скачать книгу бесплатно
– В таком случае за ее здоровье! – радостно предложил лорд Тони. – Она милая девушка, хотя и француженка. Так что желаю тебе удачи на этом цветущем пути.
Он осушил свой стакан до последней капли и перебрался поближе к сидящему у огня другу.
– Прекрасно. Я думаю, следующее путешествие совершишь ты, Тони, – сказал сэр Эндрью, отрываясь от своих мыслей. – Ты и, конечно же, Гастингс. Надеюсь, и у тебя будет столь же приятное поручение и столь же очаровательный спутник, как у меня. А нет ли у тебя каких мыслей?
– Нет, у меня нет, – вежливо оборвал его друг.
– Хорошо, в другой раз об этом. А теперь, – добавил сэр Эндрью, и его молодое жизнерадостное лицо неожиданно сделалось серьезным, – не пора ли о деле?
Оба молодых человека вплотную сдвинули стулья и инстинктивно, несмотря на то, что были одни, понизили голос до шепота.
– Я видел Сапожка Принцессы с глазу на глаз всего несколько мгновений в Кале пару дней назад, – сказал сэр Эндрью. – Он прибыл в Англию на два дня раньше нас. Он от самого Парижа сопровождал группу людей, одетый, ты и не представишь себе, старой торговкой с базара, и сам управлял крытой повозкой до тех пор, пока они благополучно не выбрались из города, а в повозке среди турнепса и капусты лежали спрятанные графиня де Турней, Сюзанна и виконт. Им самим небось и в голову не пришло, кто был их возницей. Он провез их прямо через строй солдатни и толпу визжащей черни, которые орали: «Долой аристократов!» Тем не менее повозка спокойненько проехала, как и все прочие, причем Сапожок Принцессы в шали, нижней юбке и капоре орал «Долой аристократов!», пожалуй, громче их всех, клянусь! – сказал юноша, и глаза его наполнились восторгом за своего предводителя. – Он просто кудесник, волшебник! Его наглость выше всяких границ, и на этом он всегда выезжает.
Лорд Энтони, запас слов которого был более ограничен, нежели у его собеседника, нашел лишь пару восклицаний, свидетельствующих о том, как он восторгается своим предводителем.
– Он просил, чтобы вы с Гастингсом встретили его в Кале, – более спокойно сказал сэр Эндрью. – Второго числа следующего месяца. Так, сейчас посмотрим, это будет следующая среда.
– Хорошо, – ответил Тони.
– На этот раз, конечно же, по поводу графа де Турней. Очень опасное поручение. Побег графа из замка после того, как Комитет общественной безопасности объявил его подозрительным, – просто шедевр ловкости Сапожка Принцессы. Теперь граф снова под угрозой смерти, так что состязание будет нелегким. У тебя очень мало шансов спастись в этом предприятии. Сен-Жюст и в самом деле послан встречать его, Сен-Жюста-то в этом никто заподозрить не сможет. Но после всего вытащить этих двоих из страны! Клянусь, это будет жестокая работа, непростая даже для нашего изобретательного шефа. Надеюсь, мне все-таки повезет, и меня тоже пошлют в эту экспедицию. У тебя для меня нет никаких специальных инструкций?
– Есть. Побольше аккуратности, чем обычно. Стало известно, что республиканское правительство послало в Англию своего доверенного представителя, по имени Шовелен, который, говорят, кипит злобой против лиги и приложит все силы, чтобы рассекретить нашего предводителя. Возможно, он даже попытается выкрасть его и отправить во Францию. Этот Шовелен притащил с собой целую армию шпионов, и до тех пор, пока шеф не выследит хотя бы часть из них, мы должны встречаться как можно реже и ни при каких обстоятельствах не говорить о делах в публичных местах в течение ближайшего времени. Когда надо будет переговорить, он сам найдет возможность известить нас.
