Экранизации не подлежит

Оба рассмеялись.

Всю неделю Григорич бомбил студии вопросами, отправлял новые заявки по новым адресам, все беспощаднее и беспощаднее вымарывая самые дорогие сюжетные куски и максимально сокращая характеристики персонажей. Под безжалостную редакторскую правку попадали целые сцены и эпизоды, порою изменяя всю сюжетную линию. В конце концов, когда Григорич прочитал то, что у него получилось после многочисленных купюр, он вернул все обратно и заорал: «Да что вам не так? Классный сценарий! Идите вы все на хер!» Испуганная Рита прибежала из кухни и поспешила обнять мужа, шепча на ушко свои волшебные нежности, от которых Григорич стал постепенно успокаиваться. Однако вскоре волны негодования с еще большей силой стали накатывать на него, и в сопроводительных письмах Григорич уже не стеснялся в грубых выражениях по адресу редакторов. Одной студии, которая вообще никак не реагировала на его заявки, он написал прямо: «Я что, на кладбище пишу?» Там словно бы ждали подобного выплеска, на который тотчас последовала явно заготовленная фраза: «Из-за огромного количества писем, приходящих ежедневно, наша киностудия оставляет за собой право не отвечать на непринятые заявки».

Григорич с возмущением бросал обратно: «Неужели совсем не подходит? Вы хоть объясните, что переделать, может быть не все так плохо?»

И вновь – мертвая тишина. Григорич пытался как-то оправдывать молчание, мол, у них каждая минута на счету, а в день на почту приходят сотни заявок, синопсисов и сценариев и надо всем уделить внимание. Но тут же сам же себе парировал: «Судя по количеству того дерьма, которое снимают, они могли бы стать как-то разборчивее и свою занятость более разумно оптимизировать, не зацикливаясь на бездарно пошлых мылодрамах». Его никто не хотел слышать, и тогда Григорич решил подойти к штурму крепости киноиндустрии с другой стороны: написать актерам и режиссерам. Впрочем, актерам писать он почти сразу же передумал, считая тех людьми подневольными, которые тоже толпами штурмуют кастинги, чтобы хоть как-то и хоть в чем-то засветиться. Они могут лишь посочувствовать собрату по несчастью и выразить надежду, что если Григорич отыщет нужного режиссера, который бы взялся за его сценарий, а тот в свою очередь подключит нужного продюсера, то может быть, что-то и сложится.

Перспектива казалась смутной, но начинающий автор сценарий решился через Фейсбук обратиться к режиссерам. Григорич выбирал таких мастеров, которым по сюжету, теме или жанру могла быть близка тема «Колокола по тебе». И к удивлению он получил отзывы, которые, правда, не очень обрадовали. После прочтения сценария один выдал приговор: «Чернуха». Другой долго и пространно объяснял, что «….сюжет неплохой, но у вас весь фильм – это сон, а зрителя обманывать нельзя». Никакой пользы от таких приговоров Григорич не получил и почувствовал себя брошенным. В голове искоркой вспыхнула шальная мысль: «А не бросить ли все это, все равно если продадим дом, то…..» И в тот же момент на почту пришло сообщение от редакторши киностудии. Карина извинилась за долгий ответ, ссылаясь на то, что летом все на съемочных площадках и редко читают новые сценарии. Вполне ясно и лаконично она объяснила: «Уважаемый коллега, У вас история о герое, который каждый день занимается своим делом и решает проблемы своего прошлого. Знаете, сколько заявок подобного рода мы получаем ежедневно? Океаны. Такой сценарий у вас никто не купит, поверьте. Убыточный он. Разве что его вытянет супер-режиссер вместе с супер-актером. Но суперы не возьмутся за сценарий новичка. Я понимаю, насколько вам дорог ваш персонаж и это кладбище обид, но… Вам нужно не кромсать свой сценарий, а создать другой – хай-концепт, понимаете?» Григорич мало что понял, но был настолько парализован тем, что с ним поговорили уважительно и на профессиональном жаргоне, обращаясь как к коллеге, что даже забыл спросить, что же означает загадочный термин «хай-концепт». Спустя минуты три после схлынувшей эйфории Григорич таки вновь написал девушке, но уже не получил ответа. «Бюро добрых услуг закрылось», – усмехнулся он и стиснул зубы. О хай-концепте он решил справиться у Кухарука в киношколе. Тот долго не отвечал по Вайберу, потом долго мялся, словно боялся выдать государственную тайну, но все же признался:

– В коммерческом кино действительно больше востребованы хай-концептуальные фильмы. Хай-концепт – это новая оригинальная и при этом очень простая идея, и именно – идея, а не новый персонаж. Что там персонажи? Все их архетипы уже сотни раз повторялись, только с новыми деталями и что? Даже ваш Вадим Гранин: стендапер со своими проблемами и тайной прошлого. До тошноты скучно и миллион раз было. А вы увлеките насмотренного зрителя интересной идеей – вот, что нужно! Так что идите.

