– Ну, Дуся! – она оглянулась на Саню, не глядя, умыла Дашку, попыталась оттереть свитер. Серые волокна впитали кровь – без пятна не обошлось. Остыв, подметила. – На вампира похожа.
– А?..
– Стой так, еще намочу. – Ленка побежала к воде. Дашка покосилась: подруга проваливалась на шпильках, но умудрялась делать это элегантно. Вернулась. – Кому сказала, не шевелись! – Фома стерла капельки с подбородка. Вода холодная, колючая. – На, приложи к переносице.
– Угу.
– Полное «угу», дураки влюбленные.
– Сама ты…
– Да, знаю я – вырвалось. – Ленка приобняла за плечо. – Сумасшедшая ты, Дуся. – Дашка не обиделась… Праздника, как такового, не стало: пробовали раскачаться – натянутое хихиканье радости не принесло. Постепенно курс раскололся на крошки – по темным углам, да по домам. Фома предложила Дашке:
– Ко мне?
– Не-а, я домой, – Даша качнула головой в сторону вокзала.
– Акстись, Дуся! – электрички до десяти, – Ленка продемонстрировала часики.
– На троллейбусе – «шестерка» до двенадцати.
Город расцвел огнями, будто фотография салюта, самородком пылал кинотеатр «Океан». Под фонтаном пунцово светились стопари автомобилей – шел съем. Страсти выползали из дневных приютов.
– Доиграешься, – покачала головой Ленка.
– Кому я нужна? – удивилась Дашка, показала разбитый нос.
– Знаешь, Дуся, даже некрофилы бывают…
– Дура! – засмеялась Дашка; Ленка увернулась от сумки. Ребята бойко собрали мусор – объедки в урну, бутылки оставили бомжам. Наконец, Громыко скомандовал:
– Чиксы – в круг. Самцы – в каре. Идем ко мне! Парням не обязательно. – Засмеялись, Дашка робко вставила:
– Мне домой. – Громыко поглядел с сожалением:
– Не победю?
– Был тут один… победитель, – съязвила Ленка, нашла за спинами угрюмого Сашку. Громыко замахал руками.
– Не очень-то хотелось, – гаркнул, что есть сил. – Выходи строиться! Бяшу не забудьте!
* * *
Дашку провожали всей группой; троллейбус дремал вполнакала на пустой остановке. Никого, только под зашторенными ларьками сладко посапывает бомж.
– Фома, хоть ты пойдешь ко мне? – Громыко сально засветился.
– Женись! – предложила Ленка.
Громыко почесал затылок.
– Давай просто полежим?
– Давай, Дусю отвезу и вернусь – в душ сходи.
– Врешь?
– Вру, – Фома невинно хлопнула глазами.
– За что люблю тебя, Фомка – враль умелая. Я прэлесть?
– Конечно, Громыко. Мечтаю, но, боюсь – недостойная.
– Достойная, достойная… О, свет дали! – Громыко показал на троллейбус. Тот заурчал двигателем, с грохотом растворяя двери. Половина группы шумно впала в салон, прилипла к окнам, прощаясь с остальными. Дашка смотрела в другую сторону. Тронулись. Троллейбус вывалился с Фокина, натужно покатился в гору по Океанскому проспекту. Вязко потекли назад дома, фонари и редкие парочки. За спиной смеялись. Дашка помяла клапан сумки, с трудом удерживаясь, чтобы не достать альбом – и в правду, сумасшедшая. Легла щекой на стекло. Троллейбус притормозил на Прапорщика Комарова – буквально на секунду – отвалил от бордюра, как от причальной стенки. За кафе «Пингвин» он повернул направо, подъем градусов на тридцать преодолел со скоростью пешехода. Вдруг Ленка подскочила, показала на Покровский парк:
– Глядите, больной какой-то! – Ребята кинулись к окнам, чуть не перевернув троллейбус.