Молодые люди наклонились поближе к очагу. Пламя уже угасло, и теперь лишь тлеющие угли образовывали вокруг себя узкий полукруг света. Все остальное пространство зала утопало во мраке. Сэр Эндрью вынул из кармана маленькую книжечку, из которой достал листок бумаги, развернул его, и юноши погрузились в чтение. Дело, которым они занимались, так много значило для них, так дорог был им этот документ, полученный из рук обожаемого предводителя, что они совершенно увлеклись им и ничего уже более не существовало вокруг. Они не слышали более ни опадающего с решеток очага ломкого пепла, ни монотонного тикания часов, ни мягкого, почти неощутимого шуршания по полу, раздававшегося из-за их спины со стороны входной двери. Из-под скамьи появился силуэт, который бесшумными змееобразными движениями подбирался все ближе и ближе к двум юношам, не дыша, лишь скользя в чернильной темноте зала.
– Ты должен прочитать эти инструкции, запомнить их и уничтожить, – сказал сэр Эндрью.
Он уже приготовился положить в карман письмо, как вдруг оттуда вылетел маленький листочек бумаги и упал на пол. Лорд Энтони нагнулся и поднял его.
– Что это? – спросил он.
– Не знаю, – ответил сэр Эндрью.
– Он же только что выпал из твоего кармана, но с той бумагой его не было.
– Странно, как он туда попал? Это от шефа, – добавил сэр Эндрью, взглянув на бумагу.
Оба склонились над маленьким клочком бумаги, пытаясь разобрать несколько наспех нацарапанных на нем слов, но тут неожиданно тихий шорох, раздавшийся как будто бы из-за двери, привлек их внимание.
– Что такое? – инстинктивно спросили оба. Лорд Энтони быстро пересек зал, подошел к двери, резко открыл ее, и в тот же миг жесткий оглушающий удар между глаз отбросил его обратно. Из темноты неожиданно выпрыгнул человек и, бросившись со спины на ни о чем не подозревающего сэра Эндрью, свалил его на пол.
Все произошло в две-три секунды, – лорд Энтони и сэр Эндрью не успели даже вскрикнуть.
Они были связаны двумя неизвестными, рот каждого мгновенно заткнули кляпом, после чего их привязали спиной друг к другу, окончательно лишив какой бы то ни было возможности шевелить плечами, руками и ногами.
Человек в маске, стоявший до сих пор неподвижно, тихо закрыл дверь.
– Все спаслись, гражданин, – сказал один из незнакомцев, взглянув напоследок на путы, сделавшие двух юнцов безопасными.
– Хорошо, – ответил тот, что стоял у двери. – Теперь обыщите как следует их карманы и все бумаги, какие найдете, отдайте мне.
Приказание было в точности исполнено. Человек в маске, взяв бумаги, быстренько просмотрел их в воцарившейся полной тишине, затем открыл дверь и сделал указующий жест в глубь коридора. Четыре человека подняли сэра Эндрью и лорда Энтони с пола и, так же бесшумно, как и появились, потащили обоих связанных щеголей из харчевни в темную даль дуврской дороги.
Человек в маске, руководивший дерзким налетом, остался в зале и еще раз быстренько просмотрел все похищенные бумаги.
– В целом, для одного дня неплохая работа, – пробормотал он, спокойно сняв маску, и его водянистые лисьи глазки заблестели в слабом свете очага. – Неплохая работа для одного дня.
Он вскрыл пару писем из маленькой книжечки сэра Эндрью Фоулкса и особое внимание обратил на небольшой клочок, который два молодых человека так и не успели прочесть; но, казалось, более всего ему доставило удовлетворение письмо, подписанное Арманом Сен-Жюстом.
– Арман Сен-Жюст – предатель из предателей, – промурлыкал он. – Теперь, прекрасная Маргарита Блейкни, – добавил он злобно сквозь стиснутые зубы, – я думаю, вы поможете мне найти Сапожка Принцессы.
Глава X
В ложе Оперы
В «Ковент-Гарден» происходило одно из обычных гала-представлений, первое в осеннем сезоне того великого памятного 1792 года.
Парадные ложи и партер театра были так же полны, как балконы для публики попроще и галерка. На большую часть интеллектуальной публики «Орфей» Глюка произвел неотразимое впечатление, однако празднично одетые, усыпанные бриллиантами фешенебельные дамы говорили о глазах того, кому сейчас не было никакого дела до этой «последней новинки из Германии».