– Куда идти? – переспросил озадаченный сценарист.

– На улицу, – твердо ответил Кухарук. – Гуляйте по паркам, захаживайте в магазины, торгуйтесь на базарах, подслушивайте, подглядывайте и все записывайте.

Григорич хмыкнул:

–А смысл? Куда ни глянь – везде банальщина. Что не придумай – все уже было.

– Неправда, – спокойно отвечал Кухарук. – Если бы так же думал тот, кто снял историю о человеке с загипсованной рукой или тот, кто придумал парня, попавшего на машине времени в прошлое, или…

– Стойте… Но это ж фигня.

– Могло бы стать, но режиссеры действовали по простому и весьма эффективному принципу: «А что если…».

– А что если? – переспросил Григорич. – Вы нас этому не учили.

– Будете должны, когда разбогатеете, – засмеялся Кухарук. – Просто они щелкнули пальцами, и один из них в загипсованную руку вложил бриллианты, а другой заставил парня в прошлом поссорить своих будущих родителей и оказаться на грани исчезновения из настоящего.

– Мда…. Да, тут недюжинной фантазией нужно обладать.

– Не более чем у любого ребенка, – спокойно возразил директор киношколы. – В конце концов, не боги горшки обжигали. На любую банальную ситуацию попробуйте посмотреть как на завязку истории: просто щелкните пальцами и представьте, что в очереди в магазине вы встретили человека, который, скажем, умер месяц назад.

Григорич застыл.

– То есть…. Как это может быть?

– В кино, мой       дорогой, может быть все, что заблагорассудится старой госпоже Фантазии. Придумайте, что одна фирма предлагает родственникам для утешения их скорби по ушедшим родным любопытное лекарство: клонирование покойников. Представляете, что выйдет, если желающих иметь при себе давно мертвых, но воссозданных родных, друзей или даже врагов с искусственным интеллектом, точным копированием движений, манер, голоса, привычек и т.д. окажется слишком много? Сюжет?

– Сюжет, но… – засомневался Григорич.

– Или вы вышли на улицу: широкий проспект с сумасшедшим движением, а посреди дороги на месте постового стоит не гаишник, а священник и крутите-крутите, придумывайте завязку и как можно проблем персонажу, переворачивая все с ног на голову, и рассыпая постоянные непредсказуемые крючки. Интригуйте зрителя, предлагайте ему самому предсказать, что будет дальше, и пусть он обалдеет: «Как! Кто бы мог подумать!» Вот это непредсказуемое «Кто бы мог подумать» в вашем сценарии должно быть в каждой сцене. В каждой, понимаете? В конце концов, смотрите новости – бесценный материал. Можно наткнуться на уникальную идею.

– Да какие у нас в городе новости…

– Сегодня, – сказал Кухарук, – я слышал, у вас в Харькове хотели снести памятник маршалу Жукову.

– А, да. Ну и что? Памятником больше, памятником меньше. Пошумят и разойдутся. Так и с Лениными было. Что тут интересного?

– Вы забыли щелкнуть пальцами, мой дорогой, – уклончиво ответил Кухарук и отключился.

После разговора с директором киношколы Григорич пребывал в замешательстве. Ему казалось, что принцип «А что если…» это уж слишком примитивный способ создания шедевров и Кухарук просто-напросто посмеялся над ним. «Он просто не хочет выдавать секретов сценарного мастерства, – решил Григорич. – Так я никогда не пробью стену. Надо что-то делать…» Он встал из-за стола и вышел в коридор. Из кухни послышался голос Риты, которая о чем-то очень эмоционально разговаривала с Машей по телефону. Григорич не сразу понял, Рита злилась или радовалась, впрочем, по ее улыбке, брошенной в сторону мужа, тот сообразил, что пока несносная доченька не успела испортить настроение матери. После разговора Рита обняла Григорича и он понял: будет очередная просьба, и она явно связана с Машей. Григорич не ошибся: Маша просила забрать Ирочку из садика, так как у поглощенных поисками покупателей дома, Вована с Машей совершенно не хватает времени. Григорич давно уже заметил, что если он во что-то глубоко погружен, если занят выше крыше и особенно в те моменты когда ни черта не получается или что-то потерялось и никак не находится, а вдобавок еще и цейтнот – обязательно нарисуется кто-то, чтобы нагрузить Григорича чем-то своим – более важным и более срочным. Но на этот раз Григорич не возникал. «Лишь бы все сложилось» – подумал он, молча влез в ботинки, накинул на плечи плащ и вышел из дому.