– Ужралося… чудо!.. – Дашка повернулась без интереса. Сердце екнуло. Странное имя: жилистая рука тянет огромный лук: «Ар-р…», тетива режет пальцы, трещат жилы, на грани срывается струна «Тем-м-м» – стрела в горле по оперенье. Дашка вытянула шею. Креста почти не видно, тополя едва пускают блики. Артем черен, как падший ангел – обнял крест. Плечи перекладины вот-вот сомкнуться на спине. У подножия – бутылка водки, призрачно блестят стеклянные брызги. Кто-то из пацанов, встав на кресло, заулюлюкал в форточку:
– Урод, не поломай!!! – ребята дружно заржали. Дашка кусала губы, давила пальцами поручень, будто ватный. Троллейбус перевалил подъем, повернул на Партизанский проспект, здесь фонарей полно – оградка парка оттолкнула глубокую стену деревьев. Даша напряглась – не видно, но на сетчатке отчеканился согнутый в три погибели человек. Сам собой в руках оказался альбом, пальцы суетливо перебрасывают листы.
– Дуся? – забеспокоилась Фома. Дашка не услышала. Вот, нашла! Заштрихованы до царапин тополя, крест грозит вырасти до вершин – чушь! Конечно, чушь – он маленький, крохотный: еле до плеча. Показалось, в глубокой карандашной тени проступает фигура, обтекает углы. Ар-р – ноздри тянут лошадиный пот, металлический привкус; вопит под копытами степь – Тем-м!.. Фома заглянула через плечо:
– Сумасшедшая ты, Дуся, сумасшедшая!
Глава 3. Артем.
Детство томило медом, комсомольская юность – грейпфрутовой горечью. Зрелость… Скучная станция с щемотой в груди, будто не успеваешь запрыгнуть на подножку экспресса. Сидя под часами, потешаешься над бегущими, злорадствуешь, если кого затащило под колеса, клюешь себя: «Вот-вот, притормозит – запрыгну». Не тормозит… Ромка вернулся с чебуреками.
– Держи, Азат привет передает.
– Лучше б денег передал, – Артем принял жареный «лопух», обжигаясь, откусил. По подбородку потек мясной сок. – Блин! – Утерся рукавом. – Долго еще ждать? – Ромка бухнулся на лавку, смятый пакет полетел мимо урны.
– А я знаю? – он вытянул ноги. – Покурить бы… – Сосредоточено смаковали подгон татарина.
– Башка трещит, – пожаловался Артем. – Чем бы комок размять?
– Я говорил: бухло от дьявола, трава – от Бога, – вставил Ромка.
– Хиппи, блин. Попроси, чтобы волосы выдали. – Артем стряхнул с пальцев жир, нашелся – вытер об лавку.
– Зачем они мне? – сморщился Ромка.
– Пробором зачесывать, страшилище.
– Пробором… А что за дракон вчера крест пугал? – Мимо: бомжи, менты, торгашки в засаленных фартуках, очкарик приторговывает газетой. Под виадуком ползают электрички. Таксисты спартанской фалангой перегораживают мост, ревниво «пилят» опассажиренных частников. Помойные голуби сражаются под ларьками и мангалами. Ночь для нескольких бухарей еще не закончилась – вымогают свежие «фонари» от попутчиков.
– Ну, его, Засранца, поехали к бабе Нине, – предложил Артем.
– Успеем. Гульденов нема.
– Что тех гульденов?
– Пять сотен.
– Чувствую, обернутся они…
– А че делать, Тёма, че делать? – Ромка привычно развел руками. Товарки покосились. Делать нечего – тут Мефистофель прав. Ромка поправил спортивную сумку. – Может, по пивку, беспризорник?
– Не может! – Артем проводил глазами почтовый поезд. Спекулянты заволновались, оглядываясь, поскакали к платформе. Кивнул. – Наш?
– Наш. – Ромка встал, окинул взглядом парковку. – Где Засранец? Без машины палево.
– Жить так палево! – буркнул Артем, закрыл глаза, с Золотого Рога потянул дизельный смрад – вояки проворачивали механизмы. Еле слышно Артем прошептал. – Что я делаю?..
Рядов приехал минут через десять, когда на платформе вовсю перла разгрузка. Грузчики услужливо подкатывали тележки, из вагонов летели ящики-баулы, крикливые барышни и мордатые интеллигенты делили места: визжало, плакало и материлось.
– Поперло барыжье счастье! – обрадовался Ромка.
– Где он, видишь его? – спросил Артем. Рядов привстал на ограждение, перегнулся.
– Да, вон он, в «варенке». С усами.
– Грач?
– Кто? – изумился Рядов.
– Черный?
– Фиг с ним – лишь бы не голубой, – хихикнул Ромка, пригубил протеина из баночки.
– Азер, кажется, – предположил Рядов; спрыгнув на тротуар, сунул руки в карманы. – Ну что, беретесь?
