Экранизации не подлежит

– Иванушку-дурачка? – изумилась Рита.

– Ага, – обрадованно подтвердила Наташа.

– А эта Ева, она замужем?

– Была. И ребенок был.

–Почему был?

– Так ведь после развода суд так решил: с отцом сына оставить.

– Чаще всего суд решает в пользу матери, – удивилась Рита.

– Ну это….если мать нормальная, – медленно проговорила администраторша.

– В смысле?

– Так ведь Ева лечилась в психушке, ну вот и….

Рита не дослушала и вылетела из корпуса. Долго не рассуждая, она огляделась вокруг, но дальше света от зажженных фонарей, ничего не было видно. «Лодка…» – задумалась Рита. Прихрамывая от усталости и внутреннего страха, она раскрыла зонтик и пошла по направлению к трассе.

Невзирая на широкие лужи, Еве удалось добраться до лесной опушки, где она спряталась под раскидистыми ветвями дуба. Прислушалась – тишина. Рита перекрестилась и вошла в чащу, тяжело ступая больными ногами, по щиколотки увязая в унавоженной прелыми листьями земле. Впереди не было видно ни зги, но сердце никогда не обманывало женщину и вскоре заколотило так, словно еще чуть-чуть и что-то должно появиться. Сначала послышался хруст и будто кто-то ломает ветки. Стали доноситься резкие слова: «Сдохни, гад!» А еще через пару метров Рита нос к носу столкнулась с Евой. Та выглядела крайне возбужденно. Спутавшиеся волосы, покрытые паутиной и шишками репейника, обвисали сосульками и закрывали почти все исцарапанное лицо. В выпученных глазах смешивались страх и надменность, а губы бесконтрольно дрожали.

– Где мой муж? – вскрикнула Рита.

Прислонясь к дереву, Ева выхватила из-за пояса тесак и зарычала. Рита отшатнулась.

– Сдох он…..сдох… – словно безумная, повторяла девица. Она стала плеваться и выбрасывать вперед ноги, чтобы ударить Риту, но та старалась спрятаться за дерево. От всего происходящего и особенно от нервного напряжения и услышанных от безумной слов о ее муже, Рите стало дурно, пальцы ног онемели и бедная женщина тихо сползла по коре дерева на землю. Над нею же, осевшей на кучу листьев, издевательски корчилась девица, размахивая тесаком и ехидно вскрикивая:

– Ты посмотри на себя, баба старая. Кого он выберет: меня – кровь с молоком или тебя – капусту скисшую?

Заходясь от хохота, Ева пританцовывала и наклонялась над Ритой, охватившей уши ладонями и не желавшей слушать хамку. Дыхание в груди сжалось Риты, голова пошла кругом, и стало тяжело дышать. Рита мечтала, чтобы эта дура заткнулась, ей требовалось хоть пять минут тишины и покоя. А Ева распалялась, поигрывая перед изможденной женщиной своими прелестями:

– А у тебя есть такое? Есть? На что ты способна, моль облезлая? Твое место на кухне, челядь.

– А твое в аду, – прохрипела Рита и ухватив космы Евы цепкими пальцами, силе которых всегда поражался Григорич: «Так крышку на баклажке закрутишь – и щипцами еле-еле откроешь», и дернула на себя. От неожиданности Ева ахнула и перелетев через голову Риты, шлепнулась в грязь лицом. Она попыталась приподняться, но Рита уже встала на колени и прижала руками к земле увертливое тельце девицы. Переместив колени на ягодицы Евы, Риты с силой вдавила тело девушки в грязную жижу, и удачно схватив прядь липких волос, намотала их себе на руку, причиняя болезненные ощущения сопернице.

– Нравится? – вскричала Рита. – Нравится, прошмандовка костлявая?

Ева только сопела и истерично визжала, безуспешно ерзая попой и подгибая ноги.

– Пусти, сука! – пищала девушка. – Не знаешь, с кем связалась, шавка!

Ева судорожно пыталась освободиться – визг и проклятья в сторону Риты не прекращались. Так продолжалось пару минут, пока Рита не привстала с изнемогшего тела Евы, и не обмотала некогда шикарную длинную шевелюру вокруг дерева. Извиваясь всем телом, Ева охала, стонала, сдирая коленки до крови и разрывая в клочья топик. Оставшись в одном лифчике, она бешено захохотала.