Глава 6

В этот на удивление прохладный августовский вечер Григорич шел по школьной аллее вдоль клумб с оранжевыми лилиями, и уже виднелась решетка забора детского садика, а в голове кружился вопрос: «А что если?» Кружился-кружился, но ни на чем не останавливался. Вокруг все выглядело вполне обыденным и традиционным. Вон по левую сторону от Григорича возле киоска стоял традиционный пьяный и по традиции ссорился с продавщицей. А вот на школьном стадионе традиционные дворовые бугаи, насыщая атмосферу традиционной матерщиной, пинали мяч. Дети традиционно гоняли на самокатах и традиционно кто-то из малолетних «шумахеров» со всей дури обрушивался на утоптанный предыдущими падениями асфальт. Обычные сцены с обычными людьми в обычном скучном мире. Однако соблюдая ритуал, Григорич все-таки щелкнул пальцами, чем спугнул только стайку ворон со школьного забора и привлек внимание традиционной шавки с более чем традиционной кличкой Собака. Она гавкнула, отбежала к кусту сирени, помочилась, перепрыгнула через валявшуюся бетонную плиту и исчезла. И было во всем этом столько абсолютно традиционно банального, что Григорич чуть не заснул. «Ну что тут придумать?» – спросил себя он, с отчаянием бросив взгляд вслед мамаше, гулявшей с коляской. «Разве что в коляске у тетки не ребенок, а бомба? – предположил Григорич. – Да ну, чушь какая. Кто в это поверит?» и не отвлекаясь по сторонам, направился прямо к воротам детского садика.

Погода наладилась и всех детей уже вывели гулять. Долго искать группу своей внучки Григоричу не пришлось. Ирочку он заметил сразу по некоторым характерным особенностям. Она никогда не любила толпу – признак интеллектуального свойства, который очень импонировал Григоричу. Он сам был индивидуалистом и любил тех, кто не вливался в коллектив. Пока гурьба детсадовцев играла в «кучу-малу», Ирочка гуляла с какой-нибудь такой же индивидуалисткой и получала большое удовольствие просто от общения. Ей всегда было чем заняться: то они увлеченно искали ежиков, то наблюдали бурную жизнь комаров, расширяя их владения, за что получали нагоняй от воспитательницы, то просто гуляли и сплетничали о мальчиках. Сегодня Ирочка ходила одна, и по ее лицу было видно: она не в духе. Григорич вздохнул, предчувствуя серьезный разговор с воспитательницей, и не ошибся. Оксана Борисовна вывалила на дедушку все сразу: и что Ирочка сегодня отказывалась кушать кашу с молоком, и что не давала помыть ей руки, и что всем мешала спать.

– Как мешала? – подал голос Григорич, чтобы хоть как-то показать вид, что его это крайне волнует.

– Ползала под кроватями детей и стучала по сетке. А когда ее уложили, она спряталась под одеяло и о чем-то разговаривала сама с собой. Я считаю, родители Ирочки должны обратить особое внимание на поведение дочки. Возможно, лучше будет показаться врачу.

Оксана Борисовна замолчала, чтобы перевести дыхание, но Григорич уже взял Ирочку за руку и пообещав, что все передаст родителям, вывел приготовившуюся к отпору внучку за территорию. Для самозащиты у Ирочки на любой случай всегда было одно и то же довольно эффективное оружие – слезы. Но Григорич и не думал ругаться, а просто поинтересовался:

– Тебе тоже не нравится в садике?

Ирочка, насупленная, молча шла рядом с дедушкой.

– Оксана Борисовна достала или мальчишки пристают?

Ирочка что-то промычала, мол, отстань.

– А знаешь, что, – предложил Григорич заговорщицкой интонацией. – Давай помечтаем. Хочешь, я сейчас щелкну пальцами, и ты превратишься в Оксану Борисовну, а она – в тебя.