Селина Сторейс, как обычно, своей гранд-арией вызвала бурю аплодисментов бесчисленных поклонников, а признанный дамский фаворит Бенджамен Инкледон удостоился даже персонального изящного знака внимания из королевской ложи. Но вот после торжественного финала второго акта занавес опустился и публика, очарованная магическими звуками музыки великого маэстро, издала единый продолжительный вздох удовлетворения, после чего сотни вздорных и шаловливых языков вырвались наконец на волю.
В роскошных парадных ложах можно было увидеть множество весьма известных лиц: преисполненного заботами о государстве мистера Питта, решившего немного рассеяться на музыкальном пиршестве вечера; веселого, круглого, несколько грубовато-пошлого в обращении принца Уэльского, кочевавшего в небольшие пятнадцатиминутные перерывы из ложи в ложу к тем или иным из своих ближайших друзей. Кроме того, в ложе лорда Гренвиля привлекала всеобщее внимание слушавшая музыку и придирчиво разглядывавшая публику любопытная и забавная персона – тонкая маленькая фигурка в непорочно-черной одежде, проницательное саркастическое лицо с глубоко посаженными глазками, обрамленное темными свободно лежащими волосами. Лорд Гренвиль – государственный секретарь иностранных дел – был с ней подчеркнуто вежлив, но холоден.
Повсюду типы строгой английской красоты перемежались контрастно лицами иностранного происхождения. Спесивая аристократическая каста, состоящая из тех самых французских эмигрантов-роялистов, которых преследовали безжалостные революционные события в родной стране, нашли мирное убежище в Англии. На их лицах лежала печать глубокой обеспокоенности, особенно у женщин, они мало обращали внимания и на музыку, и на блестящую публику, их мысли были совсем далеко отсюда – с мужьями, братьями, сыновьями, все еще подвергавшимися опасности или уже павшими под ударами жестокой судьбы.
Наиболее заметной фигурой была недавно прибывшая из Франции графиня де Турней де Бассерив. Она была одета в тяжелый черный шелк, свидетельствующий о глубине ее траура, и лишь один кружевной платок в руке был белым. Графиня сидела рядом с леди Порталес, безуспешно пытавшейся тонкими остротами и вульгарными шутками вызвать улыбку на печальных губах графини. Сзади сидели юная Сюзанна и виконт, смущенно притихшие среди такого множества незнакомых людей Сюзанна, войдя в зал, напряженно осмотрела все вокруг, каждую ложу, каждое лицо, но того, кого ей так хотелось увидеть, явно не было, и она спокойно уселась за спиной матери, потеряв всякий интерес к публике и безучастно слушая музыку.
– А, лорд Гренвиль, – обрадовалась леди Порталес, когда после учтивого стука на пороге ложи возникло выразительное лицо государственного секретаря. – Вы не могли появиться более кстати. А то вот госпожа графиня де Турней умирает от желания услышать последние новости из Франции.
Изящный дипломат вошел в ложу и поздоровался с дамами.
– Увы, – печально ответил он, – все очень плохо. Резня продолжается, Париж буквально залит кровью, а число жертв гильотины достигает сотни в день.
Графиня, бледная, со слезами на глазах, откинулась на спинку стула, услышав столь краткую и зримую повесть о том разрушительном ужасе, что творился в ее запутавшейся стране.
– Ах, месье, – сказала она на ломаном английском, – так тяжело слышать все это. Мой бедный муж все еще там. Это так ужасно для меня – сидеть здесь, в театре, уже спасенной, в то время как ему грозит смертельная опасность!
– Но, мадам, Бог с вами, – вмешалась решительная леди Порталес, – будь вы даже в конвенте, вы не смогли бы ничего сделать для его спасения. У вас есть дети, занимайтесь ими, они еще слишком молоды для того, чтобы без конца утруждать себя беспокойствами и преждевременным трауром.
Графиня сквозь слезы улыбнулась своей пылкой подруге. Леди Порталес, несмотря на то что ее манеры и голос не сделали бы чести даже жокею, имела золотое сердце и свои самые сокровенные симпатии и учтивейшую доброту прятала за грубоватыми манерами, как, впрочем, весьма любили делать некоторые дамы того времени.