– Смотри! – надменно смотрела она на возвышающуюся теперь над ней Риту. – Смотри на мое молодое сексуальное тело. Смотри и завидуй! Твой муженек напрасно отказался от него. Дурачок, за то и поплатился. Импотент он плешивый.

Ева выгнула попу и завиляла бедрами. Заметив у нее отсутствие нижнего белья, Рита сплюнула и на секунду задумалась. Собрав куски топика девицы, она обмотала ими свои руки и занялась сбором крапивы. А через несколько секунд спустила шортики Евы и стала хлестать по голым ягодицам ветками жгучей травы. Не своим голосом, так, что оглохла даже лесная тишина, верещала бедная Ева. На и без того маленьких ягодицах не осталось белого места. Девушка пыталась отклоняться бедрами, судорожно корчилась и закрывалась руками, но тщетно. Безжалостная Рита уверенно наказывала режиссершу по своему натуральному сценарию. Каждый удар колючей плетью вызывал у Евы приступ кашля и выплеск рыданий. Наконец, она стала умолять:

– Пожалуйста, пустите….я домой хочу… я уеду…уеду…обещаю.

– Где мой муж? – грозно потребовала ответа Рита.

– Я продырявила ему лодку.

– Зачем, тварь? – заорала Рита и вложила всю ярость в мощный удар крапивой.

– Он не захотел меня трахнуть! – визжала и плакала Ева. – Меня! Меня не захотел.

В траве мелькнуло лезвие тесака. Рита судорожно схватила нож и почти под корень обрезала все волосы на голове Евы. Затем наклонилась над девушкой и прошипела той в лицо:

– Если он утонул, я тебя искромсаю всю, хорошо меня поняла?

Ева лишь слабо кивнула и снова зарыдала. Оставив грязную девицу в луже, Рита побежала к озеру.

Лодка почти уже скрылась под водой, и лишь слабое барахтанье Григорича еще питало надежду его жены. Не раздумывая, Рита бросилась на помощь. По счастью вокруг плавало много деревянных брусьев, за которые можно было ухватиться, чтобы перевести дыхание. Наконец, Рите удалось схватить мужа за руку.

– Держись за спину, – прохрипела она. – Крепко держись.

Через пару минут они уже лежали на берегу, омываемые дождем, но это их совершенно не беспокоило. Григорич с Ритой с таким жаром и страстью обнимались, будто сбросили с себя лет….в общем, много лет, чего уж там.

Всю ночь они не спали, мылись под душем, делились впечатлениями и просили друг у друга прощения. Как приятно, когда просишь у другого прощения. Сколько камней сразу же слетают с души, а за ними непременно льются слезы. Но это хорошие слезы – они самые натуральные. Кто хочет их когда-нибудь описать, чтобы все поверили, пусть испытает на себе: попросит у кого-нибудь прощения. Ведь у каждого есть за что, правда?

А наутро зашла Наташа и сильно огорчилась, что лодка утонула. С другой стороны, обрадовалась, когда узнала – не все, конечно, а купюрами, – обстоятельства, при которых все произошло. Они напоили Наташу чаем, но вскоре та спохватилась и сообщила, что надо идти давать горничным поручение убрать в номере Евы, так как Мазутина внезапно уехала. Григорич с Ритой многозначительно переглянулись.

Но вскоре у них тоже прибавилось забот: прибыли все Быдловичи – радостные такие и неожиданно соскучившиеся, особенно Маша с Вованом. Это сразу же показалось Григоричу подозрительным. И правда, Маша сообщила, что они получили деньги от покупателей дома, но тут же все их потратили.

– Куда? – в один голос вскричали Рита с мужем.

Маша помедлила, но призналась:

– Мы оплатили все свои кредиты. И ваши тоже.

Григоричу с Ритой нужно было пройтись. Гуляя по набережной и с мягкой радостью наблюдая, как плещутся в воде Кира с Ирочкой, Рита заметила мужу:

– Знаешь, ну и черт с ним – с маминым домом. Я потеряла его, зато мы могли вчера потерять друг друга. Что ценнее?

– Ты все-таки самая мудрая женщина на свете. И самая любимая.

– Без сравнений? – с иронией в голосе спросила Рита.

– Без! – утвердительно кивнул Григорич.

Они долго бродили и дышали свежим воздухом приближающегося сентября.

– Ничего, милый, – успокаивала мужа Рита. – Ну их, эти сценарии. Жили как-то все вместе и дальше проживем. Ну не повезло нам в этот раз. Потом повезет. Когда-нибудь. Наверное.