Ирочка оживилась и неуверенно кивнула. Но щелчок пальцев разочаровал ее.

– Не обманывай, дедушка, – промямлила Ирочка.

– И в мыслях не было, – с убеждением в голосе заявил Григорич. – Мало ли что ты не вымахала как ваша воспитательница под три метра, как жирафа. Зато представь, что тебя назначили Оксаной Борисовной. Что бы ты сделала?

– Я бы накормила ее гречневой кашей, – тут же выпалила Ирочка. – Пусть целую бочку съест. И пока не съест, даже….даже…в песочницу с нами не пойдет.

– Да ты просто Малюта Скуратов! – рассмеялся Григорич. Ирочка тоже засмеялась и продолжила, задыхаясь от нетерпения:

– А еще…. а еще….

Григорич одобрительно захлопал в ладоши и присоединился к внучке в луже. Ирочка выкрикивала имена и придумывала наказания своим недругам. Дедушка безостановочно поддакивал:

– Так с ними! Так! Громи! Круши! Бей! А еще что? А еще?

И тут Ирочка посерьезнела, подошла к дедушке и спокойно призналась:

– А еще я хочу, чтобы вернулась Анечка. Это моя самая-пресамая лучшая подружка. Я думала, что она заболела и в садик не ходит. Каждый день жду ее и жду. А сегодня Оксана Борисовна сказала, что Анечка уехала в другой город и никогда не вернется. Вот.

– А с другими девочками ты дружить не хочешь? – спросил Григорич.

На нахмуренном лице внучки появилось удивление.

– С другими? Ты что! Они ведь не Анечка.

На лице Ирочки отразилось нечто вроде брезгливости, словно она увидела в тарелке с супом живую жабу.

«Так вот в чем дело, – подумал Григорич. – Похоже, это была настоящая дружба».

– Пойдем погуляем, – вдруг предложил он.

– Пойдем, – согласилась внучка. – Сходим на крепость?

И они пошли на детскую площадку с огромной крепостью посредине – шикарной постройкой с всевозможными мостиками, лабиринтами, сетками для взбирания, канатами, цепями, батутами, домиками с окошками и балкончиками и прочими миниатюрными архитектурными элементами. Крепость была излюбленным местом для детских игр. Каждый из детишек представлял себя либо королем, либо воином, либо самим орудием. Разворачивались целые баталии, похожие на нашествия дикарей или вторжение марсианских пришельцев. Малолетки, словно с цепи сорвавшиеся, в полной мере овладели искусством «А что если» и крайне привлекали внимание Григорича. У каждого ребятенка в голове явно роился четкий и непредсказуемый образ самого себя и мира вокруг, в реальности которого тот был четко убежден. С гиканьями и визжанием проносились с горки, пролетали на тарзанке и перепрыгивали через рвы эти варвары, рыцари и орки. А из крепости отстреливались, изрыгали пламя и поливали водой храбрые защитники. В общем, жизнь кипела довольно активно, у каждого была своя роль, и каждый вполне гармонично вписывался в общую сюжетную картину истеричной вакханалии перед неминуемо приближающимся концом света.

Ирочку Григорич тоже видел в своей роли – прекрасной русоволосой принцессы-несмеяны с голубыми глазами и удивленно приподнятыми бровками. Не возникало и тени сомнения, что его внучка включится в общий сюжет и легковозбудимая красивая девочка будет с радостью принята всеми сторонами. Но Ирочка как-то вяло реагировала на происходящее, я бы даже сказал, снисходительно взирая на беснующихся малолеток, среди которых она ощущала себя гораздо старше. «Может быть, – предполагал Григорич, – она еще не вышла из образа Оксаны Борисовны». Ирочку окликали знакомые, приглашая играть то на стороне варваров, то на стороне защитников, перед ней бравировали прекрасные принцы и не прочь были полакомиться трехголовые драконы. Но все это Ирочке было неинтересно. С натянутой улыбочкой, в разрез скоростной суете очень медленно она обходила сказочный замок, с гордым видом, не на карачках, как другие, поднималась она по лестнице и прохаживалась по террасе. Подойдя к горке, с которой каждый из ребятишек с радостью сталкивал друг друга вниз, Ирочка как-то по-особенному посмотрела на всех и мальчишки тоже как-то внезапно смутились и съежились. Они расступились перед принцессой, а та спокойно присела на край горки, осмотрелась и так же спокойно съехала вниз. Никто ее не толкал, никто не ловил внизу. Затем она прошла в домик, побыла там какое-то время и вышла, пожимая плечами и держа в руке палочку. За странной девочкой стали следить десятки любопытных глаз, а Ирочка начала подходить к каждому, дотрагиваться палочкой до плеча или головы, что-то шептала и шла к следующему. В глазах ее не было ни тени улыбки, а скорее чувствовалась тревога. В среде детишек тоже быстро возникло волнение, и каждый старался чем-то помочь девочке, которая явно чего-то добивалась. Один предлагал ей покататься на машинке, другой предлагал пойти на качели, третий гонял вокруг Ирочки с воздушным шариком, но та так на него посмотрела, что малыш отпрянул назад и свалился в канаву. Тут же подлетела его мамаша и хотела пристыдить девочку, но внучку подозвал к себе Григорич и мамаша успокоилась. Ирочка подошла к дедушке и снисходительным тоном произнесла, небрежно отмахиваясь в сторону крепости:

– Что с них взять, дети.

– А что это у тебя? – спросил Григорич у внучки.

Ирочка повертела в руках палочку, вздохнула и выбросила ее.

– Просто она была волшебной. Это наша с Анечкой палочка.

– Но ты касалась ею каждого мальчика и девочки.

– Я загадала желание, чтобы кто-нибудь из них превратился в Анечку. А может ее заколдовали в них. Но Анечки здесь нет.

На грустную Ирочку было больно смотреть, и Григорич предложил купить что-нибудь вкусненькое. Ирочка не возражала. Они взяли в АТБ пиццу и сок «Агушу» и расположились в парке на лавочке. Еще дедушка купил внучке куклу, у которой, как заявила Ирочка, глаза были похожи на Анины. Ирочка обняла куклу и стала бережно баюкать ее, а когда руки были заняты соком и куском пиццы, просто держала куклу под мышкой. Через время Ирочка дернула Григорича за рукав и шепотом сказала, указывая на скамейку напротив, где сидела довольно объемная женщина и о чем-то эмоционально разговаривала по телефону:

– Дедушка, видишь тетю?

– Вижу.

– Она все время за нами наблюдает.

– Хочешь сказать, она – шпионка? – таким же тоном спросил дедушка.

– А вдруг! – выдохнула внучка. – Нам в садике про них рассказывали. Они разговаривать по телефону и высматривать людей.

– Хм, резонно, – согласился дедушка. – Что ты предлагаешь?

Ирочка ничего не ответила, но они оба вперили взгляды в женщину, да так, что вызвали тревогу на лице объявленной шпионки. Женщина встала и не прекращая держать у уха телефон, вышла из парка на проспект. За ней последовали и Григорич с Ирочкой, которая приложила пальчик к губам куклы и велела той молчать. Женщина оглянулась и преследовавшие увидели, как у той подогнулись коленки. Она ускорила шаги и столкнувшись с идущим на нее мужчиной, испуганно взвизгнула и вприпрыжку через тротуарные плитки выбежала на площадь. Преследователи не отставали, и как только женщина в очередной раз обернулась, Григорич сделал вид, что кому-то машет рукой, мол, сейчас она перейдет дорогу, а ты хватай ее. Язык жестов женщина поняла слишком правильно и передумала переходить проезжую часть, а резко свернула вбок и побежала во двор дома. Григорич с Ирочкой побежали следом, смеясь и гикая. Но их веселье прервал звук сирены вывернувшей из-за дома полицейской машины, в которой сидела та женщина и нервно тыкала в стекло пальцем, указывая на охотников за шпионками.

Дед с внучкой галопом побежали прочь и минуя два или три двора, только тогда остановились, чтобы перевести дух. Застывший испуг быстро улетучился, сменившись на обоюдный всплеск смеха. Настроение поднялось и Григорич с Ирочкой спокойно направились в свой квартал. Они шли и оживленно продолжали играть в игру: «А что если». Ирочка смотрела на кошку и говорила: А что если это крокодил и он очень мучается без воды и ищет речку. Григорич категорически отказался брать кошку-крокодила на руки и бросать с моста в реку даже ради ее спасения. Зато сам предложил, заметив в кустах дипломат:

– А что если в нем миллион денег!

Но как только они попытались приблизиться и схватить за кожаную ручку, откуда-то из глубины зарослей послышался хрип и мат, а через секунду показалась заросшая грязная физиономия бомжа. Ирочка поинтересовалась:

– Дедушка, а если у дяди столько денег, он что, не может помыться или к нам домой прийти и бабушка его пострижет.