– Кроме того, мадам, – добавил лорд Гренвиль, – не сами ли вы мне вчера говорили, что лига «Сапожок Принцессы» поручилась честью, будто доставит господина графа через Канал?
– О, да, – отвечала графиня, – и это моя единственная надежда. Вчера я видела лорда Гастингса. Он меня еще раз заверил.
– Тогда, я думаю, вам не следует бояться. Лига всегда с точностью выполняет все, в чем клянется. Ах, – добавил старый дипломат со вздохом, – будь я несколькими годами моложе.
– Ой, сударь, – вмешалась достойная леди Порталес. – Вы пока еще достаточно молоды, хотя бы для того, чтобы повернуться спиной к этому французскому пугалу, что сегодня сидит, как король, в вашей ложе.
– Я думаю, что мог бы… Но вы, ваша честь, должны понимать, что ради служения родине мы вынуждены оставлять свои предрассудки. Месье Шовелен – доверенный представитель своего правительства.
– Клянусь, сударь! – возразила она. – Вы не должны называть этих кровожадных убийц правительством, разве не так?
– По-моему, сейчас неуместно для Англии порвать дипломатические отношения с Францией, – осторожно ответил министр. – А в таком случае мы не имеем возможности отказать в вежливом приеме представителю, которого им было угодно послать к нам.
– Будь проклята всякая дипломатия, милорд! Эта хитрая лисица – самый настоящий шпион. Дай Бог, чтобы я ошиблась, но уверяю вас, да вы и сами это увидите, что он к дипломатии имеет меньше всего отношения и хочет, прикрывшись ею, навредить роялистам-изгнанникам, нашему доблестному Сапожку Принцессы и всем членам его храброй лиги.
– Я уверена, – сказала графиня, поджав тонкие губы, – что если этот ваш Шовелен действительно собирается причинить нам вред, то он найдет себе преданного помощника в лице леди Блейкни.
– Помилуйте! – выпалила леди Порталес. – Видел ли кто когда-нибудь подобный разврат?
Милорд Гренвиль, вы так красноречивы, попытайтесь-ка, пожалуйста, объяснить госпоже графине, что она поступает глупо. В вашем положении в Англии, мадам, – добавила она, обратив к графине гневное и решительное лицо, – вы должны держать при себе все штучки, столь любимые вашей французской аристократией. Леди Блейкни может симпатизировать или не симпатизировать французским убийцам; она могла делать или не делать что бы там ни было, связанное с арестом и осуждением этого самого Сен-Сира, но она – законодательница мод в этой стране, а у сэра Перси Блейкни больше денег, чем у полудюжины других, вместе взятых, он здоровается и носит перчатки с королевским достоинством, и ваши попытки как-либо очернить леди Блейкни не заденут ее, вы же будете выглядеть дурой. Не так ли, милорд?
Но что подумал по этому поводу лорд Гренвиль и как отнеслась к грубоватой тираде графиня де Турней, осталось неизвестным, поскольку занавес вдруг поднялся, возвещая начало третьего акта «Орфея», и со всех концов зала послышались призывы к тишине.
Лорд Гренвиль поспешно распрощался с дамами и отправился обратно в свою ложу, где в течение всего антракта с неизменной табакеркой в руках сидел месье Шовелен, напряженно всматриваясь проницательными водянистыми глазками в ложу напротив, куда с пышным шуршанием шелковых юбок и громким смехом, привлекая всеобщее любопытство публики, только что вошла Маргарита Блейкни в сопровождении мужа Она была божественно прекрасна в ореоле своих золотых с красноватым отливом кудрей, слегка напудренных и завязанных сзади на изящной шее гигантским черным бантом…
Всегда одевавшаяся по последней моде, Маргарита единственная среди дам в тот вечер пренебрегла глубоко декольтированным платьем с туго перетянутой талией, бывшим в моде последние два-три года. Она появилась в классическом платье с высокой талией, которое вскоре стало самым модным во всей Европе. Это платье, сшитое из мерцающей материи, сверкало, как настоящий золотой слиток, и придавало ее царственной грациозной фигуре совершенную законченность.
Войдя в ложу, она подошла на какое-то время к барьеру, чтобы поприветствовать всех, кого знала. Многие кланялись ей, а из королевской ложи ей был послан грациозный салют.