– Когда-нибудь меня не устраивает, – вздохнул Григорич и глубоко задумался. – Есть же еще «Двое на даче».

Рита остановилась и схватила мужа за руку.

– Можешь выполнить мою просьбу? – твердо спросила она, и Григорич сразу же кивнул под тяжелым взглядом жены.

– Оставь этот сценарий мне. Не хочу, чтобы его кто-то читал. Он получился слишком….

– Натуральным? – спросил Григорич.

– О, да! – улыбнулась Рита. – Особенно старая собака.

С этими словами она залаяла и тут же рассмеялась. Телефон Григорича вдруг ожил. На дисплее отразилось сообщение явно рекламного характера. Рита остановила палец мужа над кнопкой удаления.

– Гляди, какой любопытный видеоролик.

– Стадо, – прочел название короткометражки Григорич. – Курсовой проект студентки первого курса факультета режиссуры, Евы Мазутиной.

На экране появилась Ева. Гордой походкой с запрокинутой головой и виляя бедрами, она шла по улице, но при этом на ее теле не было одежды. Вообще. За ней гуськом шли мужчины – бизнесмены, торговцы, полицейские, врачи. Длинный хвост озабоченных мужчин тянулся аж до метро, куда спустилась обнаженная девица. Затем Ева все в таком же виде прошла по перрону, вошла в вагон поезда и села на свободное место. Все мужские взоры были устремлены только на нее: с губ стекала пена, глаза слезились, а руки дрожали. Многие мужчины начинали мычать, кто-то рвал на себе рубаху, показывая волосатую грудь, а иные падали в обморок. Затем красотка вышла из метро, встретилась со стариком и долго целовалась с ним.

– О, – сказал Григорич. – Это ж старый актер. Ты помнишь его? Он в сказке играл этого…

– Иванушку-дурачка, – задумчиво ответила Рита.

А ролик продолжался. Из метро вышла соблазнительная Ева уже в одежде амазонки с кнутом в руках. Люди, превратившиеся в стадо быков, вышедшее за ней, послушно последовали за хозяйкой.

– Бред, – фыркнул Григорич. – Ого! Зато сколько просмотров на Тьюбе. Три миллиона. Ни себе фига!

И тут же Рите тоже пришло сообщение.

– Спам? – спросил муж.

– Сейчас поглядим. Называется: Рога графомана

На экране появилась Ева, целующая в лодке Григорича. Рита поставила на паузу и вопросительно взглянула на мужа.

– Ты мне веришь? – спокойно спросил Григорич.

Рита схватила его за руку, постояла с минуту молча, и уверенно удалила ролик. Они обнялись и зашагали по набережной. И только прибрежный веселый ветерок, возможно из вчерашних свидетелей лесного приключения, доносил отрывистые слова из беседы семейной пары.

– Знаешь что, – говорил Григорич. – Я решил: сам буду снимать кино. Куплю камеру и….

– Камеру? – испуганно переспросила Рита. – На какие деньги?

И тут же ответила сама себе:

– Господи, еще один кредит я не вынесу.

– А что делать… – рассеянно улыбнулся муж и обнял жену. – Быдловичи с нас не слезут, у тебя сил нет на них, да и у меня нервы не железные. Сниму фильм, пусть любительский и пошлю на фестивали. Там уж заметят.

Они продолжали свой путь к новым приключениям. Давайте не терять их из виду.

Глава 13

Количество лайков, да простят меня эстеты за столь собачий термин, к фильму Евы перевалило за три миллиона. В комментариях бушевали такие страсти, каких не бывало, вероятно, со времени публикации «Лолиты», да еще раз пусть простят меня люди с тонким литературным вкусом за сравнение с классиком-небожителем. Стольких ярких метафор удостаивался сам сюжет, столько критических возражений неслось относительно странного видения проблемы режиссером, и конечно же, столько тонн горячей пены было выплеснуто в адрес главной героини, что Григорич от души позавидовал. А уж с Евы-то особо озабоченные зрители не преминули снять десяток-другой кож, хотя снимать то там было как раз и нечего. Но будем справедливы: девица блистала во всей своей безупречной женской красе с манерами ведьмы-искусительницы, и думаю, что только у совсем уж ленивого мужика во время сеанса не зашкаливало давление. Спорный вопрос, кто кого обожал больше: зрители Еву или Ева сама себя во время съемок. Для Григорича же ответ был ясен. Не со спокойным сердцем вспоминал он их «золотую сцену» и с горечью усмехался. На ум приходили слова Чехова: «Посмотришь на иное создание – миллион восторгов, а заглянешь в душу – обыкновенный крокодил».