Оценив доброе сердце внучки, Григорич, тем не менее, отверг ее добрые порывы, но на разумное замечание ответил, что в чемодане вероятно не деньги, а дядин дом. Дядя входит туда, и исчезает в волшебной стране. А иногда выходит сюда, так и путешествует в чемодане.

Уже стемнело и совершенно не хотелось домой. Бабушка, правда, звонила пару раз и справлялась, где они. Но когда она позвонила в третий раз и предупредила, что скоро явятся родители, Ирочка вздохнула и сказала:

– Пора.

Пройдя пару домов, Григорич остановился с тыльной стороны одной из пятиэтажек и посмотрел на балкон. Ирочка терпеливо ждала. Наконец, спросила:

– Ты куда смотришь?

– Знаешь, это уже стало традицией. Каждый раз, когда я гуляю по нашему району, я останавливаюсь здесь хоть на парочку минут и смотрю на этот балкон. Какой живописный вид сада, это балкон, увитый виноградом, а вон там видишь, там белочки живут.

– Настоящие? – оживленно спросила Ирочка.

Григорич кивнул и добавил, что он уже полгода смотрит на этот балкон и там ничего не меняется. Все так же приоткрыта створка, все там же стоит палка, все та же тряпка висит и сушится.

– Там никто не живет что ли? – настороженно спросила Ирочка.

– Наверное, – задумчиво ответил дедушка.

– А что если… Что если нам зайти туда и жить остаться, а?– щурясь, предложила внучка. – Вдруг квартира ничейная, а хозяйка ушла в другую страну тоже через чемодан? Или вообще….

Что «вообще» Ирочка не договорила, но оба округлили глаза и на цыпочках двинулись к дому. Поднявшись на второй этаж, они остановились у искомой квартиры с одиноким балконом. Прислушались – тишина. Ирочка щурилась, прижимая к себе куклу с пальцем у ее губ. Григорич слегка толкнул дверь. Квартира оказалась незапертой. Они вошли в коридор, и Ирочка чихнула от затхлого прогорклого духа сырости. В сумеречной тишине не было слышно даже звука часов. Ступая как можно мягче, дед с внучкой, держа друг друга за руки, двинулись в гостиную. Куклу Ирочка положила на трюмо и приказала сидеть тихо. В комнате не было ни души, только тени от высоких лип и каштанов в лунном сиянии распускали изумительный бисер по стенам со старой альфрейной росписью и Григорич понял, что ремонта здесь не было лет сорок. Григорич направился к балкону, а Ирочка встала у зеркала на стене и начала строить рожицы и снимать паутину. Когда зеркало было очищено, девочка обрадованно сказала:

– Все, дедушка, теперь здесь можно жить.

В тот же самый момент в зеркале мелькнула старая костлявая физиономия с крючковатым носом и Ирочка закричала. Он неожиданности она плюнула в зеркало, но картинка не изменилась. Григорич обернулся и подхватил внучку, которая ринулась к нему на руки.

– Кто вы такие и что здесь делаете? – прохрипел голос сгорбленной старухи с табуреткой в руках.

Григорич зарычал и двинулся на старуху. Сбив несчастную с ног, он вместе с Ирочкой бросился прочь из квартиры. И только выбежав из подъезда, они оба перевели дух. Вдруг Ирочка закричала:

– Моя кукла! Она там осталась.

Не успел Григорич и сообразить, как Ирочка пулей влетела в подъезд и исчезла в темноте. Несколько раз шлепнувшись, она таки добежала до нужной квартиры и на секунду замерла. В груди что-то предательски съежилось и стало жутковато. Ирочка обернулась назад, посмотрела вниз сквозь просвет перил и заколебалась. Но внутри тотчас что-то разжалось, и девочка открыла дверь квартиры. Зажмурившись, она продвигалась по коридору и стала рычать как дедушка, намереваясь напугать старуху, но на удивление в квартире никого не было. Ирочка схватила куклу, крепко обняла ее и поцеловала. Любопытства ради она заглянула в гостиную и заметила, что зеркало, в которое она прежде заметила бабку, было разбито и на полу валялись осколки. Ступая почти на цыпочках, Ирочка выскочила из квартиры и за ней с силой захлопнулась дверь. А за дверью еле слышно зазвенел колокольчик и раздался приглушенный смех. Ирочка заорала и ринулась вниз по лестнице.