Шовелен с напряжением разглядывал Маргариту в течение всего третьего акта, в то время как она сидела, захваченная музыкой, и ее изящная ручка играла маленьким, усыпанным драгоценными камнями веером. Ее царственная голова, шея, руки были украшены роскошными бриллиантами и редкими геммами – даром обожавшего ее мужа, лениво растянувшегося рядом.
«Орфей» очаровал ее. На нежном молодом лице отражалась радость жизни, она вспыхивала в ее веселых голубых глазах и светилась в улыбке, играющей на губах. Ей было немногим более двадцати пяти лет – в самом расцвете молодости, усыпанная драгоценностями, обожаемая, лелеемая, любимая. Два дня назад из Кале вернулся «Полуденный сон», доставив известие, что ее обожаемый брат добрался благополучно, что он помнит о ней и будет благоразумен ради нее. И теперь, слушая страстные мелодии Глюка, она совсем забыла обо всех разочарованиях, рассеявшихся любовных снах, забыла даже и об этом ленивом добродушном ничтожестве, так успешно компенсирующем отсутствие своих талантов швырянием мировых сокровищ к ее ногам.
Он оставался рядом с ней в ложе почти до самого начала последнего акта, поглядывая то на его королевское высочество, то на бесконечную вереницу обожателей, постоянно подходивших засвидетельствовать свое почтение королеве моды. Иногда он выходил, возможно, для того, чтобы поболтать с наиболее близкими приятелями. Маргариту это не удивляло, поскольку беспокоиться ей было не о чем, у нее был свой небольшой кружок, состоящий из лондонской золотой молодежи, который она только что разогнала, дабы в этот короткий перерыв побыть наедине с Глюком.
Легкий стук в дверь оторвал ее от этого наслаждения.
– Войдите, – сказала она, не поворачивая головы, с некоторым раздражением.
Шовелен, давно ожидавший того момента, когда Маргарита останется одна, после нетерпеливого «войдите» быстро и тихо проскользнул в ложу и в следующий миг уже стоял за ее стулом.
– Одно слово, гражданка, – спокойно сказал он. Маргарита быстро и с непритворной тревогой обернулась.
– Боже, сударь, как вы меня напугали! – сказала она с насильственным смешком. – Ваше присутствие здесь немыслимо Я хочу слушать Глюка и не желаю ни о чем говорить.
– Но у меня не будет другой возможности, – возразил он все так же тихо и, не дожидаясь разрешения, придвинул стул настолько близко, что мог шептать ей прямо в ухо, не мешая публике и оставаясь невидимым в темной глубине ложи.
– У меня не будет другой возможности, – повторил он, вновь не удостоившись ответа. – Леди Блейкни всегда столь окружена вниманием, столь лелеема своим двором, что у доброго старого друга так мало шансов.
– Но, сударь, вы, может быть, все-таки найдете другую возможность. После оперы я собираюсь на бал к лорду Гренвилю, уж, верно, и вы там будете. Там я, пожалуй, смогла бы вам уделить минут пять…
– Три минуты с глазу на глаз в этой ложе меня больше устраивают, – мягко прервал он. – И я надеюсь, что у вас все-таки хватит мудрости выслушать меня, гражданка Сен-Жюст.
Маргарита инстинктивно вздрогнула. Шовелен взял щепотку табака. Он говорил шепотом, в его водянистых лисьих глазах, в его движениях был какой-то намек, тень еще не разгаданной опасности, что-то, от чего кровь стыла в жилах.
– Это угроза, гражданин? – спросила она наконец.
– Нет, прекрасная леди, нет. Это стрела, но она пущена в воздух. Ваш брат Сен-Жюст в опасности.
На красивом лице не дрогнул ни один мускул. Хотя Шовелен мог видеть лишь ее профиль, поскольку Маргарита не отрывала глаз от сцены, он был наблюдательным и заметил неожиданный холод в глазах, окаменевший рот и напряженную скованность во всей грациозной фигуре.
– Ах, вот как, – сказала она с наигранным весельем. – В таком случае, я думаю, что вам лучше оставить все эти ваши интриганские выдумки, пойти к себе и дать мне наконец возможность послушать музыку.