Уже не как зритель Григорич пересмотрел фильм «Стадо» еще несколько раз, но теперь его больше всего интересовали операторские трюки, световые решения и режиссерская работа. А дело в том, что обсудив с Ритой семейный бюджет, они пришли к выводу, что денег на профессиональную кинокамеру нет, брать новый кредит – самоубийство, и потому придется снимать самому на смартфон, а потом уже отдавать видеозапись знакомым монтажерам из местной видеостудии в Доме культуры. И если все получится так, как замышлялось, то Григорич станет знаменитостью и уже ни одна киностудия не посмеет говорить с ним через губу – как с одним из ничтожных новичков, с которыми обычно не хотят возиться. Сразу же определился формат фильма – короткий метр, с учетом клипового мышления современного зрителя. Оставалось лишь выбрать ходовой жанр и можно приступать к написанию сценарию и съемкам очередного шедевра. Первое, что пришло в голову, был детектив. Можно было придумать одиозного частного следователя в кепке с сигарой в зубах – гениального физиогномиста, способного по лицу определить убийцу. Или взять какое-нибудь нераскрытое историческое дело и закрутить вокруг него запутанный сюжет с похищением ценной картины. На что мудрая Рита предложила не без мягкой деликатности, о которой Григорич знал, что она сродни категорическому мнению, не требующему возражений, что лучше бы мужу подумать о другом жанре.

Не то, чтобы Григорич спасовал спорить с женой. Просто он и сам понимал, что для детектива надо либо работать в органах, либо обладать математическими способностями, а он такой фантазер, не умеющий глубоко анализировать происшедшее и строить логические выводы, что для раскрытия даже самого банального преступления беспомощно прибегнет к какому-нибудь чуду. Тогда речь зашла о совсем невинном жанре – сопливой мелодраме. Вот уж поистине жанр, не требующий большого интеллектуального напряжения: у девушки погибают родители, ее саму насилует толпа отморозков, она теряет работу и вдруг появляется спаситель, который, правда женат, но естественно жена автоматически оказывается нелюбимой и начинает мстить любовнице мужа. Но бедная девушка уже беременна и ой… Рита сразу же прервала этот слезоточивый бред мужа, категорически восстав против мелодрамы и внушительно намекая на то, что хватит с нее идиотки Евы – нужны более приятные эмоции.

На помощь пришел Кухарук и в свойственной ему невозмутимой манере сказал:

– Ну, конечно же, комедия. Это сейчас самый востребованный жанр в мире кино.

Возбужденный новостью, Григорич тотчас побежал на кухню сообщить радость жене, но та, с рвением передовичка-стахановца, пытавшаяся вантузом как отбойным молотком, пробить засорившуюся раковину, особо не вдохновилась.

– Ненавижу американские комедии с их животным юмором. По городу мчится фургон, уходя от погони и тут персонажу захотелось по большому, а останавливаться нельзя. Тогда водитель ему предлагает открыть окно в салоне, спустить с себя исподнее и выставить задницу наружу. Тот ничтоже сумняшеся так и поступает. Тебе смешно? Орангутангу, возможно.

– Зато американцы не понимают нашего юмора, – с легким раздражением парировал Григорич. – Да, им дико любопытно, что смешного в том, что человек напился, попал в другой город, где есть дом и квартира, открывающаяся его ключом. Ну и что?

Рита, согнутая в три погибели, ответила уже из-под умывальника:

– Делай, как знаешь.

Стараясь не мешать жене получать моральное удовлетворение от битвы с сантехникой – она не раз ныла о том, что сидя дома на пенсии тяготиться мыслью о том, что ничем не занимается и является обузой для собственного мужа, – Григорич благоразумно удалился. По пути в комнату его одолевали угнетавшие сомнения, но все же неутомимый сценарист решил: «Сейчас открою последнюю книгу, которую прочитал, пусть это будет….скажем, страница 258, одиннадцатая строка снизу, и будь что будет». Он так и поступил, взял с этажерки рядом с письменным столом книгу известного голливудского сценариста Труби «Анатомия истории: 22 шага к тому, чтобы стать мастером рассказчика» и открыл ее на нужной странице. Достаточно было прочесть фразу: «Комедия должна быть смешной и больше она никому ничего не должна», чтобы Григорич твердо решил записаться на платный онлайн курс по комедии.