И она стала нервно постукивать рукой по барьеру ложи. Селина Сторейс в этот момент исполняла «che faro»[5 - Заключительная ария Эвридики, в русском переводе – «О, жребий злосчастный…». Здесь, букв. «что я делаю».], и весь театр замер, прикованный восторженными глазами к губам примадонны. Шовелен сидел не двигаясь и спокойно смотрел на нервную маленькую руку, которая одна только свидетельствовала о том, что стрела попала в цель.
– Итак? – неожиданно резко и все с той же откровенной безучастностью спросила она.
– Итак, гражданка? – вежливо подхватил он.
– Что мой брат?
– У меня есть для вас новости о нем, которые, как мне кажется, будут вам интересны. Но позвольте мне прежде кое-что объяснить. Не возражаете?
Вопрос был излишним, он и так уже чувствовал, что, несмотря на гордо вскинутую голову, каждый ее нерв натянут в мучительном ожидании его слов.
– Недавно я просил вас о помощи, гражданка… Франция в ней нуждается, и я думал, что на вас можно положиться. Но вы мне ответили… Затем мои собственные дела и ваши светские обязанности разлучили нас, а за это время многое успело произойти…
– Нельзя ли без предисловий, гражданин, прошу вас, – перебила она. – Музыка начинается, и публике будет неприятно слышать ваш шепот.
– Одну минутку, гражданка. В тот день, когда я имел честь встретить вас в Дувре, менее чем через час после вашего последнего слова мне достались кое-какие бумаги, открывающие некоторые хитроумные замыслы освобождения французских аристократов, в частности изменника де Турней, разработанные этим накрахмаленным наглецом, постоянно лезущим не в свои дела. Так что кое-какие из нитей этой мифической организации уже у меня в руках, но это далеко не все. И я хотел бы… нет, вы должны мне помочь собрать их вместе.
Маргарита, слушавшая его с подчеркнутым нетерпением, пожала плечами и весело ответила:
– Но, сударь, ведь я вам уже сказала, что меня мало волнуют все эти ваши проблемы с Сапожком Принцессы. И если вы собираетесь говорить не о моем брате…
– Немного терпения, я продолжаю, гражданка, – сказал он невозмутимо. – Два джентльмена, лорд Энтони Дьюхерст и сэр Эндрью Фоулкс, в ту ночь были в «Отдыхе рыбака».
– Да, я знаю, я видела их там.
– Было уже известно, что они принадлежат к этой проклятой лиге; сэр Эндрью Фоулкс сопровождал графиню де Турней с детьми через Канал. Когда оба молодых человека остались в харчевне одни, мои люди ворвались в дом, связали обоих щеголей, вытащили у них все бумаги и отдали мне.
Маргарита вдруг догадалась, в чем дело. Бумаги?.. Он был неосторожен?.. Сама мысль об этом повергла ее в невыразимый ужас. Но она никогда не показывала этому человеку своей боязни и поэтому теперь легко и весело рассмеялась.
– И ваша наглость осталась безнаказанной? Разбой!
Насилие! В Англии! В переполненной народом харчевне?! Ваших людей должны были схватить на месте.
– Допустим, их поймали – и что? Они – дети Франции и хорошо вышколены вашим покорным слугой. Если бы их поймали, они пошли бы в тюрьму или на галеоны без лишних слов. В любом случае был смысл рискнуть. А харчевня не самое худшее место для таких дел, и мои люди прекрасно доказали это.
– Ну, и что бумаги? – спросила она беззаботно.
– Увы, хотя в них я и нашел настоящие имена и планы и мог бы разрушить ближайшие их ходы, но, к сожалению, пока только ближайшие, ведь подлинного имени Сапожка Принцессы я еще не знаю.
– Ах, мой друг, – сказала она все так же кокетливо. – Так зачем же вы не остались там, где вам так повезло? Тогда бы мне удалось спокойно послушать музыку. Так что, если вы не собираетесь говорить о моем брате… – добавила она, притворно зевая.
– Я как раз собираюсь, гражданка. Среди бумаг оказалось письмо сэру Эндрью Фоулксу, подписанное вашим братом Сен-Жюстом.