Кухарук с радостью воспринял это мудрое решение в отличие от Риты. В последнее время ей все больше хотелось хоть какой-то стабильности, но она прилагала максимум усилий, стараясь не обидеть восторженный пыл мужа. Старалась, но не могла чисто по-женски не обронить фразу, глядя как муж перечисляет немалую сумму в киношколу, что она не возражает против комедии, но посмеются они позже, когда начнут приходить счета за коммуналку. Практичная женщина была права. Заказов у мужа было сейчас мало, на помощь Быдловичей рассчитывать было нечего и как назло пошли расходы: то сапоги порвались, то зуб разболелся, то вообще крыша потекла. Первое неприятное предупреждение о необходимости оплатить долги пришло из Харэнерго. Эти всегда были большими оригиналами: как свет отключать на три дня, так что до них не дозвонишься, так они в первых рядах, а как небольшая неуплата – тут же вой поднимают. А еще через три дня те и вовсе вырубили свет в квартире Григорича – как злостному неплательщику. Видя, что сидеть в темноте – не вариант, Вован привел своего друга-электрика с сомнительной квалификацией, который что-то подкрутил в счетчике, висящем среди других на площадке этажа, и в результате в квартире появился свет, хотя сам счетчик не крутился. Вован ходил Спасителем Мира, что особенно радовало всех домочадцев, которых уже достали его постоянные сексуальные домогательства Маши: привез ее на машине с работы домой – дай в знак благодарности, сходил в киоск по воду – дай, лампочку в туалете вкрутил – тоже дай. Но если у мужчины происходит частый падеж стержня во время соития, в чем он обвиняет исключительно жену, то какой женщине захочется давать еще и еще? Если уж жить по принципу «ты – мне, я – тебе», то будь любезен, соблюдай его во всем. Вот Маша и старалась всяческими отговорками избегать постельного уединения с Вованом, что того, конечно же, злило. А поскольку весила вся эта злоба килограммов под сто сорок, то распространялась она на всех окружающих.

Когда же в баталиях семейных наступило кратковременное затишье, Григорич всецело погрузился в курс комедии и вскоре озаботился проблемой: Как написать смешно? Дело в том, что в каком бы возрасте он ни был, какой бы коллектив ни окружал за все годы, ему очень редко выпадала радость кого-нибудь рассмешить по-настоящему. Анекдоты рассказывают все: за столом, в курилке, на корпоративах и даже на кладбище. И везде худо-бедно, но смеются. Смеются даже если у шутки многокилометровая борода и стойкий запах нафталина. Григорич тщательно готовился, подбирал интонацию, рассчитывал паузы, и вот когда наступала его очередь, он торжественно рассказывал абсолютно свежий, еще не обсмеянный анекдот – гробовое молчание. Ну что ты будешь делать! Как сглазил кто. Да-да. Именно так и считал наш герой. Долго рассматривал свое лицо в стекле приоткрытой балконной рамы, пытался обнаружить на нем какую-то морщинку судьбы, которая все прояснит, мол, смешить – это не твое. Исходил физиономию вдоль и поперек, расцарапал себе нос, ткнул ногтем в глаз и чуть не свалился с балкона – никакого толкового результата.

И вот новое испытание. Но все мы помним, что говорила героиня комедии Рязанова: «И зайца можно научить курить», помнил это и Григорич, и с удивлением узнал, что смешить можно научиться. Только как? Оказывается, в комедийном жанре существует принцип трех точек, без которого ни одну комедию снять невозможно. Три точки включают в себя: ожидание, реальность и реакцию. Любой комедийный сюжет, эпизод и даже сцена подчиняются только этому простому жизненному принципу. Как и в жизни – в этой комедии обманутых ожиданий: мы ждем одного, а в реальности все происходит иначе. Порой нам становится грустно от результата, потому что он касается лично нас, но в комедии на экране совсем другое дело. Если, скажем, Шурик едет на Кавказ, ожидая собирать тосты, фольклор, сказки, то его ждет неутешительная для него, но забавная для нас реальность: его просто опаивают и доводят до плачевного состояния. Какова же его реакция? Он устраивает дебош, пытаясь оторвать рог у коровы, чтобы поднять новый тост. Принцип трех точек на этом не кончается, он продолжается по спирали от реакции к новому ожиданию: товарищ Саахов предлагает Шурику самому поучаствовать в старинном кавказском обычае. Мы знаем, какая будет реальность и какая на нее грядет реакция. Мы все это хорошо знаем и вот уже более полувека не прекращаем смеяться над фильмами, сделанными по принципу трех точек. А в сущности все очень просто: Между ожиданием и реальностью всегда есть слово «НО», между реальностью и реакцией есть слово «ПОЭТОМУ», а между реакцией и ожиданием, конечно же, слово «И». Ну и в финале все разрешается благополучно. Таков закон комедии.

У Григорича даже под ложечкой засосало – так уж ему просто не терпелось попробовать этот классический принцип на ком-нибудь из домашних. Был выбран Вован – как самый уникальный образец человека без чувства юмора, обладавший при этом одной странной особенностью. Как только на кухне кто-то гремел крышкой по кастрюле – этот гигант галопом несся смотреть, не на его ли еду покушаются. Григорич решил поступить так: он взял кастрюлю и унес с собой в комнату. Чуть приоткрыв дверь, экспериментатор с силой, как в литавры, ударил крышкой по кастрюле. Звон раздался внушительный, но топот через две секунды показался еще внушительней. В серванте даже подпрыгнул сервиз с рыбками. Через минуту Вован, насупившись, шел обратно в спальню. Снова прозвучал удар по кастрюле и уже в большем раздражении хранитель бесценных запасов съестного вновь ринулся на спасение себя от голодной смерти. Прочистив горло парой-тройкой ходовых нецензурных фраз, он вновь вернулся из кухни восвояси. Григоричу понравилось ожидание и реальность, но смешной реакции он все же не обнаружил. В третий раз его таки уличили, и Вован дико осерчал, понимая, что был обманут самым подлейшим образом. На крики вечно голодного троглодита сбежались Рита с Машей и грозно потребовали объяснений. Григорич, крайне разочарованный неудавшимся экспериментом, отказался что-либо пояснять, чего нельзя было сказать о жертве розыгрыша. Вован с охотой пожаловался, что вырос в многодетной семье, и там нужно было только успевать съедать. В битве за еду, пока кусок мяса вынимали из кастрюли, как минимум четыре смертоносных вилки уже зависали с алчными намерениями и не факт, что мясо не украли бы по дороге в тарелку. Невзирая на близкий путь, на пути возникала масса неожиданных препятствий. Но даже если повезло, все равно оставайся бдительным. Стоило отвернуться и все – стырили уже из тарелки. А если, не дай Бог, опоздал к раздаче обеда на минуту – свободен до ужина. В конце недоедавший бедняга философски резюмировал:

– В большой семье еб..лом не щелкай.

Маша понимающе кивнула и погладила мужа по взволнованному от потрясения животу, а Рита с недоумением спросила у зятя:

– Зачем же ты бежал во второй и третий раз, если и в первый убедился, что на плите ничего нет?

Вопрос повис в воздухе и Вован, изобразив на лице мину непонятой жертвы, ушел в спальню.

Со скоростью огненной молнии Рита подлетела к мужу, мрачно сидевшему за столом, и уже готовилась устроить тому грандиозный скандал, потому как считала верхом неприличия издеваться над членами ее семьи проведением тупых экспериментов на проверку условных рефлексов. Долгосрочная ссора неминуемо приближалась и тут Григоричу самое бы время попытаться оправдаться, поискать достойные аргументы или отступить в надежные тылы, но погруженный в проблему третьей точки принципа, он лишь с досады еще раз лупанул крышкой по кастрюле. В тот же миг, да простит меня читатель, они с Ритой услышали за дверями уже знакомый им топот ног несущегося по коридору бизона. Буквально сразу же на всю квартиру зашлась в лошадином ржании Маша, а за ней разразилась смехом и Рита, которую Григорич еле-еле удерживал от падения, а потом еще полчаса успокаивал. Успокаивал, но при этом радостно восклицал:

– Работает! Работает принцип-то, а! Классная реакция. До меня дошло: Если твою шутку не поняли, повтори ее еще несколько раз, доведи количество повторов до абсурда, и все будет в порядке.

Григорич оделся с намерением выйти пройтись по бульвару развеяться и осмыслить результаты эксперимента, а заодно и решить, о чем же писать короткометражную комедию. На улице было солнечно, теплый сентябрь ласковым ветерком сдувал остатки домашних истерик, и возникало приятное ощущение, что сегодня Григоричу все будет по плечу и ему таки улыбнется долгожданная удача. Он и сам улыбался ей навстречу, как вдруг его одернули за руку и словно откуда-то из тумана послышался надтреснутый голос: